Те, кто искупают вину

Флорес скучала. За окном с самого утра лил холодный дождь, точно где-то в небесах опрокинулось небольшое море, дорогу размыло, поэтому на посетителей в этот час нечего было и рассчитывать. Некогда трактир «Ульф Топор» был достаточно людным местом — еще бы, ведь этот дом раньше принадлежал королевскому палачу, имя которого заведение и унаследовало. А как известно, вещи палача приносят удачу — что уж говорить о целом доме. Но потом то ли дух легендарного заплечных дел мастера покинул свое бывшее жилище, то ли иссяк запас удачи, но былая слава трактира стала забываться, а посетителей становилось все меньше и меньше. И вот теперь владелец заведения папаша Бруно едва сводил концы с концами. От наемной прислуги он давно избавился — теперь весь обслуживающий персонал составляли его жена Хеллис и шестнадцатилетняя дочь, та самая Флорес, что сейчас сидела и меланхолично наблюдала, как ползут по мутноватому стеклу окошка струйки воды. С кухни доносился не слишком приятный запах подгоревшей тушеной капусты, а из-за стойки — перегара. В последнее время папаша Бруно все чаще наведывался в винный погреб. Звяканье дверного колокольчика показалось всем обитателям трактира настоящим набатом — новых жильцов, как было сказано выше, никто не ждал. Тем не менее, Хеллис заученным движением кинулась к двери, а папаша Бруно быстро спрятал кружку с остатками вина под стойку. Посетителей оказалось двое. Оба очень высокие, но это единственное, что владельцы трактира смогли разглядеть — визитеры были укутаны в плащи, а лица их скрывали капюшоны. -Нам нужна комната, - голос, из-под капюшона оказался невероятно мелодичным, а в речи слышался легкий акцент, но папашу Бруно заставило насторожиться не это. Один из посетителей положил на стойку золотую монету. Более того, по-женски тонкие пальцы, державшие эту монету, были украшены серебряными кольцами — в одном тускло мерцал ярко-зеленый камень (наверняка изумруд), а в другом — огромный и темно-синий. От Хеллис, что крутилась рядом с мужем, эта деталь тоже не ускользнула, и глаза ее алчно загорелись. -Разумеется, - мелко закивал лысиной папаша Бруно, - но вот незадача — одноместная комната у нас только одна, остальные двухместные. -Это нестрашно, - голос второго посетителя был немного выше и звучал так же дружелюбно, - нам подойдет одна двухместная. -Как прикажете, - поклонился трактирщик и зыркнул на жену и дочь, - ну, чего встали? Быстро приготовьте дорогим гостям лучшую комнату! Флорес уходила неохотно — уж больно заинтересовали ее нежданные постояльцы. Правильная речь, красивые голоса, изящные руки — как пить дать, дворяне, путешествующие инкогнито! И, наверняка, знатные. Вот, если бы понравиться одному из них... -Сейчас комната будет готова, - продолжал частить папаша Бруно, - а пока не хотите ли отужинать? -Благодарю, но мы не голодны... -Но вы нас очень обяжете, если приготовите горячие ванны — вот помыться и согреться с дороги было бы очень неплохо. Вскоре постояльцы удалились в подготовленную комнату, а трактирщик развил бурную деятельность: -Флорес, где ты, бездельница! Быстро нагрей воды для господ! Хеллис, притащи им в комнату бадью, одной им хватит — путь по очереди моются! Озадачив домочадцев, папаша Бруно задумался. Странные какие-то они, эти постояльцы. Нет, конечно, то, что платят звонким золотом, — это просто замечательно, да только ведут себя непонятно: лиц не показали, от еды отказались, зато мыться им подавай. Слыханное ли дело, чтобы человек с дороги первым делом мыться бросался! Но главное — это драгоценные перстни. Вот бы заполучить один из них да продать! Тут бы и на ремонт трактира хватило, и на безбедную старость, и на приданое для дочери... Между тем Флорес вызвалась носить воду в бадью — очень уж хотелось ей увидеть лица загадочных постояльцев. Однако ведро оказалось таким тяжелым, что девушка едва приподняла его над полом. Но любопытство взяло верх, и она упрямо двинулась к заветной двери, рисуя в воображении разодетых в бархат и золото дворян, а то и настоящих принцев. Она так замечталась, что едва не споткнулась, когда чья-то сильная рука перехватила дужку ведра. -Не стоит юной девушке носить такие тяжести, - сказал где-то высоко бархатный голос. Флорес пискнула и подняла голову. Над ней возвышался один из постояльцев — без плаща. Девушка чуть не заплакала от досады — в коридоре было так темно, что она смогла рассмотреть лишь стройный силуэт. На миг ей показалось, что фигура неожиданного помощника едва заметно светится в темноте, но, конечно же, это был просто обман зрения — отблеск горевших за открытой дверью комнаты свечей. -Ой, зачем же вы... - пробормотала Флорес. -Затем, - отрезал постоялец, - мне не сложно, а тебе еще здоровье понадобится. Он легко, точно кулек с ягодами, подхватил ведро левой рукой и вылил в установленную посреди комнаты бадью, после чего потребовал, чтобы девушка показала ему, откуда нести следующую порцию. Этот жест помощи сильно разочаровал Флорес — дворяне, а особенно принцы, никогда бы не стали помогать простой дочке трактирщика, да еще и не блещущей безупречной красотой. Значит, перед ней просто богатые... кто? А вдруг они воры — обокрали какого-нибудь купца, а теперь щеголяют в добытых неправедным путем обновках? Это следовало непременно выяснить — выдача воров властям награждалась, конечно, не так щедро, как колдунов, но все же хватило бы на чеканный пояс в лавке заморских диковин, чтобы дочка шорника, тощая дура Вильма, удавилась от зависти. Прояснить ситуацию Флорес решила методом наблюдения с замочную скважину — благо, маленькая комнатка просматривалась в нее очень хорошо. А еще, сказать по правде, уж больно было охота посмотреть на постояльцев, когда они будут мыться — даже в плащах те выглядели отлично сложенными. От этих мыслей девушка залилась краской, но любопытство было сильнее смущения, и потом — ведь никто не узнает! Но мечтам Флорес не суждено было сбыться. Едва за постояльцами закрылась дверь, как Хеллис позвала дочь помогать на кухне — требовалось начистить картошки, чтобы с утра было меньше возни с завтраком для столь редких и оттого ценных клиентов — если они отказалиь от ужина, это еще не значит, что завтракать тоже не будут. Девушка знала, что спорить с матерью бесполезно — кулак у той был тяжелый и возражений она не терпела. Пришлось повиноваться. Работа не спорилась, Флорес даже порезалась несколько раз, так ей хотелось поскорее все закончить и побежать подглядывать, но картошки было много, а потом мать заставила отскабливать от подгорелой капусты сковороду. За это время, конечно, оба уже успели вымыться и, наверняка, легли спать. Однако удача все-таки не полностью отвернулась от девушки — когда она, разделавшись со всеми делами, все-таки подкралась к двери, двигаясь бесшумнее кошки, и заглянула в замочную скважину, то увидела небывалую картину. Один из постояльцев сидел на табуретке, а второй заплетал в косу его длинные, длиннее, чем у самой Флорес, волосы. Сперва девушка подивилась этому обстоятельству, даже решила, что мужчины из тех, кто предпочитает женщинам общество друг друга, но потом тот, что сидел, что-то сказал на непонятном языке, сделав неопределенный жест правой рукой. Рукой, которая заканчивалась культей. Это объясняло, почему он не мог сам заплести волосы в косу. Интересно, где он потерял руку? В бою или... Мужчины были раздеты до пояса, стояли к двери спиной и, к счастью, не подозревали о наблюдении — если Флорес и издавала какие-то звуки, их глушил шум дождя по крыше и водостоку. Свечей в комнате было достаточно (папаша Бруно не поскупился ради богатых постояльцев), их золотистый свет окутывал идеальные фигуры каким-то сказочным ореолом — казалось, что трактир посетили лесные альвы. Волосы второго тоже были очень длинными — толстая коса спускалась ниже тонкой талии, но цвет их, мокрых, определялся трудно. И тут Флорес заметила, что спины и плечи обоих покрыты густой сетью тонких белых шрамов. Старых, давно заживших, но не оставляющих сомнения в их происхождении — девушка прекрасно знала, как выглядят следы от кнута, ведь публичные порки были в их городе обычным явлением и одним из немногих развлечений для горожан. Значит, все-таки воры. Теперь понятно, почему они прятались под капюшонами плащей, как один из них лишился правой кисти, и откуда у них шрамы на спинах. Флорес уже лихорадочно обдумывала, кому и когда стоит о них рассказать, а главное, сколько ей за это заплатят, когда тот, кто заплетал косу товарища, чуть развернулся и, что-то сказав на своем странном, но очень певучем языке, заложил вьющуюся прядку золотистых, как сейчас стало видно, волос за ухо. Как ни старалась, девушка не смогла сдержать сдавленного возгласа, но тут же прижала к губам кулачки — ухо у странного постояльца было заострено кверху, словно у лошади или у кошки. Не длиннее человеческого, но по форме совершенно другое, напоминающее, скорее, лист. Как такое может быть? Что за гости поселились в отцовском трактире? Видимо, реакция Флорес не осталась незамеченной, потому что второй, тот, что без руки, что-то сказал товарищу и направился к двери — девушка едва успела юркнуть за посудный шкаф, который стоял рядом с комнатой. Дальше оставаться на наблюдательном посту было опасно, и, переждав, пока дверь снова закроется, юная шпионка на цыпочках удрала в свою каморку рядом с кухней и, не раздеваясь, рухнула на соломенный тюфяк. Сердце бешено колотилось где-то в горле, точно ее преследовала стая голодных волков. Далеко не сразу Флорес удалось перевести дух и попытаться собраться с мыслями. Все, что она только что увидела, не укладывалось ни в какие рамки здравого смысла. В том, что странные постояльцы — не простые люди, а то и вообще не люди (ужас какой!), она не сомневалась. Но кто же тогда? Лесные альвы из сказок? Или вообще какая-то нечисть? Правда, в последнее верилось с трудом — почему-то незнакомцы располагали к себе. Флорес увидела их лица лишь мельком, когда те повернулись к двери, но и этого было достаточно, чтобы задохнуться от совершенной красоты. Разве нечисть может быть такой красивой? А что, если..? Она молода, пусть не красавица, но и не уродка, а они, люди или нет, но все-таки мужчины. Если приложить определенные усилия, можно понравиться одному из них... или обоим сразу. Вот он, ее путь из этой дыры! Из этой постылой жизни, в которой ей ничего, кроме брака с каким-нибудь сыном мясника или молочника, не светит. Разве для этого она появилась на свет? Решено! Она уедет отсюда с двумя красавцами, и плевать, что они, возможно, лесные альвы. В любом случае, это лучше, что закончить свои дни в этом занюханном трактире, обслуживая пьяных грузчиков и разносчиков воды. С этими приятными мыслями Флорес заснула. *** Дни шли за днями, но воплотить свои планы девушке никак не удавалось. Прекрасные постояльцы уходили рано утром, а возвращались поздно вечером, при этом никогда в трактире не завтракали и не ужинали. Только каждый вечер неизменно заказывали ванну. -Где это видано, чтобы человек каждый день мылся, - ворчал всякий раз папаша Бруно, - этак можно всю кожу до костей смыть. Однако ванну делал исправно — клиенты платили щедро, всегда добавляя пару монет сверх назначенной цены. Впрочем, времена, когда «Ульф Топор» едва сводил концы с концами, похоже, канули в лету. Народу с каждом днем становилось все больше, правда, комнаты снимали редко — в основном приходили пропустить по кружке пива с окороком да посудачить. Говорили о разном. О том, что весна в этом году сулит большой урожай, что пекарь Джакоб прознал откуда-то новый рецепт и теперь в его лавке нет отбою от покупателей — всем хочется попробовать тающие во рту пирожки и медовые пончики. Да и хлеб он стал печь как-то по-особому, как раньше никто до него не пек. Подмастерье кузнеца рассказал, что заезжий лекарь вылечил маленькую дочку его хозяина, которая «маялась животом и, как пить дать, померла бы, кабы не его снадобье». Но главной новостью было цветение Кривой Долли — так горожане называли древнюю яблоню, что доживала свой век прямо перед зданием магистрата. По легендам яблоня помнила еще древних полководцев и считалась городской реликвией, поэтому ее, почти засохшую, до сих пор не спилили. Существовала даже легенда о том, что Кривая Долли зацветет, когда в мир вернутся древние герои. Кто такие эти древние герои и что героического они совершили или совершат в будущем, никто не знал, но каждый год местная детвора бегала к яблоне проверить, не появились ли на ней цветочные почки. Так было испокон веку и в то, что дряхлое дерево способно ни с того ни с сего зацвести, конечно, никто не верил. Но неожиданно чудо свершилось. Кривая Долли вся оделась ароматными розовыми цветами и пушистыми клейкими листочками. Чудеса да и только! -Грядут большие перемены! - уверял посетителей трактира пожилой солдат в съехавшем на бок шлеме. С ним соглашались, но все сходились на том, что перемены эти будут к лучшему — уж больно красиво цвела Кривая Долли. Флорес, которая разносила заказы, впитывала эти разговоры как губка. Ей почему-то казалось, что все происходящие удивительные события как-то связаны с загадочными остроухими постояльцами, которые — вот досада! - так ни разу в зал и не спустились. Напрасно дочь трактирщика каждый день наряжалась и тщательно укладывала волосы цвета воронова крыла. Родители, заметив это, только посмеивались — они были уверены, что та тайком бегает к жениху, и не препятствовали ей. Флорес же мрачнела день ото дня — время шло, а цель так ни на шаг и не приблизилась. При этом девушка не знала, сколько постояльцы еще пробудут в их трактире и успеет ли она обратить на себя их внимание. И вот однажды ее терпение лопнуло, а вместе с ним и остатки девичьей стыдливости: если не получается просто понравиться загадочным постояльцам, она их соблазнит. Ну, хотя бы одного из них. Они любят чистоту? Что ж, Флорес тщательно вымылась и надушилась духами, которые хранила для праздников. Затем, дождавшись, когда родители будут заняты на кухне и с посетителями, и, пробравшись в отцовскую комнату, стащила запасной ключ от заветной двери на втором этаже. Комната еще пустовала, поэтому у Флорес оказалось достаточно времени, чтобы распустить волосы и, скинув одежду, юркнуть под одеяло стоящей у левой стены кровати. Сердце девушки колотилось так, что, казалось, сейчас проломит грудную клетку, но это не помешало ей обратить внимание на то, что вместо привычного ей запаха старой соломы, жженного свечного сала и подгоревшей каши — обычных трактирных ароматов, воздух в комнате на удивление свежий и пахнет чем-то очень приятным: немного полынью, немного ягодами и медом, будто она и не в тесной комнатушке под крышей, а лежит в разогретой летним солнцем траве на опушке леса. Флорес стало хорошо и спокойно, и даже посетила мысль отказаться от своей не очень-то честной затеи, когда за дверью послышались легкие шаги. Девушка едва успела принять томную позу и откинуть одеяло. -Вот так явление, - тот, чьи волосы цветом напоминали старую медь, удивленно взглянул на нее зелеными, точно майская листва, глазами. -Вы, должно быть, ошиблись комнатой, - мягко сказал второй. Кровь прилила к щекам Флорес, но она не собиралась сдаваться. -Я не ошиблась комнатой, - приходилось прилагать усилия, чтобы голос звучал приглушенно и не переходил в возмущенный крик, - я пришла к вам. К одному из вас или... обоим сразу — как пожелаете. Разве я вам не нравлюсь? - Флорес прикрыла глаза и совсем сбросила с себя одеяло. Обитатели комнаты переглянулись и обменялись парой слов на своем языке. -Ты очень красивая... Флорес, да? - заговорил второй, золотоволосый, - но тебе лучше вернуться в свою комнату, пока кто-нибудь не узнал. -Никто не узнает, - зашептала она, понимая что растворяется в миндалевидных глазах цвета бирюзы, - а если и узнает — плевать! Я хочу быть вашей, а потом будь, что будет! Но оба красавца покачали головами. -Мужчины нашего народа проводят ночь только со своими женами, мы так устроены, и с этим ничего не поделать, - медноволосый говорил так, словно разговаривал с несмышленым ребенком. -Вы женаты? - эта простая мысль как-то не приходила Флорес в голову. -Нет, хотя у моего брата есть невеста. Девушку обидно кольнуло, что оба мужчины смотрят на ее обнаженное тело совершенно спокойно, как будто она одета, как монашка. -Конечно, - с горечью воскликнула дочь трактирщика, - вы такие красивые, знатные, богатые, можете найти себе кого-нибудь покрасивее, чем я — стоит только пальцем поманить. Зачем вам бедная девушка вроде меня... Или, - ее вдруг посетила догадка, - вы из тех, кто предпочитает мужчин? Обоих заметно передернуло. -У нас не бывает таких отношений, - довольно резко возразил золотоволосый и тут же спохватился, - извини. А рыжий просто накинул на Флорес свой плащ и легко, точно кошку, подхватил ее на руки. Та начала было возмущаться, но второй приложил палец к губам: -Лучше, чтобы никто не знал о случившемся, не то может пострадать твоя репутация, а нам бы этого очень не хотелось. Девушка притихла и позволила отнести себя в каморку возле кухни, в которой жила. Рыжий красавец опустил ее на кровать, а его брат положил рядом платье, что она скинула у них в комнате. -А теперь тебе лучше поспать и забыть нас. -Я не хочу вас забывать! Не хочу и не смогу! И не полюблю больше никого!! -Полюбишь, - золотоволосый склонился над ней, отчего девушку накрыло покрывалом теплого покоя, - ты найдешь того, кого полюбишь всей душой и кому посвятишь свою жизнь. -А он будет меня любить?.. - пробормотала Флорес, уплывая на волнах подступающего сна. -Он уже тебя любит, только ты пока этого не знаешь. Флорес спала и видела во сне прекрасный город у моря, озаренный золотистым светом, наполненным любовью и тихой радостью... *** Проснулась Флорес со смешанным чувством. Точнее, первым воспоминанием был именно сон — чудесный и светлый, но потом на память пришло и то, что ее вчера самим возмутительным образом отвергли. Негодование и стыд — все эти чувства изгнали мысли о сне, наполнив душу девушки тяжелой обидой. «Они еще пожалеют!» - решила она для себя. Сказать по правде, в глубине души Флорес надеялась, что постояльцы сегодня съедут, однако те ушли очень рано, и о том, чтобы покинуть трактир, не заикались. Что ж, им же хуже... До вечера она работала не покладая рук, чем немало удивила родителей — ей нужно было занять себя, чтобы не вспоминать постоянно о своем вчерашнем фиаско, а потом, когда с наступлением сумерек трактир начал заполняться людьми, стало не до мыслей о мести. Сегодня посетителей было особенно много, и все они обсуждали новость, поразившую город: у полоумной Роз пытались похитить ребенка. -А я говорю, что она, дура, сама во всем виновата, - гудел торговец мясом, - Роз — чокнутая, это все знают. Оставила ребенка в ветхом доме, а сама ушла. -Там балка потолочная не честном слове держалась, - поддержал мясника трубочист, - я, когда дымоход в том доме чистил, заметил. -Да при чем тут балка?! Провалиться мне на этом месте, если это был не лесной альв, а все знают, что они у честных людей детей воруют, а заместо них в колыбель полено подкладывают, - возразил толстяк Роб, глава гильдии менял. -Какой альв? Такой большой, а в детские сказки веришь, - фыркнул трубочист. -Вовсе это и не сказки, - послышался с порога голос, похожий по зычности на боевой рог. В трактир вошел капитан городской стражи, - эй, папаша Бруно, тащи пива, да побольше, я смену сдал! -С чего ты решил, что не сказки? - вытянули шею сразу несколько человек. -А с того и решил, что сам там был и все видел, - стражник лихо подкрутил ус. -Да ну!! -Расскажи! -Отчего ж не рассказать. И расскажу, - он сделал долгий глоток из поднесенной Флорес кружки и начал, - ну, стало быть, позвали нас, когда похититель с дитем уже на карнизе стоял... -Ты его видел? -Какой он? Мы его знаем? -Будете перебивать, не стану рассказывать, - осадил расспросы капитан, - так вот. Смотрю, стоит, а внизу эта дура Роз голосит, мол, похитили дите. Этот, который похититель, по карнизу прошел, а потом по водосточной трубе стал спускаться. Одной рукой мальца держит, а другой цепляется за трубу. Я уж было решил, что сейчас вместе с трубой упадут — дом-то старый, там ржавое все. Ан нет, труба даже не дрогнула. А снизу его второй встречает и ребенка берет. Тут Роз к ним подлетает, блажит, чтобы дите отдали... -А ты-то там как очутился? - все-таки перебил рассказчика толстый Роб. -Дык, соседи стражу позвали, вот мы с отрядом и явились. Но, доложу я вам, вся соль в другом. Я ж, когда увидал, что ребятенка матери вернули, подошел поближе — уж больно интересно стало, кто ж детей у нас воровать вздумал. Смотрю, один из них в плаще, лица не видно, а вот того, который дите из дома вынес, я рассмотрел. И, доложу я вам, странным он мне показался. Во-первых, высокий слишком, хоть тот, что в плаще, был еще выше, а во-вторых, не поймешь, мужик или баба. Лицо, вроде как, мужское, да бороды нет, щеки гладкие, будто бритвы не знали, и волосы в косу заплетены, а коса та до пояса будет и будто золотом горит. -Да мало ли чудиков бывает, ты по делу говори, - снова вмешался трубочист. -Говорю по делу, - важно кивнул стражник, делая еще один большой глоток, - он, похититель-то этот, машинально так волосы за ухо убрал, а я смотрю, а ухо-то не человеческое! Острое, что у твоей кошки! Как есть острое! -Врешь! - стукнул кружкой по столу молчавший до того зеленщик по прозвищу Репей. -Ты, поди, пьян был, - поддержал его мясник. -Да провалиться мне, если вру! - так же шарахнул кружкой капитан, - а на службе я не пью, за пьянство нас по головке не гладят. -Вот я и говорю, что лесной альв как есть, - подвел итог Роб, - это у них уши острые! -А почему ты их не арестовал? - прищурился трубочист, - упустил? -Тут да, отрицать не буду, упустили мы их. Уж не знаю, что на меня нашло, но, когда опомнился — ни того, ни другого рядом не было. Думаю я, они на нас морок наслали. Доложил, конечно, все как есть, теперь за них награда назначена — живыми хотят взять. -И большая награда? - заинтересовался мясник. -Горшок золота! Повисла тишина. Да за такие деньги можно безбедно прожить три жизни. -Видать, очень нашему магистрату они нужны, - тихо проговорил трубочист. -К слову, балка в комнате полоумной Роз и правда упала — я потом специально сходил проверил. Если бы эти... кто бы они не были, дите не вынесли, она б его пришибла — точнехонько над колыбелью и упала. -Ну дела... - протянул трубочист. Флорес жадно слушала этот разговор, запоминая каждое слово. Она не сомневалась, что остроухие похитители ребенка — это отвергнувшие ее постояльцы. Ну, теперь-то понятно, как им отомстить, а уж, что делать с горшком золота, она найдет. С таким-то приданым ее и благородные взять не побрезгуют! *** Флорес пнула подвернувшийся под ноги камень. Месть свершилась, но она почему-то не чувствовала удовлетворения, напротив, в душе точно застрял маленький, но невероятно острый осколочек стекла. Из головы не шли золотые локоны одного из отвергнувших ее и немного грустные зеленые глаза другого, и девушке начинало казаться, что она упустила в своей жизни что-то по-настоящему прекрасное. Но она старательно гнала такие мысли. Они обращались с ней, как с маленькой девочкой! И вообще, если верить вчерашним пересудам, они и не люди вовсе, а лесные альвы, которые, как известно, нечисть, от которой добра не жди. Околдовали ее, а потом бросили. Но почему так хочется плакать?.. Весь день Флорес была сама не своя, все валилось из рук — она ждала вечера, когда к ним должны были явиться городские стражи, чтобы захватить похитителей детей прямо в их комнате. Тогда уж можно и за вознаграждением идти. Но не знала девушка, что в их еще недавно таком мирном трактире замышлялось иное. Едва стемнело, папаша Бруно, вооружившись большим фонарем, отправился в заветную комнату на втором этаже. Стоит сказать, что уже давно ему не давали покоя золотые монеты, которыми расплачивались загадочные постояльцы, и перстни на их руках. А раз монеты выдаются без счета, значит, этих самых монет должно быть очень много. И вот решил трактирщик облегчить кошельки своих жильцов, а там — будь что будет. Собственно, о последствиях он не задумывался — жадность ослепила его. Но чего он никак не ожидал, так это встретить в комнате свою дочь, горько рыдающую в подушку. От неожиданности Бруно выронил фонарь, но Флорес, казалось, даже не услышала звука бьющегося стекла. -Что ты тут делаешь? - трактирщик сделал шаг назад, растерявшись, - и откуда у тебя ключи? -Не твое дело! - огрызнулась девушка, не поднимая головы. -Ты как разговариваешь с отцом! - Бруно воскликнул нарочито громко и грозно, чтобы дочь не стала задумываться о том, что, собственно, делает здесь он. Флорес не ответила. И хотел трактирщик уже было выдворить ее из комнаты силой, как вдруг почувствовал запах дыма. Флорес опомнилась первой. Вскочив с кровати, она схватила одеяло и попыталась накрыть им занявшийся огонь, но тут же отскочила — вместо того, чтобы погаснуть, пламя охватило и ткань. Девушка вцепилась в руку отца. -Скорее, сейчас тут все загорится!! Сухое дерево старого дома вспыхивало практически мгновенно, и было понятно, что пока кто-то добежит до колодца, здание будет уже не спасти. Флорес сама не помнила, как выскочила из дома. Во дворе трактира уже собиралась толпа зевак, желающих поглазеть на пожар. Кто-то даже пытался носить воду, но они больше мешали друг другу, чем действительно тушили стремительно разгорающееся пламя. Флорес заогладывалась в поисках родителей — ей казалось, что те выбежали вместе с ней, однако их нигде не было. И тут девушка краем уха уловила разговор: -А папаша Бруно, похоже, внутри остался... -Точно, внутри. Да только теперь его уж не спасти — крыша того и гляди обвалится. -Хорошо, что трактир далеко от других домов стоит, а то пожар как пить дать перекинулся бы. -Это уж точно! Хотя папаша Бруно был тот еще скряга — за комнаты с клопами и тараканами ломил, как за хоромы во дворце, да и пиво разбавлял. Не соображая, что делает, Флорес кинулась к пылающему трактиру. -Папа!! Мама!! Нестерпимый жар ударил ей в лицо, и девушка невольно попятилась — деревянное крыльцо полыхало вовсю. Но там, внутри, были ее родители, а значит, она должна попасть в дом! Флорес набрала в грудь воздуха, точно перед прыжком в воду, и уже хотела было шагнуть в огонь, как чья-то сильная рука сжала ее плечо. -Оставайся здесь. -Если твои родители живы, мы вытащим их. Перед ней стояли загадочные постояльцы. Мелькнула и пропала мысль, что она так и не узнала, как их зовут. И, прежде чем Флорес успела что-то сказать, оба скинули плащи прямо на землю, перекинули на грудь косы и шагнули в пламя. Толпа ахнула, а Флорес стояла, не в силах промолвить ни слова. -Вот ненормальные, - донеслось до нее откуда-то сбоку, - крыша и перекрытия рухнут, никто не спасется! Папаша Бруно задержался, чтобы достать из-под половицы свое состояние — объемистый ларец с золотыми монетами, которые он скопил за годы владения трактиром. И он даже успел извлечь свое сокровище, когда одна из потолочных балок, видимо, давно рассохшаяся и оттого очень быстро прогоревшая, рухнула ему на ноги. Ларец раскрылся, монеты, сверкая в свете пламени, раскатились по всему полу. -Хеллис, помоги мне!! - в отчаянии закричал трактирщик. Его жена, которая была уже на пороге, обернулась, и ее темные глаза в ужасе округлились. Она кинулась к мужу и даже попыталась приподнять балку, но это, конечно, оказалось ей не по силам. Вытащить Бруно за руки из-под нее тоже не получилось — балка накрепко припечатала ноги своей жертвы. Входная дверь и крыльцо уже пылали, трактир наполнял адский жар и удушливый дым, от которого мутилось в голове и пекло в горле. -Хеллис, уходи! - наконец тяжело проговорил трактирщик, - ты еще сможешь спастись! -Уже нет, - покачала головой женщина, - мне не пройти через огонь ни в двери, ни в окна. Все горит, - она закрыла лицо руками, - бедная Флорес! Что будет с ней — без родителей и без гроша... Это все... Сперва она хотела обвинить во всем мужа, упрекнуть его в жадности, из-за которой они лишились дома, а скоро лишатся и жизни, но замолчала. Слова показались тщетными — кому будет легче, если последние минуты своей жизни они проведут во взаимных обвинениях, особенно, если вспомнить, как сама алчно поглядывала на перстни постояльцев. Поэтому она просто закрыла глаза и стала ждать смерти... Но вдруг сквозь рев пламени пробились голоса, говорившие на незнакомом языке. Голосов было два: один пониже, другой повыше, и голоса были знакомые. А когда Хеллис открыла глаза, но сперва решила, что у нее начался предсмертный бред. Два странных человека пытались вытащить ее мужа из-под балки — один приподнимал ее, а другой тащил потерявшего сознания от удушья Бруно. Однако сил было явно недостаточно — удавалось лишь чуть-чуть приподнять придавивший его груз, к тому же, у того, который тащил, вместо кисти правой руки был металлический протез, что ему сильно мешало. -Леди, вы можете нам помочь? - торопливо попросил однорукий и пронзил Хеллис взглядом малахитово-зеленых глаз, в которых плясали отражения пламени, - мы поднимем балку, а вы постарайтесь вытащить из-под нее мужа. -Пожалуйста, быстрее, - поторопил второй, видя, что женщина оцепенела и почти не реагирует, - вот-вот может обвалиться крыша! Ступор прошел так же быстро, как и начался — Хеллис осознала, что все происходит на самом деле. Кашляя и стараясь дышать реже и мельче, она вскочила на ноги и ухватила бесчувственного мужа под мышки... Сколько прошло времени, Флорес не знала. Она точно окаменела, наблюдая, как полыхает трактир, бывший ее домом все шестнадцать лет жизни. А вместе с ним — и это уже было понятно — родители и странные существа, лесные альвы, как о них говорили, которые навсегда изменили ее жизнь и которых она предала. Впрочем, что теперь говорить... Сквозь пелену безмолвных слез она не сразу разглядела появившиеся прямо из огня две высокие фигуры. Один из них поддерживал под локоть женщину, а второй нес, перекинув через плечо, полноватого мужчину. На всех четверых одежда обуглилась и местами тлела. Толпа зевак замерла, пораженная случившимся. И даже те, кто только что поносил трактирщика, сейчас молчали, провожая глазами отважных незнакомцев, вытащивших того из огня. А сами спасатели подошли к оцепеневшей Флорес, рыжий сгрузил на землю свою ношу, а золотоволосый позволил женщине опуститься рядом с бесчувственным мужем. В этот момент Бруно открыл глаза и начал оглядываться по сторонам, видимо, не до конца осознавая, что с ним произошло. Затем взгляд его сфокусировался на огненном факеле, в который превратился трактир «Ульф Топор». -Мои деньги... - простонал он, - все, все, что я копил столько лет... Я разорен... Мы нищие... - бормотал он, вперившись в огонь полубезумным взглядом. -Зато мы живы, - попыталась увещевать его Хеллис, но тот не слушал. -Зачем такая жизнь? Кому она нужна?.. Тут в толпе образовалось какое-то движение, люди расступились, пропуская десятерых стражников, которые, бряцая железом, решительно направились к Флорес и стоящим возле ее родителей «лесным альвам», окружив их кольцом. -Вы арестованы за попытку похищения ребенка гражданки нашего города! - объявил капитан стражи, тот самый, что недавно поведал об этом самом похищении посетителям сгоревшего трактира. Оцепенение слетело с Флорес, как легкая мантилья под порывом ветра. Она вскочила на ноги и бросилась к стражникам: -Они только что спасли моих папу с мамой!! -Однако же, у нас есть приказ арестовать их, - возразил капитан, легко отстраняя девушку, - вы сами донесли на них, сударыня. -Я... я отказываюсь от своих обвинений! - лицо Флорес в свете пожара казалось золотистой восковой маской, - и денег мне ваших не надо! -В таком случае мы должны арестовать вас за лжесвидетельство и препроводить в тюрьму, - отрезал стражник. Девушка отшатнулась. -Не стоит, - мягко сказал капитану стражи золотоволосый «альв», - мы пойдем с вами. Только дайте, пожалуйста, нам еще минутку. Он пристально посмотрел в глаза стражнику, и капитан послушно сделал шаг назад. Арестованный снял с пальца тот самый сапфировый перстень, из-за которого столько случилось за этот вечер и, нагнувшись над папашей Бруно и Хеллис, протянул им драгоценность. -Вы все потеряли сегодня, но не это ли повод начать новую жизнь с чистого листа? - по своему обыкновению мягко проговорил он, - за этот камень можно купить новый трактир. Возьмите и распорядитесь им лучше, чем собирались распорядиться накопленным золотом. Потрясенный трактирщик взял кольцо, и тут Флорес в отчаянии бросилась на колени: -Простите! Простите меня! Это я вас предала!.. - больше девушка ничего не могла произнести — рыдания душили ее. -Все случилось так, как должно было случиться. Мы бы все равно... Но договорить он не успел, потому что один из стражников довольно грубо перебил: -Долго еще? А ну шагай и без фокусов! Пепел и похожие на сорвавшиеся с неба звезды искры еще долго посыпали землю вокруг трактира, но Флорес было все равно. Она чувствовала, что случилось нечто страшное, непоправимое, что из ее жизни навсегда ушло что-то очень важное, то, чего у нее уже никогда не будет. И от сознания этого хотелось броситься в ревущее пламя — ведь жизнь, в которой больше никогда не засияет добрый золотистый свет, не имеет смысла. -Позвольте, я помогу вам, - женский голос донесся до Флорес откуда-то из невообразимой дали, а на ее плечи легли мягкие руки. Точно сомнамбула, девушка поднялась на ноги и взглянула на говорившую. Это была молодая, не намного старше ее самой, монахиня. Она улыбалась, но глаза из-под светлых бровей смотрели тревожно и сочувствующе. -Пойдемте, у нас вы найдете покой, - предложила монашка, - и прощение. -Прощение? Откуда вы знаете? - воспаленные глаза девушки требовательно смотрели на нее. -Всем нам есть, в чем раскаиваться и что искупать, - тихо ответила та. -Мне нет прощения... -У Бога есть прощение для всех, кто раскаялся. И Флорес пошла. Хеллис сделала было движение, чтобы вернуть дочь, но Бруно сжал ее руку: -Пусть идет. Сейчас, когда у нас даже дома не осталось, монастырь для нее — пожалуй, лучший выход. Эпилог Весна в этом году сулила огромный урожай — цветущие сады напоминали фруктовое мороженое, бурно зеленели не тронутые ни одним вредителем огороды, радовали пышными всходами поля. Покрылась цветами и Кривая Долли, которая теперь каждый год одаривала городскую ребятню удивительно крупными и сладкими яблоками. Впрочем, за последние сорок лет в этом краю иначе и не бывало — точно чья-то легкая рука коснулась этих мест. Среди детей была популярна легенда о визите лесных альвов, которые, мол де, и принесли благоденствие, но кто ж поверит в детские рассказки? Дело было, конечно же, не в альвах, а в молитвах настоятельницы местного монастыря, матушки Стефании. Все, от самого последнего нищего до главы магистрата, знали, что могут в любое время попросить у нее помощи и, если пришел ты не со злом, отказа не получишь. Уж сколько больных исцелилось по ее молитве, скольких она и ее сестры вылечили сами, сколько детей бедняков выучилось в школе при монастыре и нашло себе потом хорошую работу! Сколько зданий в городе отремонтировано на монастырские деньги, а уж какой там хлеб пекут!.. Горожане зачастую называли настоятельницу святой и «нашим ангелом», но та, если вдруг слышала такое, всегда резко одергивала говорившего и в темных глазах ее на миг появлялась тень затаенной боли. Сегодня в городе было много дел, и пришлось задержаться там до вечера, и вот теперь настоятельница с помощницей возвращались, спеша успеть к вечерней службе. Несмотря на высокий статус, Стефания никогда не выезжала со свитой, лишь изредка брала с собой помощницу. Двуколкой она правила тоже сама — темно-рыжий мерин резво бежал, чуя скорое возвращение в родную конюшню. Дорога была пустынной, лишь двое человек, одетые в запыленные плащи, неспешно шли по направлению к городским воротам. Сердце пропустило один удар, а потом болезненно стукнулось в ребра — что-то знакомое почудилось матушке-настоятельнице в легкой походке и развороте плеч путников. Резко осадив лошадку, Стефания бросила вожжи помощнице и легко, точно молодая девушка, спрыгнула на землю. -Жди меня здесь, - сказала настоятельница. -Но, матушка, вечерняя служба... - попробовала было напомнить ее спутница, но та властно повторила: -Жди. ...Они сошлись на пустынной дороге — немолодая женщина в черных одеждах и двое необычно высоких... людей? Нет, у людей не бывает такого света в глазах. Света, от которого молодеет душа, который окутывает, точно материнские объятия, и вызывает желание смеяться и плакать одновременно. Теперь-то Стефания это понимала. Сердце колотилось, а слова путались и застревали в горле, и это у нее, находившей утешение даже для тех, кто утратил последнюю надежду. А «лесные альвы», как она когда-то называла их, откинули капюшоны плащей и приветливо заулыбались. Да, это были они. Все такие же юные и прекрасные, точно время навсегда замерло рядом с ними. -Какая ты стала красивая, Флорес! - вместо приветствия восхитился рыжий. Красивая? В пятьдесят-то шесть лет? Впрочем, о своей внешности Стефания уже давно не думала. -У тебя в глазах появился свет, - пояснил второй, таким знакомым жестом закладывая золотой локон за остроконечное, точно лист дерева, ухо. -Я предала вас... - из тысячи слов, что теснились в голове, настоятельница наконец нашла главные, - могу ли я надеяться когда-нибудь получить прощение? Мать-настоятельница Стефания держалась спокойно и уверенно, а девочка Флорес не находила себе места, не в силах вместить в душе и безмерную неизбывную вину, и надежду на ее отпущение. -От нас ты его получила давно, - серьезно сказал рыжий. -Помнишь, я как-то обещал, что ты еще встретишь Того, Кого полюбишь всем сердцем и Кто будет безмерно любить тебя? - вдруг спросил золотоволосый, - и ведь ты Его нашла, верно? Флорес моргнула, и тут ей показалось, что тело стало таким легким, что еще чуть-чуть, и ноги оторвутся от земли. Да! Она нашла Его! А Он нашел ее в ту страшную ночь, когда вместе с трактиром сгорела вся ее прошлая жизнь. А раз так случилось, у нее есть надежда на прощение! -Скажите, кто вы? - задала она вопрос, который не давал Флорес покоя все эти сорок лет, - ангелы? Ее собеседники разом посерьезнели, а в глазах у обоих появился след какой-то очень давней и очень тяжелой боли. -Нет, что ты, - покачал головой золотоволосый, - до ангелов нам далеко. -Тогда кто же? - Флорес-Стефания чувствовала, что это, пожалуй, последний неразрешенный вопрос в ее жизни. -Мы те, кто искупает вину.