Кого из белых людей, которых вы можете вспомнить, мы бомбили последний раз? Можете ли вы вообще вспомнить хоть кого-то из белых людей, которых мы бомбили? Немцы? Немцы были единственными, единственной причиной для этого было то, что они нам мешали. Они хотели править миром! Херня! Это наша ебучая работа! (c) Джордж Карлин, американский комик
POV Стив Я начал поиски десять месяцев назад. Сразу же, как только Наташа отдала мне дело. Сэм был со мной это время. Он видел, как я заходил все дальше и дальше, погружаясь все глубже и глубже. И речь идет не о дальности пути и глубине мирового заговора Гидры. Я говорю о… способах воздействия и уровне крови. Крови, что наполняла мир вокруг меня красками. После развала Щ.И.Т.а мир вокруг меня стал черно-белым. И дело не в восприятии друзей и врагов, а в том, что для меня из него исчезли все цвета, кроме красного. Но даже он показывался лишь иногда – когда я менял повязки на своих ранах сразу после битвы на хэликерьерах. Когда я дрался с агентами Гидры, которые следили за мной и время от времени решались устранить. Когда я избивал их фактически до смерти, уже сам выясняя сведения, которые были мне нужны. Герой? Символ Америки? Мда. Какова страна – таков и символ. Из всего вокруг торчали головы Гидры – образование, безопасность, политика, даже вокруг самих людей порой видно было алое марево, что застилало их разум. Политики, яростно брызжущие слюной, пытающиеся очернить Щ.И.Т, выгораживая свои действия, ведь иначе их личная ложь – то, на чем держится этот город, - рухнет, как карточный домик. Люди с нацистской символикой, марширующие по улицам. Хотелось вернуться в 42-ой год, загнать всех этих ублюдков в газовую камеру и слушать их задыхающиеся крики. Свобода? Равенство? Мирное сосуществование? Ха-ха-ха, не смешите меня. Каждая, даже самая мелкая тварь в современном обществе, имеющая каплю власти, мечтает иметь еще больше власти. И еще. И еще немного. И так – до самого мирового господства. Теперь я понимаю, почему мы победили в той войне. Люди хотели уничтожить Гитлера не потому, что им нужна была свобода. Просто наши руководители не могли допустить того, чтобы миром правили не они. Каждый хочет быть главным, но если кому-то одному это удастся, то остальные объединятся, чтобы уничтожить этого говнюка к чертям собачьим. Этот мир прогнил до самого своего центра. Спасать? Нельзя спасти то, чего уже нет. А мира уже нет. Мне плевать на него. Плевать на людей в нем. Это не мой мир и не те люди. Мне нужен только один, а все остальное пусть катится в Ад. Но спустя восемь месяцев я так и не нашел ни одного следа. Пустота. Ноль. Черная дыра. Ничего. И вот уже два месяца я прихожу в этот стриптиз-бар, заказываю для вида несколько шотов текилы и сажусь на одно и то же место – круглая сцена в три шага диаметром с шестом посередине. Всегда прихожу в одно и то же время, зная, что именно тогда выступает этот парень. Шатен, метр семьдесят, худой, но не хрупкий, жилистый, и вместе с тем грациозный. Он всегда зачесывает волосы на лицо. Сверкает глазами из-под спутанных прядей – ни лака, ни геля, никогда. В его танце нет ничего особенного. Не кидает в меня свои тряпки, не подползает за парой баксов в стринги, нет, никогда. Лишь смотрит. Прямо, не таясь. И танцует. Не оглядывается, когда уходит. Никогда. Только алые губы сверкают в свете стробоскопов. Губы – все на что я смотрю. Не могу оторваться. В лишенном красок мире алые губы – нонсенс. Они не в крови, но тем не менее они всегда цветные. Всегда. Но я никогда не сделаю чего-то большего. Не хватает. Мне чего-то не хватает в его образе. Выходя очередной раз из этого бара, я вижу приоткрытую дверь приватного кабинета. Не заглядываю, просто цепляю боковым зрением – какой-то сенатор из тех, что костерят меня и Щ.И.Т. во все лады. Мразь. Под ним девушка. А вот это заставляет меня остановиться. Молоденькая, едва-едва стукнуло семнадцать или восемнадцать. По ним сейчас не разобрать. Рот разинут в крике, неслышном из-за музыки. А спина алая. Как и руки мужчины, сжимающие нож. На автомате продолжаю идти, поворачиваю голову и вижу желтый. Мужик желтого цвета. Полностью. Костюм так и остался черным, рубашка – белой, а руки красными. Но вот лицо, кожа – желтые. Смрад забивает ноздри. Я выхожу на улицу, вдыхая не такой гнилой, но далеко не свежий запах загазованного даун-тауна и трущобной помойки. Я знаю, что делать. Жду в подворотне – такие, как он, не выходят из подобных заведений через главный вход. Один. Бью наотмашь, сразу же хватаю за горло и бью лицом об стену, а потом об землю. Бью, пока асфальт вокруг не становится красным. Пока стены не покрывают алые брызги. Пока желтый не сменяется вновь на серый. Вонь остается. Слышу тихий шорох за спиной. Оборачиваюсь, выбрасывая руку для удара. Он достигает цели. Я вижу напротив себя шатена с алыми губами. Сквозь спутанные волосы проглядывают голубые глаза. Шумит дождь. Капли вместе с чужой кровью с моего кулака стекают с твоих губ, но те так и остаются красными. Теперь мне хватает.***
POV Баки Я все время рядом с тобой. С тех самых пор, как Наташа отдала тебе мое дело. Ты искал меня восемь месяцев, вместе с этим… Сэмом. Но я знаю, что прятаться лучше всего на виду. В своих поисках ты шел вперед, дальше и дальше, глубже и глубже. И не оглядывался назад. Потому я просто следовал за тобой, оставаясь в тени. Это было не трудно – в мире, столько времени лишенном всех красок, кроме алого, я видел твои золотые волосы, голубые глаза и да – красные губы. Я помнил все. Нашу жизнь в Нью-Йорке, мою жизнь на войне и жизнь Зимнего солдата. Я должен тебя защищать. Видя, как ты ломаешься, я мысленно умолял – не спрашивай, не делай, не думай. Даже имя мое, и то забудь. Мы никогда не должны были увидеться. Но ты не отступал. Я не мог понять, почему. Ты всегда был сильным, жил, даже очнувшись спустя семьдесят лет заморозки, пытался влиться в биение пульса этого мира. Теперь ты был одержим. Ты шел по головам, потом – по трупам. Отрекся от всех своих друзей, исчез для Сэма, чтобы избавиться от его настойчивой опеки. Ты сильно изменился. Но я не мог оставить тебя. Не сейчас. Не тогда, когда ты сам лез в пасть одного чудовища в поисках другого. Восемь месяцев – именно столько ты сам водил себя за нос. Восемь месяцев ты искал меня, а потом пропал. Я даже не сразу это заметил. Так привык не быть, что пропустил момент, когда ты действительно оставил поиски и исчез. Никто не видел тебя, не слышал. Ни покинутые друзья, ни бывшие коллеги, ни враги – даже агенты Гидры, казалось, были в замешательстве. И теперь я искал тебя. Искал два месяца. Пока не нашел. Но это уже был не ты. Я сидел на одном из уровней пожарной лестницы в доме, напротив этого захудалого бара в таком же пропащем городишке, и смотрел на тебя. Волосы все так же золотились… Если губы раньше были ближе к пурпурному, как теплый бархат, то теперь были скорее алыми, как кровь, что я привык проливать. Но самыми чужими были глаза – все такие же голубые, но уже не цвета летнего неба, а цвета семидесятилетнего льда. Глаза человека, потерявшего все. Нет, не так… Как же подобрать слова… Ты хватаешь этого жирного мужика за глотку и впечатываешь в стену. Знакомое лицо, кажется, в телевизоре видел. Ты бьешь его. Удар, удар, удар… Не останавливаешься. Асфальт под ногами окрашивается красным. Твое лицо покрывают алые брызги. Руки скользкие от крови. Тихо спрыгиваю рядом с тобой на землю. Недостаточно тихо. Разворачиваешься, хлестко нанося удар, оставляя мазок чужой крови на моем лице и выбивая мою собственную из рассеченной кожи. Смотришь в глаза. Ты не потерял все. Нет. Ты отрекся от всего. Теперь я могу подобрать слово. Но проходит секунда – и твои глаза вновь прежние. Ты оставил все, кроме меня. Теперь я – твой мир. Новый, но во мне еще есть, что спасать. Ты улыбаешься алыми губами. Шумит дождь. Капли стекают с лица и волос, очищая их от чужой крови. Я пришел слишком поздно, чтобы спасти тебя. Хотя возможно я пришел слишком рано для «никогда».***
Ночь жаркая, точно в Аду. Паршивая комната в паршивом районе паршивого города. В комнате двое. Друг перед другом. Один - Бог для другого. Глаза говорят другим напротив, что хотят их обладателя. Они не тратят время, гадая, за что, после всего произошедшего, им так повезло. Они берут то, что предложено. Один – хладнокровный убийца, что нашел человека, за которого стоит умереть. Второй – герой, спасающий жизни, нашедший человека, за которого стоит убивать.