Последний поединок

— Бой окончен, — буднично объявил мастер-наставник Шерга. — Чистая победа Сантьяги. — Которая за сегодня? — поинтересовался нав, только что заглянувший в фехтовальный зал. Победитель, направившийся было в купальню, сделал вид, что вопроса не слышал, но резко замедлил шаг, а потом и вовсе свернул к оружейной стойке. Приходить на обычную тренировку Хианге было абсолютно незачем: боевое мастерство он шлифовал на войне — страшной и кровавой. На войне, в огне которой сгорела империя Навь, правившая миром десятки тысячелетий. Хианга, один из ее обломков, выжил, проведя на передовой, в самом пекле, больше полугода. Он имел право на снисходительность к тем, на чью долю таких испытаний не выпало. Это не подлежало обсуждению и, тем не менее, постоянно раздражало. — Третья, — ответил мастер-наставник с ноткой законной гордости своими уроками. — Сантьяга с каждой тренировкой становится лучше и лучше. — То есть, поединок с ним обещает быть не таким скучным, как предыдущий? Ты как, Сантьяга? Не слишком устал? — Не слишком. Но ты это упущение исправишь, вне всякого сомнения. Ровный и невозмутимый ответ, может быть, самую капельку чересчур ровный и невозмутимый. Три месяца назад Сантьяга сам потребовал спарринга с опытным воином и был показательно разгромлен на глазах у молодежи, добрая половина из которой еще не успела заслужить право называться гарками Темного Двора. Сейчас история имела все шансы повториться, однако скорее он отказался бы от ночи с красивейшей женщиной Тайного Города. Рано или поздно поединок с Хиангой обязан завершиться иначе — на второй, третий, десятый раз. Сантьяга не знал, где и каким образом его создатель раздобыл оболочку для своего творения, и когда оболочка впервые взяла в руки черный навский клинок. Ему не пришлось упражняться с детскими мечами. Он быстро обнаружил, что основами фехтования его тело и так владеет неплохо. Но не настолько, как выяснилось, хорошо, чтобы сразиться на равных с настоящим мастером. Каждый нав, не проявивший с юных лет таланта в другой области, должен стать воином, на случай, если Темному Двору потребуется его служба. Теперь, когда от самой могущественной во Вселенной семьи остались жалкие крохи, это правило не знало исключений. Со своим магическим уровнем Сантьяга мог бы добиться успехов во многом, если бы не его неугомонная натура. Годами шлифовать сложнейшие арканы, доводя их до совершенства? Пройти долгий путь ученичества у мастера артефактов или мастера големов? В жизни более чем достаточно занятий веселее, и хорошая драка — не самое скучное из них. И он, за неполную сотню лет жизни не раз шокировавший навов пренебрежением к древним традициям, уделял всё свободное от развлечений время боевой подготовке, поскольку, если уж становиться воином, то только лучшим. Реальность быстро показала, что одного честолюбия и хороших природных данных для этого катастрофически мало. И Сантьяга, уже привыкший трепетно относиться к любой своей прихоти, долгими ночами отрабатывал в зале выпады, финты и блоки. Желание стать лучшим не первый год прочно удерживало первую строчку на вершине списка прихотей, не уступая ничему. Желание номер два — не просто заполучить в постель зеленую ведьму, а добиться полной власти над ней — сбылось после нескольких тайных и осторожных вылазок. Поначалу он скрыл от феи свою сущность, выдав себя за выходца из захолустного Внешнего Мира. Люда, свято уверенная, что последнего нава убили еще до ее рождения, не усомнилась ни в чем. Добыча оказалась до обидного легкой. Открыв правду, Сантьяга ждал шока, истерики, упреков в обмане, ненависти, в конце концов — а увидел только первое, прошедшее быстрее, чем летний дождик. Весь огромный мир для феи сжался до ее любви, ее мужчины, и наслаждения, которое она испытывала в его объятиях. До остального ей больше не было дела. Сбывшись, желание моментально наскучило, и несчастная влюбленная глупышка умерла на очередном свидании, поскольку лишь молчание мертвеца бывает полностью надежным. Если, конечно, принять меры, чтобы мозг не достался колдуньям неповрежденным сразу после смерти. Вскоре Сантьяга решил, что наступило время вплотную заняться желанием номер один. И получил болезненный и обидный щелчок но носу. Вечером он надрался в трактире в зюзю, кого-то, кажется, побил и сжег часть мебели, не забыв на прощание широким жестом швырнуть под ноги хозяину горсть золотых монет. А ночью, искупавшись в ледяной осенней реке прямо в богатом, хоть и потрепанном во время загула платье, вернулся в Цитадель и явился в фехтовальный зал. — Наконец-то ты работаешь, словно в бою, а не убиваешь время забавы ради, — сказал мастер Шерга спустя четыре дня. Сантьяга проглотил дерзкий ответ, пришедший на ум в первое мгновение. Не из-за наказания, которое полагалось за такие фортели. Он понимал, что наставник абсолютно точно уловил произошедшую с ним перемену. *** Хианга уже переоделся и встал в боевую позицию. Правая рука держит изогнутый черный клинок прямым хватом, левая — обратным; всё, как в прошлый раз. Единственное, что изменилось — соперник. Он перестал доказывать, насколько он хорош, и приближался с единственным стремлением — победить в бою. И, не дождавшись сигнала к началу боя, понял, что и этого может оказаться недостаточно. Потому что Хианга сейчас напоминал ему одного из тех героев, которые остались в Уратае с князем прикрывать эвакуацию остальных. Остановить его способна лишь смерть, а до того, как это случится, он сам станет смертью для десятков врагов. Но хуже нет, чем проигрывать бой до его начала, и Сантьяга бился, одержимый жаждой победить, а не выстоять. Бился, словно проигрыш был равнозначен смерти, и в глазах его полыхали отблески пожаров Уратая, которого он никогда не видел наяву. Этого оказалось недостаточно. Отточенное лезвие рассекло кожу на плече совсем неглубоко, но тут и неопытный боец бы не ошибся: соперник придержал удар, который в реальном бою неизбежно оставил бы без левой руки. Стиснув зубы, Сантьяга приготовился вложить всё в последний выпад правой, но безжалостный Шерга успел раньше. — Бой окончен. Сантьяга ранен и больше не может оказывать серьезное сопротивление. Если он не успел активировать «Дырку жизни», будет убит в ближайшие пятнадцать сотых секунды. «Неправда!» Хоть десять раз беззвучным криком выплесни это во Тьму — она не поможет. Слово мастера во время спарринга — закон для бойцов. — Ты не ошибся, Шерга, — только и сказал Хианга, прежде чем уйти. — Он действительно стал заметно лучше. Для того, кто не понюхал настоящей войны. *** В отличие от маленького и спокойного Тайного Города, на огромной разноплеменной Земле настоящие войны бушевали, не утихая. Слишком много честолюбивых авантюристов возомнило, что Зеленый Дом, немалой кровью оплативший победу, может и уступить ее плоды, если потребовать достаточно убедительно. Кому-то сами люды разъяснили всю глубину их заблуждения. Кого-то подняли на ножи таты, которые не признавали союзов и не собирались в будущем делить мир ни с кем. Но немало племен, общин, кланов и просто-напросто шаек, расставшись с лучезарными надеждами, всё еще пытались устроить себе вольную безбедную жизнь в медвежьих углах, куда толком не успели дотянуться главные игроки. Средства для этого, надо заметить, большинство куда охотнее добывало грабежом и разбоем, нежели земледелием, ремеслами и торговлей. На владение непроходимыми лесами, окружающими Тайный Город, претендентов не находилось. Ближайшее оседлое племя обреталось лигах в сорока и охотно продавало шасам по сходной цене овощи, мед, масло и превосходной выделки меха в полной уверенности, что купцы повезут товар на рынки Курьямада, самого крупного города на сотню лиг окрест. Аборигенов никто не разубеждал. Так продолжалось, пока к комиссару Темного Двора не явился хозяин последнего каравана и не принялся с порога причитать о разорении и большой семье, которой уже с завтрашнего дня нечего будет кушать, ведь кормилец не только вернулся без товара, но и потратил последнюю энергию на портал ради спасения жизни. — Лучше бы я остался лежать с перерезанным горлом в канаве, чем дожил до этого дня! Мои дети пойдут просить подаяния! Моя жена будет с утра до ночи стирать вонючее исподнее за медный грош! Кое-как удалось вытрясти из шаса, что перепуганные селяне бегут в леса от воинства великого и непобедимого ятыб-хана Аффуфада, объявившего, что отныне они будут платить ему дань в виде трети всего взращенного и добытого, а также поставлять в наложницы своих дочерей, приятных глазу и мягких на ощупь. А за это великий и непобедимый милостиво оставит им их презренные жизни, не испепелит дома и дозволит по праздникам целовать копыто любимого скакуна и лицезреть кончик мизинца любимой жены. Разведчики, высланные комиссаром, доложили, что «непобедимое воинство» — кочевой сброд, но шаманы Аффуфада — настоящие маги, а не камлающие дикари. — Мне не нравится это соседство, — недовольно пробурчал князь, выслушав новости. — Откуда эти разбойники вообще тут взялись? — Вероятнее всего, бежали с помощью своих колдунов из степей Матхара в Южном Хлае. Теперь Матхар полностью контролируют таты. Низко надвинутый капюшон черного плаща не мог, да и не пытался скрывать волны чистейшей, концентрированной ненависти. Многие поразились бы, что семья, пришедшая на Землю после падения навской империи, может быть ненавистна темным сильнее, чем люды. Но не воин, которому пришлось заменить павшего комиссара Нави. Не тогда, когда разговор почти коснулся тайн Ключа Трех Рас. Сейчас они не могли сделать сильному и многочисленному народу ничего, и вынуждены были полагаться на силу бывших злейших врагов, сто лет назад почти уничтоживших их собственную семью. Спящий любит пошутить даже во сне, и шутки эти гораздо прихотливее его же кошмаров. И комиссар вернулся от татов к делам более близким и насущным. — С магами придется управляться предельно аккуратно. — Я распоряжусь, чтобы советники маскировали активность во время операции. — В таком случае… — комиссар помолчал, будто сомневаясь, стоит ли, но голос его был тверд, когда зазвучал вновь. — Те, кого мы вывели из Уратая совсем еще детьми, прошли полный курс подготовки. Мы научили их владеть оружием и боевой магией так, как учили нас. Осталось только одно. Нас учили убивать лучшие наставники — наши враги. В Тайном Городе нет врагов, асуры покинули его. — Подготовка воинов — твоя задача. Делай, как считаешь нужным. — Я собираюсь поручить операцию Сантьяге. Или он так и будет пропадать из Тайного Города в поисках приключений, и однажды отыщет их для нас всех. — Ты планируешь операцию, — черный капюшон недовольно качнулся, — и ты решаешь, кого в ней задействовать. С каких пор тебе потребовалось моё личное одобрение? «С тех самых, как Сантьяга начал проводить в тренировочных залах больше времени, чем в кабаках, чужих постелях и лавках, торгующих роскошествами». — Я знаю, — произнес князь едва слышно, — вы все полагаете, что он у меня на особом привилегированном положении, причем совершенно незаслуженном. Я не могу и не желаю рассказывать, почему это не так. Рано или поздно поймете сами. *** Не считая обозов с женщинами, детьми и награбленным добром, ятыб-хан привел с собой около полутора тысяч бойцов. Вырезать поголовно всю эту толпу, а заодно и целое племя ненужных свидетелей никто не собирался. Группу составлял всего десяток навов. Восемь молодых воинов, вместе с командиром — девять обученных боевых магов, ни разу не бывавших в настоящей магической схватке. И один опытный колдун для ближнего прикрытия. Огромная сила при умелом ее применении, и не подручным какого-то кочевого вождя ей противостоять. Задача, которую перед ним поставили, не вызвала у Сантьяги ничего, кроме досады и скуки. Он желал победы, которой можно было бы гордиться, а не очередного упражнения. Как и предполагалось, рядовые кочевники магами не были, и после выхода из портала потребовалось использовать лишь обычный морок. Стражники, разгуливавшие возле двух самых богатых шатров с факелами, как на празднике, умерли, не успев осознать, что происходит. Чтобы научить воинов беспощадности, не нужно было приводить к ним безвинные жертвы для умерщвления. Темный Двор знал достаточно иных способов. Сантьяга отдал команду, и огненное «Кольцо саламандры» сомкнулось вокруг меньшего шатра, ярко полыхнуло в ночной темноте. Шаман, или как там его, не успел защититься. Сквозь гул пламени прорвался, ударил в уши высокий, душераздирающий визг — вот и причина неготовности к атаке. Тебе не повезло, женщина, ты оказалась в ненужное время в ненужном месте. Лагерь кочевников продолжал спать, не видя и не слыша ничего стараниями Вэймиги, мага прикрытия. Сантьяга с пятью воинами ворвался в ятыб-ханский шатер, над которым возвышалась золотая полусфера, испускавшая слабые энергетические потоки. Теперь она горячими струйками расплавленного золота стекала вниз. В шатре их ждали и ударили незамедлительно. Защита устояла, позволила контратаковать, и вот уже один из двух колдунов, менее опытный или более увлекшийся, прозевал строительство «Навского аркана». Рубить головы чучелам было сложнее: мастера встраивали в них ловушки, срабатывающие в самый неожиданный момент. Аффуфад, которому по плану умирать не полагалось, прятался за сундуками и яростно вопил что-то про дары богов. — Я чувствую необычные артефакты, — предостерег Вэймига. В следующий миг и Сантьяга понял, о чем речь. Прежде чем он успел среагировать, активизация произошла. Последний из шаманов проскочил к повелителю, и в руках обоих что-то засветилось нестерпимо ярким зеленовато-синим свечением. Поначалу казалось что это лишь защитные артефакты, магию которых можно преодолеть или дождаться ее истощения. Однако быстро стало ясно, что это еще большой вопрос — кто истощится скорее. Спящий знает, откуда в руки шаманов попали такие штучки, но лупили они беспрерывно и чем попало, обеспечивая владельцам полную неуязвимость. Понимая, что все их атаки — бесполезная трата энергии, Сантьяга скомандовал прекратить и сосредоточиться на защите, пока он лихорадочно пытался придумать, что делать с творениями чуждой и сильной магии. Вэймига оставил снаружи для прикрытия единственного воина и переключился на новую угрозу целиком. Без его опыта им пришлось бы совсем туго. Но, несмотря на все усилия, вложенная в защиту энергия иссякала неумолимо и катастрофически быстро, а Сантьяга не мог помочь, собирая силы для решающего удара в отчаянной надежде, что он не ошибся с направлением. Он успел. Плотный сгусток черного тумана перед самой линией защиты вытянулся в тончайшую иглу и пробился, вклинился в промежуток между истекающими из артефакта заклинаниями — сколько же их туда вложено, или в руки шаманов попал один из легендарных зерт’нархов, способных генерировать боевые арканы случайным образом? Игла Тьмы пронзила свечение, оно резко расширилось и угасло, оставив от шамана кучу исковерканной обгорелой плоти. Напоследок им повезло еще раз. То ли артефакт Аффуфада только защищал хозяина, то ли правитель был не способен должным образом с ним управляться, но серьезной угрозы он, в отличие от уничтоженного, не представлял. Последними ударами шамана зацепило одного Вэймигу. Он, державшийся дольше всех, растягивал защиту на молодых бойцов, непозволительно мало оставив для себя. По приказу Сантьяги двое подхватили мага и шагнули в открывшийся портал. Оставалось довести дело до конца, и для этого уже не было необходимости пробивать почти непробиваемую завесу. Примитивный мозг вождя не мог сопротивляться вмешательству, а артефакт оберегал только от физического вреда. Хмурый рассвет принес кочевникам гнусный моросящий дождь, запах пепелища и повеление великого и непобедимого ятыб-хана немедленно снаряжаться и собираться в путь, ибо боги, отцы и защитники племени, страшно разгневаны тем, что неразумные дети свернули с дороги в приготовленную для них землю, где в реках вместо воды течет молоко, мед и молодое вино. Божественная воля испепелила колдунов, в гордыне своей закрывших уши для отеческих речей и наставлений. Вперед, во имя богов-прародителей, в Благословенный Край, да пошевеливайтесь, пошевеливайтесь, гнилое семя! Недостойные останутся догнивать тут, удобрять почву здешним землеройкам вместо навоза, все равно никто не заметит разницы. Сантьяга шагнул в портал последним, буквально заставляя себя сделать это. Словно привычный черный вихрь мог усилить предательский холод внутри от мысли о том, какой непомерно высокой могла быть цена за успех его первой настоящей боевой операции, а не стычек во время вылазок за пределы Тайного Города. Какая уж там гордость — оказывается, бывают победы, которые хочется как можно скорее стереть из памяти и вымарать из хроник. Разноса не было. Был обстоятельный разбор, сухой и деловой, именно то, что нужно. Всё было подробно расставлено по местам, и малодушное желание обо всём забыть отступило, потому что забыть об ошибках можно не раньше, чем сделаны правильные выводы, и повторение исключено. Да, они должны были уйти, и высшие маги за две секунды размазали бы в пыль шатер Аффуфада вместе с содержимым. Но как тогда быть с испытанием, которое они готовились пройти? В ошибке нет большой вины, ведь нельзя предвидеть всё заранее. Сантьяга почти убедил себя в этом. Пока не остался с Хиангой один на один и не услышал от него: — Ты никогда не станешь хорошим командиром. Если б не Вэймига, ты всех ребят бы там положил, чтобы доказать непонятно кому, как ты велик и непобедим. — С чего ты… — он не смог договорить, опасаясь сорваться на неподобающий крик. — С того, — зло процедил Хианга, — что насмотрелся я в начале войны на таких героев, как ты. «Я не думал ни о каком геройстве! Врага нужно было уничтожить, и я это делал!» Ярость постепенно завладевала разумом, который так и не мог придумать доводов, которые переубедили бы, доказали… А с чего, собственно, он обязан что-то доказывать Хианге? С чего тот вообще решил, что пережитая война дает ему право бросаться любыми обвинениями? И что теперь — проглотить и утереться? Не будет такого! — Я вызываю тебя… На обсидиановых клинках. — Ты еще глупее и самонадеяннее, чем я думал. Оружие выбирает тот, кого вызывают. Или мы сражаемся обычными мечами, или ты можешь бегать за мной со своими вызовами хоть до пробуждения Спящего. — Ты… — Да, конечно, — издевательски усмехнулся Хианга, — ты всё правильно понял. Я трус и страшно боюсь боли, если тебе вдруг удастся меня задеть. *** В помещении не было ни единого огонька. Мрак клубился у стен, создавая иллюзию бесконечности, и казалось, будто вечная Тьма дышит недовольством при виде своих детей, не нашедших иного способа разрешить спор. Гарки, надевшие боевую амуницию — это Стрелы Тьмы, собранные в одном колчане. Так было со второго штурма последней Железной Крепости, и так будет, пока семья Навь не уйдет в небытие. Хианга и Сантьяга вышли не на тренировочный бой, и на них была повседневная одежда. — Даже в этом тебе надо выделиться, — фыркнул Хианга при виде белой нижней рубахи соперника. — Это очень хорошая ткань — легкая, прохладная и приятная телу. Она стоит своей цены. Хианга искоса посмотрел на вызывающе светлое пятно посреди черноты и встал в боевую позицию. Сантьяга последовал его примеру. Этот поединок не мог не произойти. Этот поединок не имел никакого смысла. Каков бы ни был исход, Хианга своего мнения не изменит. Вызов был неизбежен, потому что Сантьяга не из тех, кто прощает оскорбления. Но даже если он сможет заставить расплатиться, это слишком ничтожный результат, ради которого не стоило ничего и затевать. Случится то, что должно. Пусть потом гнетущие мысли набросятся с новой силой — сейчас достаточно того, что во время боя места для них не останется. Оба противника выкладывались в полную силу: времена, когда Хианга мог одолеть играючи, ушли давно и безвозвратно. Но опыт и хладнокровие, закаленные в кровавой каше, оставались при нем, и Сантьяга знал, что у него будет единственный шанс победить: нанесенный в точно выбранный момент единственный неожиданный удар, после которого второго уже не понадобится. Как тогда, с шаманом. Правда, здесь и сейчас некому дать ему драгоценное время, чтобы собраться с силами. Придется справляться самому. Он выстоял. Не ушел в глухую защиту, способную в случае Хианги только оттянуть поражение, и терпеливо ждал, не снижая предложенной (или навязанной, если уж не кривить душой) ему скорости. Защищался, атаковал, держался и ждал. Ждал, когда уже не осталось надежды: такие противники не совершают даже крошечных ошибок. И, когда Хианга тоже начал уставать, и на долю секунды появился призрачный шанс — воспользовался им сполна. Это потом он понял, что вкладывал в удар всю скопившуюся злость не только и не столько на Хиангу и его несправедливые слова. В бою не до философствований, особенно в бою между двумя навами. И эффект неожиданности сработал — не зря Сантьяга часами отрабатывал движения, заставляя тело без участия разума, на рефлексах проводить не накрепко затверженный когда-то прием, а практически новый, измененный в самой основе. Это изменение Сантьяга придумал пару месяцев назад и до сих пор не был уверен, что сделал один из классических элементов фехтовальной техники Темного Двора лучше и эффективнее, а не наоборот. Но выбора у него не оставалось. Время, которого только что катастрофически не хватало, остановилось кратким и ярким импульсом осознания. Двумя импульсами, почти слившимися в один. Хианга пропустит удар. А он не сможет остановиться, он вложил в стремительное движение клинка всё, что мог, без остатка, и результатом может быть только смерть противника. Всё, что он успел — чуть изменить направление, и разящая черная сталь вместо того, чтобы разрубить наискось челюсть и шею, чиркнула по уху, оставив его висеть на лоскутке кожи. Хианга тоже действовал на рефлексах: столь грубой ошибкой соперника не воспользоваться нельзя, разве что при внезапном помешательстве, чего за гарками Темного Двора отродясь не водилось. Он не позволил себе забыться, и его мечи крест-накрест прочертили грудь Сантьяги, задевая ребра и грудину, но не рассекая их. Две черные полосы набухли на белой материи. Понимание пришло в следующий миг. — Ты промахнулся нарочно. — Что бы вы все ни думали, — от боли Сантьяга не говорил, а шипел, — я — нав. И никогда не простил бы себе смерти нава по моей вине, какое бы решение князь ни принял. — Да, ты нав, — чуть помедлив, откликнулся Хианга глухим эхом. — Пошли, затяну раны. — Сами затянутся, ты же не согласился на обсидиан. — Теперь ты знаешь причину. — Знаю. — А раз так, то ради чего лишний час размазывать кровь понапрасну? Своё злополучное ухо Хианга поймал и придерживал рукой, бормоча заклинания. Когда они добрались до одного из помещений для отдыха, руку можно было опустить без опаски, что ухо опять начнет болтаться где-то за плечом. Сантьяга сбросил пропотевшую и запачканную рубаху и устало растянулся на лежанке. Волны целительной магии и эрлийский бальзам несли с собой прохладу и облегчение. Руки, скользящие по груди — тепло и непривычную настороженность, словно лечение в любой миг могло обернуться новой болью. Нет, от жутковатого вида разрезов уже остались два запекшихся черных шрама, еще немного, и они начнут светлеть, а потом исчезнут совсем. — Расслабься, — сказал Хианга. Сантьяга и сам знал, что мешать не надо, но никак не мог просто успокоиться и принять, что противостояние закончено. В теле, измотанном тяжелой схваткой, бурлила магия, для которой не нашлось работы. Она восстанавливала силы, которые тут же начинали требовать выхода. Всё завершилось не так, как было задумано, и должно было произойти что-то еще, прежде чем они с Хиангой пожмут друг другу руки и разойдутся. Речь шла не об извинениях: не вслух, не официально — они были принесены, и оба это понимали. Не о том, чтобы двинуть порталом в любимый трактир Сантьяги, выпить за примирение и найти совместное развлечение на остаток ночи. Что-то требовалось немедленно, и, кажется, Хианга лучше понимал, что именно. Руки его, уже не исцеляющие, описывали подушечками пальцев медленные осторожные круги вокруг сосков. Недосказанность и неясные стремления постепенно оборачивались возбуждением вполне понятного рода. Понятного? Он же не… — У любви после боя особенный вкус, — прошептал Хианга. Очень убедительно прошептал, положив руку туда, где уже выпирала готовность убедиться. Сантьяга никогда не проходил мимо того, что обладает особенным вкусом, а уж если вкус еще и непознанный... И бывший соперник, чьи ласки становились всё смелее и откровеннее, не встретил сопротивления, только вызов: ну что ж, покажи! Уверен, что снова заставишь меня признать твоё превосходство? Поначалу именно так это и было. Опытный любовник управлялся с телом Сантьяги, словно мастер со своим инструментом. Делал все, что ему заблагорассудится. Быстро научил получать наслаждение так, как никогда до этой ночи. Научил желать этого наслаждения. Требовать, извиваясь, притягивая к себе и подаваясь навстречу не хуже искусной любовницы, разве что без криков «бери меня всю, скорее!» Но, свыкнувшись с неожиданной и непривычной позицией уступившего, Сантьяга тут же начал искать, как он в этой ситуации может повлиять на удовольствие Хианги. И вскоре, обманчиво покорный и всецело отдавшийся во власть партнера, сумел навязать темп и глубину, извлекая из чужого проникновения максимум ощущений. Затем понял, как и в какие моменты нужно сжимать мышцы вокруг входящего в него члена, чтобы заставить Хиангу содрогаться, рычать и впиваться зубами куда попало, чтобы не выплеснуться в спазмах обессиливающего и сладкого освобождения раньше, чем он рассчитывал. Это почти удалось — лишить его контроля над собой, но собственное тело властно и яростно потребовало не оттягивать больше пик наслаждения, и Сантьяга решил, что дальнейшие усилия не стоят эффекта. — Я почти поверил, что ты первый раз делал это с мужчиной, — хрипло выдохнул Хианга, свалившись с него. — Я делал это первый раз, можешь проверить, если так хочется. Хианга приподнялся на локте, посмотрел на довольную улыбку Сантьяги, на озорные темные искры, поблескивающие сквозь щелки почти закрытых век, вздохнул, уронил голову и устало растекся на матрасе. Он не стал просыпаться, чувствуя на грани сна и яви, что Сантьяга бесшумно одевается и закрывает за собой дверь. Оба знали, что продолжения не последует. Сантьяга знал и другое: вряд ли это последний «особый случай», когда лишь нав, подобный Хианге, сможет дать то, что будет остро необходимо здесь и сейчас. Что с того? Это никак не помешает влюбляться в красивых и незаурядных женщин. Где-то между мирами по одной из туманностей пробежала рябь, вызванная сонным негромким смешком.