В центре событий

Началось всё довольно, если можно так сказать, безобидно. В редакцию в многочисленных толстеньких конвертах вперемешку с обычными пронумерованными фотокарточками начали приходить блестевшие глянцем изображения без опознавательных знаков, которые вроде бы и относились к общей теме, но никто не мог сказать, откуда они, и кто и на какую аппаратуру их сделал. Все фотографы, видевшие это, в один голос заявляли, что с такого ракурса ни разу не снимали, да и вообще к этим точкам подходить даже не думали. Приёмщики пожимали плечами и отправляли "неучтёнку" дальше вместе со всем остальным. Как-то так получалось, что всегда хотя бы одна безымянная фотография из каждой партии героически выдерживала все этапы жёсткого отбора и таким образом попадала в новый номер еженедельника. Затем дело пошло на снимки с высоты. Тут принялось нарастать беспокойство. Конечно же начало было положено с головы рыбы - администрация журнала попыталась оштрафовать некоторых бравых работников передовой, но у каждого человека с фотоаппаратом было железное алиби о ненарушении указания не лезть в здания, которое могли подтвердить несколько участников событий. Совсем плохо стало, когда в жёлто-белых конвертах начали находить фотографии, сделанные с воздуха. То есть совсем с воздуха: аппарат явно должен был находиться в каком-нибудь вертолёте. Ударились в паранойю и принялись расспрашивать всех подряд, был ли двадцатого июля две тысячи восменадцатого года в небе над библиотекой Хондзё вертолёт. Конечно не было, все вылеты строго контролируются, и уж хоть кто-то из Библиотекарей или Комитета должен был этакую махину в воздухе заприметить. Неучтёнку принялись тормозить на стадии приёма и после краткого осмотра (были совсем странные фотографии: например, снимок сапога сотрудника Комитета по развитию, сделанный из-под сквозной лестницы) отправлять в печь. Через три дня сжиганий в одной из принятых посылок обнаружили небольшой конверт, а в нём всего один снимок и напечатанная на машинке записка: "Почему вы прекратили?" Снимок внимательно изучили, доложили командующему сил самообороны Осакской библиотеки. Тот, почесав свою густую чёрную бороду, фотографию приказал сжечь. В ту ночь охрана общежитий была удвоена. На следующий день была принята партия в нормальном режиме. Все безымянные фотографии как всегда отправились в огонь, остальные - на обработку. Ещё через день повторилась особая ситуация: посылка, конверт, снимок, но без записки. Теперь на карточке кроме предыдущего объекта был также изображён нож. Бородач на этот снимок угрюмо скосил брови и вечером тайно переехал в одну из пустующих комнат женского общежития. Ещё через два дня одна из двух девушек в соседней с командиром комнате была найдена в своей постели мёртвой. Её сожительница, встав с кровати, поскользнулась в огромной луже крови и ударилась ногой об тумбочку. От боли завыла, как стадо волков. Кто-то прибежал. Так и обнаружили. В остатках лба погибшей торчал тот самый нож: инкрустированная цветными стекляшками "бабочка". Родителям отослали "чернуху" с сообщением о их дочери, храбро погибшей в бою. Им выплатили компенсацию, но похороны по настоянию администрации Библиотеки проводились в закрытом гробу. После этого поток неучтённых фотографий иссяк, жизнь кое-как вернулась в привычное русло. А в Осакской Библиотеке всё ещё передаётся из уст в уста легенда о невидимом фотографе, который приходит ночью к постелям новобранцев и фотографирует их сладко спящие лица.