***
Эту ночь я провёл один. И безумно этому радовался, несмотря на то, что очень маленькая частичка меня всё же переживала за то, а всё ли с Гарри в порядке, но несомненно, большая часть пыталась отвергнуть все мои чувства к нему, все более менее хорошие мысли о нём. Его поступок очень сложно оправдывается, даже если брать во внимание то, что он был под наркотиками. Да и с чего вдруг он запихал в себя эту дрянь? Может, он просто бывший наркоман (но, как известно, бывших наркоманов не бывает), который сорвался? Тогда какого черта мне вообще переживать за него? Если такое не первый раз, то я вообще должен проникнуться к нему ещё большим отвращением и попросить переселить меня обратно к той сволочи, с которой я был изначально. Видимо, я не ушел от опасности, а пришел к ней. Думаю, что мне страшнее находиться в одной камере с тем, кто спит с кем попало, чем с тем, кто наносит мне телесные раны. Лучше бы Гарри ударил меня по лицу пару раз, чем заставил смотреть на то, как он совокупляется с кем-то другим. В ином случае я бы разозлился, но сейчас…сейчас я лежу один и плачу. Не могу успокоиться. А это верный признак того, что мне афигеть как не пофиг на всё, что происходит. Мне не пофиг на то, что он наркоман, на то, что он развлекается таким способом в то время, когда не приносит мне картошку в камеру, в то время, когда не пытается быть милым и заботливым, в то время когда не обнимает меня ночью в разгар всеобщей суматохи. Двуликий подлец, мерзкий слизняк, противная … Мне не всё равно. Мне очень важно. Я теряюсь. Я рыдаю на всю Вселенную. Уже жду момента, когда из соседних камер начнут долбить мне по стенам с двух сторон. Как я только мог попасться на его уловки. Да легко. Я всегда был слишком впечатлительным, слишком лёгким. Эмоции всегда брали верх над разумом, но я так больше не хочу. Не хочу снова быть обманутым, либо всё, либо ничего. А глаза начинают опухать и болеть. Но я буду сильным. Завтра.***
Но я не стал сильным ни завтра, ни через день, ни через два. И это, пожалуй, вполне закономерно. И я сижу спустя две недели на своей кровати в объятиях Гарри и пытаюсь не ударить его. Я успокоился с того раза, но это не исключает того, что я всё ещё не перестал думать и непроизвольно вспоминать о том, что произошло. Он пытался объяснить мне из-за чего так вышло, говорил что-то про своё бессилие, слабость, про то, что совсем не хотел меня обидеть, не думал, что делает, говорил, что раньше такого не случалось, и не случиться впредь, но я почти что не слушал. Я пытался объяснить себе, зачем он стоит передо мной на коленях и всё это рассказывает, пытался понять, кто мы такие теперь и кем будем дальше. Зачем нам эти объяснения, раскаяния, слёзы? В какой момент мы перешагнули через невидимую границу того, чего я не до конца понимаю? Что мы хотим друг от друга? Чего ждём и на что надеемся? Каково наше настоящее? И есть ли оно на самом деле? Пока я задавался вопросами, я не совсем понял, в какой момент он меня обнял. И теперь он зачем-то плакал у меня на плече, а его руки всё сильнее сжимали мою рубашку. Он больше не говорил, а лишь всхлипывал временами. Его тело содрогалось от плача, а мне оставалось лишь обнять его в ответ. Я хотел оттолкнуть его, ударить, накричать и приказать, чтобы он не смел больше ко мне прикасаться, чтобы не смел больше садиться на мою кровать и занимать моё личное пространство. Я хотел указать ему его место теперь, и указать моё, сказать, что больше у нас не будет ничего одного на двоих, да и вообще ничего не будет..Но потом я вспомнил, что уже две недели мы так и живём, не подходим друг к другу, не разговариваем, даже не смотрим друг на друга. И это были самые ужасные две недели в моей жизни. За эти две недели я ничего не решил для себя, я старался вообще не думать о нём, чтобы сохранить себя, но и сейчас у меня не было внутреннего ресурса для того, чтобы его оттолкнуть, или же я просто не хотел этого делать. Я скучал. - Я…- вдруг нарушил наше молчание Гарри и сильнее сжал меня в объятиях, он не поднимал головы с моего плеча, и поэтому я не мог отследить, что происходит у него внутри, - я люблю тебя.. Луи, - на выдохе тихо-тихо произнёс он. Я сначала не понял, но через несколько секунд меня словно осенило, и я буквально отпрыгнул от него в другой угол камеры. - Что? Что ты сказал? Что это значит? – с недоумением прокричал я. Он на секунду поднял свой взгляд, и я увидел бескрайнюю беспомощность и отчаяние, которыми он был наполнен. Его поза, опущенные на колени руки, согнутая спина, свисающие вниз кудри молили о спасении, о принятии. Он как побитый щенок боялся всего вокруг и этот страх расползался по комнате, уговаривая меня ослабить свою внезапно возникшую напористость, - я не понимаю, Гарри. Он молчал, закрыл лицо руками и медленно сполз с кровати на пол, подминая ноги под себя, он словно хотел расплавиться и разлиться по всему полу. - Луи, - он поднял голову на меня и теперь смотрел в глаза не отрываясь. Эти глаза были полны слёз, они краснели ещё сильнее с каждой секундой. Я стоял, не шевелясь и не зная, что мне сделать, что будет лучшим вариантом выхода из такого положения, - Луи, я люблю тебя, как единственного человека на свете, который может принести мне радость хоть на немного. Я люблю тебя, как единственного человека, к которому мне не страшно прикасаться. Я люблю тебя, как того, с кем хочу провести каждую секунду своего оставшегося в запасе времени. Не уходи, пожалуйста. Не отталкивай меня. Я не хочу больше засыпать один.