Кошмары

Его психотерапевта зовут Элла, у нее темная оливковая кожа, вьющиеся короткие волосы и сухой профессиональный взгляд. Вам все еще больно, Джон? Ваш друг, вам нужно отпустить его, Джон. Расскажите мне, Джон. Расскажите мне. Расскажите. Расскажите мне о ваших кошмарах. Ее голос окутывает и вызывает рвоту. Элла часто бросает взгляд на часы, отсчитывая минуты до конца сеанса. Она думает, что Джон не замечает. У нее муж, дети, ее ждут дома. Джона никто не ждет. Его мир опустел и потрескался, у него загнуты уголки, словно у старой пожелтевшей фотографии. В этом мире Джон лишь тень человека, тень, которая потеряла своего носителя. Шерлок, пожалуйста. Шерлок… Шерлок, пожалуйста, будь живым. Его война закончилась, его бунт подавлен и растекся кляксой по вымытому дождями лондонскому асфальту. Можно сколько угодно прижимать чуткий палец к бледному запястью, но тонкая красная нить уже порвалась. Ничего не вернуть и не изменить. - Знаете, он ведь умер, - серьезно говорит Джон и глаза его тусклые, выцветшие, но по-прежнему упрямые. - Кто умер, - уточняет Элла и что-то чертит в своем блокноте карандашом, - Шерлок? Джон подавляет в себе желание сжать ее тоненькую шейку и сжать. Нет, нет, он останется на этой стороне, чтобы ждать и надеяться. - Тот человек, - терпеливо объясняет Джон психотерапевту, - Он был черным и нехорошим, знаете ли. Только вот я не нашел его трупа, только лужа крови и осталась. - Вас это беспокоит? Тот человек? «Дура» - думает Джон, - «Какая же беспросветная дура. При чем тут он!» - Меня беспокоят кошмары. - Расскажите мне о них, - шоколадные глаза снова устремляются к наручным часам, тонким, золотым. Джон ехидно улыбается сам себе, понимая, что Элле придется сидеть здесь и слушать его еще как минимум тридцать семь минут. Ей неинтересно. Ему противно. Но такова жизнь. - Знаете, он сниться мне каждую ночь, и даже днем – снится, - начинает Джон, немного нахмурившись, - Его зовут Джим. Джим Мориарти. И его имя, оно как вишня на языке. Знаете, я ненавижу вишню. Она кислая и пачкает все вокруг кровавым соком. Прямо как он. Только он пахнет гнилыми яблоками и розами. Аромат такой сладкий, что забивает нос. - Кто этот Джим? - Убийца. И жертва. Я вижу его постоянно, и постоянно – убиваю. Знаете, я его убиваю, а он лезет целоваться. Или гладит, руками, по лицу. Жжется. Элла хмыкает. - Словно горчица? Джон отрицательно мотает головой: - Крапива. Старая циничная крапива. - А вы Джон, что делаете вы? Я достаю зиг-зауэр в веду от его подбородка к паху. А он бесстыдно изгибается и закатывает свои черные дьявольские глаза. И смеется, смеется, и стонет, и прерывисто дышит. Моя ненависть распадается и чертовски распирает штаны. Я затягиваю на его шее веревку, а он обнимает меня. И зрачки такие огромные, не менее семи миллиметров каждый. Такой ненавистный, беззащитный, плачущий клоун. Руки его скользят по моей спине, забираются под рубашку и мучают, бередят все шрамы. Я вливаю в его губы яд из своих губ, а он тихонько стонет и слизывает отравленную росу. Я перестаю соображать и ноги не держат, пальцы переплетаю с его и начинаю целовать его шею укусами. Я топлю его в ванне. Вода такая прозрачная, он улыбается и счастливо жмурится. Дорожка из пузырьков чертит на его лице заключительные выдохи, и я приникаю к нему в жадном поцелуе, стараясь забрать последние крохи воздуха и подарить еще один вдох. Я обливаю его бензином и поджигаю, а он запрокидывает свое лицо и глупо хихикает. И горит, пылает, танцует в огне. Он всегда горит, и я горю вместе с ним. Потому что мои руки слепо тянуться к его коже, потому что поцелуи его влажные и прохладные, потому что наши стоны одновременно и самое честное, и самое лживое, что только может быть. - Я бы хотел знать, почему, - подводит Джон задумчивый итог. - Что «почему»? Почему кошмары. Почему ваши. Почему страсть. Что, Джон? – Элла склоняется к Джону, близко-близко. На ее лице скука и плохо наложенный слой тонального крема. Кудряшки падают на лоб, темнеют, глаза выцветают в бирюзовую в крапинку прозрачность, а на шее появляется неизменный синий шарф. И вот уже на месте Эллы сидит Шерлок и внимательно смотрит на Джона. Губы его чуть подрагивают, один уголок ползет неизменно вверх. - Почему ты, - просто говорит Джон, - Почему он. Почему, Шерлок? - Потому что это всего лишь твой сон, - шепчет Шерлок голосом Мориарти ему в губы и жестко, до крови целует. Он пахнет яблоками и розами. Как всегда. Джон моргает и оказывается, что он лежит в темной комнате на смятых простынях. Один. И нет вокруг никого. Только человек с трясущимися руками, пустая квартира и шелковый сумрак, в котором притаился насмешливый хохот и черные печальные глаза.