Симпатика

◄ 6 ►

Сэхун уже десять минут пытался нашарить закатившийся под шкаф тренировочный мячик. Дотягивался кончиками пальцев до резинового бока, но и только. — Ну что? — в сотый раз нетерпеливо спросил Тао, валявшийся на кровати. Он внимательно смотрел спортивную передачу, потому и отправил за мячиком Сэхуна, хотя мячик упустил сам. — Спросишь ещё раз — я тебя убью, — мрачно пообещал Сэхун, снова коснулся пальцами резинового бока, и мячик в очередной раз откатился в сторону. — Да чтоб тебя! Чудесное начало выходного дня! Вчера у них обоих закончилась смена. И вчера так сладко маячили перед носом два свободных дня и грандиозный план поездки на побережье. Это было вчера. Сегодня поездка уже не маячила, потому что Тао проспал. Снова. Сэхун уже целый месяц пытался вытащить Тао на побережье, Тао охотно вытаскивался, но в нужные дни стабильно и сонно ворчал, что он «ещё чутка посплю, пять минут». Пять минут превращались в добрые пять часов, и все планы шли ко всем чертям. — Вот тебе и море, и пляж, и тёплая вода... — мрачно бурчал себе под нос Сэхун и опять шарил рукой под шкафом. Проклятый мячик продолжал над ним издеваться и откатываться в сторону. — Сэхун? — напряжённым голосом позвал с кровати Тао. — Отстань от меня, троглодит. Завтрак сам себе готовить будешь... — Сэхун. — Меня нет, я в коме. — Да плюнь ты на чёртов мяч, сюда иди! Скорее! — позвал с кровати Тао, даже запустил подушкой. Мягкий снаряд угодил Сэхуну в голову, заставив легонько тюкнуться лбом о крепкий пластик шкафа. Тихо выругавшись сквозь зубы, Сэхун ухватил подушку, поднялся на ноги, метнулся к кровати и огрел Тао той самой подушкой по заднице, правда, Тао этого даже не заметил. Тао продолжал настойчиво тыкать пальцем в сторону настенного монитора, пытаясь что-то сказать, только вместо слов у него выходили одни междометия. Сэхун скептично выгнул бровь и покосился на монитор. Там в светлом зале топтались напротив друг друга два парня в тёмных тренировочных комбинезонах. — Ну что? — непонимающе протянул Сэхун. Он привык, что Тао не пропускал ни одной спортивной передачи, но на сей раз никак не мог сообразить, что могло стать причиной такого волнения. Тао скатился с кровати, пошарил в ящике тумбочки, нашёл карандаш и обрывок какой-то бумажки, после чего подобрался к монитору непозволительно близко. Он неаккуратно нацарапал на белом клоке то, что было написано в нижнем левом углу монитора. Сэхун растерянно сел на кровать, когда одного из парней показали крупным планом во время интервью. Видимо, показывали отрывки боя, потому что лицо то появлялось на мониторе, то сменялось кадрами из поединка. — Тот же приём... — бормотал себе под нос Тао и таращился на клочок бумажки. — И так похож... — Это Кай? — спросил Сэхун. — Он в Корее? Но Хань ничего не говорил мне о нём. — Да бред какой-то! — Тао на четвереньках подобрался к кровати и сунул под нос Сэхуну клок с каракулями. — Имя другое. Совсем. Там китайским даже не пахнет. Он же Лу Кай, так? А тут... Тао вернул себе обрывок и принялся разбирать свои почеркушки. — Ким... Чонин. Какой ещё Ким Чонин, если это Кай? Ведь Кай же! Ну, ты видел? Сэхун осторожно кивнул. — Как будто я могу не узнать манеру боя. Точно Кай, я тебе говорю! Тао подорвался с места и почти влип в шкаф с разбега. Сэхуну в лицо полетели джинсы, рубашки и футболки, завершающим штрихом стали просторные белые трусы, осевшие у Сэхуна на голове. — Какого чёрта ты делаешь? — Адрес школы записал. Съезжу и посмотрю вблизи. Чего расселся? Собирайся. — А завтрак? — Какой тебе ещё завтрак в три часа дня? Ужина хватит. Потом. — Тао деловито запрыгнул в джинсы и завозился с молнией. — Ты видел мою любимую футболку? — Чёрную с пандой? — Нет, полосатую с кроликом, — буркнул Тао. — Полосатая с кроликом — это моя. Твоя в стирке. Пришлось Тао надеть серую рубашку. Потом он ухватил Сэхуна за руку и поволок за собой. — Надо машину купить нормальную, а то ездим на твоём танке времён династии Мин. — Отстань от моей машины. Она мне нравится. — Она страшная, как аллигатор. — Да нормальная машина. — И ничего она не... — Хочешь сидеть без секса неделю? — мрачно уточнил Сэхун и толкнул дверь. Тао следом за ним подошёл к машине и всерьёз задумался, потом покачал головой. — Не хочу, но поведу я. Сэхун обречённо вздохнул и полез в салон, упал на пассажирское сиденье и принялся наблюдать за вознёй Тао. Тот тщательно отрегулировал наклон спинки, проверил фары и, наконец-то, тронулся с места. Школу тэквондо они нашли быстро — отчасти из-за её «крупности» и знаменитости. Тао медленно въехал на школьную стоянку, заглушил мотор, распахнул дверцу и огляделся. — Слушай, а я даже как-то смотрел про эту школу передачу. Давно, правда. Там что-то было про удерживаемый школой чемпионский титул. — Поздравляю, — недовольно буркнул Сэхун. — Где бы нам теперь найти того парня? — Если брали интервью, птица не мелкая. — Тао порылся в карманах, нашёл клочок бумажки и снова прочитал имя. Оставив машину на стоянке, они вдвоём отправились в сторону главного входа. После недолгих блужданий по школе и короткой беседы с одним из наставников они добрались до открытой площадки, присыпанной зернистым песком. На площадке разминался с десяток подростков, а чуть в стороне высокий смуглый парень в простом тёмном комбинезоне что-то объяснял младшему наставнику. Тао и Сэхун так пристально смотрели на смуглого парня, что он, видимо, спиной почувствовал их взгляды. Он обернулся, но особого внимания на них не обратил, почти сразу продолжил беседу и только через пару минут двинулся в нужном направлении. — Точно тебе говорю, это он, — тихо произнёс Тао. — Даже походка... — Но имя другое. Может, просто похож? — До такой степени? — фыркнул Тао. — Чушь. И он помахал рукой, громко заорав при этом: — Эй! Кай, привет! Смуглый парень помедлил, но всё же подошёл к ним. Вблизи... Теперь и Сэхун уже не сомневался — этот человек мог быть только Каем. Однако их постигло разочарование. — Простите? — Спокойное смуглое лицо, неподвижные черты и безмятежность в тёмных глазах. — Вы хотите заниматься в этой школе или обучаться? — Кай, разве ты меня не помнишь? — возмутился Тао. — Кунсан, ну? Спарринг, помнишь? — Меня зовут Ким Чонин, — с едва заметной улыбкой представился тот, кто так сильно походил на Кая. — Я владелец этой школы. И я никогда не был в Кунсане. Извините, но я вас не знаю. Тао немо открывал и закрывал рот, а Сэхун продолжал смотреть на Чонина пристально и предельно внимательно. Смотрел до тех пор, пока кто-то не толкнул его легонько в ногу над коленом. Он обернулся, додумался посмотреть вниз и уставился на смуглую девочку, прижимавшую к груди медвежонка. Девочка прошла мимо него и остановилась перед Чонином, тот опустился на корточки и принялся быстро жестикулировать. Девочка помахала ладошкой, прижала мишку к груди одной рукой покрепче, а вторую протянула Чонину. Он подхватил девочку на руки и немного смущённо улыбнулся. — Это моя дочь. Тао окончательно лишился дара речи, а Сэхун попытался улыбнуться девочке — она не оценила его потуги и уткнулась лицом в плечо Чонина. — Она стесняется, — счёл нужным пояснить Чонин и собрался уйти, но резко замер на месте, будто на стену налетел. Сэхун отметил направление его взгляда, сделал шаг назад, повернул голову и полюбовался на шагавшего к ним Ханя. — Занятно, — сдавленно пробормотал Тао, тоже уставившийся в нужном направлении. Брови Ханя поползли вверх, едва он понял, кого именно видит. — Всем привет, — с нескрываемой вопросительной интонацией сказал он, остановившись в паре шагов от всей компании. В тишине все четверо разглядывали друг друга и дружно пытались вникнуть в ситуацию. Сэхун предположил, что у каждого определённо что-то не сходится. — Вы знакомы? — раньше всех раскрыл рот Хань. — Да, — буркнул Тао. — Нет, — одновременно выдали Чонин и Сэхун. — Простите?.. — после долгой паузы неуверенно попытался прояснить ситуацию Хань. — Так вы знакомы или всё-таки нет? — Нет, — твёрдо отрезал Чонин. — Обознались просто. — Да какое обозна... — начал Тао, но заткнулся и поморщился от боли в отдавленной Сэхуном ноге. — Быть может. Хань, мы подумали, что это твой родственник. Кай. Оказалось, что нет. По крайней мере, так он сказал нам. А вы, я так понимаю, знакомы? Ещё один твой родственник, только уже кореец? Наверное, со стороны корейской бабушки по материнской линии? У тебя же была корейская бабушка? Хань заметно побледнел и бросил быстрый взгляд в сторону Чонина, тот в эту минуту что-то «говорил» дочери с помощью пальцев. Вроде бы занят, но сомневаться в том, что он слышал каждое слово Сэхуна, не приходилось. Хань лихорадочно размышлял над вопросами Сэхуна и не представлял, что ему отвечать. Он не удосужился накануне продумать подобный вариант. Даже в мыслях не держал, что Сэхун и Тао могут нарваться на Чонина. Эти двое видели и знали Кая, и считали, что Кай — родственник Ханя, который покинул Кунсан и сейчас жил в Китае. И они понятия не имели о сути эксперимента Ханя. Хуже того, если сейчас Хань стал бы рассказывать о Чонине, криокамере и операции, они бы быстро сложили два и два, спросили о доноре — или догадались бы. И у них закономерно возникли бы вопросы к Ханю по поводу Кая и той лжи, что им нагородили. В самом деле, почему это Хань сказал им, что Кай уехал, если он вовсе и не уехал, а медленно умирал? Кроме того, ещё и сложность с Чонином. Если Хань заговорит о Кае, станет ясно, что Кая он знал задолго до операции. Впрочем, Чонин не дурак, он наверняка это уже понял, если сказал правду и не обладал воспоминаниями Кая. Или давно знал, если всё помнил. Прямо сейчас Хань просто стоял и молчал. В голове — ни одной идеи, как выкручиваться в сложившихся обстоятельствах. И это ещё без учёта мнения Чонина, который всё это прекрасно слышал, стоял рядом и тоже ждал ответа Ханя. Причём Чонин как раз знал — предположительно — официальную версию. Он спокойно мог сказать Сэхуну и Тао, что пробыл почти год в криокамере, перенёс комплексную операцию, и что донором был некий Ким Кай. Разве что... Ханя осенило. — Мы знакомы. Это Ким Чонин — пациент, которого я наблюдаю. И Кай. — Чего? — озадаченно вопросил Тао, переводя растерянный взгляд с Ханя на Чонина и обратно. Сам Чонин выпрямился, удерживая на руках Солли, и теперь пристально смотрел на Ханя. Пристально и выжидающе. — Сэхун, ты ведь проводил операцию Каю на ноге, помнишь? Сэхун кивнул — он тоже смотрел то на Ханя, то на хранившего молчание Чонина. — Рана была старой уже тогда, когда он пришёл к тебе. И операция не помогла. Связи в клетках были нарушены, и регенерация слабая. Кай умирал. Он стал донором для Чонина. Достаточное совпадение генома. Поэтому вы в чём-то правы, когда решили, что видите Кая. Но фактически это Ким Чонин. Воспоминаний Кая у него не осталось. Кажется. Тао стоял, словно поражённый громом, Сэхун растерянно моргал, а Чонин наконец отвёл взгляд. Правда, Хань заметил то, что в глазах Чонина отразилось при этом, — разочарование. — Всем-всем привет! — шумной волной обрушился на них Чанёль, взявшийся как будто из ниоткуда. — Солли! Солли улыбнулась, поздоровалась с Чанёлем жестами и протянула ему руку. Чанёль осторожно забрал Солли у Чонина и усадил себе на плечи. — А что это вы тут делаете? Новые ученики? Не староваты? Тао и Сэхун ошеломлённо пялились на Чанёля, явление которого не позволило им усвоить историю, рассказанную Ханем. Чанёля ничто не смущало в принципе, поэтому он со спокойной душой продолжил «шуметь». — Доктор, выглядите бледновато. Чонин, хмурое солнышко, улыбайся и пой. Мы с роднёй едем к побережью, я Солли заберу с нами, ты ж не против? Покатаемся на катере и посмотрим ферму на островах. Вернёмся утречком, и я Солли тебе сразу верну, да, крошка? Солли не поняла, о чём говорил Чанёль, но уловила, что её одобрения ждут, так что она пригладила ладошкой взъерошенные волосы Чанёля и улыбнулась. Чонин быстро сказал ей что-то жестами. Хань предположил, что Чонин просто «перевёл» ей слова Чанёля о грядущей поездке на побережье. — Ну, мы побежали? — Чанёль помахал рукой сразу всем и рванул к выходу, унося Солли на плечах и на ходу громко высказывая пожелания по поводу хорошего дня. Чонин сунул руки в карманы комбинезона и покосился на Ханя. Пожалуй, Хань напрасно опасался, что он не придёт на обследование. Чонин, очевидно, собирался прийти во второй половине дня, раз договорился с Чанёлем по поводу Солли. — Нам пора, — он улыбнулся Сэхуну и Тао, — рад был вас видеть. Как практика? — Ну... — Тао вновь переводил растерянный взгляд с Ханя на Чонина и обратно. — Всё хорошо, хён, — уверенно отозвался Сэхун, но смотрел он при этом на Чонина. Тот сохранял завидное спокойствие, лишь коротко спросил: — Вы на машине? Хань кивнул ему в ответ. — Тогда нам в самом деле пора. Приятно было познакомиться. Тао. Сэхун. — Чонин прошёл мимо ребят и направился к выходу тем же путём, что пару минут назад Чанёль. Хань кинулся следом за ним, догнал и зашагал рядом. Он молчал, хотя стоило бы открыть карты. После того, что он наплёл Сэхуну и Тао, у Чонина должны были возникнуть вопросы. Если он не обладал воспоминаниями Кая. И вопросов не будет, если Чонин и Кай... Хань молчал именно поэтому. Он ждал, потому что хотел знать ответ. На стоянке он распахнул дверцу перед Чонином. Тот проскользнул мимо и забрался в салон. Молча. Ханю оставалось лишь разглядывать его профиль и продолжать гадать. Он мягко захлопнул дверцу, обошёл машину спереди и устроился на месте водителя. Дорога много времени не заняла, но Чонин не задавал вопросов. Ни о чём не спросил даже тогда, когда Хань свернул к подземной стоянке, а после заглушил мотор. Хань неохотно разжал пальцы и позволил ладоням соскользнуть с руля, сделал глубокий вдох и тихо начал трудный разговор: — Ты ведь помнишь, так? Ты всё помнишь? Чонин даже не повернул к нему голову — продолжал смотреть вперёд. И молчал. — И меня ты тоже помнишь. — Это уже был не вопрос. Хань напряжённо вглядывался в Чонина, пытался прочесть хоть что-нибудь в неподвижном лице. Резкие черты, строгий профиль, плотно сжатые губы... Потребовалось время, чтобы Хань заметил стиснутый кулак и побелевшие костяшки, смятую тёмную ткань комбинезона. Но Чонин молчал и не смотрел на него. Чунмён говорил, что воспоминания Чонина и Кая должны были соединиться вместе. Для Чонина Хань, наверное, был никем, но для Кая Хань был всем. Так что же? Чонина сейчас было больше, чем Кая? Но если больше, почему он не обвинил Ханя в том, в чём должен был обвинить? А если Кая больше, чем Чонина... Тогда почему он продолжал молчать? Или же Чунмён в чём-то ошибался? Хань сам не знал, чего он ждал бы от Чонина: ненависти, обвинений в свой адрес, любви или ещё чего-нибудь, что позволило бы ему понять чувства Чонина. Понять, в чём именно винил его Чонин. Пока он занимался самокопанием и сидел в ожидании, Чонин тронул ручку дверцы, распахнул её и покинул салон. Хань тоже подорвался, выскочил из машины и подошёл к Чонину. Тот привычно сунул руки в карманы и предсказуемо отвернулся. — Нам нужно поговорить, определённо. Так не может больше продолжаться, — убеждённо высказался Хань и сдвинулся с места, чтобы заглянуть Чонину в лицо. Но Чонин вновь отвернулся. — Вы ошибаетесь, доктор Лу. Я вас не знаю. — Знает Кай, — упрямо произнёс Хань, вытянул руку и вцепился пальцами в рукав комбинезона, чтобы заставить Чонина развернуться к нему лицом. Чонин не собирался этого делать, так что пришлось приложить усилия. Хань замер под пристальным взглядом, когда ему наконец удалось повернуть Чонина к себе. Он честно пытался разобраться в том сплаве эмоций, что читал сейчас в тёмных глазах Чонина, но выходило не очень. — Кай знает меня. И ты — тоже, — тихо повторил Хань. — Ты ещё не устал делать вид, будто бы ничего не помнишь? — Если ты устал бояться, то можешь забыть об этом. Кая не существует. Никогда не существовало. Как и его воспоминаний. Я не знаю вас, доктор Лу. И я устал. От ваших непонятных вопросов и намёков. Просто делайте вашу работу. Я всего лишь ваш пациент. Хань стиснул кулаки. Если бы взглядом можно было испепелять, то Чонину полагалось бы осыпаться сейчас горсткой праха. — Думаешь, выбрал идеальную линию защиты? Если ты ничего не помнишь, то почему не спросил, откуда я знаю Кая? Или откуда Сэхун и Тао знают? Но тебе же даже интересно не было! Ты не спросил у них о Кае ничего! И у меня не спросил! Значит, ты отлично всё помнишь... Хань умолк от неожиданности, потому что Чонин просто обошёл его по дуге и зашагал к лифту. — Эй, я ещё не закончил! — А я не намерен выслушивать ваш бред. Обратитесь к специалистам. Аналитикам каким-нибудь. Психо, например. — Кай... Вот теперь подействовало. Чонин рванул его за воротник, подтащил к себе и едва слышно проговорил, обжигая горячим дыханием скулу: — Просто отстань от меня. Я не желаю даже видеть тебя, но у меня нет выбора. Каких бы теней из прошлого ты ни боялся, можешь жить спокойно и без страха. Всё прочее тебя не касается. Чонин столь же резко отпустил воротник, сделал шаг назад и продолжил путь к лифту. Хань остался стоять на месте. Переваривал услышанное, тяжёло дышал и сжимал кулаки с такой силой, что раздирал в кровь кожу на внутренней стороне ладоней. Закусил на миг губу и затем крикнул вслед Чонину: — Но ты всё ещё мой эксперимент! Мой, слышишь? И ты не можешь это изменить! Если после этих слов Чонин убил бы его, Хань воспринял бы это со спокойной душой. В конце концов, он ляпнул это от отчаяния, чтобы хоть как-то встряхнуть Чонина и лишить его равновесия. Только лишённый равновесия Чонин допускал ошибки и позволял увидеть то, что прятал в иное время. Сейчас увидеть ничего не удавалось, лишь напряжённую спину Чонина. Он остановился после слов Ханя, застыл на месте, как статуя. Хань с опаской приблизился к нему, сделал ещё пару шагов и с робостью прикоснулся ладонью к плечу. — Прости, но нам, правда, необходимо поговорить. Потому что дальше так просто нельзя... — Убери руку. Хань отдёрнул ладонь от плеча Чонина. Вовремя. Створки лифта разомкнулись, они зашли внутрь и остановились в разных углах — подальше друг от друга. Ханю никак не удавалось выровнять дыхание и унять сердце, быстро стучавшее в груди. Он отчаянно пытался успокоиться, но добился лишь того, что ладони стали влажными от пота. Смотреть на Чонина было страшно. Хань не ломал себе голову предположениями по поводу возможной реакции Чонина на открытое предложение поговорить, но такой вот реакции точно не ожидал. Он даже не знал, как это понимать вообще. Потому что, несмотря на всю резкость Чонина, на ненависть это не походило. — Чонин... — Хань заткнулся, поскольку створки лифта разошлись и явили им приветливо улыбающегося Чунмёна. — Вижу, вы взялись за ум. На обследование? — Чунмён зашёл в кабину лифта и остановился как раз между Ханем и Чонином. — Именно, — коротко отозвался Чонин. — Как раз проконтролирую, — кивнул Чунмён, и Хань тут же помрачнел. При свидетелях ему придётся играть по правилам Чонина, нравится это ему или нет. Он осторожно повернул голову, чтобы взглянуть на Чонина, тот смотрел на панель с кнопками и казался погружённым в себя. — Как дела у Чжису? — негромко спросил у него Чунмён. — Всё хорошо. — А Солли сегодня не с тобой? У Чанёля, да? Чонин просто слегка наклонил голову. — Ты сам скоро начнёшь разговаривать только жестами, как Солли. С людьми надо говорить. Чонин предпочёл промолчать и пропустить слова Чунмёна мимо ушей. На нужном этаже Чунмён провёл их в зал с новым оборудованием и жестом предложил Ханю приступать к делу. Хань немного неуверенно сунулся к оборудованию, выставил в программе нужные настройки и сел на стул у монитора, чтобы проверить исходные таблицы и загрузить старые данные Чонина и Кая. Потом он поднялся, сходил к ящику у стены и забрал упаковку с одноразовыми датчиками. Приблизившись к Чонину, поколебался, но всё же открыл рот: — Нужно снять одежду. Вот тут есть... — Хань осёкся и замер с вытянутой рукой. Он хотел сказать, что в подсобном помещении можно раздеться, но слова застряли в горле, потому что Чонин с равнодушным видом легко выскользнул из комбинезона. Всего несколько секунд — и он был полностью обнажён. Хань сглотнул, кое-как разодрал упаковку с датчиками и принялся крепить их на смуглое тело дрожащими руками. Покончив с датчиками, он попытался объяснить, что делать дальше, но Чонин даже не стал слушать — сам уверенно двинулся к белой широкой полке, улёгся на неё и плотно прикрыл глаза. — Ну как? Ты чего такой мокрый, как мышь? — поинтересовался Чунмён. — Застенчивый он, ага... — Хань неловко сложил одежду Чонина и оставил её на стуле. — Нормальные люди в подсобке... — Уймись. Он четыре года живёт как паук в террариуме — у всех на виду. Первые два года после операции обследования проводили почти каждый день. Когда каждый день приходится раздеваться перед посторонними — и не по одному разу, в итоге забываешь, что надо стесняться при этом. — Может быть... Тебе не кажется, что он слишком уж замкнутый? — Кажется. Он и раньше был замкнутым, хотя в последние годы — всё больше. — И тебя это не удивляет? — Нет. Я же сказал — он четыре года живёт у всех на виду. Его замкнутость — это как тонкое стекло между ним и прочими, хоть какая-то защита. Хань, с тобой всё в порядке? Нет, ничего с ним не в порядке, но признаться в этом Чунмёну Хань не мог. — Зрачки расширены, испарина, дыхание не в норме, пульс какой? Хань едва успел отобрать собственную руку у Чунмёна. — Всё... — Похоже... на сим... — Просто немного приболел! — торопливо высказался Хань и рванул к подсобке. — Я сейчас! Он влетел в крошечное помещение, захлопнул дверь, кинулся к раковине и пустил холодную воду на полную мощность. Быстро умылся и уставился на собственное отражение в зеркале. Чунмён не соврал — все признаки. — Какого чёрта?.. — Хань снова принялся плескать в лицо ледяной водой. Вспомнилось вдруг, как на второй день своей жизни Кай забрался к нему на диван, уронил голову ему на колени, крепко обхватил руками за пояс и свернулся почти клубком. С ускоренным пульсом, неровным дыханием, испариной на висках... «Симпатика включает в себя учащённое дыхание, сердцебиение. Ускоряется обмен веществ, расширяются зрачки... Посмотри на меня. Да, вот именно так, у тебя зрачки расширены. В твоём случае это реакция на какое-то воспоминание, скорее всего. Симпатика может возникнуть в результате, например, фобии какой-нибудь. Или филии. Реакция на очень сильный раздражитель, проще говоря». Но Хань тогда умолчал о том, что симпатика возникала и во время притяжения между людьми, была одним из признаков влечения. Он так до сих пор и не разгадал эту тайну и не выяснил причину. Взяв себя в руки, Хань вернулся к оборудованию, запустил программу и постарался не смотреть в сторону Чонина. Не смотрел, пока не увлёкся расшифровкой цветной карты на мониторе. Захотел сравнить показатели и оригинал уже на начальной стадии. На начальной стадии это были ступни. Хань машинально развернулся на стуле и уставился на ступни Чонина, на датчики, прилепленные к лодыжкам. Дальше как-то само собой получилось, что взгляд своевольно заскользил по смуглой коже: голени, колени, бёдра, напряжённый живот, кубики пресса, пластины грудных мышц, плечи, шея... Хань невольно провёл кончиком языка по сухим губам и поспешно отвернулся. — С тобой точно всё в порядке? — тихо уточнил околачивающийся рядом Чунмён. — Д-да. — Уверен? — Конечно. Ничего страшного. Хань уткнулся в монитор и сделал глубокий вдох. — Любопытно, да? Чунмён тоже склонился к монитору и взглянул на готовую часть карты. — Странно. — Что именно? — Было бы нормально, если бы смещение показателей и цветовых индикаторов получалось либо близко к карте Чонина, либо близко к карте Кая. Но у нас в итоге карта, которая ни туда и ни сюда. Третий вариант. Это странно. — Возможно, наложение показателей... — Какое наложение? Тут наложением и не пахнет. Это выглядит... как мутация. Когда складываешь две половинки груши, должна получиться целая груша, а не яблоко. А у нас — яблоко. У меня больше просто нет идей. Я предполагал, что с геномом Кая что-то было не так, но сейчас я даже предположить не могу, что именно с ним было не так. И только на это я могу списать наше нынешнее «яблоко». Знаешь, что забавно? Хань помотал головой, удивлённо глядя на Чунмёна. — Забавно то, что наверняка дело в геноме. Год назад Чонина подстрелили. Рана довольно лёгкая была, он уже получал подобную раньше, но, тем не менее, заживала она гораздо быстрее, чем должно было быть в норме. — Ускоренная регенерация? — Слишком громко сказано. Но разница была. И это не во всём проявляется. Я бы сказал, что это как-то избирательно проявляется и довольно непредсказуемо. Солли как-то капризничала, когда увидела на аттракционах карточные фокусы. Чонин купил колоду карт и повторил все трюки фокусника. Я видел это собственными глазами, но тогда ничего не сказал, сделал вид, что это пустяки. Потом говорил с майором Ханом по этому поводу. Как помнишь, Чонин — снайпер, у него чувствительные пальцы. Я решил уточнить, возможно ли такое. Майор Хан сказал, что для снайпера повторить карточные фокусы не так уж и трудно. В теории. Но вряд ли с первого раза. Но Чонин выполнил все фокусы с первого раза. Хань плотно сжал губы и промолчал. Ну а что он мог сказать Чунмёну? Что исправил геном Чонина и наградил того способностью быстро учиться? И что случайно получилось так, что у Чонина то ли усилилась, то ли появилась способность «читать» движения? Для Кая это было нормально — повторить что угодно с первого раза. Карточные фокусы — пустяк в самом деле. И для Чонина это тоже стало нормальным, судя по всему. Скорее всего, Чонин скрывал это, но иногда прокалывался. В конце концов, нельзя всё время жить под маской. Но Ханю теперь стало любопытно — как много себя прятал от всех прочих Чонин? Коль уж он решил обо всём молчать и забыть о Кае, то ему приходилось скрывать и обретённые за счёт исправленного генома способности. Потому он и о танцах ничего не говорил, похоже. Наверняка он танцевал, но тайком ото всех. И делал вид, что ему надо примерно столько же времени, как и всем, чтобы что-то выучить или запомнить. К тому же, Кай разбирался в генетике, а Чонин делал вид, что ничего в этом не понимает. Вот теперь всё становилось на свои места. Обследование должно показать детали. Вряд ли Чонин мог похвастать способностями Кая в полной мере. Наверняка они были ослаблены из-за операции. Или со временем как-то иначе нормализовались и приглушились. Или видоизменились — такой вариант тоже следовало учитывать. Хань развернулся к монитору и закусил губу. Чонин всё помнил и всё скрывал. Четыре года он играл роль себя прежнего, привнося изменения по чуть-чуть, незаметно, заставляя всех к этому привыкать и избегая объяснений. Умный мальчик, продумал всё до мелочей. Но не учёл в расчётах Ханя и других ребят. Надеялся никогда больше их не увидеть? Похоже на то. Но Хань в самом деле не рассчитывал попасть в Сеул. Честно говоря, он очень хотел угодить к Ким Чунмёну, так же сильно, как остаться в Кунсане. Но Кунсан казался более реальным, чем клиника при военном министерстве. И к Чунмёну Хань попал исключительно потому, что во время пребывания в Корее вёл себя безупречно. Ведь история с Каем так и не всплыла. Если бы всплыла, его депортировали или... Или он проходил бы в качестве подсудимого по делу о синтезированном человеке. Хань перекинул результаты обследования на свой аккаунт и распечатал копию. — Взгляни сюда, — предложил Чунмён, указав на бледно-зелёную область в спектрограмме мозга. — Мне это не нравится. Оттенок на сорок градусов темнее нормы. Даже с погрешностью — слишком. Сильное подавление эмоций и желаний. — У него хороший самоконтроль, — пожал плечами Хань. — Не спорю, но ты должен понимать, к чему это может привести. — Он больше не состоит на военной службе. Вряд ли это... — Дело не в военной службе. Дело в его навыках и подготовке. Просто представь, что он натворит в состоянии аффекта. — Чунмён, это экспериментальное оборудование. На стандартных спектрограммах показатели в норме. Вдруг это просто ошибка? — Хань сам себе не верил, потому что недавно только размышлял о том, как много Чонину приходится скрывать. Тут и без всяких спектрограмм ясно, что Чонин постоянно жёстко себя контролирует, выверяет каждый шаг. И Чунмён прав: если продолжать в том же духе, то рано или поздно рванёт. Дело даже не в возможной вспышке ярости, а просто в усталости. Нельзя всё время сидеть в цепях и на привязи. Любой человек всегда старается найти что-то такое, что поможет ему выразить себя. И сколько бы Чонин ни прятался, эта потребность рано или поздно возьмёт своё. Вопрос лишь в том, как именно это проявится. — Посмотри на это. — Чунмён нашёл ещё кое-что. — Никогда такого не видел. Хань полюбовался на спектрограмму и переключился на график. Часть показателей выходила за допустимые пределы. — Эта зона отвечает за восприимчивость и представления о себе. При предельных показателях выбор занятия несколько... как бы... — При предельных показателях Чонин ни за что в жизни не стал бы заниматься тем, чем занимается сейчас. И паршиво ладил бы с семьёй. И дочь растить сам не стал бы. Но у нас на практике всё иначе. — Не понимаю, — честно признался Хань. — Не ты один, — невесело хмыкнул Чунмён. — Посмотри теперь сюда. Если верить этой спектрограмме, парочка расстройств у Чонина быть должна. Даже отклонений, я бы сказал. Но я не наблюдал ничего такого. Конечно, идеальных людей нет, но у Чонина всё было в приемлемых рамках. А эта спектрограмма как будто издевается. Но я в самом деле не могу вспомнить ничего такого. И на работе к Чонину все хорошо относятся. Семья тоже ничего не замечала. Хань оглянулся, плотно сжал губы, увидев обнажённого Чонина, который аккуратно снимал с себя датчики и собирался влезть обратно в комбинезон. — Может быть, просто смотрели не туда? — Может быть. Попробуй разобраться. У тебя как раз осталось полчаса на традиционный сеанс. — Чунмён сунул Ханю под нос ворох распечаток с результатами обследования. Путешествие в лифте прошло в тягостном молчании. Хань запустил Чонина в кабинет, зашёл следом и прикрыл дверь. Подумал немного, запер с помощью ключа и повернулся. Тут же прижался к двери спиной, потому что Чонин стоял прямо перед ним и мрачно смотрел на карту-ключ в его руке. — Я бы предпочёл, чтобы вы оставили дверь открытой. — Меня это не волнует. Нам нужно поговорить. Есть причины. Чонин протянул руку, чтобы отобрать карту у Ханя, а Хань, разумеется, не собирался её отдавать. Спустя минуту они уже почти всерьёз дрались из-за карты. Хань оказался плотно прижат к двери. Он спрятал руку с картой за спину и уставился на Чонина с непреклонностью во взгляде. — Или мы... — Выпусти меня отсюда! — Ни за что! — Дай сюда... Во время новой потасовки Ханя осенило — он засунул карту за пояс собственных брюк и с видом победителя уставился на Чонина. — Ну и? Что теперь? Чонин молча смотрел на него, стиснув кулаки. Потемневшие глаза, затруднённое дыхание и слабая дрожь внушали лёгкие опасения, хотя Хань опасался не за собственную жизнь. — Ты не уйдёшь, пока мы не поговорим. — Хорошо, но ты пожалеешь об этом, — после долгой паузы отозвался Чонин. Его голос звучал очень тихо и удивительно спокойно при его состоянии. После новой долгой паузы он добавил ещё тише: — Мы оба пожалеем.