Симпатика

◄ 10 ►

Сэхун перевернулся на живот и уткнулся носом в пляжный коврик. — Нет, ну ты только погляди, что я нашёл! — Иди к чёрту со своей очередной ракушкой, — пробормотал Сэхун, даже не попытавшись приподнять голову и поглазеть на находку Тао. — А нам точно ничего не будет? Всё-таки сегодня должен быть рабочий день в клинике, а мы тут торчим. — Ничего не будет. Бэкхён сказал, что выбил нам пару лишних выходных. И слава Богу. Мы два месяца пахали как проклятые. И нам должны пять выходных. Вот половину Бэкхён и вытряс. Теперь помолчи хоть часик, — взмолился Сэхун. — Хун-и… — Не называй меня так! — Ага, сразу ожил! — заржал Тао, отметив, как быстро подхватился Сэхун и уселся на коврике. — Лучше натёр бы меня кремом от солнца, а то я, кажется, скоро покроюсь румяной корочкой… Тао с радостным воплем кинулся к сумке, а через миг старательно укладывал Сэхуна на коврик, чтобы обмазать дрянью из жёлтого тюбика. Крем от солнца помогал, но запах Сэхуну не нравился. Однако он решил, что лучше повонять немного, зато не поджариться на солнце. — Слушай, а чего это Говядина постарался нам выходные выбить? Он же вообще никаким боком к клинике… — Спроси у него сам, если тебе так любопытно. Лично я пока не готов с ним беседовать. У меня до сих пор мозги на место не встали после последнего разговора. — Не, у меня тоже, но всё-таки. И как ему вообще удалось уломать нашего злобного… — А то ты Бэкхёна не знаешь, — проворчал Сэхун и блаженно прикрыл глаза, наслаждаясь уверенными прикосновениями ладоней Тао к своей спине. — Если Бэкхён чего-то хочет, то лучше не сопротивляться — хуже будет. Тао промолчал, что удивило Сэхуна. Он вскинул голову и обернулся. Уставился на неподвижного Тао и проследил за его взглядом. Тао пялился на незнакомцев в тёмных костюмах. При галстуках. Каждому на лоб можно было смело прибивать табличку «государственная безопасность». — Господин О Сэхун? — церемонно осведомился тот, что был повыше и постарше. — М-м… Да, а что? — Господин Хуан Цзытао? — Угу. — Вы оба являетесь выпускниками Медицинской Академии Кунсана? — Фактически ещё нет, мы же практику проходим, — с недоумением ответил Тао и поскрёб пятернёй затылок — Но мы там учимся, да. А что? Сэхун в вопросе «А что?» смысла уже не видел, поскольку припомнил совет Бэкхёна в случае подозрительных вопросов от подозрительных людей старательно изображать неведение и неосведомлённость. — Вы знакомы с господином Лу Ханем? Как мило! Заявить, что они не знают никакого Ханя, будет… — Мы учились в Академии, но на разных курсах и специальностях. Знаем, но не особенно близко и хорошо, — торопливо отозвался Сэхун, чтобы Тао не успел брякнуть какую-нибудь глупость. — Хорошо, вы должны поехать с нами, — подвёл итог короткой беседе незнакомец. — С чего это вдруг? — недовольно заворчал Тао, но заткнулся, полюбовавшись на удостоверение в чёрных корочках. Под внимательными взглядами сотрудников госслужбы они собрали вещи, потом их проводили в отель, где они оплатили номер и выписались раньше срока, а затем их погрузили в фургон и повезли в направлении Сеула. *** Клетки с резусами занимали почти всё свободное пространство лаборатории. В дальней от клеток стороне проводили на месте вскрытие погибшего животного. — Все органы поместить отдельно и тщательно изучить, — поправив очки, велел Минсок. — Напоминаю, что нам нужно выяснить причину, по которой кровь не сворачивается. Хотелось бы знать, действует ли вирус на физиологическом уровне или же влияет на работу мозга. — Делать срезы тканей, доктор Ким? — спросил помощник от стола с погибшим резусом. К счастью, вирус не передавался воздушно-капельным путём, поэтому не требовалось тратиться на соответствующую защиту. — Разумеется. Проведите заморозку по инструкции и подготовьте срезы. Потребуется сделать снимки срезов. Как там э-микроскоп? — Я уже включил, — помахал рукой второй помощник. — Так… Нам надо: эозин, формалин, золото по Кахалу… — На это уйдёт семь часов, доктор. Стандартный срез делать? — Конечно. Минсок устроился за столом с э-микроскопом и требовательно протянул руку. Помощник тут же вручил ему подготовленный образец первичного среза без окрашивания. — Внутренние органы предельно мягкие и эластичные. Может, отправить образцы в большую лабораторию Кунсана? Ну, споры там или грибки какие… — Вряд ли, но отправьте. Хуже не будет. — Минсок сдвинул очки на лоб и приник к окуляру. Задача усложнялась тем, что многократное увеличение э-микроскопа давало столько информации, что в ней несложно было затеряться. Если не знать, что конкретно ищешь, то… Минсок, например, понятия не имел, что ему искать и где. Едва он сосредоточился на проблеме и мысленно выстроил план исследования среза, как за спиной выразительно покашляли, пытаясь привлечь его внимание. — Слушаю вас. — Господин Ким Минсок? Студент Медицинской Академии в Кунсане? — Допустим. — Минсок откинулся на спинку стула и с сожалением посмотрел на э-микроскоп. — Что вам угодно? Перед ним на стол шлёпнулось удостоверение в тёмных корочках. — Вы знаете доктора Лу Ханя? *** Чондэ мирно спал дома после дежурства в морской лаборатории Пусана. Перед тем, как уйти домой, он отправил письмо Бэкхёну с данными по последнему проекту с дельфинами. Бэкхён пару недель назад интересовался разницей температур в южных и северных водах, а также спрашивал, есть ли некоторые отклонения в поведении дельфинов в Пусане. Лаборатории в Инчоне и Пусане работали по одному и тому же проекту, поэтому интерес Бэкхёна был закономерен. Чондэ перед сном как раз немного попредавался сожалениям, потому что скучал. Не так давно Бэкхён работал вместе с ним, они виделись каждый день. Ну, а теперь в пусанской лаборатории царили покой и тишина. До отъезда Бэкхёна все вечно жаловались на шум, после отъезда — грустили. Обычно Бэкхён вечно расписывал вслух, как он недоволен работой того или иного исследовательского центра, возмущался, почему они пишут справки и пояснения от руки и гадским почерком, который без лупы не разобрать, ныл, что не хватает пробирок и прочего оборудования… Просто делал он это всегда с юмором. Теперь юморить стало некому. Чондэ, конечно, мог что-то там брякнуть и пошутить, но без Бэкхёна не особенно и хотелось. Вместе было веселее. Да и пиво по пятницам тоже кануло в Лету. После дежурства Чондэ удалось поспать только три часа, а потом в дверь позвонили. На пороге Чондэ обнаружил двух типов в деловых костюмах и при галстуках. Один сунул ему под нос удостоверение и одновременно спросил: — Господин Ким Чондэ, вы знакомы с доктором Лу Ханем? — Это риторический вопрос? — сонно отозвался Чондэ, который полагал, что такие вопросы сотрудники госбезопасности вряд ли задают, если не знают ответов. — Хотелось бы услышать сознательное подтверждение. Если вас не затруднит. — Не затруднит. В общем. Но прямо сейчас я ещё сплю. — Вы можете поспать в фургоне по пути в Сеул. Так вы знаете доктора Лу Ханя? — Как вам наверняка известно, мы вместе учились в Академии в Кунсане. Официально мы и сейчас там учимся, просто проходим практику в разных местах и с разными сроками. Мне можно выпить чашечку кофе и собраться? Или я должен ехать в пижаме? — Разумеется, вы можете собраться. — Угу. Хотите кофе? *** Бэкхён не ждал гостей к концу рабочего дня. Он сидел у себя в кабинете за столом с аппаратурой и проверял все графики за день. Когда в дверь постучали, а затем в кабинет зашли два внезапных гостя в строгих тёмных костюмах, Бэкхён сразу сообразил, кем они могут быть. В его биографии имелся лишь один случай, который мог бы заинтересовать типов официального вида и госслужбы. — Одну минуту, пожалуйста, — заявил он гостям вместо приветствия и сделал вид, что заканчивает с графиками. Гости не могли видеть его руки и клавиатуру, а ещё не могли видеть телефон на узкой полке под монитором. Бэкхён же аккуратно взял телефон, открыл список контактов, нашёл номер Чонина и отправил вызов. Существовал риск, что телефон уже на прослушке, но оставался шанс, что ещё и нет. В любом случае, Бэкхён не собирался беседовать с Чонином при свидетелях. Он всего лишь хотел, чтобы Чонин ответил на вызов и оставался на связи. Сигнал прошёл. Бэкхён убедился, что Чонин ответил на вызов, поднялся со стула и громко спросил: — Могу я увидеть ваши удостоверения? — Пожалуйста. — Один из типов протянул ожидаемо чёрные корочки. — Целый капитан госбезопасности? Господин Сан? А вы не очень-то похожи на этот снимок. Что вам угодно? — Полагаю, вы господин Бён Бэкхён? — Ещё утром я им был. А что? — Вы учились в Академии Кунсана? — Надеюсь, до сих пор имею честь там учиться. Только не говорите, что меня отчислили, а вас послали, дабы сообщить мне эту шокирующую новость. — Вы знаете господина Лу Ханя? — Знаю? Да я знать его не хочу! Четыре года не общался, и ещё столько же бы не. С удовольствием. Но жизнь, знаете, такая паршивая штука… А откуда такой, смею спросить, нездоровый интерес к моим связям и к этому придурку? Или он Нобелевскую премию урвал вдруг? Хотя не говорите, щас я угадаю… Его похитили террористы и теперь требуют выкуп сразу и у корейцев, и у китайцев, а деньги попросили принести кого-нибудь, кого Хань знает? Или нет… Может, вы по поводу дельфинов и недавней диверсии? Ну, японская подлодка с фугасными зарядами на борту в корейских водах. И всё такое. Только какое отношение к этому имеет Хань? Или он, Боже упаси, на самом деле замаскированный под китайца японец? Вдохновение Бэкхёна никогда не покидало — он мог разливаться соловьём в этом же духе двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю без перерыва на завтрак, обед и ужин. — Гм… Вы должны поехать с нами и ответить на несколько вопросов. — Надо думать, особого выбора у меня нет, да? Учитывая, что вы из госбезопасности. — Бэкхён стрельнул глазами в сторону телефона, по-прежнему скрытого от глаз гостей монитором. Судя по картинке на дисплее, Чонин всё ещё оставался на связи и слышал каждое слово, произнесённое в кабинете. — К сожалению. Детали вам расскажут уполномоченные лица. — Мне можно прихватить телефон и снять халат хотя бы? — Пожалуйста. Бэкхён дотянулся до телефона, ухватился за пластиковый корпус, одновременно обрубив вызов. Демонстративно взглянул на дисплей и вслух отметил: — Восьмой час, однако. Надеюсь, меня эти ваши уполномоченные лица хотя бы покормят. — Он выпутался из халата и небрежно повесил его на спинку стула. Бэкхён сделал всё, что мог, дабы Чонин был в курсе происходящего и подготовился. Чёрт знает, что вообще случилось, но госбезопасность могла явиться за Бэкхёном исключительно в том случае, если всплыл факт хищения генома Чонина и синтезирования Кая. Никаких других преступлений Бэкхён никогда в жизни не совершал, ни в чём ином и подобном замешан не был. Вопрос о Хане лишь укреплял уверенность Бэкхёна. Возможно, кто-то обнаружил записи Ханя, касающиеся той части проекта, что затрагивала вопрос синтезирования. Хань ведь так и не уничтожил их. Остальные точно удалили и уничтожили всё. Бэкхён — в том числе. Но их записи Хань копировал себе. Придурок! Бэкхён на самом деле не злился и не боялся. И его не волновало, какие против него выдвинут обвинения. Как ни крути, он виновен, поскольку принимал участие в проекте Ханя добровольно. Но он не крал геном. Геном украл Хань. Бэкхён согласился бы на пожизненное даже, лишь бы при этом и Хань понёс заслуженную кару. Всё-таки это именно Хань украл геном Чонина, именно Хань настоял на манипуляциях с памятью, именно Хань не ответил на чувства Кая. И всё, что Кай сделал после… причиной тоже был именно Хань. Бэкхён сожалел только об одном. Он сожалел, что Чонину придётся пройти через это, чтобы окончательно избавиться от прошлого. Если получится. Потому что Бэкхён верил в его любовь к Ханю. До сих пор. Чонин всё ещё любил человека, который не справился с ролью творца. Бэкхён сожалел и волновался. Волновался только о Чонине. И уж теперь-то скандала не избежать. Никак. *** Чунмён озадаченно наблюдал за торчавшим у окна Чонином. Они и разговор толком начать не успели, потому что у Чонина завибрировал телефон. Потом он стоял у окна и просто слушал, ничего не говоря. Чунмён неловко улыбался, пытаясь смягчить суровую на вид Солли. Она забавно наморщила носик, обхватила обеими руками любимого медвежонка и демонстративно отвернулась, решив пренебречь вниманием Чунмёна. Чонин медленно вернулся к креслу у стола, сунул телефон в карман и сел наконец. — Что-то случилось? Безразличное пожатие плечами и отсутствующий взгляд. Ничего необычного. Чонин по-прежнему предпочитал жесты, мимику или иные движения вместо полноценных слов. Казалось, он постепенно отвыкал говорить как большинство нормальных людей. Чунмён из любопытства интересовался у матери Чонина подробностями детства Чонина, так и выяснил, что в жизни Чонина случался короткий период, когда он не говорил — прямо как Солли сейчас. Вообще не говорил. Ему было около пяти лет, выяснить причину молчания так и не удалось. Лечение тоже не дало результатов, как и визиты к детскому психологу. Мать возила Чонина на Чечжу, где он заговорил вновь после того, как провёл пару дней в доме местного шамана. Теперь уж и не разобраться, что тогда происходило с Чонином и почему он перестал разговаривать, но как факт — такое с ним было, стало быть, в какой-то мере немота Солли являлась закономерной реакцией на шок. Наследственной. В конце концов, это тоже один из способов отграничения себя от реальности. Если Чонин им пользовался когда-то, то и Солли считала такой способ наиболее подходящим. Чунмён сожалел, что теперь уже не выяснить, каким способом шаман вернул Чонину дар речи. Шамана ныне не было в живых, а Чонин ничего не помнил. Так говорил сам Чонин, и это походило на правду: далеко не все люди в силах вспомнить себя в детстве в деталях. Какие-то яркие события остаются в памяти, если они осмысленные. Но если события осмыслить не удалось, или же они оказались чересчур сложны для детского восприятия, ребёнок вряд ли их запомнит. — Как себя чувствуешь? Чонин резко вскинул голову и смерил Чунмёна таким выразительным взглядом, что стало не по себе. — Прости, это всего лишь вопрос и необходимость в моей работе. Я не для этого тебя позвал, но я всё ещё врач, как помнишь. Чонин отстранённо кивнул, закинул ногу на ногу и сплёл пальцы, расположив их над коленом «домиком». — Речь о Хане. Плохо понимаю, что между вами происходит, но у меня была Чжису. Как я понял, она видела Ханя с тобой. Не знаю, что у вас там случилось, но, кажется, Хань сказал ей, что… что он сам на тебя претендует. Это так? М-м-м, не то чтобы я лезу в твою жизнь, но ты же знаешь, что отношения врача и пациента подразумевают определённую этику в… гм… отношениях. Если… гм… Если это правда, то Хань больше не может работать с тобой. Ну, то есть… Чунмён осёкся, встретив прямой взгляд Чонина. Тот по-прежнему молчал и просто смотрел на Чунмёна, показывая при этом всем видом, насколько ему эта тема неинтересна. В свете его нежелания наблюдаться у Ханя… — Ладно. Как я понимаю, тебе всё равно, кто будет с тобой работать. — Ты знаешь мои предпочтения по этому вопросу. Я не хочу быть его пациентом, — твёрдо отрезал Чонин. Слово «его» он удивительно выразительно подчеркнул интонацией. Слово «пациент» тоже прозвучало по-особенному. — Твоя предвзятость в отношении Ханя… — Я не предвзят. Ты ошибаешься. Я не считаю его плохим человеком или кем-то в этом роде. И не считаю его плохим специалистом. Я просто не хочу, чтобы он был моим врачом. И не хочу быть его пациентом. Я вообще не болен, и ты прекрасно это знаешь. Меня не нужно лечить. — Так и речь не о болезни в обычном смысле этого слова! — Чунмён устало вздохнул. — Ну почему ты такой упрямый? Ты же знаешь, дело не в придуманных болячках, а в уникальной операции. Ты единственный, кто выжил после такой операции. Операция была комплексной. По идее, в тебе должны сидеть две личности. И в твоих же интересах, чтобы эти две личности сплелись в одну без плохих последствий. Мы с Ханем просто хотим тебе помочь. — Мне не нужно помогать. И во мне ничего такого не сплетается, я вполне обычный. Такой же, каким и был раньше. — А ни черта! — возмутился Чунмён, не выдержав дольше. — Твои снимки, графики, анализы… Чёрт, Чонин, у тебя ни черта не совпадает со старыми данными! На тебе даже раны заживают быстрее! Твой организм перестроился, но мы пока не знаем, как и куда. Ты отдаёшь себе отчёт, что всё может выйти из-под контроля, если не понимать, с чем именно мы столкнулись, и как этим правильно управлять? — Со мной всё в порядке! — резко отчеканил Чонин. — И ты просто не в силах себе представить, как мне надоело отыгрывать роль подопытного кролика! Я хочу просто нормально жить без всех этих проклятых регулярных визитов в клинику. Я устал, Чунмён. И ты не представляешь, как сильно. Иногда мне кажется, что я насквозь пропитался запахами клиники и лекарств. И мне уже кажется, что даже ты воспринимаешь меня как анатомическое пособие, а не как человека. Если ты провёл операцию только ради этого, только чтобы превратить меня в объект исследований… то лучше б ты никогда её не проводил. Я бы даже предпочёл не выжить после неё, чем жить вот так. — Господи, ты что такое говоришь? — Чунмён обмяк на стуле и уставился на Чонина с беспомощностью в глазах. — Правду говорю. Не нравится? Ну давай тогда махнёмся местами, а? Мне интересно, сколько ты выдержишь на моём месте. Вместо того, чтобы гулять с Солли, я торчу два раза в неделю в клинике. Часто — вместе с ней. Она знает эту клинику уже лучше тебя. Ты считаешь, что это нормально? Если да, то я твою точку зрения не разделяю. — Чонин… — Через час у моего руководства на столе будет моё заявление. — Ты увольняешься? — Хуже. Увольняюсь и уезжаю. — Куда? — В Аргентину. — Куда?! — Даже не надейся, не в Буэнос-Айрес, а в глушь, к чёрту на рога, где в радиусе ста миль нет ни одной клиники и даже ни одного врача. Поживу нормально. — В глуши? — Люди как-то и на Южном полюсе живут, и на Северном, и даже в Сахаре. В Аргентине не такая уж экзотическая глушь. Там просто чуточку холоднее, чем здесь, а так… то же море, те же горы и леса. Не волнуйся, я не буду скучать по Сеулу. — Чонин, ты серьёзно? — тихо уточнил Чунмён. — Более чем. — А Чжису? Как же… — Ну, это правда, что я переспал с Ханем, так что… она, скорее всего, разорвёт помолвку. Вряд ли она горит желанием жить в глуши в Аргентине. — Ты спятил? — Наоборот, я в здравом уме и твёрдой памяти. Давно пора было смотать удочки и убраться на безопасное расстояние от всех этих долбанутых медиков. По-моему, медиков в моей жизни явно перебор. Больше не вынесу. Я вообще хрупкий и нежный, как богемское стекло. — Это богемское стекло хрупкое и нежное? — Не цепляйся к словам, суть ты уловил. — Ты… ты толстокожий и твердолобый баран! Хрупкий и нежный, ну да… А ты подумал, каково будет Солли в такой глуши? — Ей будет хорошо. — И ты бросишь школу? — Нет, буду приезжать иногда. Видео-занятия смогу записывать. И перестань, я смогу вести занятия удалённо, тоже мне, нашёл проблему. — Всё продумал, да? — Именно. Я не останусь, Чунмён. В самом деле устал. В дверь кабинета Чунмёна требовательно постучали. Чонин утомлённо прикрыл глаза — следующий акт этой пьесы он уже знал — спасибо Бэкхёну. *** Хань отстранённо рассматривал собственные руки, пока уполномоченные чиновники изучали записи и журналы проекта. Удивлялся, почему на него до сих пор не надели наручники и не запихнули в камеру. Его вина была очевидна, да он сам и рассказал обо всём государственному представителю — До Кёнсу. Ещё и повторил всё в присутствии министра Кима. Министр Ким походил на Чонина. Или это Чонин походил на него? Только Чонин был выше ростом и гораздо изящнее, хотя вот резкие черты лица ему определённо достались в наследство от отца. Министр Ким, кстати, так ни разу на Ханя и не взглянул. И ничего при Хане не сказал. Просто послушал и ушёл. Хань рассказал всё именно о проекте, но не обмолвился об отношениях с Каем. Их личная жизнь вряд ли кого-то касалась. Предоставленный пока самому себе Хань думал только о Чонине. Он не представлял, как Чонин отреагирует на происходящее. Не представлял, что Чонин вообще будет думать о нём после этой выходки. Огласки избежать точно не удастся, потому что следствие начато. Разбираться будут долго, выясняя причины поступков Ханя. Прежде всего, Хань украл геном, который числился в закрытой базе. Украл осознанно. В законе не упоминался термин «синтезированный человек», потому придётся ещё и доказывать, что Кай не был клоном. Доказать можно, но это отнимет немало сил и потребует подготовки, чтобы разъяснить разницу между клонированием и синтезированием обывателям. И тут многое зависело от Чонина. Если он не станет скрывать, что осознавал всё происходящее, находясь в криокамере… это будет ещё один булыжник на могилу Ханя. Одно дело, когда объект проекта не осознаёт, что происходит, но совсем другое дело, когда объект прекрасно всё понимает. Нарушение этических принципов и прочее, прочее, прочее. Всё то, чему придавал всегда огромное значение Бэкхён. Несоблюдение этических принципов привело к побегу Кая. Таким образом, синтезированный человек оказался в Сеуле и под рукой у Чунмёна. И это привело к комплексной операции, без которой Кай умер бы, как и Чонин. Всё осложнялось статусом Чонина и родом его деятельности. Ханя могли обвинить в чём угодно, и это дело вообще способно было испортить отношения Кореи и Китая. Ещё большую пикантность ситуации добавляло происхождение Чонина. Сын министра, известная семья, то да сё… Тут и терроризм могли приплести. Хань влип так круто, что дальше уж некуда. Влип по собственной воле. Но он хотел этого. Хотел расставить, наконец, всё по местам и разрешить их с Чонином противостояние. После беседы с Бэкхёном Хань в полной мере осознал, что именно он натворил. Не специально, без злого умысла, однако Чонину от этого не легче. Хань не собирался судить себя сам. Хотел, чтобы это дело рассмотрели люди, к нему не причастные. Чтобы именно взгляд со стороны решил, чего же было больше — плохого или хорошего. Так вернее. Да и всю жизнь нельзя прятаться и лгать. Если бы правда всплыла не сейчас, то потом. Чонина ведь не спрячешь, а у тех, кто знал Кая, непременно стали бы возникать вопросы. Спустя час Хань глупо пялился на До Кёнсу и пытался осознать, почему это его отпускают домой. Он рассчитывал на арест, но увы. Ему всего лишь запретили покидать Сеул — и только. Пока что. Пока не будет вынесено окончательное решение по этому делу. До тех пор Хань получал статус подозреваемого, давал обязательство не покидать Сеул и являться на все заседания комиссии и по вызовам службы госбезопасности. Конечно, от работы в клинике его отстранили, а дома провели обыск. Закономерно, хотя Хань честно принёс все материалы по проекту. Только после возвращения домой Хань вспомнил о друзьях. Государственному представителю он сказал, что сам был инициатором проекта и скрыл от друзей правду о геноме, потому ответственность за проект и его последствия нёс лишь он один. Теперь от друзей зависело, как сильно они погрязнут в этом деле. Он отгородил их от вины, как смог. Если они не сглупят, то выпутаются без ущерба для себя. Разве что… Ханя беспокоили мысли о Бэкхёне. Тот со своими принципами такого мог наворотить, что потом никто не расхлебал бы. Хань до сих пор помнил все те обвинения, что Бэкхён бросил ему в лицо после исчезновения Кая из Кунсана. Поразмыслив немного, Хань позвонил сначала Чонину, а потом — Бэкхёну. Ни один на его звонки не ответил. Вот тогда Ханю стало страшно всерьёз. Стало страшно до такой степени, что он усомнился в правильности своего поступка. С трудом взял себя в руки и успокоился, попытался позвонить ещё и Сэхуну, но тот тоже не ответил. Дозвониться Хань смог лишь до Чунмёна. — Поговорим позднее, — сухо отчеканил Чунмён. И из трубки посыпались короткие гудки.