Симпатика

◄ 18 ►

Поход по магазинам позволил сделать ещё одно открытие: Солли тоже не различала оттенки розового. Отметить это мог лишь Хань, который прекрасно различал любые оттенки. Сначала он сомневался, но после рассказал всё же Чонину, когда Солли застряла в отделе с игрушками. — Уверен? — Никаких сомнений. Она сочла те два платья одинаковыми по цвету, но оттенки разные. Я специально спросил её. Надеюсь, ты не считаешь, что я тоже не различаю оттенки розового? — Вот как... — Чонин помрачнел, и Хань машинально бросил ладонь ему на плечо, чтобы подбодрить. — Это не так важно, как кажется. Просто аномальная трихроматия. С помощью генной инженерии при желании всегда можно это исправить. В сетчатке глаза есть фоторецепторы. Различают три типа: один тип чувствителен к красному, другой — к зелёному и третий — к синему. И у тебя, и у Солли просто есть небольшие проблемы с чувствительностью к оттенкам красного. Причём у вас это заметно только в розовых тонах. И свойство приобретённое, а не врождённое. Вероятно, отклонение в результате травмы, из-за которой ты загремел в криокамеру, раз уж на Солли это тоже проявилось. Ничего страшного, если она не различает оттенки розового. Главное, чтобы она сама сознавала это. Не сейчас, конечно, когда будет постарше. Так что с платьем? Она выбрала? — Думает пока. — Наверное, стоило отправить её в женской компании выбирать. Из нас советчики не очень получились, да? — Наоборот. — Чонин скользнул безразличным взглядом по рекламным стендам вокруг. — В плане одежды она больше ценит мужское мнение. — Ага, такими темпами через десять лет твой дом будут осаждать толпы мальчишек, — развеселился Хань. — Чёрта с два. Всех перестреляю, — мрачно буркнул Чонин. Хань полюбовался на выражение его лица и сложился пополам от смеха. — Не волнуйся. Если ты всё-таки рванёшь на Эстадос, там мальчишек не будет. Хотя это не лучший расклад. Чонин отвернулся к монитору, где промелькнула заставка горячих новостей. Показывали новостройку на побережье, и по интересу Чонина Хань предположил, что именно там Чонина ранили не так давно. Диктор новостей вкратце сообщила детали несчастного случая, уточнив, что пострадали несколько человек, но не слишком серьёзно. Один из рабочих считался мёртвым, но врачам удалось запустить сердце. Показали снимок счастливчика, однако Чонин вдруг негромко произнёс: — Мои соболезнования, дружище. — Прости? — Хань с недоумением подёргал его за рукав. — Он же выжил. Чонин медленно повернул голову и смерил Ханя долгим и странным взглядом, после чего неохотно ответил: — Выжить и вернуться с того света — это не одно и то же. Первое — нормально, а вот второе — не очень. Точно так же, как нормально различать цвета, а вот путать или не различать... — Кстати... — Хань огляделся и вопросительно посмотрел на Чонина. — А где Солли? Из отдела игрушек Солли испарилась неведомо куда. Но куда больше Ханя удивляла реакция Чонина. Тот не казался взволнованным. Он выглядел спокойным и каким-то странно сосредоточенным, даже не принимал участия в расспросах персонала. Просто вдруг круто развернулся и двинулся к лестнице на второй этаж. Хань коротко поблагодарил сотрудника, которого мучил вопросами, и кинулся следом. — Чонин!.. Подожди меня! Куда ты? Чонин взбежал по лестнице на второй этаж и свернул налево, потом дважды сворачивал направо, чтобы в итоге остановится у входа в отдел, где они были двумя часами ранее. — Кажется, она выбрала, — пробормотал он и зашёл внутрь. Солли отыскалась у витрины с манекеном в розовом платье. Кружева и ленты на платье были более светлого оттенка, но вряд ли она это понимала. И Хань не представлял, как она узнала о их приближении. Просто повернулась и тут же невозмутимо принялась что-то объяснять Чонину жестами. Хань озадаченно переводил взгляд с Солли на Чонина и обратно. — Как ты узнал, что она именно тут? Чонин подхватил Солли на руки, медленно повернулся и едва заметно качнул головой. — Не сейчас, Хань. Потом. Солли выбрала платье. Солли похлопала Чонина ладошкой по плечу, сжала кулак и показала одновременно большой и указательный пальцы, и мизинец, потом обхватила за шею и прижалась щекой к щеке Чонина. Тот улыбнулся и погладил её по голове. — Что это значит? — Хань тоже сложил кулак и показал Чонину те же три пальца, выставив их "рожками". Чонин хмыкнул и повторил жест куда более ловко и изящно. И тихо перевёл в слова: — Я люблю тебя. Домой они возвращались, старательно делая вид, что всё идёт своим чередом. После ужина Солли примерила платье и покрутилась перед ними, засияла, увидев два дружно вскинутых вверх больших пальца, и кинулась переодеваться обратно. Потом Чонин тащил упиравшуюся Солли в ванную, а Хань помогал. Помощь сводилась к подготовке пижамы с мишками, которую они общими усилиями натягивали на сопротивляющуюся Солли. Вот в укладывании Солли спать Хань участвовал более деятельно — он устраивал целую пантомиму в попытке рассказать сказку. Солли веселилась поначалу, а затем засыпала, обняв неизбежного Тэдди. Дальше наступало время для взрослых, когда то один, то другой украдкой забирались в чужую кровать. На этот раз Хань на цыпочках прокрался в спальню Чонина и юркнул под одеяло. — Ну так что? Ты ведь даже не волновался, когда Солли пропала, а потом так легко нашёл её... Чонин, это непросто объяснить. — Тебе обязательно надо это объяснять? Хань разглядывал лицо Чонина при слабом свете ночника и прекрасно видел сведённые к переносице брови. И это означало, что Чонин не горел желанием обсуждать эту тему. Но придётся. — Ты... и Солли... вы читаете мысли друг друга? Да? — Тебе не кажется, что это звучит слишком фантастично? — ядовито отозвался Чонин, отвернулся, вытянулся на боку и укрылся с головой. Хань вцепился в одеяло и дёрнул к себе. Не вышло — Чонин удержал. — Чонин, я серьёзно, слышишь? Ни один отец не повёл бы себя так, как ты, когда ребёнок пропал. Когда ребёнок пропадает, его родители начинают его искать, кричать, звать и... — Хань, не будь идиотом, — глухо попросил Чонин из-под одеяла. — Как ты собираешься звать ребёнка, который не слышит и не говорит? — В таких случаях ребёнку надевают на шею свисток или другую похожую погремушку. И учат подавать сигналы, если он потерялся или отстал. Хотя бы стучать учат. — Солли умеет стучать и знает некоторые коды, включая азбуку Морзе. Но она не потерялась. Просто пошла за тем платьем, которое ей понравилось. — Откуда ты знал об этом, если мы с тобой разговаривали, а Солли тихо улизнула, ничего тебе не сказав? — Перестань. Хань не перестал, а растормошил Чонина и отобрал у него одеяло. — Просто объясни мне, откуда ты узнал, что именно Солли затеяла и зачем. — Чёрт! — Чонин резко сел и смерил Ханя взбешённым взглядом. — Сколько ещё ты будешь доставать меня вопросами? Я, что, снова у тебя на сеансе? Почему я вообще должен отвечать? Тем более, отвечать тебе? Тебе ещё не надоели попытки разобрать меня на детали?.. Хань хмуро разглядывал собственную ладонь, которую миг назад приложил с размаха к щеке Чонина. Посмотреть Чонину в лицо духа не хватало. Он с усилием тихо проговорил, продолжая пялиться на ладонь: — Как ты можешь так говорить? Неужели тебе всё равно? Ты ведь любишь Солли, почему же не хочешь помочь ей вернуть то, что она потеряла? Знаешь, молчать и говорить жестами — это самоотверженно с твоей стороны. Это тоже поддержка, но толку от неё будет немного. Чтобы помочь Солли вновь слышать и говорить, надо нечто большее. И я понимаю, что ты ненавидишь клиники и врачей. Я и сам бы ненавидел их на твоём месте. Но они в силах помочь. Особенно, когда им идут навстречу. — Хань осмелился чуть приподнять голову, чтобы глянуть на Чонина. Порывисто обнял и погладил по спутанным волосам. — Прости, но если ничего не менять, ничего и не изменится. Ты не сможешь быть рядом с Солли вечно. И если ты способен сделать то, что сделал недавно... Это можешь только ты. А если тебя не будет рядом, кто ещё так сможет? Хань зажмурился, потому что Чонин смял в кулаке его футболку, а после впился пальцами в его спину до откровенной боли, выдав тем самым боль собственную. Они оба понимали, что Солли не на кого рассчитывать больше — только на Чонина. — Чунмён рассказывал, что Солли чувствовала всё, что с тобой происходило. Она даже знала, когда тебя достали из криокамеры. И почувствовала, когда ты пришёл в себя после операции... Ты чувствуешь её так же? Хань утянул Чонина под одеяло и прижался к нему плотнее. Водил пальцами по гладкой горячей коже и ждал. Готов был ждать до второго пришествия, если потребовалось бы. Близость Чонина неизменно будила в нём все признаки симпатики, и это здорово мешало думать, но Хань не собирался сдаваться. — Я просто слышу её голос. Почти по-настоящему. Немного иначе, но как наяву. Это всё. Хань относительно спокойно пережил прикосновение ладони к собственному бедру. Тронул пальцами руку Чонина и передвинул себе на пояс, постаравшись вновь сосредоточиться. — То есть, с тобой Солли говорит? Ладонь Чонина упрямо вернулась на бедро Ханя, заодно приспустив шорты. — Я сказал, что слышу её голос, но не сказал, что она говорит. — Не сбивай меня с мысли, пожалуйста, — попросил Хань прерывистым шёпотом и потянул шорты вверх, к поясу. Разбежался... Горячая ладонь скользнула по пояснице и выше, задирая при этом футболку, а потом Чонин всё-таки стащил с него шорты совсем. — Не хочу, чтобы ты думал об этом сейчас. Хань стиснул бёдрами сильную ногу и сжал пальцами запястья Чонина. — Знаешь, это называется... — Продолжить он не смог — не тогда, когда чувствовал вкус губ Чонина. Пальцы бессильно разжались, и Хань замер, распластавшись на простыне под Чонином. И под одеялом, прятавшим их обоих от всех и всего. Хань тяжело дышал и вздрагивал всякий раз, как кожу на груди задевали ногти Чонина. Чонин же сосредоточенно скручивал футболку в жгут, чтобы она не мешала ему оставлять следы от поцелуев на ключицах Ханя и ниже. — Ты просто пытаешься меня заткнуть или... ты... хочешь меня? — едва слышно выдохнул Хань и запрокинул голову со слабым стоном. Потеряться в сказочно-приятных ощущениях ничего не стоило. Особенно если эти ощущения дарит тот, кого хочешь сам до безумия. Хань нетерпеливо поёрзал под Чонином и крепко сжал его бёдра ногами. — Я всегда хочу тебя, — пробормотал Чонин, касаясь губами его шеи. — Не могу больше... Хань ухватился за широкие плечи и зажмурился, ощутив передавшуюся ему крупную дрожь нетерпения. — И чего ты тогда ждёшь? — Не помню, где... — Чонин собрался куда-то сдёрнуть из-под одеяла. И Хань даже догадывался, куда и зачем, но только сильнее вцепился в плечи Чонина. — Забудь. Просто возьми меня. — Хань... Коротко выругавшись, Хань ухватился за шею Чонина и жадно поцеловал его. — Ну же! Заботливым папочкой побудешь в другой раз. Ты любишь слышать мои стоны, я знаю. Мне нужно... Хань задохнулся — меж ягодиц скользнули пальцы и тронули края входа. Ну уж нет! Он торопливо провёл руками по телу Чонина, обхватил ладонью твёрдую плоть и уверенно направил в себя. Вновь с силой вцепился в плечи Чонина и широко распахнул глаза, подавившись судорожным вдохом. Тщетно пытался из последних сил разобраться в сбивчивом шёпоте у самого уха, но всё равно терялся в быстрых толчках, хриплом дыхании и в собственных громких и отрывистых стонах. Горячим телом его вжимало в матрас, потом наполняло твёрдым до сладкого напряжения в мышцах и ощущения жара под кожей. Стон разочарования, когда член Чонина выскользнул из него, оставив после себя чувство неудовлетворённости, и всхлип, когда Ханя встряхнуло новым мощным толчком. Одеяло сползло с них. Чонин быстро двигался, опираясь на выпрямленные руки. Пристально смотрел сверху вниз и брал его с жадностью, почти переходящей в отчаяние. Несдержанность до одержимости в каждом толчке. С его подбородка сорвалась капля пота. Ханю она показалась раскалённым угольком, угодившим на грудь рядом со жгутом из футболки. Заставила вскинуться, впиться короткими ногтями в отчётливо проступавшие под смуглой кожей мышцы — впиться так, чтобы оставлять царапины и ранки, припасть губами к губам Чонина... Хань лежал на влажных простынях и долго пялился в потолок, пока не начал осознавать, что это именно потолок, а не всякая всячина, порождённая подстёгнутым оргазмом воображением. Шевелиться было лень, казалось, что и сил на это не осталось, но всё же он повернул голову и уткнулся взглядом в расцарапанную им же самим спину Чонина. — Пообещай мне кое-что... — Это прозвучало настолько тихо, что Хань сначала решил, что ему примерещилось, но через несколько минут Чонин повторил: — Пообещай мне... Хань тронул его ладонью за плечо и потянул, заставив улечься рядом на спине. Теперь он хотя бы мог видеть профиль Чонина. — Пообещай мне, что никогда больше не станешь возвращать меня. Что бы ни случилось. — Чонин... — По всем законам — небесным и человеческим — я должен был умереть четыре года назад. Просто пообещай мне, что никогда больше не сделаешь это снова. Я соглашусь быть морской свинкой для твоих исследований, если тебе это так нужно. Буду ходить на сеансы, если настаиваешь. Но... я не хочу, чтобы ты ещё хоть раз повторил это. Не знаю, что сталось с Лазарем и прочими, кому довелось пережить подобное, зато знаю, что было со мной. Не хочу больше. Пообещай мне, Хань. Хань растерянно смотрел на Чонина, приподнявшись на локте. — Я всего лишь хочу... Чонин прикрыл глаза и твёрдо перебил его: — Что угодно. Я соглашусь на всё, если ты пообещаешь мне, что никогда больше не станешь повторять это. Хань попытался совладать с дрожащими губами. Не смог. Просто порывисто обнял Чонина и спрятал лицо у него на груди. Глаза под сомкнутыми веками жгло солью. И вспомнились слова Чонина в адрес парня, которого врачи вернули к жизни. "Мои соболезнования, дружище". — Прости меня. Прости. — Не реви. Просто пообещай. Хань зажмурился, поймал ладонь Чонина, которой тот гладил его по голове, и прижал к губам, целуя пальцы. — Не реву. И... — Хань сглотнул и с трудом добавил: — Обещаю. Чонин медленно стёр пальцем прозрачную каплю у него под глазом и неожиданно мягко улыбнулся. — Ты красивый, знаешь? Впервые вижу человека, которому даже слёзы к лицу. — Хань настороженно замер в крепких объятиях и попытался понять, слышал ли он на самом деле короткое: "Люблю тебя". Или это был просто шумный выдох? Чонин терпеливо ждал в коридоре. Стоял у окна, прислонившись плечом к стене, и разглядывал детскую площадку, залитую солнечными лучами. Основные занятия закончились два часа назад, поэтому здание казалось непривычно тихим. Когда он привозил Солли на занятия, тут всё гудело от детского гомона, а когда возвращался за ней, царила тишина. — Господин Ким? Он обернулся и с лёгким недоумением взглянул на госпожу Сун. Та распахнула дверь класса пошире и жестом предложила ему зайти. — Мне нужно поговорить с вами. Это не займёт много времени. Чонин пожал плечами и заглянул в класс. Солли сидела за столом и что-то увлечённо рисовала в тетради. От занятия она не отвлеклась, хотя Чонин чётко услышал: "Папа! Я ждала тебя". — Присядьте. — Госпожа Сун сама устроилась за столом и взяла пухлую папку, покопалась в листах, пока он усаживался рядом, потом протянула ему детский рисунок. — Вот, взгляните. — Это... рисунок Солли? — уточнил он на всякий случай, развернув лист к себе. — Верно. Вам он не кажется странным? Чонин озадаченно рассматривал мелкое существо, отдалённо похожее на девочку в красном платье. Девочку нарисовали коричневым карандашом, точно так же коричневым нарисовали человека справа в чёрном комбинезоне. Нетрудно было сообразить, что Солли нарисовала так Чонина. Сходства ни на миллиметр, но это же детский рисунок. Чонин уставился на человека слева от Солли. Его нарисовали светлым карандашом — в серых футболке и шортах. — И что тут странного? Просто рисунок. — Я попросила ребят нарисовать свою семью, — пояснила госпожа Сун. — Честно говоря, я ожидала, что Солли нарисует только себя и вас. Насколько мне известно, вы не состоите в браке, верно? Чонин отстранённо кивнул, продолжая разглядывать рисунок. На рисунке Солли держала Ханя за руку, вторая её рука была опущена, но от неё тянулась нить к руке Чонина. Тонкая нить, не сразу заметишь. Ещё более тонкая нить другого цвета красовалась на шеях Чонина и Ханя. Чонин вообще не заметил бы её, если бы Солли не выбрала для неё жёлтый цвет, который выделялся на фоне коричневого. Голубая нить соединяла Солли и Чонина, а жёлтая — Чонина и Ханя. И если Чонин мог предположить, что означала голубая нить, то не представлял себе значение жёлтой. — Солли сказала, что она нарисовала себя и папу с мамой, — продолжала тем временем рассказывать госпожа Сун. — Что? — Он вскинул голову и немного растерянно уставился на госпожу Сун. — Это, по мнению Солли, её мама. — Госпожа Сун указала на Ханя. — Вы знаете этого человека? Можете предположить, кто это, и почему Солли считает его мамой? — Да, я знаю, кто это. — То есть, он реально существует? — с долей облегчения уточнила госпожа Сун. — Поймите меня правильно, потому что на вопросы Солли ответила, что это ангел. Чонин невольно улыбнулся. Когда-то он сам считал Ханя ангелом, который притворяется человеком. — Не беспокойтесь, этот человек вполне реален. Просто Солли называет его ангелом. И у неё есть основания считать его членом нашей семьи. Правда, я не думал, что она считает его мамой. Хотя, — Чонин озадаченно взлохматил волосы на затылке, — можно и мамой назвать. Ну... фактически. То есть... — Всё понятно и без объяснений, — помахала рукой госпожа Сун, поспешив его успокоить. — Вероятно, вы планируете вступить в брак, и Солли перевела всё для себя в наиболее удобные ей понятия. Она ещё слишком мала, чтобы уловить нюансы взаимоотношений между людьми. На таком уровне. Чонин вскинул брови в сомнении, но промолчал. Точка зрения госпожи Сун была, как минимум, удобной. Особенно с той позиции, что она не увязала воедино Ханя и тянущийся ныне процесс. Объяснения по поводу своих отношений с Ханем в свете процесса Чонин находил затруднительными. Пока что. — Что ж, вот и прояснили всё, — улыбнулась госпожа Сун. — В остальном всё замечательно. Солли определённо делает успехи. Она почти со всеми в группе общается. Разве что... немного беспокоит её поведение в том плане, что она предпочитает задавать тон. Бурно реагирует, когда её желания игнорируют или пытаются ей противоречить. — Маленький диктатор, — с тихим смешком подытожил Чонин. — То есть, дома она ведёт себя так же? — Ещё как. Чонин попрощался с госпожой Сун и увёл с собой Солли. Они дошли до середины коридора, и тогда лишь Чонин спохватился. Жестами попросил Солли оставаться на месте и кинулся обратно, резко распахнул дверь, влетев в класс и изрядно перепугав госпожу Сун. — Простите, можно мне взять рисунок Солли? Если надо, я завтра верну. Можно? Госпожа Сун ошарашенно кивнула. — Конечно, вы можете совсем забрать его... Чонин пулей метнулся к столу, сгрёб рисунок и рванул обратно. Опять спохватился, влетел в класс ещё раз, резко распахнув дверь. Госпожа Сун прижала ладонь к груди, уставившись на него круглыми глазами. — Э... Спасибо. — Чонин пошевелил мозгами и вежливо добавил: — До свидания. Дверь он прикрыл тихо и осторожно, осмотрел добычу и направился к терпеливо ожидающей Солли. Чонин опустился перед ней на колено и показал рисунок. Кончиком пальца провёл по голубой линии и перешёл к жестам. "Я понимаю, что ты хотела этим сказать, но что означает эта жёлтая линия?" Солли по-взрослому скрестила руки на груди и покачала головой, затем прислонилась лбом ко лбу Чонина и закрыла глаза. "Папа, вас тянет друг к другу. Хотя рядом друг с другом вы всегда странно себя ведёте. И вообще, ты очень глупый временами. Хань — тоже. Совсем как дети маленькие". — Угу, и я должен выслушивать подобное от ребёнка? — пробормотал Чонин, разглядывая Солли с неодобрением. "Папа, ты кого сейчас ребёнком назвал?" — Гм... Замнём? Хань отодвинул клетку с мышью и обречённо уронил голову на стол. Бэкхён застал его именно в таком положении, когда заглянул в малую лабораторию. Официально Ханю запретили пока заниматься медициной и исследованиями, но Бэкхён позволил ему пользоваться малой домашней лабораторией с условием, что опыты Хань будет ставить на мышках. И со времени их перемирия Хань доводил до ума свои теории в малой лаборатории. — Ну и как? — Бэкхён присел на край стола, взял клетку и поднёс к глазам, разглядывая бегающую внутри белую мышь. — Хрень пока. — В смысле? Ты пытался повторить трюк с геномом и воскрешением? Может, расскажешь по порядку? И меня в курс дела введёшь, и на совет можешь нарваться, и сам под другим углом посмотришь. Хань сел нормально, потёр лицо ладонями и тяжко вздохнул, но, как ни крути, Бэкхён прав. — Ладно. — Хань развернул монитор так, чтобы они оба могли видеть таблицы и журнальные записи. — Сначала я решил просто проверить теорию синтезирования и закон одного объекта. Брал оригинал и синтезировал его. — Оригинал оставался жив? — Да. Так вот, забавно то, что через пару дней у меня непременно в живых остаётся только один объект из пары "оригинал-двойник". Сроки разные, но короткие. Стоит синтезировать оригинал, проходит немного времени, и один из них непременно погибает. Не знаю, почему. На начальных стадиях геном всегда стабилен у обоих, потом геном одного или другого теряет стабильность, и это приводит к гибели. — Отсюда мораль: одно и то же существо должно быть в одном экземпляре. Верно? — Угу... Но ведь у людей рождаются близнецы. — Зашибись. Хён, поспать не хочешь? А то у тебя уже ум за разум зашёл. Близнецы всегда отличаются друг от друга. Скажем так, упаковка похожа, хоть и не полностью идентична, а души разные. Звучит не по-научному, но суть верна. Итак, у тебя выходит, что оригинал и двойник не могут существовать одновременно, так? Хань кивнул и потыкал пальцем в стекло клетки. Мышь внутри насторожилась и обнюхала то место, к которому он прикасался. — Я решил не останавливаться на этом и попробовать провести комплексную операцию. — Погоди. — Бэкхён сосредоточенно потёр подбородок. — А ты пробовал убить оригинал и синтезировать? — Угу. Брал больную мышь, делал забор материала, ждал и синтезировал после гибели оригинала. — И как? — Ты видишь именно эту героиню. Синтезированную. С ней пока всё в полном порядке, чего о других объектах я сказать не могу. Бэкхён сполз со стола и поставил перед собой клетку с мышью, осмотрел и глянул на таблицы. — В самом деле... Так в чём проблема? — Я синтезировал объект и проводил комплексную операцию. Десять раз. Десять провалов. Бэкхён, они не выживают после операции. Понимаешь? Вообще. Два раза мне удалось откачать их после операции, но ненадолго. Они всё равно погибают. — Ясно. — Но Чонин ведь не погиб. Почему? Бэкхён задумчиво взирал на бегающую внутри клетки мышь, потом заявил с уверенностью: — Один процент. Вспомни последовательность. Чонин попал в криокамеру, но оставался в живых так или иначе. Ты синтезировал Кая, улучшив при этом геном Чонина на один процент. Геном изначально был стабилен у обоих, но ты сам доказал, что оригинал и двойник не могут существовать одновременно. — Именно! — Хань вскочил со стула и забегал кругами. — И вот тут я уже ничего не понимаю! Кай с улучшенным геномом был перспективнее с точки зрения эволюции, правильно? В случае опытов на мышах выживал всегда именно тот объект, который был перспективнее. Выживал сильнейший, Бэкхён. И я тогда не понимаю, почему выжил искалеченный и обычный Чонин, а более сильный — Кай — погибал. Ведь Кай обладал теми способностями, каких у Чонина не было. По логике экспериментов должен был выжить именно Кай, а Чонину полагалось погибнуть. Ни черта у меня не сходится... — Тут ты заблуждаешься. — Бэкхён закинул ногу на ногу и нахмурился. — Допустим, с мышами и другими животными выживает сильнейший, но мы говорим о человеке. Почему ты решил, что Кай был перспективнее? Только из-за его способностей? Давай я тебе напомню, что мы улучшили геном всего на один процент. Минимальное вмешательство. Но база — от Чонина. Чонин обладает той же способностью "читать" механику движений, иначе он не был бы владельцем школы и не обладал бы чемпионскими титулами. У него эта способность выражена не так заметно, как у Кая, но она есть. И он быстро учится. Ему тоже нравились танцы. И прочее в том же духе. Один процент просто усилил ряд его способностей — в Кае. Но есть ещё кое-что. Душа, да? Хань перестал носиться кругами по лаборатории и задумался. — Кай ничего не помнил, у него никого не было. У него и жизни-то фактически не было. Для него только ты имел значение, пока не... Ну, ты понял. Без тебя жизнь для него не имела особого смысла. Теперь возьмём Чонина. У Чонина есть семья, занятие, воспоминания. И ещё — и это важно — он видел всё, что происходило с Каем. Теперь скажи мне, у кого из них была сильнее воля к жизни? Кто из них, чёрт возьми, был сильнее? Вот именно. Поэтому логично, что погибал именно Кай. Идём дальше. Чонин — оригинал, а Кай — двойник с улучшенным геномом и с минимумом воспоминаний. При этом Чонин не был в отключке в криокамере — он знал обо всём, что происходило с Каем. Нет конфликта разумов, один и тот же геном плюс один процент. Ты всё ещё не понимаешь, почему Чонин смог пережить комплексную операцию? Хань остановился у окна, долго смотрел на клонившееся к западу солнце, а после тихо подытожил: — Но это означает, что в обычных условиях синтезирование практически бесполезно. С помощью синтезирования нельзя вырастить органы на замену. И нельзя создать человека заново ещё раз. Ну вот только если человек умер, его можно воскресить. Или придётся поступать так же, как с Чонином: улучшать на один процент геном и только потом проводить комплексную операцию. Но это жестоко. — А ты чего хотел? Ты тогда доказал, что улучшение одного процента генома — исходного, заметь — может излечить болезни. В этом был весь смысл. В аппликации улучшенного на один процент генома, а не в воскрешении ради спасения оригинала. Воскрешение... Бэкхён осёкся из-за тонкого противного писка. Он оглянулся и замер, уставившись на тельце мыши в клетке. — Чёрт! — с чувством заявил Хань. — Видишь? Почему она погибла? Она же осталась одна и была полностью здорова! — Но в ней не было улучшенного генома, верно? — Бэкхён покачал головой. — Хань, не лез бы ты в историю и не пытался повторить деяние Бога. Нельзя создавать людей только потому, что тебе этого хочется. — Это вовсе не прихоть, — возмутился Хань, лихорадочно просматривая таблицы в поисках причины гибели мыши. — Это просто интересно. Ну и подумай о том, сколько жизней можно спасти, если научиться... — Это ты подумай о проблеме перенаселения. И о том, что смерть так же естественна, как и рождение. Чёрт, хён! Люди должны рождаться и умирать. Это нормально. Да, больно, но нормально. Так и должно быть. И Чонин тоже умер бы, если бы во время комплексной операции баланс оригинального материала и донорского был бы нарушен. И ещё подумай о том, что комплексную операцию в случае Чонина проводили лучшие специалисты. Ты хоть представляешь себе, сколько ушло на это времени? Это не машинками мышей сшивать. Это несколько суток ада без сна и практически без отдыха. Одна ошибка — и всё псу под хвост. Знаешь, если бы мы всё знали — тогда... думаю, у нас ни черта бы не вышло. Смешно или нет, но все наши косяки в итоге привели к нынешнему результату. То, что Чонин жив, — случайность чистой воды. Вот так я думаю. Если хочешь, можешь дальше биться над своей теорией. Я уверен, что ты всё равно придёшь к такому же выводу. Чонина спасти тебе удалось по чистой случайности — никак иначе. И повторить это с кем-то другим ты вряд ли сможешь. У тебя даже мыши дохнут пачками, полюбуйся. — Бэкхён указал на клетку с трупиком. — Может, ты прав, и это действительно случайность. Но я могу проследить эти случайности и вывести закономерность. Синтезирование возможно, Бэкхён. Да, сложно. Да, пусть оно многоступенчато, да и цена слишком высока, но это возможно. Я хочу выяснить, при каких условиях оно возможно, чтобы больше никто не повторял моих ошибок. Ты считаешь, это неправильно? — Хань с непреклонным упрямством смотрел на Бэкхёна и терпеливо ждал ответа. Бэкхён сунул руки в карманы и прогулялся к двери, ответил уже оттуда: — Я не знаю, правильно это или нет. Пока что. Но я хотя бы узнаю тебя. Того тебя, который впервые привлёк моё внимание в Кунсане. Таким ты мне всегда нравился больше. Постарайся не испортиться, ладно? Не думаю, что Чонин даст тебе ещё один шанс, если ты снова наступишь на те же грабли. Сам знаешь, сердце — само совершенство: мощнейший насос и идеальный биомеханизм, созданный гением. Но оно очень хрупкое на самом деле. Особенно когда получаешь его второй раз — кое-как склеенным из кусочков.