Южный Крест

Море блестело в лучах яркого полуденного солнца, издали сверкая, и походило у горизонта на россыпь мелких сапфиров. Голубое-голубое небо тянулось безоблачным полотном вверх, к солнцу, и глаза Чонина готовы были выпрыгнуть от такой большой порции летних красок. Чонин сидел на дряхлых деревянных мостках недалеко от причала, где обычно удили рыбу длинноногие дети-подростки со взрослыми тяжёлыми удочками и громко-громко смеялись, пихаясь острыми загорелыми локтями. Сам Чонин был ещё слишком маленьким, чтобы ходить сюда вместе с ними, поэтому он часто приходил сюда один и бросал мелкие камешки в воду, предварительно набрав полные карманы с пляжа. Он ходил сюда просто так - без каких-либо серьёзных причин и смотрел на большие и маленькие кружочки, расходящиеся от тёплых камушков, смотрел на рыбацкие кораблики с белыми парусами, на лодки с покоцаными вёслами, и в его лохматой детской голове не было никаких умных мыслей, кроме тех, которые были про скорый ужин, или про сверчка, которого он забыл дома в банке. Чонину почти не было одиноко: в соседнем доме жил забавный мальчишка Сехун, который иногда приглашал к себе смотреть мультики. А иногда они даже вместе катались на велосипедах - когда их мамы вместе уезжали на рынок и не особенно заботились, где пропадали их дети. Но если честно, то у Сехуна было много других друзей, в отличие от Чонина, и Ким невольно грустил, когда его общество предпочитали шумной компании мальчишек с соседней улицы. Он знал, что на месте Сехуна, возможно, тоже предпочёл бы шумную компанию, но всё равно было обидно. Чонин думал об этом и болтал смуглыми пятками над поверхностью воды. Он даже не заметил, как по мосткам со скрипом дряхлых деревяшек к нему со спины подкрался какой-то высокий худой мальчишка. Ким почувствовал только довольно сильный толчок в плечо, а потом, не удержавшись на краю, со сдавленным воплем плюхнулся в воду. От такой неслыханной наглости Чонин чуть ли не захлебнулся и даже забыл на пару секунд, как плавать. Промелькнула мысль о том, что ему попадёт от мамы за мокрую одежду, пока он на руках подтягивался, чтобы залезть обратно, и очень удивился, когда увидел, что мальчик, наверняка толкнувший его, не убежал, а стоял прямо на том же месте, где сидел Ким, и гадко похихикивал в кулак, хитро щурясь чёрными глазами. В Чонине от такого нахальства проснулись всё его негодование, потому что такой поступок был ужасным во всех смыслах - очень некультурно и неправильно столкнуть незнакомого человека в воду, а потом смеяться над ним. Какое нахальство! Чонин решительно подтянулся на руках, забрасывая одну ногу на мостки. У него уже почти был готов низкий старт, чтобы рвануть и догнать этого ужасного мальчишку, но тот, заметив это, уже развернулся, чтобы бежать в сторону пляжа. Ким даже не успел отряхнуть колени от налипшей грязи - сразу побежал за ним, не зная сам зачем. Наверное, этому выскочке стоит хорошенько вмазать. Но мальчишка сам споткнулся об какую-то железяку, торчавшую из жёлтого песка, и полетел лицом вниз, да так смачно, что звук соприкосновения его коленей и носа с землёй Чонин услышал за несколько метров. Мальчик подгреб под себя руки и ноги и уткнулся лбом в песок так, что кожа наверняка начала чесаться. Со стороны он был похож на большой неказистый камень в каких-то тряпках и с торчащими шлёпками - так подумал Чонин и остановился ненадолго, чтобы затем быстрее подбежать к пареньку. Спина незнакомого парнишки, обтянутая плотно синей майкой, подрагивала, и Чонин замер в двух шагах от него. С его волос капала вода, стекала по шее, вся одежда и, что особенно неприятно, нижнее бельё били насквозь мокрые. Но мальчик не обращал на это внимания и даже забыл, что должен был вмазать этому парню, он лишь немного боязливо опустился на корточки возле него, внимательно вглядываясь в его лицо, насколько это было возможно, так как со стороны было видно только лишь одно оттопыренное ухо и часть щеки. Чонину стало как-то жаль его, наверное, он очень больно ударился. И Ким неуверенно дотронулся до его худого плеча. Он понимал, что поступает как-то нелогично, но его большое сердце было сильнее этого, очевидно. Ким Чонин всегда был слишком добрым мальчиком. Чанёль, как, потом оказалось, звали паренька, просто хотел познакомиться. Он сказал об этом, всхлипывая и потирая ушибленный нос, когда Чонин почти насильно поднял его за плечи и заставил сесть. Стыд красной краской покрыл скулы Чанёля, когда мальчишка уж очень горько рассказал, что вообще не знал, как подойти. Ещё он сказал о том, что Чонин слишком одиноко смотрелся на мостках в разгар дня. Каждый день слишком одиноко. Ким легонько стукнул его ладонью по макушке, объясняя, что ему было очень неприятно, а глаза Чанёля снова наполнились влагой от этих слов и этого жеста, и он заплакал уже не от боли в участках с содранной кожей, а от горячего стыда за свою неловкость и глупость. И почему их с Чанёлем знакомство запомнилось особенно ярко, сколько бы времени ни проходило и сколько бы он с ним ни общался? Спустя годы он каждый раз вспоминал чумазое заплаканное лицо мальчика, и каждый раз только лишь от этого воспоминания у него сразу теплело на душе и он уже мог простить ему любой проступок. Ведь с того момента эти двое стали довольно близки друг с другом. Даже не так. Каждую секунду они становились ближе. К пятнадцати годам пухлые детские пальчики Чонина превратились в угловатые худые пальцы, сдулись щёчки, появился хорошо видный пресс. С семи лет Ким так и не вернулся в Сеул: родители остались жить в маленьком морском городке, а на коже у парня появился лёгкий бронзовый загар - следствие того, что Чонин слишком часто проводил время под тёплым южным солнцем. За плечами средняя школа, в голове формулы, вызубренные для недавно прошедшего экзамена по математике, новые разобранные движения со вчерашнего занятия в танцевальной школе и длинный хороший парень с рыжими жёсткими волосами. Последний не выходит из головы довольно долго, но Чонин привык. Ведь они хорошие друзья. Сам Чанёль к тому времени стал намного выше. Настолько, что он спокойно мог смотреть на игру в футбол на зелёном поле возле школы, стоя позади Чонина, и при этом даже не вставать на носочки. Ведь Чонин ниже его даже чуть больше, чем на полголовы, и это почему-то немного радовало Чанёля. Но что не менялось никогда, так это его длинные кривые ноги, которые с возрастом стали ещё длиннее и, может, даже чуточку кривее. И каждый день перед школой Чанёль заходил за Чонином и терпеливо ждал у парадной, пока тот не выходил. А потом они вместе шли на занятия. И так всегда, как привычка. Но иногда случалось такое, что Чанёль пропадал из виду на несколько дней. И в эти дни Чонину как-то особенно не везло. Без Чанёля Чонину по жизни как-то не очень. Ким Чонин жил в отдельной небольшой комнате на втором этаже маленького домика. Потолок покатой крышей наискось чертил угол, а там, где особенно узко, стояла чонинова кровать. Компьютерный стол с другой стороны, тумбочка, два стула, шкаф с книгами - ничего особенного. Глаз цеплялся только за потрёпанного ловца снов над изголовьем кровати - самодельный подарок Чанёля на одиннадцатилетие, и ещё, может, необычным было большое окно, чья рама была ровно от потолка до древенчатого пола. К полуночи зажглись яркие звёзды, и парень сквозь сон приоткрыл один глаз - окно он никогда не зашторивал, а звёзды сегодня на удивление яркие. Мерный стрекот цикад, трубное гудение пригородного поезда где-то вдали, тихое бормотние какого-то канала в родительской комнате - Чонин начал снова засыпать. Но не тут-то было: в окно влетело что-то маленькое и с глухим неприятным стуком отскочило от стекла. Парень дёрнул плечами и натянул одеяло до носа. Но маленькие гости зарядили в прозрачное стекло ещё пару раз, а потом до ушей Кима дошло какое-то тихое шипение. Он поднялся, откинув одеяло себе в ноги, подошёл к окну. - Чонина-а-а, - разобрал парень и, закатив глаза, приложился лбом о холодной стекло. - Вы-хо-ди-и-и, - усиленно артикулируя, произнёс Чанёль, стоявший под окном, руками показывая какие-то непонятные круги. Ким глубоко вдзохнул и, дёрнув ручку, приоткрыл окно. Петли как-то безбожно громко скрипнули, отчего парень поморщился. Наверное, со сна он выглядел забавно: растрёпанные каштановые волосы, заспанные глаза, складки на шее от подушки, след от слюны на подбородке, который Чонин, правда, незаметно стёр, но скорее всего внизу Чанёлю его плохо видно. Пак сложил руки в лодочку у рта и снова зашипел страшным голосом: - Чони-и-ина-а-а-а, - а сам Чонин скривил губы. - Ты тронулся? - прошипел он, а внизу Пак выпрямился и забавно улыбнулся. - Мне что, прыгать, по-твоему? Чанёль захлопал ресницами, а потом сложил губы в беззвучной букве "о". - Я все продумал, - сказал он, когда понял, в чём проблема. Но это было слишком громко, и Ким злобно шикнул на него. - Вот, - он наклонился куда-то к большим ягодным кустам семьи Ким. Чанёль громко закряхктел, а кусты оглушающе зашуршали, являя миру страшно неаккуратно сколоченную лестницу. - Чёрт, она казалась легче. Ким стоял с открытым ртом, когда кривые деревяшки громко стукнулись о внешний подоконник. - Ты чё? - выпало удивлённо из его рта, а Пак самодовольно лыбился в ответ. - Блин, Чанёль, ты сумасшедший. - Вот она, твоя благодарность, - громко зашептал он, и на него снова шикнули. - Если меня спалят, то я тебя закопаю у себя под окном, - отойдя от шока, проборматал младший, закидывая ногу на первую неровную ступень, грозясь поставить себе заусенец. - Если что, то я ловлю. - Отлично, - прокряхтел Ким, переступая на следующую неустойчивую деревяшку. Когда под ногами была сырая трава, Чонин выдохнул и тут же грозно глянул на Пака, взглядом требуя объяснений. - Я эту дуру из своего сарая сам на своих плечах тащил, - гордо сказал Чанёль, поправляя рукава на толстовке. - Молодец, - кивнул в ответ парень, до конца не понимая, ради чего такие жертвы. - Пойдём скорее, я всё расскажу, - Пак схватил Чонина за руку, ослепительно улыбаясь так, что в темноте сверкали только его блестящие большие глаза и белые зубы. Мокрая трава била по голеням и коленкам, когда они свернули с дорожки, чониновы пижамные штаны промокли чуть ли не до середины бедра, а лёгкая белая майка не спасала от ночного холода. А Пак до сих пор неосознано больно тащил его за руку, что-то радостно и уже не таким тихим шепотом говоря непонятно кому. - Мы куда? - дребезжа зубами от холода, спросил Ким. - В сарай, - выпалил Чанёль, снова ослепительно улыбаясь. - Сегодня особенная ночь. Сегодня, по моим расчётам, можно будет увидеть Южный Крест. - Что? - Чонин всё-таки не мог понять, почему же его вытащили в такой час и в такой холод. - Просто ты должен посмотреть на это. - Где-то вдали замелькала тень полуразрушенного сарая, и Чанёль прибавил шагу. - Я хочу разделить эту радость со своим лучшим другом. Ни одно слово не внушало уверенности в адекватности друга, но, выдохнув для приобретения призрачного спокойствия, Чонин перестал тянуть назад и покорно поплёлся следом. Может, это не так уж плохо, в конце концов. Так по-бунтарски. На самом деле, Чанёль - энтузиаст в любом деле, которое ему приходится по душе. Есть три вещи, которые он любит очень сильно: астрономию, мангу и музыку. Чонин считал, если бы Чанёль любил учиться, то он стал бы круглым отличником. И, скорее всего, так бы и было. Потому что расчёты по старой астрономической книге Чанёля лежали в его кармашке, кривым почерком начертанные на листе, вырванном из тетради по биологии, а гелиевая ручка медленно и пока незаметно оставляла чёрное размытое пятно на большом кармане толстовки, потому что мангой были заставлены все книжные полки и потому что он умел играть на барабанах и мог подобрать на слух любую мелодию на гитаре. И потому что на экзаменах тридцать баллов - обычное дело. И потому что Чанёль особенный. Наверху, на самой крыше, была огромная дыра; прогнившие балки и доски поскрипывали, когда два парня зашли в дряхлое помещение, которое теперь и помещением назвать с трудом было можно. Любой ветер проникал сквозь щели между деревяшками, а крыша не защищала от дождя. Зато прямо под огромной дырой, с краёв которой сыпалась древесная труха, лежал огромный стог сена. Прошлогодняя осенняя солома была сухой на ощупь и на удивление тёплой, а звёзды, глядящие сверху, освещали пространство, кидая блеклый луч света прямо на верхушку стога и заставляя тьму отодвинуться ближе к деревянным стенам. - Лезь за мной, - сказал Чанёль, карабкаясь на высокий стог, - я помогу подтянуться. - Это обязательно? - Ким немного боязливо огляделся по сторонам, взглядом нащупывая очертания вилл и ещё какого-то инветаря. - Что же ты как девчёнка, ну, - весело подтрунивал старший, уже нетерпеливо подпрыгивая на мягкой соломе. - Поднимайся скорее. Ким хмуро кивнул и тоже забрался на стог, хватаясь за протянутую Чанёлем руку. - Смотри, - они сидели плечом к плечу, а Чонин незаметно грелся от тепла своего друга, придвигаясь ещё ближе. Голые руки покрывались гусиной кожей. - Ты посмотри, вон там, - он тыкал пальцем в какой-то непонятный кусок неба, который был так же похож на все остальные небесные лоскутки. - Это Южный Крест. - Где? - Чонин моргнул, вглядываясь в чёрное полотно, испещрённое светящимися точками. - Ну, там, - Пак подпрыгнул нетерпеливо, а Чонин схватился за его худую коленку, обтянутую джинсой, чтобы не упасть, когда массив сухой травы покачнулся. - Ты разве не видишь? Созвездие Южный Крест. Там же звёзды яркие такие, ну, Чонин? А Чонин глупо хлопал ресницами, рассеяно глядя. Тогда, поджав губы, Чанёль схватил своего друга за запястье, дёргая на себя. Второй рукой он шарил в кармане своей красной толстовки, ищя геливую ручку. Ким услышал недовольное шипение - видимо, Пак заметил, что ручка протекла, а потом рыжий что-то странное пробурчал. На запястье Чонина жгучим холодом ручка стала вырисовывать что-то непонятное, а сам Ким в упор смотрел в лицо Чанёля, на котором появилась складка усердия между бровей. Рука в чужих пальцах сразу налилась пощипывающим, словно перекись водорода, теплом, а младший прикрыл глаза, наслаждаясь этой секундой. Всё-таки в одной майке и пижамных штанах чертовски холодно. - Вот, смотри, - Пак сунул чониново запястье ему же в лицо и серьёзным взглядом посмотрел на него. - Вот так. Звёзды стоят вот так, как я нарисовал. Звёзды на тёмном запястье выглядели как собрание чёрных свастик, и Чонин нахмурился. А потом посмотрел на небо. И, на самом деле, совсем ничего особенного. Звёзды как звёзды. Южный Крест был похож на все остальные созвездия (знал бы Чонин, правда, остальные), но парень ничего не мог сказать по этому поводу, потому что, глядя на Чанёля, совсем не хотел что-либо говорить. В неярком свете луны и звёзд можно было разглядеть совсем немного, но казалось, что блеск в глазах Пака можно было бы увидеть и в кромешной тьме. Его рот, приоткрывшийся в восхищении, блестящие губы... Наверное, для Чанеля этот Южный Крест действительно важен. - Он бывает раз в году. Два дня. А потом снова за горизонт - как и не было. Я много читал о нём. В Америке вместо Малой Медведицы - путеводное созвездие. Завтра его уже не увидеть - это точно. Чанёль болтал ногами, как ребёнок, не отрывая восхищённого взгляда от неба. Травинки сыпались, неаккуратно выстилая ковром земляной пол, а Чонин не на небо смотрел, а на своего друга. В душе, наверное, он все-таки сильно завидовал ему. Такие, как он, никогда не скучают и всегда могут найти, чем им заняться, и разговаривать могут о чём угодно. Потому что бывает такое. И потому что Чанёль - очень яркий представитель. - Отследить бы ещё появление Марса, - пробормотал Чанёль, прикрывая глаза. Наверное, Чонин бы пошёл не мешкаясь в следующий раз. - Красиво, правда? - с любопытством посмотрел на Кима, а тот как-то неловко стушевался под его взглядом. Ведь Чонин ни черта не смыслил в этом. Он не смог бы отличить Козерога от Водолея, Сириус от Полярной Звезды. Но он всё равно кивнул. - Очень. - Я же говорил! - Пак эмоционально взмахнул руками, а Ким немножко дёрнулся - привыкнуть к такому почти невозможно. - А ты ворчал. - Я просто хочу спать. Чанёль завис на пару секунд, что-то прогоняя у себя в голове, а потом вжикнул молнией своей толстовки. - Спать? - он опустил свою кофту позади Чонина, и та с тихим шуршанием легла на сено. - Я разбужу тебя, а ты поспи. Под толстовкой у него не было совсем ничего, и кожа как-то зябко блестнула в лучах холодного лунного света. Чанёль невольно дёрнул плечами, прогоняя мурашками холод, заставляя Чонина хмурится в сомнении. - Ты же замёрзнешь. - Нет. Не все же такие, как ты, - он со смешком легко провёл пальцем по гусиной коже Кима на плече. Чонин дёрнулся. - Ты совсем голый. - Не совсем. Закатив глаза на зубастую улыбку Чанёля, младший бухнулся на спину, подминая мягкую толстовку. Если бы звёзды умели двигаться, они бы все притянулись к Чанёлю, как к магниту. - Тебе совсем не интересно? Он перебирает каштановые волосы и тепло улыбается, немного горбясь. Может, звёзды к нему уже притянулись и кружатся в сверкающем вальсе, мерцают на бледной коже груди, плеч, шеи. Сон тяжело стягивает веки, теплые-тёплые пальцы успокаивают лучше любой колыбели. - Рыбаки в тёмную ночь по звёздам плыли. Говорят, путали звёзды морские и небесные, погибая в пучинах. - Они же не похожи. Тихий смех, будто Чанёль умнее и много старше. - Отражались в воде небесные. Вот чем опасен штиль, ты знал? - А ещё ловили сетями светящихся рыб - падшие звёзды. И возращали на небо. В Южный Крест. Но, конечно же, разбудили Чонина солнечные лучи и оглушительный храп Чанёля. В то же время, как будят родители перед занятиями в танцклассе. Если закопать Чанёля под окном, на месте его останков вырастет сакура или слива? А, может, вонючий барбарис? Скорее всего. И Чонин озвучил свои мысли, прежде чем Чанёль с сумасшедшими глазами вскочил с сена, хватая за руку Чонина и несясь во весь опор по сырой от росы травае. Пятнадцать лет - то самое время, когда можно по-бунтарски посерёд ночи пойти смотреть на Южный Крест, определённо. *** Шестнадцать лет были похожи на пятнадцать, за исключением того, что теперь можно было смотреть фильмы со сценами разврата и насилия. Но, конечно, возраст никому не мешал ничего смотреть, но в шестнадцать всё официально. И теперь, если девушки липли раньше только к Чонину, то теперь их вниманием завладел и Пак Чанёль - он со своей необычной внешностью и чертовски обаятельной улыбкой притягивал как магнитом девушек любых возрастов и, немного, Ким Чонина. За год с пятнадцати Чанёль немного изменился, но это немного очень даже много значило для Кима: он вытянулся ещё чуть-чуть, возмужал, на уроках физкультуры выставляя напоказа свои рельефные руки и плечи, и ещё говорил теперь ниже на пару октав, потому что голос поломался где-то осенью. И при звуках этого голоса теперь что-то щекочуще дрожало внутри, а девушки таяли, заслышав только одно "дай списать". Похоже, корона "секс школы" медленно перешла от Чонина к Чанёлю, но а Ким, хоть и злился поначалу, теперь совсем не против. В одну весеннюю субботу, за которой идёт воскресенье, они сидели в комнате младшего, каждый занятый чем-то своим. На самом деле, Чанёль напросился позаниматься с ним, потому что он прохлопал своими длинными ушами какие-то старые темы алгебры, а Ким, только услышав "метод интервалов", понял, как всё запущенно. Но сейчас, когда Чанёль решил все данные ему задания (он ведь совсем не глупый), а Чонин со скучающим видом листал старый мамин журнал про красоту и здоровье, Паку к горлу подкатывал горький ком, потому что он не совсем за методами всяких интервалов пришёл. Он лежал на кровати младшего, свесив ноги к полу, и неотрывно глядел в потолок. - Чони-ин, - вытягивая гласную, тихо позвал парень. Ким незаметно вздрогнул, не привыкший ещё к голосу старшего, хотя прошло уже полгода. - А? - не отрываясь от статьи, где было написано про пользу шпината, отозвался он. - У меня к тебе деликатный вопрос, - ели бы Чонин повернулся, он бы увидел, как Чанёль тяжело прикрыл глаза, а его кадык нервно подпрыгнул вверх. - Какой? Умножение и деление десятичных дробей? - усмехнулся парень, пролистывая страницу "худеем без особых усилий". Чанёль даже не ответил на колкость, озабоченно хмурясь, садясь на колени. - Я тебе не говорил, - начал он, а Чонин заинтересованно отложил журнал, - у меня есть девушка. Ким смотрит на него, не моргая, отстранённо считая удары своего сердца. - Давно? - вопрос почему-то прозвучал грубо, хотя, вроде как, Чанёль ничего ему не должен рассказывать, но и Пак выглядел виновато. Даже так. - Нет, - быстро выпалил старший. - Встречаться начали два дня назад. Ким что-то промычал в ответ, отрывая взгляд. В голове резко опустело. - Она хорошая, правда! - будто в оправдание выкрикнул он, а Чонин кивнул. - Здорово. - Чонин? Звучало жалобно, а Пак ползком подобрался ближе к другу. Потому что в груди у старшего что-то неприятно заскребло. - Что? - тихо отозвался парень, глядя на свои руки на ковре. Он не хотел смотреть на Чанёля. Он вообще почему-то захотел провалиться сквозь землю, а этот придурок зачем-то приближался, шурша штанами по жёстким ворсинам. - Я целоваться не умею, - прозвучало с надеждой, и Ким резко крутанул головой. Лицо Чанёля с его влажными щенячьими глазами оказалось непозволительно близко. Звенящая тишина, тяжёлая и режущая уши, родилась совсем внезапно, на минуту. Часы будто специально громко затикали, а ветер зашуршал страницами старых журналов на окне. - Чонин. Это важно. Ты поможешь мне? Какой абсурд. Но под порывами весеннего ветра, треплющего тёмные волосы Кима, все грани сгляживались, а.лицо Чанёля, который был ближе теперь ещё немного, казалось гладким, таким, что не хотелось отказывать. Даже губы покалывать начинало в желании, а между рёбрами что-то туго стягивалось, горячело. Глаза Чанёля были прикрыты, взгляд неотрывно следил за неподвижностью чужих полных губ, а ресницы бросали еле-видные тени на щёки. Здорово, конечно, что у этого придурка есть девушка. Иначе всё бы не кончилось в этот день. - Ладно, - выдохнул совсем тихо младший, боясь поднять взгляд выше линии губ. Во рту пересохло, потому что так не должно быть. Потому что... - А что мне делать? Потому что это всё слишком, очень слишком, совершенно слишком неправильно, потому что почему-то острые иглы ревности застряли в горле, потому что Чонин смотрит на чужие губы и думает, почему нельзя целовать просто так, почему нельзя без тайных девушек и прочего сброда. - Целуй. Чанёль виснет, как старая винда, но Ким сам за шею притягивает его, чувствуя мягкость чужих губ и теплоту еле ощутимого дыхания, а ещё то, как Чанёль крупно вздрагивает и деревянеет. Наверняка приятна рука на шее, Чонину тоже бы хотелось его руку где-нибудь, честно. Чанёль не умеет ничего и даже не понимает намёков, когда губы младшего приоткрываются, выпуская влажный язык, он только сильнее жмурится, сжимая руками короткий ворс. Потому с тёплым выдохом Чонину приходится отстраниться. - Открой рот, - рука неосознано поднимается выше, сжимая волосы на затылке. Большие глаза старшего в удивлении распахиваются. - Обяза... - но, в общем-то Ким никогда не любил церемониться, проглатывая звуки голоса Чанёля и влажно заполняя его собой. Мокрые неприличные звуки, Ким никогда не любил их, но с Чанёлем, переодически что-то мычавшим в поцелуй, всё странно переворачивалось с ног на голову. А Пак, задыхаясь, поместил свои ладони на загорелые скулы Чонина, длинными пальцами задевая чувствительные уши. Похоже, это не закончится сегодня, несмотря на некую девушку Чанёля. Губы так покалывало приятно, а перед глазами так красиво плыли круги, что Чанёль забил, стирая большим пальцем чужую (или свою) слюну с уголков рта. - Вот, - не вовремя смутился Чонин. - Я запомню, - улыбка расползлась по красивому пакчанову лицу. Пак опустил голову на чужие колени, вытягивая длинные ноги к окну. Взгляд помутнел почему-то, а улыбка пропала, не оставляя следа о секундном помешательстве. - Хочешь, скажу что-то? - М? - хоть Чонин и старался смотреть куда угодно, кроме как на Пака, но любопытство взяло верх. - Не бей меня только, - будто парень когда-нибудь бил его, но взгляд был настолько серьёзным, что тот лишь зачарованно уставился на его лицо. - Ну? - У меня нет никакой девушки. В груди будто что-то взорвалось, Чанёль бы сравнил это со взрывом сверхновой или вступлением ударных, но Чонину не с чем было сравнивать, поэтому он просто вспомнил слово "кабум" из одной игры, когда герой натыкается на мины. Примерно так же - кабум - и сердце с рёбрами собирай по кусочкам. Очень похоже. Сегодня Пак поспешил уйти, не разобрав графики квадратичных функций, ну а Чонин остался, будто в забвении повторяя на своём запястье очертание Южного Креста. "Всё ещё будет", - про себя повторяет Чонин. Всё ещё будет. Все путники ищут дорогу по яркому свечению полярной звезды, по Южному Кресту, а Чонин, хоть и чувствует себя путником, прекрасно справляется без звёзд (и вообще, всё это такая ерунда, когда Чанёль живёт в доме через дорогу). В школу Чанёль не ходил два дня. И Чонину не звонил столько же. И, на самом деле, Ким и не подозревал, что Чанёль такой неисправимый трус. И также он не подозревал, что сам такой же трус. Но он-то хотя бы пытается исправиться. Потому что, да, они хоть и лучшие друзья, но почему-то очень больно каждый раз, когда Чанёлю приходит очередная записка или валентинка от какой-нибудь девчушки, пролетая несколько парт и падая перед носом. Даже когда у самого в мусорной корзине лежат уже, кажется, тонны макулатуры, но дело не в этом. Дело в Чанёле. - Здравствуйте, Чанёль дома? - Чонин кланяется миссис Пак, когда открывается белая дверь дома, покрытая слегка облупившейся краской. - Здравствуй, малыш. Конечно дома. Он заболел, ты пришёл проведать его? - женщина приятно улыбнулась, позволяя лёгким морщинкам лечь на лицо - Чонин считал, что для ее возраста она выглядит просто прекрасно. - Да, конечно. Ему, наверное, очень одиноко, - Ким удивился, но удачно скрыл это в голосе. В ответ мать Чанёля по-доброму усмехнулась. - Подозреваю, что он не скучает в компании гитары и пыльных книг, но ты проходи, не стой в дверях, - она сделала шаг назад, пропуская Чонина в дом. - Сегодня целый день бренчит на своей гитаре, ушам никакого отдыху. Чонин сделал вид, что понимает и разделяет негодование женщины, снимая попутно кроссовки. - Раз ты пришёл, могу я тебе доверить приглядеть за этим оболтусом? - Чонин удивлённо вскинул брови. - Я в магазин схожу спокойно. Ёлли же болеет, нельзя его одного оставлять, - заботу в голосе, казалось, можно измерять в килограммах, и Ким усмехнулся невольно. Мамы такие мамы. - Конечно, миссис Пак, я присмотрю за ним, - он поклонился снова, стараясь быстрее ускользнуть в комнату Чанёля, дверь в которую была за углом. Хлопнула дверь, щёлкнул замок, и Чонин выдохнул спокойно. В комнате было светло: занавески намотаны на собственные карнизы, окна настежь. Чанёль сидел боком к вошедшему, на незаправленной кровати поверх смятых белых простыней, а в руках старенькая гитара - причина маминой головной боли и уходящего в пол сердца Чонина. По полу разбросаны всякие бумаги, на столе свалка из книг, а на стуле и кровати висят всякие вещи, по типу футболок и рубашек. Карандаши, ручки, всякие мелкие вещицы, казалось, повсюду - настоящий Хаос. Но, кажется, Чанёля ни капли это не волновало. Потому что он даже не удостоил Чонина взглядом, усердно перебирая струны. Хотя Ким понял, что его заметили и даже не игнорируют, потому что уголочек губ старшего приподнялся, чёлка смущенно упала, закрывая глаза, а мелодия резко сменилась на лёгкую, напоминающую какую-нибудь детскую песенку. Младший, не проронив ни слова, сел на краешек кровати, рукой убирая предварительно с этого места постельное бельё. А Пак вдруг резко поднимает голову, смахивая чёлку с глаз, и улыбается прямо в лицо своему другу, немного смущенно поджимая губы. - Послушай, - он хлопнул по струнам, останавливая вибрацию, и, сглотнув, начал заново тихо свою мелодию, почти речитотивом проговаривая текст. - Ты посмотри, всё хорошо: Вот дождик пошёл, вот дождик прошёл; Вот выглянул лучик, а вот он за тучей, И даже не скажешь, что, собственно, лучше, И пусть незатейливый вышел стишок... Здесь Чанёль, почему-то смутился, пряча взгляд за корпусом гитары. - Главное, всё хорошо. Потом Чанёль повторил пару аккордов и замолк. - Что это? - Ерунда какая-то, - честно признался Чанёль, глядя застекляневшими глазами куда-то сквозь пол. - Это очень мило, - пробормотал Чонин, переводя взгляд на свои колени, обтянутые джинсами. - Ты сам? - Да. Я хотел написать тебе что-нибудь, чтобы тебе понравилось, а вышло черт те что, - пробубнил в ответ Пак, недовольно хмурясь. - Как песенка детская какая-нибудь. Чонин готов был поклясться, что у него в рёбрах что-то щёлкнуло, а глаза невольно заволокла влажная плёнка. Ведь это песня для него и не абы какая, а просто замечательная. - Чанёль, - он выдохнул, поворачивая голову, почти одновременно с Чанёлем. - Почему именно это? - зрачки бегали от глаза к глазу, выискивая ответ, а щёки старшего покрыл розоватый румянец. - Я... Я не знаю, - немного надрывно выдохнул он, снова отворачиваясь. - Я правда хотел написать песню про тебя... - А вышло для меня, правда? Она такая хорошая. Чонину хочется спросить, о чём тот думал, когда сочинял, что было в его голове, когда тот текст писал и аккорды подбирал. Потому что внутри у Чонина так тепло-тепло, настолько, что кажется, будто это тепло разорвёт его грудь изнутри. - Тебе правда нравится? Парню хочется коснуться Чанёля, взять за руку, погладить по волосам - без лишних слов, но он лишь завороженно выдыхает, произнося: - Можно ещё раз? Конечно же можно. И гитара поёт вместе с Чанёлем ещё и ещё, а Чонин смотрит на его шею, лицо, губы и глаза, взгляд которых он усиленно пытается спрятать в какой-нибудь тёмный уголок, но он всё равно, как по кругу, возвращается на Кима. Чтобы снова трусливо убежать. Голос у Пака замечательный, руки, под которыми струны гитары становятся послушными, тоже (Чонин восхищается и немного завидует, куда уж без этого). Чонин не выдерживает, утыкаясь лбом в угловатое плечо Чанёля, смягчённое крупной вязкой зелёного свитера. - Я тоже хочу тебе что-нибудь сделать, но я ничего не умею. Ни в звёздах не разбираюсь, ни рисую, ни играть на гитаре не умею. Сочинять тоже не умею, стихи не пишу, голоса нет - не пою, - он это говорит так горько, будто повествует о вселенском горе всей его жизни. Чанёль же в ответ глупо хохотнул, вытягивая губы в широкую счастливую улыбку. - А к чертям мне это всё надо, ну? Мне ты нужен, а не прилагательные, понимаешь? Это звучит как самое светлое признание, на что Чонин резко поднимает голову. Он смотрит выжидательно и долго, пока Чанёль лыбится, искрясь лучиками-морщинками в уголках глаз. - Когда первый раз встретил тебя, я думал, что ты конечный придурок. - Если бы меня с мостков в море столкнули, я бы и не такое думал. - Но ты оказался ещё большим придурком, по началу. - А ты оказался скучным по началу. - Но потом ты как-то вытянулся, подрос, и я понял, что ты не придурок - ты особенный, - пока Чонин говорил, Чанёль открыл рот, чтобы снова вставить свои две копейки, но Ким пихнул его в плечо. - Ты помолчи, когда я говорю, окей? - Окей, - понуро опуская уголки рта, произнёс он. Но младший всё же разглядел смешинки в зрачках. - А потом ты перестал вести себя как лучший друг, и я запутался. - Потому что ты Ким-Тупица, вот почему. Чанёль со стуком поставил гитару за спинку кровати, роняя пижамные штаны и одинокий носок на пол, случайно. Пак поворачивается, с хитринкой глядя на Чонина, и хватает того, притягивая за шею ближе, заставляя немного проползти на коленях по кровати. В глазах напротив Чанёль читает напряжённое ожидание, а в приоткрытых губах - весеннее желание целоваться, похожее на собственное. Но несмотря на это, Чонин нехотя выдавливает из себя: - Ты же болеешь. - Ну да, - хмыкает в ответ, - уже несколько лет болею. Чонин надеется, что это заразно. Очень заразно. Через месяц Чонин и Чанёль пошли смотреть на Южный Крест снова, но теперь им было шестнадцать и они были большие-большие, и совсем самостоятельные. Теперь, когда Чонин знал, как выглядит созвездие, совсем не обязательно было его рисовать, но попросил сделать это снова. И ещё раз. И ещё. До двадцати семи включительно. На двадцать восемь небо заволокло тучами, но это другая история.