70 лет зимы

70 лет своей жизни он был Зимним Солдатом, и лишь 27 лет – Баки Барнсом. От беззаботной жизни в Бруклине его отделяли не только годы, но и бессчетные часы, проведенные в криогенной камере, бессчетные выполненные задания и бессчетные обнуления памяти, а связывало лишь одно воспоминание, изо дня в день материализующееся в высокого светловолосого парня с ясными и такими грустными голубыми глазами. Солдата поймали спустя полтора месяца. Загнали как зверя и привезли на уцелевшую в ходе мятежа ГИДРЫ базу. Поняв, что его превосходят числом, Солдат сдался и больше не сопротивлялся. В тот же вечер по другую сторону бронированного стекла своей камеры он увидел Капитана Америку. С того дня Роджерс приходил к нему каждый день как на работу или будто ему больше нечем было заняться, рассказывал о том, как проходит восстановление Щ.И.Т.а, трепался о различных операциях настоящего и прошлого. Барнс молча выслушивал, скорее наблюдая за поведением своего невыполненного задания, чем вдумываясь в смысл сказанного. Он крайне редко вступал в разговоры – прежние хозяева надежно приучили его не открывать рот без крайней необходимости. Чаще всего его молчание воспринималось как должное, но с каждым днем оставаться безучастным становилось все сложнее. Иногда Роджерс затыкался на полуслове и просто смотрел на него – очень внимательно и настолько по-доброму, что ему тут же хотелось врезать бионическим кулаком, а потом и себе тоже. В такие моменты Солдат особенно остро чувствовал, что Стив приходит к нему отнюдь не из соображений взаимопомощи или сострадания. Роджерс гонялся за призраком прошлого, и Барнс почти ненавидел его за эту наивную веру в то, что все еще можно вернуть. Обычно, когда такое происходило, Стив вскоре уходил, а Барнс ложился на койку и смотрел в потолок, с садистским упорством копаясь в собственных воспоминаниях. Они возвращались – с каждым днем все больше и больше. Вскоре он уже помнил свое детство, помнил тот день, когда они познакомились со Стивом, их дружбу и то дурацкое двойное свидание, закончившееся прощанием на площади Старк-Экспо. Он не хотел говорить об этом Роджерсу, потому что тогда пришлось бы рассказать и о другом: о пронизывающем до костей холоде криокамеры, о приступах фантомной боли, скручивающих левую руку, которой он давным-давно лишился, о сминающих и растаптывающих волю приказах, которым он не имел права противиться, потому что в случае неподчинения его ждало то, что было хуже смерти, и о том, что возвращаясь из ада, он уже не мог и помыслить о неподчинении… Барнс все меньше прислушивался к словам Роджерса и мог часами просто рассматривать металлические пальцы своей бионической руки. Стив пытался напомнить ему о том, кем он был, но смертоносный протез был гораздо более ярким напоминание о том, кем он стал. Кем его сделали. Роджерс скучал по своему другу, не понимая, что и Барнс скучает по тому, кем был когда-то. До того, как наступили 70 лет зимы. – Ты больше не в ГИДРЕ, – однажды сказал ему Роджерс, обрывая на середине какой-то очередной свой рассказ. Барнс поднял голову и опять встретил его спокойный и согревающий взгляд. Это раздражало. – Думаете, что сильно отличаетесь? – огрызнулся он. – Конечно, – пожал широкими плечами Капитан Америка. – Ошибаешься, – скривился Зимний Солдат. – Из нас двоих только я видел и то, и другое. – Почему ты не веришь нам? – спросил Стив. – Как я могу верить тем, кто посадил меня в клетку? – ответил вопросом на вопрос Баки. Роджерс заметно вздрогнул, а потом поднялся и, не прощаясь, вышел. Барнс остался наедине с ненавистью к самому себе. В следующий раз Стив появился только через четыре дня. Барнс резко сел на койке, невольно выдавая свое состояние. Он успел о многом подумать за это время и о многом пожалеть. Роджерс выглядел сдержанным и отрешенным, из его взгляда исчезло что-то очень важное, и Баки одернул себя, настороженно следя, как Капитан приближается. Он принял протянутый сверток с одеждой, осмотрел его и вопросительно выгнул бровь. Стив кивнул, как будто это что-то объясняло, и отошел к двери, дожидаясь, пока Барнс накинет толстовку и соберет вещи. Он ничего не сказал, а Солдата приучили не задавать вопросов. Они так и покинули здание базы Щ.И.Т.а в молчании. Остановились у ворот, где, глядя куда-то в сторону, Роджерс сообщил, что «по результатам исследований и цикла освидетельствований в силу чрезвычайных обстоятельств и прошлых заслуг сержант Барнс амнистирован». Это оказалось равносильно удару под дых. Лицо Солдата окаменело, и он нервно подернул кепку, скрывая растерянный взгляд. Он ожидал, чего угодно, только не свободы. Он не знал, что с ней делать. И все ж он сделал несколько шагов прочь по дороге, уже не видя, как Стив грустно улыбается ему вслед, как глубоко вздыхает: – Только не наделай глупостей, – тонкой нитью живительного тепла протянулись через 70 лет зимы несколько простых слов, тех самых слов, сказанных в далеком 43-м. – Ты их все заберешь с собой… Оказалось, что возвращаться назад не так уж и сложно.