21 октября

      Меня зовут Бён БэкХён, мне двадцать два года и всё, что меня окружает – странное.       Во-первых, я работаю на странной работе. Моя бабушка больше всего на свете любила читать. Весь её небольшой домик был уставлен книгами. Старыми и потрепанными; тонкими; на английском, немецком и даже состоящими из одних сплошных картинок. Они были всюду: на кухонных шкафах, в складках дивана, на полках между телевизором и книжными стеллажами. В детстве я глотал их одна за другой, предпочитая играм в футбол сказки. Закончив старшую школу, поступил на факультет «Библиоведение и библиотечные архивы», проучившись на нём до сегодняшнего дня уже три года как, и по выходным подрабатывая в «Национальной библиотеке Кореи».       Во-вторых, у меня странные друзья. ЧанЁль, к примеру, свято верит, что временами у него болит живот не потому, что он слишком много ест, а потому, что в пять лет парень проглотил арбузную косточку, и теперь та медленно прорастает. Однажды я в шутку предложил ему сходить в больницу, на что ЧанЁль лишь рассмеялся. Этот идиот ждёт, когда арбуз станет настолько большим, что будет напоминать живот беременной женщины. У друга всегда были проблемы с поиском свободных мест в автобусах. СеХун ходит с непроницаемым лицом, уверяя, что если он не будет выказывать эмоций, то никогда не встретит призраков, которых боится чуть ли не до потери сознания. Он где-то вычитал, что духи приходят только к тем людям, которые не стабильны эмоционально. Улыбка СеХуна для нас стала предвестником беды. Чен-Чен - коротышка, который не умеет ухаживать за девушками. ЧонДэ считает, что лучший комплимент - это «У тебя большие уши. Наверное, хороший слух».       В-третьих, я люблю странную женщину. Я не могу сказать, что страдаю нарциссизмом, но всё же вниманием противоположенного пола моя персона не была обделена никогда, поэтому я совершенно не удивился, когда в библиотеку стайками стали ходить девушки и часами испепелять меня взглядом. Чаще всего это были студентки нашего университета. Я редко обращал на них внимание, предпочитая заводить романы предельно далеко от места учёбы, где прослыл прилежным студентом. ОкРён* приходила раз в неделю и всегда брала одну и ту же книгу - «Тысяча и один праздник». Первые месяцы я совершенно не задумывался о том, почему она так делает, но однажды любопытство взяло верх. Когда девушка переехала жить ко мне, на кухне появился забавный календарь, где ярко-зеленым карандашом она аккуратно выводила что-то вроде «День грязных носков», «День белых котят». Когда книга молчала, девушка придумывала праздники сама. Наш первый поцелуй тоже был странным, в «день объятий». ОкРён планировала лишь обнять меня, оставляя продолжения на «другие праздники». Её губы были не такими, как у остальных. Обычно поцелуи на вкус напоминали сахар или же противно отдавали блеском, но её кожа походила на острый перец. В груди разжигался пожар, от которого сводило дыхание. На первую годовщину она притащила домой пушистый ком беспорядка и ободранной диванной обшивки. Так с нами поселился опоссум Вазелин и огромный куст, стоящий в гостиной. Почему зверя ОкРён назвала Вазелином, где она его поймала и как она затащила в квартиру дерево, я спрашивать не стал. *** Настенные часы показывали без двадцати девять, когда моё терпение полилось через край. Вазелин свернулся в комок на кровати, и я неуверенно зарылся ладонью в жесткую шерсть, взглядом испепеляя костюм портфеля, весящий на двери. ОкРён присмотрела в интернете сумку, но у неё не хватило денег на то, чтобы её купить, поэтому, вместо того, чтобы попросить меня о подарке, девушка сшила это безобразие себе на Хэллоуин. Обычно она возвращалась с работы к семи, когда офис компании, где она работала организатором детских утренников, пустел. Накинув на плечи легкую ветровку, я запер дверь и вышел во двор, вдыхая полной грудью осенний воздух. Небо стремительно темнело, и кое-где на горизонте уже расцвели первые звезды, заставляя меня прибавить шаг. Дозвониться до ОкРён не удалось: она была вне зоны, поэтому я решил, что девушка снова пошла через чёртов парк, решая сократить путь. Летом мы проводили там всё свободное время, но когда на деревьях пожелтели листья, а дорожки усыпало трухой, ходить по аллеям стало просто опасно. Заметив одинокую фигуру, стоящую чуть поодаль в свете уличного фонаря, я чуть было не выругался вслух, вовремя прикусив язык. Солнце окончательно скрылось за полосой из ярких блесткой, мерцающих на фоне задыхающегося в тумане выхлопных газов города. Я плотнее кутался в куртку, чувствуя, как противно пробирает промозглый ветер. Почти до костей. ОкРён приветливо махнула мне рукой, подпрыгивая в своих нелепых ботинках. Её шапка сползла на макушку, и волосы, непослушной волной заслоняли тонкие плечи. Я улыбнулся, заметив, что поверх странного помпона был надет разноцветный зонт, какие носят прогрессивные американцы, защищая свое лицо от солнца. Нагнав девушку на повороте, и уверенно прижав к себе, я неловко поцеловал холодный от мороза нос, облегченно выдыхая. - И что на тебе? ОкРён фыркнула, прикасаясь пальцами к радужной плёнке. - Двадцать первое октября – день разноцветных зонтов. Ты не знал? Подняв взгляд на небо, я не нашёл на нём ни облачка, ни намека на дождь. Даже солнце уступило серповидному месяцу свое место. - Мы празднуем? Тогда стоит купить торт. - Лучше давай купим тебе перчатки,- не согласилась она.- У тебя руки холодные. Говорят, что разноцветными зонтами Оле-Лукойе* дарил хорошим детям яркие сны. Мы же будем раскрашивать ими наши серые осенние будни, согревая дыханием руки и встречая друг друга поздними вечерами. В свои двадцать два я настолько привык к странностям, что могу позволить себе в день шоколада есть одни лишь конфеты, а в день книги подписать для каждого томика в своей библиотеке открытку. Наверное, всё же, я сам стал немного странным. - У тебя тоже,- фыркнул я, чувствуя, что ветер стал немного теплее.