Самое страшное

— Ты такой же, как и я, — Питер лежит на кровати, в одежде и грязных ботинках, и смотрит на него. Калеб хмурится, отрываясь от книги и поднимая взгляд на… кого? Друга, врага, знакомого? Они были друг другу никем, с тех пор мало что поменялось. Кроме выезда за пределы Чикаго. — К чему было это суждение? — Спохватившись, что долго не отвечает, Калеб подает голос, но не смотрит на него. Он знает, к чему. И почему. — Просто думаю, — Питер пожимает плечами и переводит взгляд на потолок. — Ты умеешь думать? — Фыркает Калеб, но неестественно, будто придумал эту шутку очень давно и только ждал момента, когда ее озвучить. — В любом случае, я не согласен с этим. Я не похож на тебя. Питер качает головой и ухмыляется. Вероятно, он уже всё решил для себя и менять своё мнение не собирается. — Ну, как хочешь. Только это не меняет того факта, что ты предал свою родную сестру. — Я ее не предавал! — Калеб раздраженно вскидывает голову, его ладони сами по себе сжимаются в кулаки. — Конечно, — Питер скептически улыбается. — Всего лишь отдал на растерзание Джанин Метьюс, её смертельному врагу. — Я хотел как лучше для нее, — бурчит Калеб, он напрягается и передергивает плечами. — А я для себя. И что? — Питер невозмутим и до невозможности спокоен, когда смотрит на него таким проницательным взглядом. — Знаешь, лучше бы ты остался в Искренности. Тебе там самое место, — вздыхает Калеб. Сжатые ладони потеют, и он спешит вытереть их о брюки — дурацкая привычка, оставшаяся со времен, когда он жил в Отречении. — Ну, теперь разделение на фракции совершенно ни к чему. Их попросту нет. Ни там, ни здесь. Кажется, в голосе Питера слышится горечь, и Калеб его прекрасно понимает. Тогда был хоть какой-то порядок. — В этом-то и проблема, — он не выдерживает этих переглядываний и опускает взгляд на книгу, более не обращая внимания на весело усмехающегося Питера. Это дается с трудом, строки перед глазами размазываются, а взгляд то и дело пробегает от его ботинок до подбородка — дальше поднимать глаза немного страшно. Калеб всё-таки не Бесстрашный, чтобы смотреть своим страхам в лицо, а Питер слишком хорошо его понимает, и это — самое страшное.