Ангел

1 Не думайте об этой истории, когда прочитаете всё до последней точки. Она самая бредовая, самая трагичная и самая нежная из всех в моей жизни. Но она моя, и потому живёт со мной уже много дней. С того самого летнего дня, когда я бросил в море цветы. Всю ночь бушевал шторм, я слышал, как волны гремят, вытягиваясь к небу и падая обратно в своё море, как волны стонут, танцуя в сумасшествии. Ночь была чёрная, как бездонный колодец. Казалось, стоило выйти из дому, и ты навсегда потеряешься в её бездне. Я зарылся в одеяло и начал вспоминать… Ко мне приехал мой родной брат. Я как раз дописывал свою повесть, когда внезапно раздался звонок в дверь. От неожиданности я потерял все свои мысли, ведь ко мне так давно никто не заходил. Все оставили меня в одиночестве, потому что я был помешан на книгопечатании, и все свои часы проводил за столом на кухне. Вокруг меня подымались горы из немытой посуды, противные мухи жужжали на стекле, а кот утробно урчал на моих коленях. Даже кот удивился тому, что в дверь позвонили, и его кошачье удивление разбудило его от сна. Он спрыгнул с моих колен. А я поспешно оторвался от рукописи, чтобы открыть дверь. -Кто? – спросил я. -Гости, - сообщил мне голос моего брата, которого я не видел два года. -Бог мой, Семён, неужели ты? – я открыл и увидел его с большим чемоданом и в чёрной фуражке. Он улыбнулся и обнял меня крепко. В силу своей чувствительной натуры я едва не всплакнул от столь долгого расставания. Я почувствовал, что впервые в жизни не знаю, что сказать стоящему передо мной человеку. -Ну, как ты, Санька? Ещё не стал Пушкиным? – он улыбался, глядя на меня. Мои всколоченные волосы и смятая майка рассмешили его. Эта ночь была бессонной. Она сделала меня похожим на бомжа. -Я стану великим Кошкиным, - сообщил я ему уверенно. Кошкин – это моя фамилия. И его, соответственно, тоже. – Заходи, путешественник. Откуда на этот раз? -Расскажу за чашкой чая, если позволишь. -Будь как дома, Семён. Сейчас я вскипячу чай. Я скоренько ушёл на кухню и включил электрический чайник. Потом скидал посуду в раковину и открыл окно. Кот посматривал из-за угла, где стояли пустые коробки. Я всегда оставлял ненужные мне вещи, а потом привыкал к ним. -Ты совсем не изменился, - сказал мне брат, когда я спешно собирал со стола все черновики. Я унёс их к себе в комнату, а потом пришёл за печатной машинкой и унёс её тоже. Стол был свободен, и я собрал из холодильника все мои скудные угощения. -Извини, я не ждал тебя. Холодильник почти пустой. -Не страшно. Я привёз торт. Надеюсь, он не помялся в пути. -Откуда у тебя торт? – я даже рассмеялся. -Феденька подарил. -Феденька? -Да ты налей чаю, и поговорим. – Он вошёл с картонной коробкой. – На, сервируй. Я взял у него торт и положил на стол. Достал чашки, блюдца. Скоро чайник забурлил и щёлкнул. Мы стали пить чай, и брат с удовольствием поведал мне о своих поездках. Я слушал его, с удивлением и восторгом, с гордостью и лёгкой завистью. Прежде, чем продолжить, нужно сказать, что меня никогда не интересовали женщины, и у него за тридцать шесть лет их было только три. Мы делили эту тайну и были почти лучшими друзьями. Он не видел мою личную жизнь, но знал о ней, чувствуя её, как собственные зубы, переживая радость и боль, малейшую толику неспокойствия. В любви я не был везуч. Я принимал это, как своё бремя, неся его через года. У меня были мои книги, люди, которых я любил, у меня были чувства и сны, но это бремя омрачало всё, что было вокруг меня. Оно было похоже на вечную болезнь, и потому я всегда чувствовал его. Мой брат был другим. Он ничего не принимал всерьёз, менял свои планы, как носки. Он за всё держался одной рукой и потому очень часто отрывался от идей и в падении всегда цеплялся за новые. Он много путешествовал, находил приключения в свою жизнь. Как это ни странно, почти в каждом путешествии он находил себе новую любовь. Чаще это были мужчины. Как-то я признал, что его жизненный опыт – это отличная идея для новой книги. Но он никогда не стал бы заниматься книгами. Никогда. Он попросил меня упомянуть о нём в каком-нибудь рассказе. И сейчас, заново переживая историю своей жизни, я частично выполняю его просьбу. Частично – потому что я хочу рассказать вам всё случившееся со мной после того, как он заставил меня узнать, что есть Феденька. Мир давно повзрослел. Он был современный и суетился под солнцем, как большой кипящий муравейник. Даже сидя в своей тёплой кухоньке с котом на коленях, я мог чувствовать эту суету. Будто в этой тишине под твоими ногами дрожит земля. Ты и не заметишь, как уйдёшь, и что останется от тебя. Я хотел, чтоб после меня остались мои книги. Они стали бы спокойствием для того, кому страшно, и лекарством для того, кому больно. Иногда у меня строилась иллюзия бессмертия, вечность, которую я обрету, закаменев в строчках. Я верил в вечность, рождённую силой мысли. А в любовь я давным-давно не верил. -Последний месяц я жил в Тёмных Озёрах. Это такая деревушка недалеко отсюда. – Мой братец осторожно глотнул горячего чая и продолжил, - Я был там проездом, а остался на месяц. Потому что встретил Феденьку. И он - самый очаровательный мальчик из всех, кто был у меня. К сожалению, у меня нет фотографии, но я вправе сказать, что она совсем не нужна. Я могу описать его в малых словах, и ты будешь иметь чёткое представление… - Он посмеялся, точно возникший в памяти образ вызвал в нём умиление. – Никогда в жизни со мной не случались такие вещи. Оказывается, в мире бывают чудеса. -А как же, - согласился я без раздумий. – Мир полон чудес. Он сидел, улыбаясь, погружённый в собственную память. Кажется, ему было приятно вспоминать о своём новом увлечении. Я бы назвал это именно так с первых его слов. Слишком хорошо я его знаю. -Всё поражает, - сказал он. – Абсолютно всё. Начиная от его имени и заканчивая его внешним видом. Чёрт меня убей, но он как две капли воды похож на одного мальчика из американского фильма. Может, догадаешься? -Да как же я догадаюсь? Американских фильмов и мальчиков достаточно много, чтобы искать догадки. Семён покачал головой. -Я скажу тебе, Саня. Ты ведь смотрел «Властелин Колец»? Я завис в своей догадке. -Неужели ты имеешь в виду Фродо? Мы оба рассмеялись. Я от нового удивления, а он от уже пережитого. -Один в один, - сказал он. – Увидишь его – умрёшь. От такого умереть можно. Я слушал и молчал. Он говорит чистую правду? -Только он выглядит ещё моложе. Но это временная проблема. Ему шестнадцать. И он бегает за мной, как привязанный. Сам же ищет неприятностей. Понимаешь, это деревня, его все знают, и все говорят о нём. Вернее, о нас с ним. Мы катались на лодке, отдыхали в лесу, ночевали в поле. Пошли сплетни. -И ты оставил его одного? – я распереживался, то ли в силу своей натуры, то ли почему-то ещё. -Это тоже временно. Я не могу взять его в Геленджик, у меня там девушка. Мы же не будем жить втроём. -Ты любишь его? – спросил я и мысленно высмеял свой дурацкий вопрос. -Безумно влюблён, - пояснил брат. – Наглядеться не могу. Если бы я был Пушкиным, как ты, он стал бы моей музой. -Надеюсь, он человеческого роста, - пошутил я, и мы долго смеялись. Он, безусловно, потряс меня своим рассказом. Я мог только слушать и воображать себе двойника Фродо. Всё равно, думалось мне, абсолютных чудес нет. Я верил в них, но оставался реалистом. Этот мальчик мог носить некоторые черты Фродо, которые, собравшись вместе, создавали реальную схожесть. Он мог быть красивым и притягивать сердца. Может быть, у нас с братом были одинаковые пристрастия, и эта красота казалась нам идеальной, в то время как другие сочли бы его обычным, или ещё хуже, некрасивым человеком. Что до меня, я не стану отрицать, что, однажды увидев фильм про хоббитов и эльфов, я восхитился Фродо. Я никому об этом не сказал, так как сам не хотел влюбляться в киногероя. Надежда, питаемая фанатизмом, не приведёт ни к чему. Это всё равно, что идти пешком по небу. Влюбляться и творить великие вещи, влюбляться и жить тем, что имеешь, влюбляться и никогда не верить в свою фантазию – вот мой девиз. Я не встретил в своей жизни Феденьку, его встретил Семён, так пусть они будут счастливы, подумал я и ощутил тревогу за беспечность моего брата. -Можно позвонить от тебя? – попросил он, поднимаясь. -Ради Бога, - я не стал жадничать телефоном, и он отправился звонить. Он звонил своей девушке. Я не подслушивал, но он говорил достаточно громко. Я включил посудомойку, чтобы заглушить его реплики, но, тем не менее, я уже успел услышать, что он назвал её своей единственной любимой и пообещал, что скоро будет в Геленджике. -Извини, что лезу не в своё дело, - сказал я, - но, по-моему, ты кого-то обманываешь. Либо её, либо Феденьку. Тебе нравится так жить, извини за вопрос? -Извини за ответ – да. – Семён пожал плечами, но смотрел так, что я ещё больше замялся, что лезу не в своё дело. -Извини, - снова попросил я. -Всё супер-пупер, - посмеялся он, как в старые-добрые времена, и хлопнул моё плечо. - Извини, но я отчаливаю. Мне уже пора. Оставлю тебе Феденькин торт. Приберись тут, а то ты совсем как Пушкин стал. -Вот допишу повесть, и всё приберу, - пообещал я. На прощание он обнял меня. -Я приеду через месяц, через два. Не скучай, пиши письма. -Знал бы я, куда писать. Ты то здесь, то в Сочи, то в Геленджике, то в Тёмных Озёрах. Я напомнил ему про Феденьку, и губы его тронула улыбка. Я сам себе напомнил про Феденьку, наверное, я зациклился, подумалось мне. -Ну, всё, оставайся, мой великий Саня Кошкин. Когда дверь за ним закрылась, я ощутил, что не буду писать сегодня свою повесть. Все нужные мысли уже ушли. Внутри осталось непонятное смятение. Моё спокойствие было потревожено. Я не мог притронуться к черновикам, листать их, перечитывать написанное вчера и раньше. Я помыл посуду, накормил кота. Домашняя обстановка, неряшливая и перевёрнутая, отражала состояние моей души. Чтобы отвлечься от самого себя, я решил прогуляться. Вечерний воздух был чист и свеж. Лазурное небо тонуло в бесконечности, и с моря бежал тёплый волнистый ветерок. Иногда, прогуливаясь, я ловил новые идеи и дома записывал их на бумагу или отпечатывал на машинке. Но сейчас вдохновение будто оставило меня, отошло тихо, на цыпочках, и я остался один. Увидел свою квартиру и своё отражение в ней. Я устал. Мне нужен был отдых. Я надоел себе. Я прошёлся по своей улице туда и обратно. По пути мне попался видео-киоск, и я удивительно долго торчал рядом с ним, обходя со всех сторон и выискивая нечто нужное мне. Я купил «Властелин колец», все три части, сам не знаю, зачем. Моя собственная душа издевательски хохотала надо мной. Я подумал, а может, у меня две души? Может, мне стоит периодически менять их, чтобы как-то разнообразить свою жизнь? Я жил один, не считая кота, моего урчливого квартиранта. Я жил, дыша книгами, питаясь своими идеями, и видел во сне свою жизнь после смерти. К чему я стремился? Всю свою жизнь я усиленно выкладывал следы на этой земле, чтобы лет через сто кто-то увидел их и сказал: «О, а ведь это был Александр Кошкин!» Почему бы не подумать о настоящем? О сегодняшнем дне? О себе в этом дне? День уже почти прошёл, вечерело, а я так и остался Саней Кошкиным в своей грязной, разбросанной квартире, со своим котом и кучей черновиков. Мне было тридцать четыре, а у меня ничего не было. Так где гарантия, что через сто лет всё изменится? Я вернулся домой, включил свет. Включил видик. Моя вторая ночь тоже была бессонной, я проторчал на диване у экрана. А под утро уснул с полным сумбуром в голове. Я проспал очень долго, я совсем сбил свой и без того изуродованный режим. Я впал в депрессию. 2 Прошло чуть больше двух недель, когда мой брат внезапно вернулся из своих странствий. Когда я открыл ему, он быстренько вошёл и заперся. -Слушай, возникли проблемы, - с ходу сообщил он. – Может, ты мне поможешь? Я, как и прежде в этой жизни, торчал перед ним в своей грязной майке, лохматый, с красными глазами. -Что такое, Семён? -Федьку больше нельзя оставлять в деревне. Там все на него пальцем показывают. Житья не дают. Мне его жалко. Я недоумевал, хотя догадки светились у меня в голове. -Ты хочешь привезти его сюда? -Ненадолго. На недельку, на две, пока я не найду другого варианта. -Ради Бога, - я только развёл руками, в которых начала бегать дрожь. Все эти недели я перерабатывал в голове россказни моего брата. Я ни на секунду не сел за свою повесть, я жил другой душой. И эта адаптация сулила мне большую депрессию. – Пожалуйста, хоть сейчас вези его сюда. -Саня, ты… - он не подобрал нужного слова, чтобы отобразить свою мысль. Вместо этого он поцеловал меня в лоб. А потом открыл дверь. – Феденька, иди сюда. Не знаю, как я не упал замертво, когда осознал, что Феденька здесь. Я окаменел весь, с головы до ног. А потом увидел его и растаял, как льдинка, упавшая в горячий чай. Я в жизни не видел более красивого существа, чем Феденька. Если бы я был Семёном, я бы забыл обо всех, с кем ранее имел дело, кого любил, а кого боготворил, я бы отдал этому существу всё своё сердце до единого грамма, лишь бы только каждый день просыпаться и видеть его глаза. Богом клянусь, увидев раз эти глаза, вы бы никогда не смогли забыть их. В них, как в глубоких лазурных озёрах, под чёрными опущенными ивами отражалось всё, чем дышала эта жизнь, всё, чего желало обезумевшее сердце очарованного человека. Я так и стоял, заколдованный этими двумя голубыми солнцами, просветившими меня насквозь, и не мог сказать ни слова, ни малейшим колебанием воздуха потревожить этот чудесный миг. Как будто все эти недели я ждал этой встречи, и вся моя боль была рождена лишь страхом её невозможности. Но он пришёл ко мне. Феденька пришёл и излечил меня от этого страха. Семён ничего не выдумал, когда говорил о похожести. Если вы хотите точно знать, чем он был похож на Фродо, то спросите лучше, чем он был не похож, и я буду долго искать для вас ответ. Я боялся взглянуть в глаза этому существу, и он постоянно опускал их, точно давая мне шанс наглядеться на него, на его длинные ресницы, на его кудряшки, на его нежную кожу. Я был взбудоражен и потерян перед ним. Я собрал воедино всю свою решительность, чтобы спросить у него, не хочет ли он чая. Он поднял глаза и улыбнулся мне так нежно, как никто не может, кроме него одного. Он тихо сказал: -Нет, спасибо, не хочется. Семён рухнул на диван в гостиной и оттуда спросил меня: -Ты купил «Властелин Колец»? Надо же, с какой стати? Честно говоря, я жутко испугался, что он сделает несуразные выводы, увидев видеокассеты у меня дома. И потому я соврал, что взял их напрокат у одного знакомого, потому как очень хотелось ещё раз увидеть того, о ком мы беседовали. Но Семён быстро сменил тему. Мне показалось, он повеселел. -Саня, я оставлю тебе деньги, может, вам что-нибудь понадобится. Если кончатся, вышлю ещё. -Ты же вернёшься через две недели, - с удивлением напомнил я. -Я не знаю, когда я вернусь, - вдруг заявил Семён. – Только не теряйте меня. С Федькой проблем не будет. Он мальчик не вредный, послушный. Вам будет очень весело. Не знаю, какие мысли пришли бы в голову другому человеку, но мне что-то показалось странным. Я подумал, может, всё дело в моём измученном рассудке. Может, я уже стал фанатом и обрёл ту веру, которой всегда так остерегался. Может, я просто хочу, чтобы Семён подольше решал эту проблему где-нибудь за пределами города и дал мне возможность долгие дни быть рядом с этим неописуемым существом. Я разозлился сам на себя за свою внезапно проснувшуюся тупость. -Мы будем ждать твоего возвращения, - твёрдо сказал я. – Обещаю оберегать твоего Феденьку. Обещаю. -Не сомневаюсь, - согласился он. – Я в тебя верю. Теперь я понял, что мне действительно всё померещилось. Семён вернётся за этим мальчиком. Я понимаю, разве я на его месте не вернулся бы за ним? Да я бы вообще никуда от него не уехал. И опять я всё перевожу на себя, когда же это кончится! Откуда такая одержимость? -Я отчаливаю, братец, - сказал Семён, поднимаясь с дивана. -Уже? Может, чая выпьешь? -Нет, мне пора. Вечно он такой. Как вертушка. Ни на денёк не задержится даже у родного брата. Я молчал, провожая его до дверей. Феденька стоял в двух шагах, Семён приобнял его, чмокнул в щёку. -Счастливо, Феденька. Ещё увидимся. Феденька обнял его, но Семён сделал расставание коротким. Он отцепил его руки, будто бы для того, чтобы поцеловать их, но на самом деле он просто мечтал поскорее от нас избавиться. Он ушёл, и мы с Феденькой остались одни. Совершенно одни, душа к душе. -Меня зовут Саша, - сказал я внезапно, потому как Семён даже не удосужился меня представить. Может быть, он рассказывал обо мне в пути, когда они добирались сюда. Но, тем не менее, я решил осуществить знакомство именно сейчас. Феденька опять улыбнулся мне. Я любовался на его улыбку, она волновала, убивала и очаровывала меня. -Ты знаешь, что ты похож на Фродо? -Знаю, - шепнул он. -Наверное, здорово походить на кинозвезду. -Странное чувство. Я читал про двойников. Если когда-нибудь встретишь своего двойника, то умрёшь. Хорошо, что я никогда его не встречу. -Будешь бессмертным, - рассмеялся я, волнуясь. Феденька нежно мне улыбался. -Может быть, ты устал? Хочешь лечь пораньше? – точно заботливый отец спросил я его, но он помотал головой в знак отрицания. -Спасибо, со мной всё в порядке. -Хочешь, давай поговорим. -Хочу. Расскажите мне о своих книгах. Я был изумлён и польщён тем, что мой брат поделился с ним мыслями обо мне. -Конечно, - сказал я. – С радостью. Мы с ним уселись за столом на кухне друг против друга, и я рассказал ему о тех книгах, какие уже успел написать. Рассказал о своих мечтах стать знаменитым писателем и жить после смерти – от бессмертия я ещё не отказался. Мне нравилось, как он слушал меня, мне было приятно от его лазурных глаз, замерших на моих глазах. Я говорил ему о себе и тайно, украдкой любовался его красотой, изумлялся его схожестью с героем знаменитого фильма, выражением его взгляда – точь-в-точь, как у Фродо – стоило малейшей грустинке коснуться его сердца, как я видел это по его глазам. Он не перебивал меня и не сводил с меня глаз, и я сидел против него, словно заново рождённый, заново нашедший безумное желание жить настоящим. Чужой мальчик, думал я. Чужая любовь. Чужая мечта. Так почему же он так волнует меня, словно я всю жизнь ждал его, словно я умирал в ожидании этого чуда? Семён приедет и навсегда лишит меня этой радости. И в моём сердце навечно затаится боль разлуки. Глубокими ночами эта рана будет болеть, она никогда не заживёт. Бог мой, что за мысли. Разве можно так настойчиво крутить их в голове? Крутить так, что в этой голове появятся дыры. Я сошёл с ума. Я рехнулся. Ночь подкралась незаметно. Когда мы пили чай, Феденька стал зевать, и я тут же поднялся, чтобы приготовить для него постель. Я собрал свои простыни и перенёс их на диван в гостиную. Теперь я буду спать здесь, а Феденька – в моей комнате, потому что гостиный диван скрипит до невозможности. А я не хотел, чтоб что-то разрушило его нежный сон. Я бы не позволил ни единой мошке пролететь над его ушком и разбудить это создание. Я постелил на кровать свежее бельё, проветрил комнату и позвал его. -Дарю тебе свою комнату. Здесь удобнее всего, - сказал я и оставил его одного, чтобы не тревожить. – Когда уляжешься, я пожелаю тебе доброй ночи. -Хорошо, - Феденька пленительно улыбнулся, проводив меня взглядом. В следующий миг я, как дурак, сидел в гостиной и ждал, когда он уляжется. Я мечтал заглянуть в эту комнату и увидеть его, сонного и нежного, в голубых сумерках торшера. Когда он привыкнет ко мне, я даже смогу поцеловать его в лоб, коснуться губами мягких кудрявых прядей волос и почувствовать его запах. -Саша, приятных снов, - сказал мне его голос, и я почти ворвался в комнату и увидел, как он лежит на моей кровати и улыбается мне. -Доброй ночи, Феденька. Пусть твои сны будут такими же красивыми, как ты сам. -Спасибо, вы так добры ко мне. -Разве можно обидеть такого чудесного мальчика? Спи, Феденька, я буду сидеть на кухне со своими книгами. Если что-то нужно, буди в любое время ночи. Я прикрыл дверь и ушёл на кухню. Может, Семён уже в Геленджике. Может, он позвонит. Он не позвонил, и я уснул в безмятежных мыслях о Феденьке и о завтрашнем дне. 3 Я проснулся в полдень. Спал, как убитый, и не запомнил ни одного сна. Я заглянул в комнату и увидел, что постель аккуратно заправлена. Я помчался на кухню. Феденька сидел на стуле и нянчил моего кота. Я так изумился – мой кот всегда был нелюдим, он шипел, если кто-то проявлял к нему внимание, и часто прятался от всех моих редких гостей. -С добрым утром, Саша. -С добрым утром, Феденька. Как спалось? -Очень сладко. А вам? -Ещё лучше. Изменник-кот мурлыкал в руках Феденьки, тот почёсывал его уши и шею. -Он же был диким, - недоумевая, заметил я. – Что ты с ним сделал, волшебник? -Не знаю. Просто позвал. И сразу же приручил. Я хотел вскипятить чай, но чайник был уже горячим. -Ты удивительный мальчик, - признался я, ставя чайник на место. – Сейчас будем пить чай. Мы пили чай с пирожными. Феденька ничего мне не рассказывал, я почуял, ему взгрустнулось. И эта грусть была связана с Семёном. Он не позвонил ему. -Хочешь, покажу, как вкуснее всего? – я сгрёб очередное пирожное в руку и пихнул себе в рот. Я весь измазался, но фокус прошёл удачно – Феденька рассмеялся. Немного позже он сам заговорил о том, что его тревожило. Он спросил: -Саша, а вы не знаете, куда можно позвонить Семёну? Вдруг он не добрался до Геленджика? Может, что-то не получилось… -Он добрался, - уверил я его. – Скорей всего, у него просто нет времени. Ещё и дня не прошло, как он уехал. Позвонит попозже, не волнуйся, Феденька. -Может, я надоел ему? Я тут же вспомнил слова Семёна «бегает за мной, как привязанный». Я разозлился на брата за то, что он сказал так. Я ощутил тревогу, что он любит Феденьку недостаточно сильно, чтобы исключить такое изложение событий. Я бы сказал по-другому. Я бы сказал «он очень любит быть со мной рядом». -Не волнуйся, Феденька, - повторил я мягко. – Я его знаю. Иногда он не думает, что творит. Он делает что-то и не подозревает, как сильно это огорчает других. Но это не значит, что ты надоел ему. Просто он такой человек, и всё. Мои слова принесли Феденьке спокойствие. Он тихонько перевёл дух и вновь одарил меня своей очаровательной улыбкой. -Может, сходим, искупаемся? – предложил я, глядя в окно. – Жару чувствуешь? Мы расплавимся, если не окунёмся в воду. Расплавимся и высохнем, хоть это и звучит противоречиво. -Давайте, - Феденька поднялся в радости. – А ракушки будем собирать? -Конечно. Я даже возьму для них корзинку. Через мгновение Феденька посмотрел на меня с тем выражением, какое обозначает печаль. -А вдруг Семён позвонит, когда мы уйдём? Я оторвался мыслями от корзинки и ракушек. -Он не позвонит сегодня, Феденька. Он может неделю не позвонить. Он исчезающий человек. Никогда не знаешь, где он пропадает. -А вдруг позвонит, и никто не возьмёт трубку. Он заругается. -Он ругает тебя? – я совсем забыл и о корзинке, и о море. Словно оса ужалила меня в душу. – Феденька, он кричит на тебя? -Почти никогда. Правда, один раз.… Но я не хочу об этом вспоминать сейчас, ладно? – Феденька умоляюще смотрел на меня печальными синими глазами. -Всё хорошо, Феденька. Пойдём купаться. Я поставлю телефон на автоответчик, останется сообщение. Феденька окончательно успокоился на счёт звонка. Море сегодня было удивительно светлым и спокойным. Феденька следовал за мной по горячему каменистому берегу. Мы спустились на пляж. Расстелив покрывало, я улёгся загорать, а Феденька сидел рядом, и солнце искрилось на его кудряшках и на его прекрасном лице, он смотрел на горизонт, на бело-туманную полосу, где небо тонуло в море. -Почему вы не купаетесь? – тихо спросил он, его лазурные глаза гармонично отражали небо. -Я не умею плавать, Феденька, - ответил я, стыдясь. Он повернул ко мне лицо, я замер взглядом на его губах. -Почему же вы не научитесь? -У меня с плаванием также как с любовью. То на камни нарвусь, то на стекло. То в яму затянет. Вода не любит меня. Она хочет меня утопить. -Я мог бы научить вас плавать. Я улыбался его наивному желанию помочь мне. -Ты – замечательный мальчик, Феденька. Но я лучше позагораю. Он кивнул мне, а потом разделся и тихо побрёл к морю. Такой худой, маленький, я наблюдал за ним в страхе, что он уходит так далеко. Море качалось, поглотив его уже по колени. У меня родилось странное чувство, что море влюбится в него и заберёт навсегда, а я умру от горя, что не умею плавать. -Саша, вода такая тёплая! – крикнул он и стал брызгаться. – Вы не хотите сюда? Я поднялся, сам над собой смеясь. Ещё утром я боялся расплавиться, а теперь лежу под самым солнцем, как умирающая черепаха. Обычно я никогда не заходил дальше, чем по пояс, и сейчас не стал паясничать перед собой. Феденька пришёл ко мне. Моя мечта с небесными глазами. -Не вздумай учить меня плавать, - с наигранной опаской заявил я. – А то я сразу превращусь в камень и лягу на дно. -Я бы хотел быть морским коньком и жить в море, - сказал мне Феденька, трогая воду. Я представил то, что он сказал мне, и сразу заскучал по нему. Я представил, что Семён приедет и заберёт его у меня, и сразу заскучал. Я дурак. Но Семён исчез из нашей жизни на более долгое время, чем я думал. Он не звонил уже вторую неделю. Феденька всё чаще задавал мне вопросы, на которые я не сумел бы ему ответить, не соврав. Я говорил, что Семён ищет для них жильё, или, может быть, он ищет себе работу, потому его отсутствие настолько затянулось. Себя же я неустанно спрашивал, почему он привёз Феденьку ко мне, почему оставил у меня и когда он собирается нас разлучить. Я мог поручиться, что в это время он был в Геленджике, что он был там со своей девушкой. Упоминая обо всех его увлечениях, я не признал себе, что эта связь была достаточно прочной. Развлекаясь с кем-то за тысячу километров, он непременно возвращался к ней, как блудный кот возвращается в свой дом. У нас же с Феденькой началась новая для нас обоих жизнь. Мы каждый день гуляли по побережью, наслаждались плеском тёплых волн, жарким июльским солнцем в глубоком синем небе. Я любил сидеть с ним у воды, когда он прикасался щекою к моему голому плечу и мягкость его кожи будоражила тело. Я склонял к нему голову, и так мы сидели вдвоём долгие минуты. Я осознал, что жизнь поворачивается к счастью, как стрелка компаса, если у тебя есть тот, для кого ты просыпаешься в этом мире изо дня в день. Одним таким днём на побережье я встретился с человеком, которого знал уже очень давно. Когда-то я считал его хорошим другом, но мы поссорились однажды, выпивая у меня на кухне, и с тех пор больше не здоровались. Ссора была ничтожной по сравнению с тем, насколько мы были близки душами, однако его гордость выросла между нами непреодолимой стеной. Разрушить её не хватало сил. Но он остановился, увидев нас с Феденькой сидящими на камнях у воды. Внезапная тоска по нему заставила меня забыть плохое. -Привет, Василий, - сказал я. -Ну, здравствуй, Сашка. – Он приподнял свои солнечные очки. – Решил отдохнуть у моря? Нужно было быть слепым, чтобы не увидеть, с каким интересом глаза его рассматривали Феденьку. Мне померещился страх. -Смотрю, ты времени даром не теряешь, Сашка, - сказал он и посмеялся. – Хорошенький у тебя друг. Как его зовут? Мы с Феденькой переглянулись, он взял полотенце и накинул на обнажённые плечи. -Его зовут Феденька, - сказал я. – Ты купайся, Василий, а мы пойдём. -Не гони, Сашка. Сейчас возьмём пивка, позагораем. -Я завязал, и он не пьёт, - однозначно ответил я, поднимаясь. Феденька подскочил следом за мной. -Все вокруг только и говорят, что о твоём Феденьке, - сказал вдруг Василий. Это заставило меня остановиться, в душе поднялась тайная паника. – Все хотят познакомиться с удивительным мальчиком. Вот, например, вчера мне позвонил Пашка и сказал: «Фродо гуляет по пляжу. И догадайся, с кем». -Что ты хочешь от него? – сердито спросил я, ограждая Феденьку спиной. -Ничего, - пожал плечами Василий. – Ты чего перепугался? Может, на чай пригласишь? Я знаю, ты чай пить любишь. -Но не с тобой, - я ещё никогда не говорил с ним так резко. Василий растянул рот в недоумении. -Сашка, перестань выделываться. -Сначала ты перестань торчать над душой. Я впервые взял Феденькину руку, потому что страх потерять его превзошёл меня самого. Я увёл его домой, усадил на диван, дал ему яблоко. А сам в панической суматохе ходил туда-сюда по комнате. -Надеюсь, никто не скажет, что я похитил Элайджу Вуда, держу его взаперти и лишь иногда отпускаю его искупаться в море, - я шутил, пытаясь разрядить свою молчаливую истерику. Но желание шутить иссякло также быстро, как и пришло. – Я боюсь, что они позовут тебя, и ты уйдёшь с ними, - признался я и посмотрел Феденьке в глаза. – И дело даже не в том, что я поручился тебя охранять. Просто я не хочу, чтобы кто-то на этой планете хоть раз обидел тебя. -Ну, что вы, Саша, я ни ногой отсюда… - тихо и напугано пообещал Феденька. Я сел рядом с ним на диван. -Почему ты называешь меня на «вы»? -Не знаю, - Феденька смущённо опустил длинные ресницы. – С первого дня я посчитал это нужным, а к сегодняшнему дню привык. Я потянулся к его щеке, погладил её. С этой минуты я стал мысленно просить Семёна не звонить в мой дом. Вечерний телефонный звонок разрушил нашу идиллию, наш уют. Я нервно схватил трубку, прижал к уху. -Привет, это Василий! – сказал мне голос из трубки. Мне радоваться или психануть? Феденька уже был тут как тут и стоял, обняв дверной косяк. Я шепнул ему: -Это не Семён. Нет, честно говоря, в глубине души я ликовал, что это оказался Василий. С ним-то я разберусь в два счёта, у него ведь не было никаких прав на Феденьку. Я увидел, что мой мальчик расстроился. Выражение надежды в его глазах сменилось выражением только что приобретённого неверия. Василий из трубки говорил весёлым, дружеским тоном. -Я хотел зайти к тебе на чай, помириться, всё такое. -Разве мы не помирились? – не унимался я. – Ты увидел Феденьку и сразу стал мне другом. Так чего ты хочешь? -Ничего, Сашка. Завтра, например, я на два года уезжаю в Киев. Нашёл новую работу, а с тобой хотел попрощаться. Я не отниму много времени. -Чёрт с тобой! – фыркнул я. – Заходи, но только, чтобы попрощаться. На этом мы с ним распрощались. Я пришёл на кухню, где Феденька сидел, утопив в объятиях моего кота. Он не поднимал своих синих глаз, очевидно, был сильно подавлен отсутствием Семёна в своей жизни. Тишину квартиры пронзали мурлыканья кота от ласковых рук Феденьки. Мурлыканья кота и больше ничего. -Сейчас зайдёт Василий, - предупредил я, - человек, что был на пляже. Но мы быстро выгоним его. -Я думал, это Семён звонит. -Я знаю, Феденька. Я знаю, как ты его ждёшь. Знаешь, как ждут закипания кастрюльки? Только забудешь, как застучит крышка и повалит пар. Не думай о нём. Всё равно он позвонит. Куда ж он денется? Уверяя Феденьку, я расстраивал себя. Василий явился спустя час. Он пришёл с остальными, теми, кто, по-видимому, зациклился на мальчике, гулявшем по морскому побережью, мальчике с лазурными глазами. Я не успел закрыть дверь перед их носами. Они превесело вломились в моё жилище. В руках у них были бутылки со спиртным и пакеты. Я ошарашено глазел на их лица, перекошенные громадной радостью своего присутствия здесь. -Мы не договаривались гулять, - напомнил я всем. – Так что оставьте выпивку за дверью. Я их всех знал. Когда-то мы устраивали большие гулянки и вместе катались на катере. Я давно не веселился вместе с ними, я вложил свою молодость в написание книг. Они стали обнимать меня, но я отвечал на объятия без всякого настроения. Я знал, что они все пришли сюда из-за Феденьки. И сейчас они накинутся на него, чего я им, естественно не позволю даже ценою наших теперешних приятельских отношений. -А где Феденька? – спросил Пашка, глазея по сторонам. – Где твоё чудо? Или не твоё? Виталька видел его недели две назад на вокзале с Семёном. Куда вы дели братца Семёна? -Да, мы хотим увидеть Феденьку, - поддержал Виталька. – Я бы даже взял у него автограф. -Кстати, достань фотик, - предательски улыбался Василий, Пашка достал фотоаппарат. -Сашка, веди Феденьку, - потребовали все в голос. -Вы что, дураки что ли? – усмехнулся я. – Пришли посмотреть на него? Как на зоопарк? -Ну, что ты, Сашка, - Василий шутливо ткнул кулаком мне в плечо. – Сашка-жмот. Мне вдруг захотелось выхватить у них из рук бутылки и этими бутылками огреть их по мордам. Они явно не узнавали меня. Я сам себя не узнавал, что уж тут говорить. Феденька не выходил из гостиной, и я молил его оставаться там до тех пор, пока я не выставлю за дверь эту ненавистную свору идиотов. -Да ты только покажи нам его, и мы уйдём, - требовал Пашка, вертя в руках свой фотоаппарат. – Что ты, в самом деле, как не свой? Значит, нашёл себе мальчика, а друзьям помахал ручкой? Так не делается, понимаешь? Или ты только так и можешь? Точно так же, как ты десять лет сидел со своими книгами и не отвечал на телефонные звонки, как ты кинул нас из-за своих романов? А толку? За десять лет тебя знает только местная газета! Ты считаешь, что это мы бросили тебя, но на самом деле ТЫ ушёл. Ты ушёл и бросил нас, и теперь ты хочешь выставить нас за дверь из страха, что кто-то отнимет у тебя мальчика. У нас и в мыслях нет таких пакостей. Мы только хотели отпраздновать ваш союз, чтобы было, что вспомнить. Дурак. -Да? – у меня в душе разразился огонь скандала, память стала выкидывать в душу все мои прошлые обиды, и я хватал их и швырял в стоящих против меня мужчин. – А как же ваши постоянные упрёки – то я не вышел ночью, то я отказался от поездки загород! А я не хочу болтаться с вами в ваших идиотских поездках! Скукотища! Тоска! Одни и те же темы для разговора. Я устал от вас! -Ну, извини, что у нас так мало извилин, - выдавил Пашка, обозлив взгляд. – Считаешь нас всех дураками? Писатель, блин, дубовый! Я собрался пихнуть его в грудь, как вдруг Феденька выскочил из гостиной. Его бледное лицо и огромные напуганные глаза заколдовали мою ярость, я, как зачарованный, созерцал его силуэт, возникший в нашей атмосфере, наполненной злобой и отчуждением. Все замолчали, увидев Феденьку. У Пашки открылся рот, а Виталька сделался совершенно тупым и каким-то беспомощным. -Вы увидели, что хотели, а теперь оставьте нас в покое, - тихие слова Феденьки прозвучали так нежно в этом приутихшем урагане. – Меня и Сашу. Они постояли минуту или две, а потом ушли, и осталось затишье после бури, в котором стояли мы с Феденькой. От этого раздора у меня разболелась голова, и я уселся на кухне, облокотившись на стол. Чуть позже мягкая ладонь Феденьки опустилась на мои волосы и погладила их. -Они обидели вас? -Всё в порядке, просто голова болит. Да, конечно, думалось мне, они обидели меня. Они говорили о вещах, о которых я не хотел говорить. Меня понял бы только писатель, тонувший в своём мире, как в единственной радости существования. Мысли приходили ко мне так внезапно, мысли были моими единственными желанными гостями, всё остальное было далеко, за пределами моего сознания. Я не мог объяснить это безнадёжным гулякам, которые и представить себе не могут, что такое кульминация в романе, и в чём разница между эпитетом и архаизмом. Также как для меня не было никакой разницы между «Клинским» и «Питом», между ментоловыми сигаретами и никотиновым пластырем. -Наверное, я просто волк-одиночка, - сказал я, угнетённо оперевшись подбородком на ладонь. – Ты как думаешь? -Я думаю, вы просто не похожий ни на кого человек. Но вы самый лучший человек из всех, кого я знаю. -А как же Семён? – внутри себя я горько усмехнулся. -Он другой. Не такой, как вы. Вы всё чувствуете и понимаете, с вами так приятно общаться. Вам хочется доверять. -Сам ты самый лучший, - я щёлкнул его по носу, а потом вздохнул, и Феденька горячо обнял меня за шею. Мы становились всё ближе друг другу. Подошёл конец июля, и я уже не смущался зайти к нему в ванную, когда он сидел в сугробах мыльной пены, и потереть ему спинку. Он поднимался рано, и готовил завтрак. А я просыпался стандартным образом часам к двенадцати, потому что до глубокой ночи сидел на кухне и писал стихи. Большая часть их была про Феденьку, но он не знал этого, безмятежно посапывая в моей комнате, на моей кровати. Я сфотографировал его, везде: дома, на балконе с котом, на море, на каменистом берегу под солнцем. Я сделал два экземпляра фотографий. Один я разместил в альбоме, а второй хранил у себя в тетрадях, любуясь его красотой, когда он уходил спать. Кот всегда спал у него под боком, охраняя его нежные сны. А я заходил до полуночи, чтобы в темноте поцеловать его на ночь и расстаться с ним до утра. Однажды на берегу к нам подошёл совершенно незнакомый человек и спросил Феденьку, не желает ли он сняться в рекламе газированной воды. Феденька поблагодарил его и с уверенностью отказался от предложения. Я перестал бояться потерять его среди такого множества соперников. Полпляжа смотрело на Феденьку, когда он бродил в поисках ракушек – за этот месяц он их собрал целую кучу. Полтроллейбуса наблюдало за ним, когда я вёз его по городу, в кино или в кафе. Кажется, многие думали, что мужчина, сопровождавший этого красивого парнишку, был его отцом. Может, поэтому никто не решался расставить на него сети. Может, мой настороженный взгляд отпугивал другие взгляды. Может, я слишком сильно просил Бога беречь наше существование, и он окружил нас ангелами, чтобы не слышать больше этих навязчивых молитв. 4 Однажды ночью меня разбудил телефонный звонок, и я скоренько достиг телефона, чтобы Феденька не проснулся от звонков. Через закрытую дверь моей комнаты телефон было почти не слышно. Я снял трубку. -Слушаю. -Саня, привет, это Семён! Леденящие руки холода схватили меня за душу. -Привет, - голос у меня дрогнул. – Решил позвонить? В своём страхе я ещё и умудрился его упрекнуть. Феденька был дорог мне настолько, что я носил его переживания у себя в душе, как свои, и их противоречивое единство сводило меня с ума. -Федька спит, да? – с какой-то надеждой спросил он. -Да, - я смотрел на закрытую дверь своей комнаты. – Феденька видит десятый сон. -Вам нужны деньги? -Деньги? – я изумился и нервно почесал нос. – Я не брал те деньги, которые ты оставил. Они так и лежат в шкатулке. -Бери, - почти приказал Семён. – Если надо, я вышлю ещё. -Не надо, - сказал я обиженно. -Слушай, Сашка, не говори ему, что я звонил. Я замер на какие-то секунды, не понимая, к чему он ведёт. -То есть, как это не говорить? Он ждёт твоего звонка день и ночь. Он только и спрашивает, когда, наконец, ты позвонишь ему. Семён на другом конце провода вздохнул. Я и вправду впал в недоумение, от чего мне придётся скрыть от Феденьки то, что я мечтал бы скрыть, если бы не эта его боль в глазах, которая становилась сильнее изо дня в день. -Сашка, всё дело в том, что я сейчас остаюсь в Геленджике, и ты понимаешь, почему. Как же не понимать? Из-за своей любимой-единственной, это я понял без намёков. -А как же Феденька? -Если он сейчас поговорит со мной, я скажу ему, что нескоро приеду, тебе придётся его долго успокаивать. Так что пусть всё идёт как идёт, без лишних слёз. Он уже достаточно отвык от меня, так ведь? -Он ждёт твоего звонка, как из печи пирога. Разве что, не смотрит на часы. -Сашка? – позвал он осторожно. -Чего? -Он тебе нравится? Я сглотнул свою боль. -Я охраняю его от всего, и от себя тоже. Он очень красивый мальчик. И душа у него красивая. -Ты бы хотел сам быть с ним? -К чему ты спрашиваешь? -Догадайся, ты же такой умный, всё понимаешь. Он явно проверял меня на преданность. -Я не скажу ему про звонок, - сказал я. – Но знай, что ты причиняешь ему боль своим отношением. -Понимаешь, поговорить с ним сейчас, всё равно, что насыпать соль на рану. -Нет, - вздохнул я. – Не соль, лекарство. -Ты всё уже понял или мне придётся объяснить? -Я понял, что ты ужасный человек, Семён. -Какой уж есть. Мы распрощались. Мне сделалось чертовски неспокойно оттого, что я так и не понял его. Он позвонил, чтобы сказать о том, что долго не появится, но он не объяснил мне причины. Но раз он спросил про деньги, значит, он считает, что ответственность за содержание гостя лежит на нём. А это значит, что этот человек принадлежит ему, и никому другому. Значит, когда-то он вернётся за ним. Когда? Каждый день я живу в ожидании, что Семён позвонит в мою дверь, и к вечеру в этот же день я останусь один в своей квартире. Навсегда. На всю жизнь. Зачем тогда жизнь? Моя жизнь спала в моей комнате, на моей кровати, и я берёг её для другого человека. Свою жизнь. Своего Феденьку. Я улёгся на диван тихо-тихо, чтобы не скрипеть, и долго не мог уснуть. В южной темноте жаркой летней ночи мне приходили разные мысли, грустные стихи, отвращение к себе и пожар в сердце от моей безнадёжной любви. Прошёл всего месяц, ни много ни мало, и я жил другой жизнью, к которой уже привык настолько, будто я всегда и жил лишь ей одной. Я не спал, не мог спать. Я представлял себе Феденьку, его обнажённые плечи, которых я касался руками, обнимая его на берегу у воды. Иногда его губы были совсем рядом, и я задыхался в летнем зное, глядя на их изумительные линии. Внезапно дверь комнаты скрипнула, и он возник в темноте, как некое волшебное существо, пришедшее на помощь умирающему. Но помощь была нужна ему. -Мне страшно, - сказал он. – Извините, если разбудил вас… -Ты не разбудил, Феденька. – Я уселся на диване, свесив ноги. – Хочешь, поговори со мной. Что случилось? Снится что-то нехорошее? Это, возможно, от жары. Он тихонько подкрался и присел рядом, бок о бок со мной. -Снится Семён, - сообщил он печально. – Снится, что он убегает от меня, а когда я хочу догнать его, бьёт меня… -Бог мой, - сочувственно выдохнул я. – Какой ужасный сон… Феденька склонил голову, и моя рука сама по себе потянулась к его манящим кудряшкам, которые я не видел в темноте, но чувствовал сердцем. -Не переживай, - сказал я, мне до боли хотелось сказать ему о недавнем звонке, но я боялся ещё больше его ранить. Я ненавидел Семёна. Сегодня я ненавидел его. -Однажды мы с ним сидели у речки. Ночью. – Его руки нервно перебирали краешек моего одеяла. – Всё небо было в звёздах. И Луна была большая-большая, как озеро. Я смотрел в небо, а Семён сидел рядом, и мне было так хорошо с ним. Он выпил водки, потом взял меня за плечи и уложил на траву. Сначала он целовал меня, а потом спросил, хочу ли я ЭТОГО. Я сказал, что нет. Он разозлился и стал кричать на меня, а потом ударил. Он сказал, что я недостаточно люблю его и не доверяю. С тех пор он как-то холодно ко мне относился. Я чувствую свою вину перед ним. -Что же ты говоришь, Феденька! – я выпрямился, посмотрел на него сквозь темноту. – Я никогда не прощу его за это. Он посмел ударить тебя. Кто же он после этого! -Может, мне нужно было перебороть страх? Он подумал, что я ему не доверяю, он усомнился во мне. -Ты ни в чём не виноват, Феденька. Это он виноват, это его надо бить, чёрт возьми, вот урод! -Он ударил меня не сильно. Так, пощёчина. Но в душе было гораздо больнее. В душе я плакал сильнее. -Где было больно, маленький? Он взял мою руку и поднёс к своей правой щеке. Я поцеловал щёку, а потом крепко обнял его, прижал к груди. Я долго сидел с ним так, качая его, баюкая, целуя его волосы. Он уснул в моих руках, как котёнок. От жары мне стало дурно. Померещился ужас. Я сильнее прижался к сонному теплу Феденьки, и он промурлыкал что-то, поудобнее устроившись ушком на моём плече. -Я люблю тебя, - прошептал я. – Я люблю одного тебя на всём свете, маленький. Скоро я отнёс его в комнату, бережно уложил в постель, поцеловал его нежно за ушком. Я плохо спал этой ночью. Снился Семён. Он размахивал руками и кричал что-то. Шли дни, и мы шагали по жизни неустанным верным ходом. Я почти забыл о Семёне. Изредка вспоминая его глаза и усмешку, я уже не чувствовал того изводящего опасения. Но одни проблемы сменялись другими. Вновь объявились мои приятели, поклонники Феденьки, и наш телефон изнывал от их бесконечных звонков. Они уже потеряли надежду быть приглашёнными на чай, но строили нелепые планы, то приглашая нас с Феденькой в кино, то на катер. Мы с ним единодушно разрушали все предложения. Наедине мы оставались с утра до ночи и не нуждались в чьём-либо общении. Чаще всего звонил Василий. Он заявил, что отказался от работы ввиду каких-то перемен. Скорее всего, он сам придумал эту чушь с Киевом, чтобы создать предлог для визита ко мне. А теперь он искал очередных встреч. Оказалось, извилин у этих товарищей было даже меньше, чем я предполагал. Иногда они просили дать трубку Феденьке, но он категорически отказывался говорить. Надо сказать, что при всём своём мерзком отношении к этим ребятам, я никогда не желал им зла. В моей душе просто не было для этого места. Но время проходило, и наши отказы от встреч с ними внезапно обернулись трагедией. Одним дождливым днём позвонил Пашка и сказал, что Василий рехнулся. Вначале я даже не понял, что конкретно произошло. Но Пашка детально объяснил мне, что у Василия в прямом смысле съехала крыша. Весь вчерашний день он говорил сплошную несуразицу, а к вечеру исчез, и до сих пор никто не видел его. Я был поражён, я просто застыл в этих холодных секундах. Я не думал, что с кем-то из моих приятелей в этой жизни может случиться нечто подобное. Я словно закаменел с трубкой в руке. Перед глазами стоял Василий, весёлый, попивающий из бутылки «Клинское», он шутил со мной. Я стоял и молчал. -Это всё твой Феденька, - заявил вдруг Пашка, и мне пришла новая волна холода. – Василий помешался на твоём Феденьке, он просто бредил им. И вот, что вышло. -Что ты несёшь, - пролепетал я. – Что за белиберду ты городишь. -Василий первый раз влюбился по-настоящему. А мальчик даже в компанию войти отказался. -Это не причина! -Ты настроил его против всех. Посадил на замок! -Бред! -Не хочешь быть виноватым, чёрт с тобой, эгоист х…в! Он бросил трубку. Я стоял, ошарашенный. Во мне совершенно не было никакого чувства вины. Руки тянулись набрать Пашкин номер, хотелось кричать, оправдываться. Страшное нависало над душой, как огромный чёрный купол. Всё вокруг сделалось чужим, страшным. Всё, кроме Феденьки. Я кинулся в гостиную и нашёл его сидящим на диване, сжавшимся в комочек, предчувствующим беду. Я бросился к нему. -Случилось страшное. Василий, тот человек с пляжа, он сошёл с ума. Феденька выпрямился, расширил глаза. Даже в страхе, его красота доводила меня до умопомрачения. -Мы с тобой здесь совершенно ни при чём. Мы никого не сводили с ума. Мы сидели дома. Я сел к нему на диван. Взял за плечо. -Я напуган, - признался я честно. – Я не знаю, что делать. Я не знаю. Сам бред несу. Он притянул меня за шею к себе на колени. Только тогда я расслабился, растворился, рассыпался. Весь потонул в неге, порождённой прикосновениями его рук. Он гладил меня по голове и усыплял все мои страхи. А в чём я, собственно, виноват? Я тоже сумасшедший. Я тоже первый раз влюбился по-настоящему. И пусть хоть конец света. Я хочу лежать на этих коленях и бредить под прикосновениями этих рук. Я хочу большего. Я хочу всего, чего только можно желать в этом сумасшедшем бреду. Я очнулся, когда он тяжко вздохнул, и поднялся с его колен. -Что ты, маленький? -Какое-то странное чувство. Я бы сказал, страшное. -Я с тобой, не бойся ничего. Мы сидели на диване часа два. Самое страшное ждало нас впереди. Снова позвонил Пашка. Всё, что он сказал, было: -Василий разбился в машине. Виталя отравился, он умер в больнице час назад. Можешь написать об этом книгу. Живи, радуйся. Привет Феденьке. Я сидел на полу, спиной к стене. Я сидел очень долго. Я вспомнил, что у меня есть ещё одна душа, способная вобрать в себя случившееся горе, но она была полна пустотой. Пустота была всем и не вмещала ничего, кроме самой себя. Назавтра были похороны. Я присутствовал там, потому что должен был сделать это. Феденьку я взял с собой и держал крепко его запястье. Внезапно среди толпы образовался Пашка. Вид у него был такой, словно он мечтал, чтобы на месте Василия и Витали лежали мы с Феденькой. -Зачем вы явились сюда? – холодно сказал он. – Неужели у вас хватило совести? -Не надо сейчас об этом, ладно? – попросил я его. Но в глазах Пашки больше не было дружбы. Он смотрел на меня, как на врага. -Иди домой и дальше нянчи там своего Феденьку. -Паша, ты не понимаешь, что ты говоришь сейчас. -Пошёл вон! -Ты ни в чём не разобрался! -Вот поймаю и оттрахаю твоего ненаглядного, потом разберёмся! Я от души врезал ему. Мой кулак заныл от силы удара. Пашка упал, покатился. Все посмотрели на нас. Феденька закрыл лицо руками. -Уйдём отсюда, - я повлёк его за собой. – Уйдём. Скорей. Следующие два дня прошли, как в тумане. Я не мог и не хотел осознать, что происходило. Среди ночи я проснулся от удара мысли: «Во всём моя вина!» Я сел, как ошпаренный, потом пошёл на кухню и написал письмо Пашке: «Может быть, ты не хочешь и знать меня после этой ужасной трагедии, но мне нужно многое сказать тебе. Я влюблён. Я помешан. Всё это время я боялся, что кто-то отнимет у меня моего Феденьку. Положа руку на сердце, я открою тебе тайну: он не любит меня. Он любит Семёна и ждёт его одного. А я не вижу того, что творится вокруг. Моё творчество теперь лишь для него одного. А он не любит меня. Он уйдёт, как только Семён позвонит в мою дверь. Я жду этого звонка, как смерти. Точно смертельная болезнь изводит меня изнутри. Как будто Феденька – это жизнь. А Семён – это смерть. И я никогда не смогу забрать его и увезти за тысячи километров, потому что жизнь не существует без смерти. Смерть придёт рано или поздно. И я боюсь её. Боюсь, как она подкрадётся к моей двери и позвонит в неё». Две капли слёз упали на бумагу. Я стёр их пальцем. Но тут же упали новые. Я опустил голову и заревел, а потом порвал письмо и швырнул его в форточку. Я ревел, как одержимый. Неудачник. Мне никогда не везло в любви. Феденька вошёл в кухню и увидел мои слёзы. Я сидел и ревел от того, насколько беспомощна была моя душа, любовь измучила меня, прожгла насквозь, и я знал, что не получу ничего, ни единого волоска на его голове, ни единого дня в этой жизни, в котором он любил бы меня. -Саша, что случилось?.. – в страхе спросил он, подойдя ко мне. – Почему вы плачете? -Не хочу умирать, - прошептал я. – Жить так хочется. -Вы будете жить! – с огромной уверенностью сказал он. – Вы не умрёте! Вы будете долго жить. Вам ещё нужно написать очень много книг! -Книги больше не пишутся. Воздух стал не тот. И солнце светит по-другому. -Сашенька, это всё нам только мерещится, когда нам страшно. Завтра солнце будет горячим, воздух чистым, а душа наполнится радостью. Потому что жизнь снаружи, а внутри – только ты сам, и время лечит тебя от всех бед. Я всхлипнул, прижал к себе Феденьку так крепко, что даже сама смерть не отняла бы его у меня. -Я ничего не понимаю в жизни, - пробормотал я, - но я поверю тебе. Феденька, любовь моя… -У вас всё будет хорошо, - Феденька обнимал меня, целовал мои слёзы. – У вас всё будет хорошо, Сашенька. Не плачьте. Вытрите слёзы. Ну, пожалуйста. Я скоро взял себя в руки. Ночь опутывала жаркой пеленой. Глубокая ночь, которая не могла меня усыпить. Я улёгся на диван, сунул руки за голову, а Феденька сел рядом и нежно смотрел на меня сквозь темноту. Он ни слова не говорил больше о Семёне, видимо, чувствовал, что меня это ранит. Я был весь изранен собственными переживаниями. Мысли доводили почти до видений. -Ты знаешь, когда мы с Семёном были детьми, он часто забирал у меня самое лучшее. А если что-то не нравилось ему, он отдавал это мне. У него было удивительное чутьё предвидеть опасность, и он никогда не боялся, что вместо него пострадаю я. Он всегда считал, что в силу своего терпения я справлюсь с неприятностями. Он делал что-то, а потом спирал на меня, и сколько бы я не отнекивался, верили ему. А мне никто не верил. Ты знаешь, я привык отвечать за его ошибки. Я привык отдавать ему самое лучшее. А теперь я как будто впервые сталкиваюсь с этим. До того мне больно расставаться с тобой. Прости. Сам не знаю, зачем сказал тебе это. -Если вам станет легче, говорите мне о своих чувствах. Я готов выслушать. -Не хочу морочить тебе голову своим бредом. Это же всё бред, Феденька. Бред смертельно больного человека. -Я всё знаю. То, что у вас на душе. Это больно, да. Будто весь мир причиняет эту боль. Он склонился ко мне и положил голову мне на грудь. Стало легче. -Жизнь – это сплошная подлость, - услышал я собственный безнадёжный шёпот. – Когда ты любишь, тебя не любят. И наоборот. Мечты не сбываются вовремя. Книги пишутся ни для кого. Сердце зря бьётся. Зря переводится кислород. Планета вертится, как бесполезная вертушка. -Это только сегодня, - вторил мне мой Феденька, устроившийся на моей груди. – Это только мерещится. Я точно знаю. -Маленький, ты кто, ангел? – я взъерошил ему кудряшки. – Ты знаешь больше, чем я. Ты всё видишь, потому что у тебя волшебные глаза. Он дышал прямо мне в шею. Он был в моих руках, нежный, нетронутый, недосягаемый, как небо. И он всё понимал. Он забрал у меня часть моей тоски, и воздух ровно прошёл через мои лёгкие. Стало больше воздуха. Больше меня. -Спи здесь. Хоть один раз. Я тебя не трону, клянусь. Я не успел даже опомниться от собственных слов, как Феденька шепнул: -Хорошо. Тогда я устроюсь поудобнее. Он уснул в моих объятиях. Я вдыхал воздух так осторожно, точно боялся, что малейшее движение его реснички потревожит его сон. Я спал крепко, безмятежно, даже во сне чувствуя его тёплое тело рядом с собой 5 Стоял поздний август. Дожди были редкими, моросящими. Город изнывал в душном оцепенении, все мечтали о большом ливне, о грозе, о шторме. Лишь мне одному было всё равно, что творится за пределами моего жилища. Я посчитал, с того дня, как Феденька поселился у меня, прошло два месяца и два дня. Он стал совсем понурый, перестал улыбаться и день изо дня терял аппетит. Тем утром он проснулся бледный и отказался есть. Я расстроился, сунул градусник ему подмышку. Температуры не было. Он заболел от тоски. -Феденька, скажи мне, что с тобой, - я умоляюще согрел его руки в своих. -Это пройдёт, - шёпот его был слабым. –Феденька, я настаиваю, чтобы мы сейчас позавтракали. Я не смогу есть один. Я тут же потеряю аппетит, и надолго. -Хорошо, только я полежу чуточку. Можно? -Конечно. Я принесу тебе завтрак сюда и сам буду кормить тебя. Я сбегал на кухню, принёс йогурт и чай с печеньем. Я заставил его съесть всё, я запихивал ему этот завтрак в страхе, что его депрессия обострится. Я знал, что это такое. Ещё недавно я сам безвылазно жил в них. Я знал, я совершенно чётко знал причину его тоски. Причина превесело жила в Геленджике, и я сам не желал ни видеть ни слышать о ней, иначе депрессия бы накинулась на меня, а не на моего Феденьку. Я знал, где живёт его излечение, но не шёл за ним. Я не знаю, кто сумел бы понять меня, когда я так хотел ему счастья, но медлил с тем, чтобы убить наше лето, которое мы прожили с ним вдвоём, и остаться один, без него, без моего Феденьки, без моего счастья. Потом, когда я сидел рядом с ним на кровати, он сказал мне: -Я не нужен Семёну. По крайней мере сейчас точно. В его голосе сквозила боль и безнадёжность. -Он обещал позвонить через две недели, а прошло уже два месяца. Он обманул меня. Он меня бросил. -Феденька… - только и мог вздохнуть я. Его рука лежала в моей ладони. -Вы можете позвонить ему. Ведь вы знаете, куда. Я услышал, как он стучится в моё сердце за помощью. Боже. Боже. О, Боже мой. -Я сделаю это, Феденька, - сказал я, проглотив боль. Я шёл к телефону, точно на смерть. Набрал номер. Семён тут же снял трубку, жизнерадостный и отрешённый от всех проблем. -Это я, Саня Кошкин, - сказал я. -Привет, Санька. Что-то стряслось? -А как же. Ты бросил Феденьку. Он осёкся на ответе. Помолчал немного. -Сашка, ты… Короче, дурак ты. Я со всей силы стукнул трубкой по стене, точно удар пришёлся ему по голове. -Бросай, на х…, свою девку и едь сюда!!! – заорал я не своим криком. – Слышишь, что я говорю тебе, сволочь такая!!! Я сам приеду туда и сверну тебе башку!!! -Ты чего психанул? – пробормотал он, напугавшись. – Если он тебе надоел, отвези его обратно в Тёмные Озёра, и не вопи, как резаный. -Что ты городишь… - хрипло промолвил я. – Ведь ты бросил его. И теперь он лежит на кровати и ничего не хочет есть. Ты понимаешь это?.. -Сашка, я привёз его для тебя. Неужели ты этого не понял? Я уехал, чтобы не мешать вам. Земля уходила у меня из-под ног. -Зачем ты так с ним? За что ему такое от тебя? -Я старался убедить его приехать в твой дом. Для этого пришлось завести с ним какие-то отношения. Я рассчитывал сделаться ему другом, а он влюбился в меня, или ещё что-то. Неужели всё так серьёзно? Неужели он до сих пор меня ждёт? -Да. Все эти два месяца он только тебя и ждёт. И никто на этом свете не дорог ему так, как ты. Сволочь свинская. -Я не собираюсь решать его проблемы. Я собираюсь жениться в сентябре. Делай с ним, что хочешь. Считай, что я тебе его подарил. Всё, пока, у меня кто-то в дверь звонит. Бывай. Короткие гудки пробили моё ухо. Я медленно опустил трубку на рычаг. Я сделал всё, что мог. Бог свидетель, я сказал ему всё, что должен был сказать. Я пришёл в комнату, где Феденька сидел, склонившись низко. Я остановился в дверях, у меня язык не поворачивался сказать ему обо всём. -Феденька, - позвал я, он поднял на меня глаза, самые прекрасные на свете. -Что он сказал? -Он не вернётся. Феденька долго сидел, качаясь и рассматривая узоры на полу. -Он не вернётся, - прошептал он. – Ну, и не надо… Я кинулся к нему и крепко прижал к груди. Он не плакал, а сидел в большой задумчивости, такой бесстрашный перед своим мучительным горем. Может, стоило раньше совершить это. Теперь мы бы давно оправились и жили дальше. Я не знал, что у него столько душевной мощности, я боялся, что нелюбовь Семёна погубит его. Всё осталось таким же, как и раньше. Мы легли спать, я – на диване, а он – в моей комнате, а наутро проснулись в новом дне. Я пришёл на кухню, а он приготовил мне омлет и вскипятил чай. -С добрым утром, чудный, - сказал я, целуя его в уголок губ. – Как тебе спалось? Этот вопрос я задал очень осторожно. -Очень сладко, - сказал вдруг Феденька. – А вам? -Ещё лучше. Я не знал, то ли он так быстро забыл о Семёне, то ли прикидывается, чтобы не заражать меня депрессией. Я сидел и ел его изумительно вкусный омлет, а он наблюдал за моим жеванием и опять нежно улыбался мне. Нет, всё было другим. Всё вокруг превратилось в сложные загадки, которые я не мог разгадать. То ли всё вообще просто мерещилось, и я сам себе строил ребусы. Я ничего не понимал. Просто так не должно было быть в обычной жизни. Утро не соответствовало моим представлениям. Я думал оно будет туманным, молчаливым. Но в моём доме не было и следа вчерашней грусти, точно Феденька с утра вымел их кухонным веником. Дело было в Феденьке. Мне казалось, он скрывает от меня свою боль. Я будто чувствовал её какой-то частью своей души, специально для этого предназначенной. Но заговорить с ним об этом я не мог по той простой причине, что не хотел сделать больнее, чем было. Я ел омлет и молчал. -Саша, - сказал он серьёзно. Я кивнул ему с набитым ртом. -Ваш кот смертельно болен. Но у вас ещё есть шанс его излечить. Я чуть не подавился от такого неожиданного заявления. -Сегодня воскресенье. Отвезите завтра его к ветеринару. Я проглотил всё, что было во рту, потом пробормотал: -Ты это серьёзно говоришь? С чего ты взял это? Он вроде живёт, не жалуется. -Нет, я точно знаю. Но вы проверьте, так, на всякий случай. Коту нужна операция. Кот, как заведённый, вертелся у его ног. Феденька, наконец, взял его к себе на колени и приласкал. Я сидел и тупо смотрел на них. -Ну, ладно, - сказал я. – Свожу. Ты, случаем, не ясновидец? -Нет, что вы. В нём была какая-то тайна, в этом мальчике. Я часто думал об этом, глядя на него. Он был не такой, как остальные. Его красота, смешанная с таинством, пленила и мучила. Она убивала. -Феденька, что ты будешь делать дальше? – спросил я, заранее боясь ответа. -Ничего. Ходить по этой Земле. -Я боюсь потерять тебя. Хоть ты и не мой. -Не бойтесь ничего. Мы не расстаёмся. -Ты остаёшься со мной? -Я не уверен, что именно сейчас я нужен вам. -Но ты нужен мне. Я люблю тебя больше, чем всю эту жизнь, понимаешь? -Понимаю. Я тоже люблю вас. Но по-другому. По-другому я люблю Семёна. В какой-то степени я люблю вас больше, чем его. В тысячи раз. В миллионы. Из всех знакомых мне людей, самый лучший человек – это вы. Но я уже порядком намучил вас. Я принёс вам столько страданий и принесу ещё столько же, если останусь в вашем доме. -О чём же ты говоришь, любовь моя, я и жил-то одним тобой. -Вы и раньше ждали меня, правда? Я был нужен вам больше, чем Семёну? -Да. Кажется, я годами ждал тебя. А сейчас, когда ты так близко, я не хочу отпускать тебя. Феденька улыбнулся мне своей милой, ласковой улыбкой. -Мы не расстаёмся, Саша, - повторил он. – И поэтому не бойтесь ничего, что происходит с нами. Хорошо? -Хорошо, - одними губами прошептал я, не в силах оторвать от него глаз. – Какой же ты красивый. К ночи стало совсем душно. Море разволновалось. На этот раз Феденька сидел у моей постели, когда я укладывался спать. Он встал, закрыл окна. -Ночью будет шторм, - сказал он. -Наконец-то, - облегчённо выдохнул я. -Но завтра опять будет очень жарко. Я точно знаю. Я приподнялся на локте. -Откуда ты всё знаешь, маленький? Феденька обернулся через плечо. Я встретил его нежную улыбку. Он не открыл мне своей тайны, он пришёл ко мне на диван, залез с ногами и стал меня щекотать. Я обвил его руки и притянул его к себе. Мы лежали вдвоём, нос к носу, он с закрытыми глазами, а я, глядя, как его длинные тёмные ресницы подрагивают в сладкой дрёме. Феденька умудрился меня усыпить, и я не знаю, где спал он до тех пор, пока среди ночи я не проснулся от шорохов. -Кссс! – позвал я кота. И он набросился на меня среди темноты, точно я был гигантской мышью, вызывающей в нём единственное желание съесть меня. Я поймал его, угомонил. -Кссс, тихо. Не буди никого. Он был каким-то неспокойным, стал извиваться в моих руках, и я бросил его на пол. Обычно он мирно спал до утра рядом с Феденькой, но что же случилось с ним сейчас? Я резко встал и отправился к Феденьке. Открыл дверь, и сердце дёрнулось в мучительном испуге: его не было в комнате. Дрожащей рукой я нашарил выключатель и зажёг свет. Постель была аккуратно заправлена. Во всём моём доме стоял идеальный, божественный порядок вот уже два месяца и несколько дней, с тех пор как здесь поселился Феденька. -Феденька! – закричал я и услышал завывания ветра за окнами. – Феденька! Ливень полил с неба и забренчал по стёклам и водосточной трубе. Я накинул дождевой плащ на полуголое тело и побежал. Я не надел ботинок, не закрыл двери. Ноги несли меня к морю, где под чернеющим небом громыхали сумасшедшие волны. Их вершины цеплялись за небо, пугая мир. Я был готов вбежать прямо в объятия этого гигантского кошмара, если только увижу Феденьку. -Феденька! – надрывно орал я среди грохота стихии. Прибережные мостки, с которых на мели ловили рыбу, почти полностью были в лапах почерневшего обезумевшего моря. Маленький силуэтик Феденьки, словно видение, попал мне в глаза, и я вновь закричал ему, обливаясь слезами и ливнем. -Феденька! Феденька! Он стоял на мостках, почти у самого обрыва, вода рушилась на него со всех сторон, ума не приложу, как он вообще удерживался на своих ножках. Я прыгнул на мостки, но жестокая волна сбила меня с ног. Поднявшись, я вновь бросился навстречу стихии, крича его имя. В безумии я остановился посреди мостков, вода бросалась отовсюду, я мог погибнуть, не добравшись до него. -Феденька! – вскричал я срывающимся голосом. – Милый, не надо! Иди сюда! Он обернулся и, увидев меня, замахал руками. -Саша, идите домой! Не стойте тут, вода поглотит вас! -А как же ты! – кричал я и тянул к нему руки. – Иди сюда скорей! Пойдём домой, Феденька! -Прошу вас, Саша, уходите! Скорее! Шторм сейчас будет ещё сильнее! Вы погибнете! -Я не хочу жить без тебя! Я не буду жить без тебя! – вопил я, в сумасшествии. Я не видел ни шторма, ни моря. Лишь Феденьку, промокшего насквозь, которого били волны. Он выбрался из их цепких громадных лап и приблизился ко мне шагов на десять. -Уходите, Саша, - сказал он. – Мы не расстаёмся. Помните об этом. -Не надо, Феденька… - молил я. – Пойдём домой… Пойдём, маленький… Если бы он был ближе метра на два, я потянулся бы и схватил его руку. Но едва лишь завидев моё движение, он пятился назад. -Куда ты? – я плакал, начиная осознавать безнадёжность этой беды. Волны рушились на него, хватали за плечи, пытались сбить с ног. – Зачем ты покидаешь меня… Жизнь моя, Феденька… -Я не жизнь… Я смерть… Но сейчас не ваша. -Феденька… Я не буду…без тебя… -Помните, что у вас две души. Одна из них навсегда останется со мной. А вторая ещё должна сделать очень многое. Вам нельзя сейчас умирать, Саша. Вы только что научились жить. Так живите. Долго. Я приду потом. Сейчас я не нужен вам. Я хочу быть морским коньком. Я приду потом! И мой Феденька раскинул руки, точно мокрая птица, разбежался и нырнул в грохочущую пасть моря. Внутри всё оделось в холод. Я больше никогда не видел его. Той же ночью мой брат Семён утонул в шторме на катере. Утром я бросил в море цветы. Я долгие недели пытался добраться до Тёмных Озёр, но так и не нашёл их. Вечерами я сидел один на кухне и стучал на машинке свои книги. Иногда мне было плохо. Иногда воспоминания доводили меня до слёз. Жизнь становилась невыносимой, чужой. Но это всё нам только мерещится, когда нам страшно. Завтра солнце будет горячим, воздух чистым, а душа наполнится радостью. Потому что жизнь снаружи, а внутри – только ты сам, и время лечит тебя от всех бед. Так сказал мне мой Феденька. Вместе с Феденькой я потерял целую душу, но я и поныне жду, когда он вернётся ко мне. Я прочитаю ему свою новую книгу о себе и о чудном мальчике с небесными глазами, которого вечно буду любить больше жизни.