Не раскисай, Коджаку.

Сегодня все пошло не так, как обычно. Аоба, как всегда, встретил на улице Коджаку, но тот вместо того, чтобы поздороваться, быстро прошмыгнул в свой салон, бросая на Серагаки косые взгляды. Парень лишь пожал плечами и, неприятно скривившись, пошел домой. POV Коджаку Я, как обычно, стоял на улице и общался с доброжелательными клиентами. Вдруг мой взгляд зацепился за такую знакомую и такую родную голубую шевелюру. Сердце сделало кульбит, и я хотел было подбежать к Аобе, как вдруг меня остановило воспоминание того, что произошло в тот день. Я нервно отступил назад и, сделав над собой усилие, что есть мочи побежал внутрь здания, молясь, чтобы Серагаки меня не заметил. Каково было мое разочарование, когда, напоследок повернувшись, увидел разочарованный и пропитанный грустью взгляд. На душе стало противно, и я почувствовал себя сволочью. Мне хотелось побежать за ним, прижать к себе, поцеловать в висок, зарыться в эти, наверное, приятные на ощупь волосы и никогда больше не отпускать. Но нельзя… Нельзя, чтобы он был со мной рядом. Я монстр… Я убил свою мать. Я убил множество людей. А что, если я не сдержусь и убью его? Нет. Такого не должно произойти. Даже если это значит, потерять его навсегда. Отдалиться. Притвориться, что мы никогда не были знакомы. Как только подумаю об этом, в душе что-то больно начинает тянуть, но я должен держаться. Ради Аобы… Пребывая в таких мыслях, я не заметил, как, лежа на диване в подсобном помещении, заснул…

***

— Жаку… Код… Коджаку… — меня кто-то мягко трясет за плечо, а я сладко жмурюсь от любимого голоса и знакомого лица. Аоба… Стоп. Аоба?! Подскакиваю на диване, словно ошпаренный, отчего парень немного отстраняется. Что он тут делает? Черт, а ведь я не закрылся. Как опрометчиво с моей стороны. Смотрю на Аобу и вижу его полный печали и понимания взгляд. На душе сразу холодеет. Зачем он пришел? — Коджаку… Что происходит? — неуверенно начинает он, а я лишь отвожу взгляд и не произношу в ответ ни единого слова. — Это из-за того, что недавно произошло? — голос, полный тревоги… Нет, я должен держаться. Ему так будет лучше. Продолжаю молчать, пока на душе скребут кошки. — Коджаку, не молчи… — в его голосе столько горечи, что я просто не знаю, куда мне деваться от той боли, что раздирает душу на кусочки. Не выдерживаю и подаю голос: — Аоба… Уходи… Пожалуйста. Так будет лучше для тебя… — неуверенно поднимаю взгляд и сталкиваюсь с его обозленным, полным боли и, чего совсем не ожидал увидеть, нежности. — Да откуда ты знаешь, как для меня будет лучше?! Что ты уже себе напридумывал?! Ты навсегда останешься тем Коджаку, которого я знаю! И даже не думай иначе! — не выдерживаю и тяну его на себя, резко опрокидывая на диван и нависая сверху. Грубо впиваюсь в его губы. Боже… Какие же они сладкие… Мне хочется их целовать вечно, но нельзя. Отстраняюсь, глядя в его ошарашенные глаза. Теперь он точно меня отвергнет. — Потому что может случиться это или кое-что похуже, — собираюсь было встать, но Аоба тянет меня за ворот к себе и, прежде чем поцеловать, шепчет: — Идиот… А если я именно этого и хочу? Ты обо мне подумал? — он целует меня нежно, трепетно и так невинно, что кружится голова. Не могу ему сопротивляться и отвечаю на поцелуй со всеми чувствами, что накипели за такой короткий промежуток времени. Мягко прикусываю его нижнюю губу, оттягивая и посасывая. Провожу языком по верхней и, чуть надавив, проталкиваю внутрь. Очерчиваю ровный ряд зубов, оглаживаю десна и щеки, намеренно игнорируя язык, но вскоре не сдерживаюсь сам, переплетая наши языки, чувствуя, как Аоба ближе прижимается ко мне. Воздуха стало не хватать, и мы оторвались друг от друга, восстанавливая дыхание. Аоба лежал, распластавшись на диване, краснощекий, тяжело дышащий, с горящими странным огоньком глазами. От такого вида в штанах стало тесно, и я, сглотнув, снова поцеловал Аобу. Мои руки потянулись к его куртке, сразу же освобождая Серагаки от этой ненужной части одежды. Забираясь под водолазку, я нежно провел руками по торсу, поднимаясь выше. Случайно задев соски, услышал тихий стон, отчего повторил движение. Мое колено уперлось в промежность Аобы и легонько надавило, отчего он снова протяжно застонал. Наклонившись, я стал мягко вылизывать через ткань один из сосков, аккуратно прикусывая и вбирая в рот. Второй же стал выкручивать и мягко теребить. Аоба метался подо мной и стонал все громче, и я, не сдерживаясь, быстро стащил с него водолазку, и разделся сам, оставшись в одних трусах. Вернувшись в обратное положение, я еще немного поиграл с сосками и спустился ниже, целуя торс и тщательно вылизывая впадинку пупка, за что был вознагражден еще несколькими стонами. Расстегнув ширинку штанов зубами, я освободил Аобу от одежды, приподнимаясь и оглядывая его с головы до ног. От увиденного я чуть не потерял все свое самообладание, ведь это выглядело более, чем эротично. Поднеся пальцы к губам Аобы, я немного надавил на них. Он сразу понял, что от него требуется, и начал обильно облизывать и покусывать каждую фалангу пальцев. От такого зрелища я едва ли не кончил, даже не прикасаясь к себе, представляя, что вместо пальцев в эту глубину рта мог погружаться мой член, но вовремя сдержался, ведь было еще рано. Член Аобы стоял колом и требовал к себе внимания, которым я его не смел обделить. Вынув пальцы и помассировав дырочку, я начал вылизывать головку, отчего Аоба выгнулся и протяжно застонал. Взяв член в рот, я одновременно с этим медленно ввел один палец в сжимающееся колечко мышц, начиная аккуратно двигать им. После к нему прибавился второй палец, отчего Аоба чуть скривился, но быстро отвлекся на более приятные ощущения. Третий вошел с трудом и приносил Аобе еще больше боли, но тот стойко терпел, пока я искал заветную точку. Наконец, найдя ее, надавил на бугорок, из-за чего Серагаки буквально подбросило, а сам он протяжно и громко застонал. Вскоре, Аоба сам стал насаживаться на мои пальцы, и я, уже не в состоянии сдерживаться, вынул их и освободился от последней части одежды. Приставив головку ко входу, я наклонился к Аобе, мягко покусывая и посасывая мочку уха. — Расслабься… — войдя на половину, я хотел дать Аобе время привыкнуть, что стало бы для меня пыткой, но, не удержавшись, резко вошел до конца, отчего Серагаки закричал, и я стал, извиняясь за причиненную боль, целовать уже мокрые от слез глаза и щеки. Он положил мне руки на плечи и вскоре расслабился, а я, поцеловав его, начал медленно двигаться, каждый раз ускоряя темп. Он метался, стонал, кричал, впивался ногтями в спину, распаляя меня еще сильнее. Чувствуя, что скоро наступит долгожданный пик, я положил руку на его член, начиная водить по нему в такт толчкам. Первым кончил Аоба, громко простонав и выгнувшись, сжав меня внутри и запачкав нас спермой. Я же, не выдержав той обжигающей тесноты, вошел как можно глубже и с тихим рыком кончил, обессиленно падая на Аобу. Через несколько минут я приподнялся и перекатился на спину, положив голову Аобы на свою грудь, рукой зарываясь в голубые волосы. Он же, восстановив дыхание, с уставшей и нежной улыбкой посмотрел на меня. — Коджаку… Я люблю тебя, слышишь? Не смей больше ограждать меня от себя, — я не смог сдержать улыбки и, поцеловав его в лоб, укрыл нас пледом, до этого лежащим в ногах. — Аоба, я рад… Не бросай меня, ладно? — он мягко улыбнулся и закрыл глаза, а уже в полудреме тихо прошептал: — Не брошу. А потому, не раскисай, Коджаку… — уже глядя, как он мирно посапывал у меня на груди, я, мягко поцеловав его в губы и пообещав себе никогда больше не повторять таких глупостей, прижал его к себе, проваливаясь в сладкую дрему.