Невыносимо скучаю, невыносимо люблю

POV Чжунхон Через прозрачное стекло я могу наблюдать, как по улицам быстро двигаются потоки людей. Но здесь, внутри моей любимой забегаловки в Париже, время как будто прекратило свой ход. Оно замерло, пропитанное запахами свежей выпечки и горячего шоколада. Я любил шоколад и четыре года назад, когда моя история только-только началась. Хотя... Мне до сих пор некомфортно вспоминать о моем моральном провале, но я ловлю себя на мысли, что вряд ли изменил бы что-то, будь у меня еще один шанс. То время отзвуками витает в моей памяти, напоминая мне об интонациях его голоса, его непередаваемом мускусном запахе, сокрушающем тепле его мягких, но настойчивых губ. Это было настолько краткосрочно, что я даже не успел понять, когда, в какой момент потерял представление о том, как правильно. *** Нас было двое в семье - я и мой старший брат. Слишком ли предсказуемым я буду, если скажу, что примером для подражания для меня во всем был он? Но вот незадача - сбой в генах, и получаем неожиданный результат. Ёнгук - красавец-альфа, мускулистый, мужественный ну просто до космических масштабов, светловолосый кареглазый ангел с повадками зверя. Гибкий и статный. И я, его младший брат. Тихий скромняшка Чжунхони, нескладный, высокий, худющий не в меру, короче - блондинистый милашка. Полная противоположность брату. Семья у нас династийная, мужчины как на подбор - властные альфы, взять хотя бы моего отца или брата. И тут я - невзрачная, слишком нежная омега. Но насколько бы сильно я ни отличался от Ёнгука, он был моим идеалом, я отчаянно хотел быть похожим на него. Но не судьба. Если говорить о поворотном моменте в моей скромной жизни - им стала моя первая течка. Мой отец имел несчастье отправить меня на нашу семейную загородную виллу, потому что это было далеко от дома да и вообще от тех, кто мог бы попробовать посягнуть на меня. Его мотивы мне не до конца ясны и сейчас - знаю только, что распоряжение он отдавал не из сочувствия ко мне. Несколько дней я провел, глотая таблетки и корчившись на смятой кровати от болезненного возбуждения. Я был один, запертый в огромном пустом особняке, отрезанный от внешнего мира. Как же это было мучительно... Я проклинал всех, о ком только мог вспомнить тогда, умолял известных и неизвестных богов остановить это дикое желание подставить кому-то свою девственную задницу. Кто придумал нас такими? И вот тогда, когда сумасшествие потихоньку начало отпускать, я услышал стук входной двери этажом ниже. Мне стало страшно. В то время там не должно было никого быть, да и гостей я не ждал. Еле-еле я выполз из своего убежища, разбитый и вымотанный этой нервотрепкой, чтобы узнать, кем был мой посетитель. И вот в тот роковой момент, спускаясь с лестницы, я увидел его. Моего старшего брата. Он изящно и расслабленно прошел вглубь дома, на ходу скидывая с себя кожаную мотоциклетную куртку и бросая ее на один из диванов. Туда же отправился и выключенный, как я догадался, телефон. Я принялся отступать назад, вверх по лестнице, чтобы не мешать ему, но внезапно он остановился. Едва заметно дернул подбородком и шумно втянул воздух носом. И оглянулся, встретившись со мной потемневшим взглядом. Вот тут-то я понял - пиздец. Мне пришел полный и безоговорочный пиздец. Дальше я помню все обрывками. Как оступился, пытаясь отступить. Как пролетел кучу ступенек, чудом не растеряв по пути все свои зубы. Как схватился за сильно ушибленное бедро, хныкая. И как неожиданно передо мной возникло обеспокоенное лицо Ёнгука. Он спросил еще что-то вроде "Ты как, мелкий, в порядке?" своим невозможным басом, который звучал странно из-за того, что он задержал дыхание. Я только кивнул и сделал самую огромную на тот момент ошибку - выдохнул в его лицо. В мгновение ока он слетел с катушек. Подхватив меня на руки, мой брат, сделав пару шагов, бросил меня на диван. Я ойкнул, потому что мой локоть проехался по его сотовому. И вот отсюда моя память решила запечатлеть все происходившее с фотографической точностью. Сначала жаркий поцелуй опалил мои губы. Влажный, неожиданный, он не оставлял выбора, кроме как податься навстречу и раскрыть губы. От испуга я как-то по-особенному глубоко вздохнул, и у меня закружилась голова. Этот его запах... Вязкий, терпкий, замирающий на кончике моего языка в поцелуе... До сих пор меня передергивает, стоит вспомнить этот крышесносный вкус. Он дышал очень часто, держал очень крепко. Наверное, в тот момент мои зрачки расширились до размера монеты в пятьсот вон, потому что я почувствовал, как волны возбуждения захватывают меня по нарастающей. Становилось все невыносимей сопротивляться, и в конце концов вскоре я уже сам обнимал Ёнгука, испорченно хрипя в его рот. Одежда летела на пол, пальцы гуляли по коже, оставляя следы прикосновений в таких местах, о которых я и подумать не мог. Из головы давно выветрилось, что это творит со мной родной брат. Было просто плевать. Тем временем его сухие, слегка шершавые губы бродили по моей груди, а его язык невесомо порхал по коже, щекоча мои соски, медленно обводя их и накрывая влажной тонкой пленкой. И вот тогда я впервые застонал. Ёнгук по определению не мог быть моим альфой, но боже, как же мне тогда этого хотелось... Чтобы именно он стал моим первым и единственным. Я уже был готов принять его в себя, но он медлил, срывая мои смущенные просьбы о помощи. И только спускался все ниже и ниже. Последним, что я увидел перед тем, как закрыл глаза от прошивающего тело наслаждения, была его белоснежная макушка. Теплое дыхание коснулось чувствительной головки моего члена, и, долго не раздумывая, Ёнгук взял в рот. Я распался на атомы в тот момент, и это было самое прекрасное чувство, которое я когда-либо испытывал. Стоны превратились в рваные хрипы. Он осторожно вылизывал каждый миллиметр, то втягивая тонкую кожу в себя, то едва касаясь кончиком языка выступающих венок. В ту секунду я понял, что люблю его. И люблю абсолютно не по-братски. А потом мы трахались. Жестко, ненасытно, с бешеным остервенением, как будто это был наш последний шанс насытиться друг другом. Мне не было больно - Ёнгук мастерски растягивал. Да и мой зад изнывал от ожидания твердого горячего члена брата внутри. Я выл, стонал, царапал кожу дивана, хватал себя за волосы, а он держал меня за бедра и ритмично вдалбливался, доводя нас обоих до экстаза. Я кончил несколько раз, чуть не завизжав от чистейшей эйфории, затопившей всего меня изнутри, прежде чем внутри меня взорвался его вулкан, заполняя меня под завязку. В тот день я впервые познал, какую власть над такими, как мы, имеет запах. Он просто отключает все функции организма, оставляя только плотское желание трахать и быть оттраханным. Такие порядки не блещут моралью, и, пожалуй, поэтому в каждом из нас есть животное начало. Я не жалел об этом ни разу. Отец ни о чем не догадывался, в тайне радуясь, что я стал жить отдельно ото всех в том особняке. А моим желанием было только одно - чтобы он не учуял, как изменился мой запах. Теперь мой аромат омеги смешался с явственным запахом обладания. С того момента я принадлежал своему брату. И все бы ничего, но тайное ведь никогда не остается таковым надолго. Поэтому спустя несколько недель мне пришлось уехать. Далеко и надолго. И вряд ли мне было бы позволено вернуться. *** Так что теперь я здесь. Сижу, любуюсь в огромное окно на бурлящую жизнь снаружи и наслаждаюсь горячим сладким шоколадом. Где-то в подсобке суетится Химчан, мой близкий друг с некоторого времени. Парень-омега, такой же сильный и независимый, как и я. Вот только, в отличие от меня, у него есть любимый альфа. А запах Ёнгука от моей кожи теперь, спустя четыре года, едва можно уловить. Да и я сам изменился. Сопливый худенький семнадцатилетний подросток-блондин с именем Чжунхон исчез, испарился, оставив после себя высокого, стройного Зело с выкрашенными в нежный сиреневатый цвет волосами, в рубашке, расстегнутой на несколько пуговиц, светлых джинсах... И с серьезным взглядом. Взрослым взглядом, говорящим окружающим - "Я сильный, я справлюсь. Не нравится - идите на хуй." Но даже несмотря на некоторые... ммм... события после того случая я вспоминаю его. Ёнгука. Причем вне зависимости от того, хочу я этого или нет. Мой столик у окна - самый дальний от входа, но мне все равно хорошо слышно звон колокольчика над ним. Мелодичные трели пронизывают воздух, и в кафе входит компания. Высокий русый парень в очках, одетый в свободную майку, джинсовую куртку и свободные брюки, за ним еще один, чуть пониже, темненький и тоже в очках, в белой футболке и джинсах, и наконец закрывает дверь третий, светленький, самый низкий из них, трещащий без умолку. Они садятся всей оравой в глубине зала, а я понимаю, что у меня появилось несколько интересных объектов для наблюдения. Тем более что говорят они не по-французски. Интересные субъекты. - Дэхён, ты закажешь? - чистый голос светленького паренька разносится по полупустому залу. - Опи, милый маленький Опи, а тебе слабо поднять собственную маленькую задницу и самому сгонять за шоколадом? - мелодично отзывается тот. Они смеются. Веселые. Хмыкаю себе под нос - мало ли здесь таких вот компашек, любящих зависать в таких вот уютных местах, как это? И только третий молча сидит и листает тонкую книжечку меню, не поднимая глаз и не подумав снять очки. Те двое звонко обсуждают что-то, и в конце концов русый не выдерживает. И спустя мгновение ко мне приходит шокирующее осознание, потому что этот парень произносит давно забытым, но открывшим старые раны глубоким хриплым голосом: - А не заткнуться ли вам обоим? Больно. Сладко и больно. Невыносимо сладко и больно слышать этот тембр, от которого в мгновение ока - мурашки по коже, и волоски на руках дыбом. Плюс знакомые нотки запаха, которые я имел несчастье запомнить до зубного скрежета еще четыре года назад. Это он. Ёнгук. Мой бывший брат. Мой настоящий любимый. Никем не замеченный, выскальзываю на улицу, словив недоумевающий взгляд Химчана. POV Ёнгук Он свел меня с ума, он перекроил мое представление о нашем мире. Я никогда и предположить не мог, что мою жизнь навсегда изменит секс с моим младшим братом. Осознание того, что это все-таки случилось, нещадно скрутило виски на следующий же день. Я разрывался напополам, отчаянно желая забыть и не забывать, уйти и не уходить, оставить и признаться. Это тяжело, было невыносимо тяжело жить без него все эти блядские четыре года, когда тебя душит понимание своей жалкой безысходности. Отец убил бы меня. А Чжунхон наверняка возненавидел за несдержанность. Хотя о каком контроле могла идти речь, когда приятными нежно-цветочными волнами носа касался возбуждающий аромат омеги в окончание течки? Ну и хер, что этот омега - младший брат. Я всегда был сильным, я всегда был гордостью своих родителей. А Хони - Хони разочаровал их, родившись омегой. Не этого от него ждали. Он любил, почти боготворил меня, а я... Растоптал эту трогательную любовь на корню, поимев на каком-то диване. Ниже падать просто некуда. А потом он уехал. Меня не ставили в известность о причинах, да и отец не разговаривал об этом, но иногда я ловил на себе такие взгляды... Он узнал обо всем. Узнал и избавился от брака, отослав Хона за границу. И вот тогда я по-настоящему познал агонию саморазрушения. Я рвал и метал, я бился о стены порядков и устоев, я разбивал руки в кровь об острые скалы совести. И пусть снаружи я все еще выглядел сильным и рассудительным, внутри полыхал огонь раскаяния. Он был настолько сильным, что дал мне впоследствие толчок к отречению. И я оставил дом, чтобы начать жить заново. Это оказалось труднее, чем я думал. Я переехал в Париж, даже не зная толком, почему именно туда. Ткнул в первое попавшееся место на карте, полагаясь на судьбу и моля ее подарить мне истинное счастье. То счастье, с помощью которого я смогу наконец отпустить прошлое, терзавшее меня. Я устал и хотел спокойствия. И вот я здесь. За эти годы я познакомился с хорошими парнями, у каждого из которых была своя счастливая история. И каждый раз, собравшись в нашей узкой компании, я чувствовал себя лишним, а потому мало говорил. Чего-то не хватало. Или кого-то. Мои сердобольные друзья много раз пытались свести меня с другими омегами, но всегда что-то в них было не так, что-то раздражало. Их запах не привлекал, а отталкивал, в их симпатичной на первый взгляд внешности я искал изъяны. Как результат - я до сих пор одинок, а в голове все чаще и чаще - единственный вопрос: "Где ты?" Вот и сегодня эти придурки, Чоноп и Дэхён, вытащили меня в очередную забегаловку. Рядовое кафе в центре города. Стеклянные стены и небольшие круглые столики, окруженные мягкими диванчиками. Мило и ненавязчиво. И пахнет шоколадом. Я изо всех сил старался вытерпеть трескотню парней, но в конце концов не выдержал и рявкнул на них. Они мигом замолчали, а какой-то высокий, стильно одетый паренек подскочил из-за дальнего столика и прокрался к выходу. Я поднял бровь и продолжил изучать меню. Какой нежный, испугался, наверное. Он уже вышел, когда сквозняк донес до меня знакомый аромат. Тепло-цветочный, слегка изменившийся за это время, но все еще легко узнаваемый и такой же притягательный даже спустя... четыре года. Мои глаза распахнулись сами собой, и я резко подхватился с дивана, пулей вылетев на улицу. Не могу поверить, не верю, не верю... Господи. Вон он. Паренек с сиреневой макушкой. Продираясь сквозь возмущающийся мне вслед поток людей, я схватил его за руку. Он замер, не оборачиваясь. Его широкие плечи подрагивали под рубашкой. Не веря собственным глазам, да и носу впрочем, я обошел его и стал перед ним. В родных темно-карих маленьких глазках блестели слезы. Ресницы слиплись, и покраснел кончик носа. Вот только он совсем не выглядел слащаво-милым от этого. Наоборот, теперь выражение его глаз стало как-то... прохладнее, что ли? Серьезнее? Взрослее? Взгляд скользнул по длинной шее, пройдясь по выступающим ключицам в расстегнутом вороте рубашки и опустившись туда, где начиналась полоска грудных мышц. Только теперь я заметил, что юношеская худоба пропала без следа. Передо мной стоял не мальчишка. Мужчина. Да, в двадцать один тоже можно быть мужчиной. Он смотрел на меня, не моргая, и легкий ветерок развевал пряди его немыслимой сиреневой челки. Мое сердце билось настолько бешено, что я боялся, как бы не выпрыгнуло, образовав в моей груди кровавую дыру. Поддавшись мимолетному порыву, я обнял его, с огромным трудом произнеся: - Я нашел тебя. И почувствовал, как его руки обняли меня в ответ. - Долго же ты меня искал, братишка, - даже его голос изменился, опустившись на тон ниже. - Чжунхони... Прости меня. Прости за то... - Я люблю тебя, Ёнгук. Я так долго ждал тебя. Мне не послышалось? Он сказал это? Я не знал, можно ли ощущать себя более счастливым, чем был я. Как оказалось, можно. - Папа! Папа! - Хон отстранился от обалдевшего меня, присел и с улыбкой раскрыл руки, в которые с разбегу влетел маленький светловолосый мальчик. Неподалеку стояла смеющаяся женщина. - Привет, малыш! Как прошел твой день? - мой брат поднял на меня глаза, вздернув бровь. Ждал реакции. А я стоял, раскрыв рот. Между тем ребенок, чмокнув его в щеку, повернулся, посмотрел на меня и улыбнулся, забавно сощурив глазенки. Улыбнулся моей улыбкой. Я обрел свое счастье.