Дитя

      С детских лет я мечтала помогать людям, хотела стать врачом. Но особым умом природа не наделила. Я отучилась в медицинском, но приняли меня лишь сестрой.       Несколько лет я проработала в небольшой районной больнице, затем, наконец, смогла вырваться в город, где устроилась в частную психиатрическую клинику. Вот, где ужасов насмотрелась. Конечно, были и спокойные, нормальные люди, в основном, престарелые, которых сдали в лечебницу дети за их ненадобностью, обвинив в ненормальности. Но видит Бог, они нормальны наравне со мной.       Мои родные остались в области. Они не хотели ехать в столь огромный город, сводящий, как им казалось, с ума. И ведь действительно, стоило выйти на улицу, как меня окружали люди, столь разные и непохожие.       Эта весна отличалась особенной яркостью красок в одежде. Лишь у нас в больнице с весной все становились однообразными. Пациентам с наступлением тепла запрещали надевать свитера, присланные родными, их шарфы и шали. Вновь все одинаковы. Но у каждого свои мысли. Не поверите, но я не видела ни одного полностью невменяемого человека. Большинство страдали затяжными депрессиями, становясь суицидниками. А агрессивных было мало, да и меня в их крыло не пускали, там дежурили парни.       Меня поражало то, насколько прекрасными ораторами были некоторые пациенты, иной раз даже я начинала верить в их бредни. В Бога и Дьявола. В прошлые жизни. В то, что за нами следят. Они прекрасно аргументировали свои позиции, это были не совсем логичные, но убедительные речи. Всё это заставляло задуматься о своей нормальности.       Мне уже почти тридцать - ни семьи, ни детей. Спеша на очередное первое (и последнее) свидание, мне приходилось раздумывать, как сообщить мужчине о том, что нормальной семьи ему не создать. Всему виной диагноз, поставленный ещё в детстве – бесплодие. Настоящий кошмар для женщины. Не увидеть своего продолжения, не отдать никому той безмерной любви в душе. Никогда не поцеловать маленькие ручки и ножки своего сына или дочурки. Я сама частенько впадала в депрессию, но жить нужно было дальше. Тем более, есть пациенты, им тоже нужна моя забота.       С такими мыслями заканчивался и начинался мой день. Каждый день. Каждый. Одинаково.       Это произошло ближе к концу весны, когда жаркое солнце уже вовсю припекало, а трава радовала своими ярко-зелёными красками. Вернувшись из отпуска, в первый же день я заметила Его. Молодого парня, сидящего с задумчивым видом на крыльце и обрывающего лепестки ромашки. Я ещё не знала, кто это, но меня потянуло к нему, как магнитом. Был послеобеденный перерыв, и у пациентов появилось несколько часов «для себя». Кто-то писал письма, кто-то вёл беседы, кто-то гулял, некоторые просто любили закрываться в комнатах и наслаждаться одиночеством или разговаривать с собой.       – Любит.       – Что? – переспросил приятным, абсолютно мальчишеским голосом парень, поднимая на меня невозможно-яркие глаза зеленого цвета.       – Тот человек, на которого ты гадаешь – тебя любит, – ответила я, присаживаясь рядом и снимая колпак медсестры. – Как твоё имя?       – Вердаммт. Я ни о ком не думал.       – Странное имя, но красивое. Почему ты здесь? – продолжая рассматривать парня, на вид не больше двадцати пяти, русоволосый. Такая молодёжь тут редкость, хотя, самый возраст для шизофрении.       – Немецкое. Кто-то убил мою мать и сестрёнку. А они думают, что я. Но меня не было в городе. Не было, они знают. Они проверяли, – как-то спешно затараторил парень, хватаясь руками за голову и начиная покачиваться. – А я видел. Видел. Видение было. Дьявол, их убил, сам Дьявол! – из глаз парня полились слёзы, а он всё продолжал раскачиваться, увеличивая амплитуду.       Начиналась самая настоящая истерика, мне не хотелось звать врача, хотелось успокоить самой этого бедного ребёнка. Успокоить не таблетками, а своими действиями и любовью. Человек, потерявший семью, этого заслуживал. Промедлив лишь на секунду, я подалась вперёд и сжала качающегося парня в объятиях, зашептав в ушко, едва скрытое под волосами:       – Я верю, слышишь, верю тебе. Не нужно плакать, теперь я с тобой.       Я гладила парня по волосам, отдавая всё тепло и всю нерастраченную ласку. Раскачивания замедлялись. Он немного отодвинулся и заглянул мне в глаза своими, невероятными и яркими. Смотрел так долго и пристально, словно стараясь угадать, не обманула ли я его.       – Ты мне веришь... ты веришь в Дьявола? – странным, каким-то чужим, пробирающим до дрожи, приторно сладким с хрипотцой голосом закончил вопрос парень. На секунду мне даже показалось, что черты лица его исказились. Лишь на секунду.       – Верю. Я здесь во многое верю, – ответила я, раздумывая, почему до сих пор никто не заметил, как я сижу на ступенях и успокаиваю пациента. – Нам нужно вернуться в палату.       – Чтобы я опять уснул и перестал бредить, да?       – Нет, просто нужно отдохнуть, ведь ты уже успокоился, а я никому о произошедшем не скажу, – ответила я ему, приподнимаясь со ступеней и поддерживая парня под руку. – Подскажи номер своей палаты.       – Сорок четвёртая. Но не стоит меня провожать, – он легко скинул мою руку.       – Так ты из правого крыла?! Вас же не должны выпускать.       – Мне повезло, – горько усмехнулся Вердаммт и ушёл в здание. А я так и осталась стоять на ступенях, сжимая в руках почти оборванную ромашку с последним лепестком. Интересно, что на нём.       Первым делом я пошла к врачу, спросить, как агрессивного пациента выпустили. Но тот был слишком занят со счетами и новыми пациентами, что, лишь глянув на меня поверх очков, попросил не беспокоить до лучших времён. Немного обидно, но что поделать. Рабочий день подходил к концу, и я решила узнать обо всём в следующую смену.       Ночью я долго проворочалась, не в силах уснуть. Казалось, что кто-то есть в квартире, а стоило погрузиться в дремоту, я чувствовала что-то тёплое под одеялом. Что-то, чего быть не должно было. Или кого-то.       Следующая смена выпала на ночь, очень хотелось узнать про интересующего пациента, но я боялась, что они подумают не о том. В больнице меня едва ли не старой девой величали. Не зло, в шутку. Но обидно.       Ночь выдалась сложная, одна девушка, бывшая наркоманка, но дочь богатеньких родителей вновь пыталась покончить с собой. Пока пробегала из-за неё, совсем умоталась. Захотелось вдохнуть свежего воздуха, пришлось идти в коридор и открывать окно. Ночь. Пустынный и мрачный коридор психиатрической клиники. Чёрт побери, как в фильмах ужасов.       Лёгкое дуновение ветра заставило поёжиться и обернуться.       – Привет, – совсем тихо, едва различимо поздоровался мой недавний знакомый. – Я забыл спросить твоё имя.       – Люси. Как ты тут оказался, ведь все коридоры закрыты?! – от неожиданности я едва смогла совладать с голосом.       – Свет…       – Что, прости? – переспросила я.       – Я ничего не говорил. Наверное, мне стоит уйти, если нас увидят вместе, решат, что ты меня выпустила, и тебя накажут, – пожал плечами парень и пошёл в темноту коридора.       Я лишь осталась стоять с приоткрытым от удивления ртом. Тихие шаги эхом отдавались по коридору. Буквально через пару минут подбежал охранник - упитанный мужчина средних лет.       – Кто тут?! Ах, Люси, это ты? – с явным облегчением отметил он. – Я думал, психи ходят!       – Нет, тут только я, подышать вышла, из-за Марриэт вымоталась совсем, – вовремя сориентировалась я.       – Да уж, задаст эта девчонка ещё всем жару. Что ж, я пойду… Может, чаю выпьем?       – Нет, спасибо.       Охранник ушёл в темноту, где не так давно скрылся Вердаммт. Я вернулась в сестринскую, хотелось с кем-то поговорить, но теперь я почему-то боялась подставить парня.       Шли дни, наши встречи повторялись всё чаще. Но создавалось ощущение, что этого никто не замечает. Может, это всё шутка, и парень нормален? Даже его истерики с "сатанистским" бредом почти прекратились, достаточно было не вспоминать о семье. Может, меня лишь хотят с ним познакомить? Не выйдет. Никаких чувств, кроме материнских, у меня парень не вызывал, зато те строицей.       Но в последние дни мальчик становился всё грустнее. Я не могла этого не заметить.       – Что с тобой? – не выдержав, спросила я во время очередной ночной беседы.       – Скоро годовщина смерти моего отца, а меня не отпускают к нему, - кажется, парень даже тихонько всхлипнул.       – Сходишь, когда выйдешь отсюда, – постаралась я его хоть немного приободрить.       – Отсюда нельзя вырваться никому.       – Не говори так, а то мурашки по коже... – немного поёжившись, ответила я – настолько проникновенной оказалась фраза. Я решила немного разрядить обстановку, нервно хихикая. – Я в любой момент могу уйти отсюда!       – Да ну? – парень улыбался, а его нереальные глаза хитро поблёскивали в свете уходящей луны.—Оставишь меня одного? – заметив моё удивление, добавил он.       – Нет… – ответила я, внезапно понимая, что действительно не оставлю.       Вердаммт тихонько засмеялся, что меня успокоило и немного отвлекло.       – Мой свет…       – Что? – неужели я вновь ослышалась.       – Я просто позвал тебя, Люси, ты можешь мне помочь…       – Помочь в чём? – медленно до меня доходила суть его просьбы. – Сбежать?! Ты, верно, шутишь? Ты специально со мной общался для этого, да, понял, почувствовал, что я добра к тебе?!       Странный гнев охватил меня, отдаваясь жгучей горечью на сердце. Ради побега, всё лишь из-за этого.       – Ты обо мне так подумала? Правда? – обречённость во взгляде парня стала безграничной. – По глазам вижу, правда.       Я не знала, что ответить, не знала, что правда. То, на что я надеялась, или то, о чём я ему сказала. А Вердаммт лишь тихой поступью вновь возвращался в своё крыло. Закрытое крыло.       Стоит ли говорить, что парень не подходил ко мне теперь. Приходилось наблюдать за ним издалека, когда он приходил на обед с другими больными, или когда проводили общую терапию. Парень за всё время на меня даже глаз не поднял, он ещё более осунулся и стал походить на скелет, обтянутый кожей. Нельзя, чтобы он так страдал. Нельзя.       Близилась годовщина смерти его отца – семнадцатое августа. Было уже пятнадцатое, когда я решилась. Решилась поговорить. Решилась помочь.       Вновь ночное дежурство. Я – у окна. Предыдущий раз он не пришёл, но я ждала, доверяя интуиции.       – Свет мой…       Я резко обернулась, стараясь успокоиться. Я уже стала привыкать к тому, что мне кажутся эти слова. Тихие шаги. Он пришёл.       – Завтра, в это же время, ты сможешь пролезть через это окно? – недолго думая, перешла я к делу, отворачиваясь и разглядывая огоньки звёзд сквозь листву.       – Смогу. Почему ты решилась? – так же, не теряя времени, ответил мне парень.       – Не знаю, мне пора.       Теперь ушла первой я, оставив парня наблюдать за красотами ночной природы.       От волнения я так и не смогла уснуть, было предчувствие чего-то плохого, но я списала это на свою совесть, запрещающую нарушать правила.       Утром чувствовала себя совсем разбитой. К вечеру вообще едва держалась на ногах.       За столько лет работы я узнала несколько тайных лазеек сквозь больничные ворота, ими иногда пользовался наш персонал, чтобы никто не заметил их отсутствия.       Когда основательно стемнело, мы нырнули в одну из расщелин в каменной ограде.       – Ты хоть знаешь, куда идти? – спросила я у парня, то и дело запинаясь о мелкие камешки и корни деревьев. Большой лес окружал территорию больницы.       – Конечно, на кладбище. Спасибо тебе, Люси, – он приостановился и в полутьме вновь заглянул в мои глаза.       – Кошмар, я иду ночью на кладбище. Даже будучи подростком, так не чудила, – постаралась я настроится на нужный лад. Мы двинулись дальше.       Пройдя лес, мы довольно долго петляли по просёлочной дороге, уходя всё дальше от города и больницы.       Вот и оно - мгла тщательно скрыла это место от глаз путников. Но мы знали, что оно тут. Вердаммт знал. Сравнительно новое, судя по построенным на европейский лад склепам.       Я уже решила попроситься подождать на дорожке, когда парень на дикой скорости рванулся вглубь. Позади хрустнула ветка, и я решила не отставать. Нагнала Вердаммта и шла за ним, петляя мимо могил.       – Мы на месте, – парень остановился, и я буквально врезалась в его спину. Мы стояли перед небольшим мраморным памятником, я силилась из-за плеча разглядеть надпись и имя на нём, но зрение в такой тьме подводило.       Вердаммт просто присел на колени перед памятником и начал что-то бормотать. Я после нескольких неудачных попыток позвать его, я потрясла мальчика за плечо. Но парень так и не обернулся. Жуткий ужас охватил меня, целиком забирая в плен. Я на кладбище. Ночью. Наедине с психом. Агрессивным психом. Я моментально прокляла своё решение помочь.       Завыл пёс вдалеке, от неожиданности я шагнула вперёд и споткнулась об оградку. Не удержавшись, я упала, слегка поранив руку о выступающие ветви чего-то.       – Вердаммт… – позвала я вновь.       – Свет мой, испокон веков незримый…       – Что происходит?! – я в панике заметалась вокруг парня. Но увиденное заставило меня затихнуть и потерять способность двигаться. Тьма со всех могил, казалось, тянулась в огромную, колоссальную фигуру за спиной Вердаммта.       Я с силой потёрла глаза, но видение не уходило. А парень продолжал речитативом что-то бубнить.       Тихое рычание позади меня – огромный чёрный пёс, оголяя гигантские клыки, с которых стекала слюна, оглядывал меня с ног до головы. А чернота всё сгущалась, мне казалось, что все тени лежащих на этом кладбище окружили теперь нас, стараясь погрести под грудой своих душ. Биение сердца ощущалось где-то в горле, не давая сглотнуть. Тьма продолжала наступать. Я завертела головой в поисках путей отступления, но кольцо сомкнулось, и выхода уже не было. Внезапно поднявшийся сильный ветер качал ветви деревьев над головой. Мне за шиворот сыпались мелкие веточки и листья, неприятно царапая спину. Резкий порыв – меня сбило с ног.       – Вердаммт!... – в ужасе закричала я, падая на холодную и влажную землю. Но повернув голову в сторону, я уже не увидела парня. Не увидела никого. Никого, кроме выделяющейся на тёмном небе ещё более тёмной фигуры. Ветер, казалось, разрывал мою одежду. А чёрные тени, словно руки, держали меня на земле. Я кричала, кричала так сильно, как могла, до тех пор пока на меня не капнула мутноватая слизь. С клыков. Я больше не могла пошевелиться, и голос мой пропал, а чёрная тень, подходя всё ближе, обретала очертания мужской фигуры. Ни одной мысли в голове, кроме «бежать», «спастись». Но руки продолжали меня удерживать, срывая одежду и местами сдирая кожу. Я чувствовала дикую боль во всём теле, но даже её перекрывал весь ужас, пробирающий до костей. Мои глаза широко открылись, но я так и не смогла разглядеть лица чёрной фигуры, которая тёплым языком прошлась по кровоточащим ранам, доставляя новый немыслимый приступ боли и животного, нечеловеческого страха.       – Свет мой… – последние слова, услышанные мной до того, как я провалилась в беспамятство.       Мерное пиканье приборов, до боли знакомый больничный запах. Я никак не могла вспомнить, что произошло – мысли разбегались.       Вошёл врач с бумагами в руках.       – Как вы?       – Плохо, – лишь смогла выдавить из себя я.       – Не так уж всё и плохо, у вас огромное количество мелких ссадин и синяков, это не смертельно, – мягко улыбнулся доктор.       – Что произошло? – слова болью отдавались в груди, словно вывороченной наизнанку.       – Вы подверглись нападению, эм и… не хотелось бы вам этого сообщать… изнасилованию.       – Что? – ужас и какое-то мерзкое ощущение накатило на меня. Прижав руки к губам, я чувствовала, что меня сейчас стошнит.       – Вам не стоит беспокоиться…       – Не вам судить.       Я ответила слишком резко, замечая это потому, как нахмурился доктор и что-то черкнул в своих бумагах. Как же противно! Он прикасался ко мне, своими…       –… чёрными руками. Он трогал меня. Дьявол! Я знаю, он – Дьявол! – словно в бреду мои мысли вырвались наружу.       – Успокойтесь, пожалуйста. Вы пока в шоке.       Он не знал, что творилось в моей душе. Не знал того ужаса, с которым мои глаза бегали по комнате по всем теням от предметов. Ведь в каждой из них мог прятаться Он.       Вся моя дальнейшая жизнь стала сплошной паранойей. Я боялась темноты, звуков, голосов. Сразу по приезду домой я завела кота, чтобы списывать все шумы на его происки. Стало хоть немного полегче. Пусть меня и выписали довольно быстро, на работу я не была готова вернуться. Единственное, зачем я пришла в день увольнения, узнать, не пропадал ли у них больной. Готовилась сказать, что видела похожего на Вердаммта парня на улице. Не хотелось ещё и попасть под статью.       – Ты уверена, что не хочешь тут остаться? Мы можем обговорить вопрос с больничными и зарплатой, – всё так же смотря поверх очков, спросил главврач.       – Меня это не интересует, – твёрдо ответила я.       – Тогда доброго пути! – пожал плечами пожилой доктор.       – Можно только кое-что спросить? – я немного помедлила, застыв в нерешительности.       – Конечно.       – Не пропадал ли у Вас пациент? Я не так давно встретила на улице парня сильно похожего на… Вердаммта, – почему-то я немного замешкалась произнося имя.       – Это невозможно, отсюда нет выхода, – мужчина нахмурился и поправил очки.       – Но он сильно похож, проверьте!       – Проверить кого? Я не знаю пациентов с таким именем. У нас таких не было.       – Может, он меня обманул, – немного опешила я, хватаясь за последнюю ниточку. – Он из правого крыла из сорок четвёртой!       – У нас там сорок три палаты, как и в левом. Люси, с тобой всё в порядке? – заботливо спросил врач.       – Прошу, не называйте меня по имени! Невозможно! Он ведь мог и здесь обмануть! Он параноик, он верит в Дьявола, у него погибла семья! – я не оставляла надежды убедится в своём здравомыслии, переходя на крик.       – Успокойтесь и послушайте меня, – приказным тоном ответил врач, заставляя взять себя в руки, – если не хотите оказаться у меня в качестве пациентки. У Вас была травма, налицо наличие парамнезии. Подумайте, лечись он тут, кто платил бы за лечение, ведь у него все погибли? Как вы могли с ним общаться, если правое крыло закрывается?       Я с ужасом старалась припомнить все моменты, когда замечала парня. Никто. Никто кроме меня его не замечал. Чёрт.       – Простите, возможно, вы и правы, – поспешно согласилась я с доктором, собираясь уходить. Нужно было всё обдумать.       – Звоните, если что! Удачи! – немного удивился мужчина, но удерживать меня не посмел.       Дома я долго плакала в подушку. Я - псих, обыкновенная ненормальная. Но где? В какой момент я за собой не уследила. А ведь все воспоминания так реальны. Или нет?..       Спустя месяц относительно спокойной, не считая моих страхов, жизни, я почувствовала изменения в своём организме. Это невозможно. Аптека. Тест.       В первую очередь я пошла в больницу. Это Его ребёнок, хотя, я уже сомневалась в произошедшем. Но факт на лицо. Я оставлю его. Ребёнок тут ни при чём.       – Плод развивается нормально, беременность протекает спокойно. Вас что-то беспокоит? – заметив моё задумчиво-испуганное лицо, спросила полненькая врач.       – Нет, я просто счастлива. Я очень долго не могла зачать. Спасибо.       – Бога благодарите, ребёнок – это счастье!       – Да, – только и смогла ответить я, уходя.       Всё протекало действительно нормально. Настолько, что за эти месяцы я окончательно убедилась, что мои воспоминания - это лишь ложная память на фоне стресса. Я устроилась на новую работу. Подальше от больниц.       Роды начались чуть раньше срока, но в больницу меня привезли вовремя. Было больно, я бы сказала, адски больно.       Больше я на такое бы не решилась, но теперь у меня был тот, ради кого стоило жить и пережить все ужасы реальные или вымышленные.       – Поздравляю, у Вас сын, Вы уже выбрали имя? – счастливо объявил врач, и волна тепла прошла по моему телу, скапливаясь в груди. – Вес 3600, рост 45, здоровенький красавец! Возьмите.       Я потянула руки к тому, кто теперь должен был стать моей жизнью. Приятное тепло и его тяжесть на руках. Свершилось! От счастья я готова была запеть, несмотря на до сих пор ощущающуюся боль. До тех пор пока…       … малыш открыл глаза. Нереального зелёного цвета, в которых на секунду мелькнуло узнавание. Рой мурашек пробежал по спине, а всё моё счастливое лицо сменила гримаса ужаса. Я будто снова оказалась на том кладбище, обдуваемая ледяным ветром и разрываемая острейшими клыками.       Словно прочитав мои мысли, младенец в жуткой ухмылке изогнул губы, обнажая ряд ровных белоснежных зубов:       – Ну здравствуй, свет мой, Люси.