Animalverse

Джиён никак не мог поверить, что все-таки они возвращаются на Рыжий хребет. В душе Джи тешил себя надеждой, что отец и Енбэ покажут чужаку свою силу и освободят несчастного лиса из лап волка-альфы. От этой мысли настроение было отличным. Квон шагал, улыбаясь каждой встречной бабочке, а Сынхён шел рядом, скептически смотря на него и не понимая всей радости. В принципе, он осознавал, что родители должны были узнать о статусе их сына, поэтому согласился на эту сомнительную встречу. Альфа был уверен своей силе, но для надежности заставил Джиёна пристегнуться к нему наручниками на длинной цепи, чтобы Джи не смог убежать и спрятаться от него. Но даже неприятность не расстраивала омегу: он надеялся на своего отца и справедливость вождя лисьего племени. Сердце радостно отбивало ритм, когда он видел знакомые тропы родной местности, а все вокруг было до боли близким и любимым. Как только они вошли в деревню, внезапно поднялся гул и вой. — Джиёна чужак привел! Чужак в деревне! — кричали маленькие лисята. Сама деревня представляла собой небольшое место, где были домашний скот, огород и маленькие дома, похожие на палатки. Домики были расположены кольцами вокруг вечного костра, где местный шаман проводил свои обряды и проходило обручение молодых пар. Каждый дом был украшен лапами пойманных зверей. Чем больше лап было повешено на доме, тем богаче считалась семья. Если в доме жил охотник, он украшал дом шкурой убитой добычи. Раздался звук горна, символизирующий тревогу. Местные жители стали собираться вокруг пришедших, и Квон уже не испытывал такую радость, как раньше: на него смотрели иначе, чем пару дней назад. Ни у кого их приход не вызвал радости, и, видимо, дело было в альфе, держащем Джи на цепи. На горизонте появились родители Джиёна, вождь племени и Енбэ. Как только Джи увидел их, он забыл обо всем на свете и ринулся с места, но Сынхён одернул его обратно, давая понять, чтобы тот не отходил от него ни на шаг. Дети рассмеялись, показывая пальцем, а Квону стало очень обидно. Чувствовать себя чьим-то было постыдным, и он не понимал, отчего альфы их племени ничего с этим не делают и просто смотрят, как принижают в правах родного им лиса. — Джиён, ты живой! — прослезился отец-омега, но отец-альфа, придержав его рукой, остановив родительский порыв. Подходить близко к волку никто не решался. — Чужак, зачем ты пришел к нам? — спросил вождь у Сынхёна, и это оказалось последней каплей. Квон взвыл от подобного игнора. — Вы чего, с ума сошли? Вашего соратника держат в цепях, а вы молча смотрите, будто ничего не случилось, будто это нормально? Вы разговариваете с ним, делая вид, что меня тут совсем нет и вы со мной не знакомы? Меня взяли в плен, сделайте что-то с этим! Спасите меня! — кричал он, срываясь на плач. Но все просто опустили головы, особенно Енбэ: он держался позади всех и почти не смотрел в сторону Джиёна. — Это так, как он говорит? — вождь спокойно продолжил беседу с Чхве. Теперь, поскольку Джи был с ним, остальные могли говорить с омегой лишь с разрешения альфы, с которым он пришел, таковы были правила в мире Энималверса. — Нет, это не так, — так же спокойно ответил Сынхён. Он держался гордо, сдержанно и изъяснялся короткими, но понятными фразами. — Меня зовут Чхве Сынхён, я из рода королевских волков севера. Пришел сюда по просьбе Джиёна, чтобы дать вам понять, что получил омегу из вашего племени по закону и имею на него официальное право. Лисы притихли: никто никогда не видел королевских волков, но про них ходили легенды, что это волки-убийцы, обладающие большой силой и богатствами северных земель. — Ты не говорил, что королевский волк! — с ужасом сказал Джи и дернулся от него, но наручники не дали далеко отойти. — Ты не спрашивал. По сути, ты и имя бы моего не спросил, если бы я не сказал сам, — проговорил Чхве, но при этом даже не посмотрел в сторону омеги. Он держался холодно и показывал свою неприязнь к его поведению. Квону стало не по себе. Что еще он не знал об этом парне? Изначально он хотел унизить Сынхёна, но пока унижал и выставлял дураком лишь себя. — Пройдем к костру, Чхве Сынхён и ты Джиён, — пригласил их вождь, что символизировало принятие чужака в племя в качестве гостя и его неприкосновенность. Квон не верил. Все пошло не так, как он планировал. Он так хотел встретиться взглядами с Енбэ, но того и след простыл. Это предательство сильно ранило его сердце. Все собрались вокруг костра: родители сели со стороны Джиёна, и папа-омега утешающе гладил плечо сына; Сынхён расположился около вождя, а остальные жители деревни уселись рядом. Старый лис закурил трубку дружбы и кивнул в сторону волка. — Скажи, Чхве Сынхён из рода королевских волков, почему ты считаешь, что омега Квон Джиён принадлежит тебе? — вождь протянул ему трубку, и Чхве закурил ее в знак уважения. Сынхён сидел, сложив ноги по-турецки, и держал спину идеально ровно. Если бы Джиён не видел, в какой пещере тот жил, то подумал бы, что это какой-то принц или султан как минимум. — По обычаю, когда альфа догоняет выбранного им омегу, другой альфа может бросить ему вызов и быстрее догнать избранника. Если ему это удается, то свадьба расторгается. Я догнал Джиёна, ваш альфа — нет. — Ты прав, но это не значит, что вы обручены, — мудро подметил старый лис. — Ты не из нашего племени и, чтобы участвовать в обряде, должен был получить разрешение, — вождь передал трубку родителям Джиёна. Но ответ вождя не смутил Чхве. — Я знаю и как раз хотел попросить его той ночью, но увидел, как выбранного мной омегу атакуют трое чужих волков. Я спас его, а если альфа отвоевывает омегу с течкой у трех других альф, он имеет на него право. Вождь задумчиво посмотрел на побелевшего и напряженного Квона, а потом на его растерянных родителей. Глава семейства Квон кивнул вождю, соглашаясь со словами Сынхёна, и лис-вождь продолжил. — Ты снова прав. Но это все равно не значит, что по нашему обычаю вы можете обручиться, — стал юлить он. — Я запечатлен, — тогда ответил Чхве без намеков и прочих словесных прелюдий. Все сидящие около костра восхищенно ахнули, а Джи поджал рыжие уши и понял, что это конец. Волк продолжил: — Я путешествовал много дней и даже месяцев, прежде чем оказаться на вашей земле. Меня привлек запах, правда, я не мог понять, что он значит. Потом я увидел Джиёна и был запечатлен за три дня до его первой течки. Запечатленный волк, знаете, не будет обманывать. Вождь молчал, родители тоже. Кто-то перешептывался на задних рядах, но в целом все были потрясены словами гостя. Квон был готов прыгнуть в костер и сгореть прилюдно, чем принять тот факт, что все согласны встать на сторону волка. Его сдерживали только наручники, сковывающие его левую руку. — Я не планировал в путешествии найти себе омегу. Но раз так получилось, я сделаю все, чтобы Джи был счастлив. Тем более… Сцепка уже была. По волчьему обычаю запечатления достаточно, чтобы считать омегу своим супругом. Джиёну становилось дурно от его слов все больше и больше. Он покраснел как помидор и свободной рукой закрыл лицо, проклиная все на свете. Такого позора он не выдержит. — Разве королевские волки не живут в городе? Как отреагирует твоя семья на то, что ты взял себе омегу из нашего племени? — поинтересовался отец-альфа, но и на это у Сынхёна был подготовлен ответ. — Моя семья живет по законам города. И я, признаюсь, тоже рос так. Но последние три года с момента совершеннолетия я отрекся от этой веры и стал обращаться в оборотня. Я практикую мелкую магию и соблюдаю законы своей новой веры. Из-за этого моя семья приняла решение, что больше я им не сын. Поэтому мне все равно, что они подумают насчет моего выбора. Он только мой, и мне с этим жить, а не им. — Ты выбрал свою природную сущность, что замечательно. Но семья — это то, от чего не открестишься просто так. Тебе все равно на свои корни и предков, а это не красит тебя как главу семейства, — покачал головой альфа Квон: раз его сын был готов к созданию семьи, он хотел для него достойную пару. — Я бы хотел ценить свои корни. Но я не первый год волк-одиночка, так что не судите меня по стае, где я теперь не живу. Отец улыбнулся: ему понравился этот ответ и то, как Сынхён держался всю беседу. Джи все еще негодовал и отказывался осознавать происходящее, этому волчаре хватило пяти минут, чтобы расположить к себе его отца, в то время как Енбэ добивался одобрения несколько лет. — Джиён, а ты согласен быть с Сынхёном? — спросил вождь, нарушая идиллию обоих альф. — Конечно, НЕТ. Может, он и расположил вас всех к себе, но я вижу все иначе. Он отобрал меня от моего жениха, изнасиловал, забрал из семьи, а теперь говорит мне, что делать. Он чудовище! И почему Енбэ не бросает ему вызов? Он имеет право вызвать его на бой! Почему вы все с легкостью отдаете меня на растерзание? Вы его боитесь? Если нападете все вместе, он сразу проиграет! — лис захлебывался эмоциями, призывая всех к драке. Его хвост распушился и стал похож на ершик, а сам он в гневе начал покрываться рыжей шерстью. Родители качали головой, впрочем, и все остальные были удивлены его словами. Даже Сынхён смотрел на него с большим удивлением и разочарованием, несмотря на то что он не первый раз это слышал. Волк просто надеялся, что рядом с родителями он будет вести себя тише. — Мы не будем на него нападать. Он наш гость, а не враг, — пояснил вождь, также осуждающе качая головой. — И Енбэ не имеет права бросать ему вызов, потому что Енбэ потерял твой запах и поймал другого омегу. Это знак, что Боги выступили против вашего брака. — Как против? Как потерял?.. При первой течке? — у Джи было чувство, что его окатили ключевой водой. Холодный пот выступил на спине, не давая ему опомниться, зато его облик резко вернулся в нормальное состояние. Теперь стало ясно, почему ЕнБэ даже не смотрел на Джиёна: ему было стыдно из-за сложившейся ситуации. Вождь продолжал: — Нам донесли позже, что троих волков привлек запах Джиёна, но за него заступился белый волк и забрал с собой. У нас было два варианта событий: или он убил тебя, или сделал своим омегой. И боги знают, как мы все молили, чтобы альфа выбрал второй вариант. — Лучше бы это был первый, — честно ответил Квон с презрением. — Хватит. Окажи уважение хотя бы своей семье, не позорь нас, ты обязан ему жизнью, — строго сказал отец-альфа. Сын прижал уши и с обидой посмотрел на него. — Ты готов, как скот, продать своего сына, лишь бы тебя в деревне не осуждали. Ты мне омерзителен. Тогда отец ударил его за подобные слова. Впервые за девятнадцать лет он его ударил. Джиён прижал руку с красной щеке, не веря в то, что это реальность. Может, все-таки если он сильно зажмурится, то сможет проснуться? — Больно? — послышался голос Сынхёна. Джи повернулся в другую сторону и встретился с волком взглядом. — Тебе не стоило так себя вести, твой отец прав. Но и вам не стоило вести себя подобным образом с сыном. Вы его долго не увидите, и последним, что вы оба запомните, будет эта пощечина. Разве это правильно? Слова чужака вызвали восхищение в каждом сердце лисиц, на этот раз даже в сердце Джиёна. — Почему ты его защищаешь? Он ведь позорит тебя как альфу, — сказал вождь и хитро улыбнулся. Но Сынхён вполне серьезно ответил на его шутку. — Потому что я понимаю, как ему больно. Я не могу думать как омега. Но, если поставить себя на место Джиёна, я, наверное, умер бы от горя. Поэтому стараюсь делать все как можно безболезненно для него. Даже сюда я пришел лишь потому, что он очень этого хотел, хотя я подозревал, что ничем хорошим это не кончится. — Ты добрый альфа, и это твой минус. — Быть злым и жестоким может каждый. А относиться ко всем по-доброму может только сильный. Я полюбил этого омегу таким, и нет смысла осуждать его за то, какой он есть. Стоит понять и принять. Квон восторженно открыл рот, все еще держась за щеку. Ему никогда не говорили ничего подобного — все только ждали, что он изменится, когда повзрослеет, и никто не хотел любить его таким, какой он был. И несмотря на всю неприязнь ситуации, хотелось сказать этому волку «спасибо». — Извини меня, — виновато сказал отец-альфа. Но Джи все равно не понял, почему отец так сделал, ведь он говорил правду и эта правда никуда не делась даже после красивых слов Сынхёна. Вождь внимательно рассматривал молодого волка и лиса, что-то решал, думал и, наконец, принял решение, поднимая правую руку вверх. Все смолкли: жест означал, что будет важное сообщение и нужно сидеть тихо. — Я принял решение, что этот альфа действительно завоевал тебя по закону и он тебя достоин. Джиён, если ты согласен, то я обручу вас на рассвете перед нашими Богами. Квон задумчиво глянул на вождя, затем перевел взор на родителей: они взялись за руки, а папа-омега едва заметно кивнул ему. Потом взгляд прошелся по всем присутствующим здесь жителям лисьего хребта. Девятнадцать лет он жил с ними, а теперь их лица были такими чужими. Он взглянул и на Сынхёна. Такого другого, отвратительного ему, но, несмотря на это, красивого и душой и телом. В душе все сжалось. Тогда Джи тоже принял решение. — Я отказываюсь. Через три течки я отрекусь от альфы, а он обещал, что отпустит меня. В толпе послышался разочарованный вопль. Альфа-волк тяжело вздохнул и, махнув хвостом, отвернулся от него. Это сильно обидело его после того, как он открыл душу, высказав свои чувства публично. — Я понял, — отозвался вождь. — Тогда через три течки возвращайся один или приходите вдвоем для обручения. На этом считаю разговор оконченным. Вождь встал с места, а за ним поднялись и все остальные, поклонившись ему. — Чхве Сынхён, береги его, ты храбрый альфа. Надеюсь, тебе хватит мудрости жить по закону со своей совестью. Старый лис ушел, разошелся и народ, оставляя родителей Джиёна с ними наедине. — Ты в своем уме? Что значит отречешься? Если ты так сделаешь и опозоришь семью, то в Рыжий хребет можешь не возвращаться! — разгневанно бушевал отец-альфа. — Отлично, значит, нет мне места ни здесь, ни где бы то ни было. В дом я, может, не вернусь, но с альфой тоже не буду! — огрызнулся Джи. — Никто не смеет указывать мне, с кем жить и с кем обручаться. Ни ты, ни этот волчара! Сынхён вздохнул и снял наручники с руки Джиёна. Квон отвлекся от пререканий с отцом и удивленно уставился на Чхве, а тот кивнул в сторону Енбэ, который стоял по другую сторону костра и ждал чего-то или кого-то. — Ты сказал, если вождь признает все по закону, ты пойдешь со мной добровольно, так что в цепях больше нет необходимости. Можешь попрощаться со всеми. Буду ждать на выходе из деревни, — распорядился Чхве и поклонился его родителям. — Приятно было познакомиться. Все проводили белого волка озадаченным взглядом, и, когда он скрылся за горизонтом, папа-омега позволил себе вцепиться в Джиёна и заплакать. Заплакал и сам Квон, обнимая родные плечи омеги. — Пап, не отдавайте меня, за что вы так со мной? — Ну что ты такое говоришь? Он твой альфа. Это же прекрасно, когда находишь того, кто тебя любит и понимает, — утешал он его. Отец-альфа стоял рядом и пыхтел: он ненавидел эти сопли и речи перед расставанием. Да и слова сына и вся эта ситуация его изрядно разозлила. У альфы Квона был свой порядок жизни: раз была сцепка, нечего думать, свадьба была единственным правильным решением. Даже смерть оборотня не изменило бы его. Но Джиён не хотел понимать родителей. — Да с чего вы взяли? Это он запечатлен, а не я! Это не мой выбор: за меня все решили, — с горечью обиды продолжал Джи. — А дети? Какие у нас будут уродливые дети, он же не лис, а волк! — Разве есть разница, красивый ребенок или нет? Мы ведь тебя любим, потому что ты просто есть, а не потому что ты очень красивый. Вот когда будут дети, поймешь, что важно, чтобы ребенок был здоровый, а красота наполняла его душу, — гладил его ласково отец-омега. Неожиданно Квон вспомнил свой сон, в котором были двухвостые дети с разноцветными ушами. Сначала Джи думал, что испугался их внешности, но теперь понимал, что боялся за детей. Они бежали к пропасти, и Квон постарался, чтобы дети не упали туда, поэтому прыгнул сам, спасая их. Это слегка запутало его мысли по отношению к детям. Да и что толку было разговаривать с родителями, если они полностью поддерживали волка. С отцом они так и не договорили — оба обозленные и обиженные друг на друга разошлись в разные стороны. Енбэ терпеливо дождался своего часа, когда Джи подошел к нему, но так и не решился поднять взгляда. — Рад, что ты жив, я так испугался за тебя, — сказал Тэян честно. Джи иронично улыбнулся, стараясь выглядеть отрешенно и не показывать, как ему больно на сердце. Как он его ждал, как он все минуты думал о нем. Как ему хотелось бы, чтобы его обняли и не отпускали никуда с чужим ему альфой. — Так испугался, что обручился с другим омегой? — язвительно выдавил он из себя. В тот момент Енбэ понял, что зрительного контакта не избежать. Он впервые виновато поднял глаза, и в каждом блике его взгляда читались слова извинений. Он выглядел понурым, измученным, а синяки так выделялись под глазами, будто все эти дни он совсем не спал. — Ты же знаешь законы… Я даже не сразу понял, что это не ты, представляешь. Не только запах не узнал, но и лисий облик. Сам не знаю, что со мной было в ту ночь, но омега Рейн сильно поманил своим запахом: видимо, мы предназначены друг для друга, а я понял это слишком поздно и сделал тебе больно. — Это точно, — горько согласился Джи, скрещивая руки на груди и сжимаясь в комок. Он все еще не верил тому, что все говорят. Как можно жить с человеком много лет, мечтать о свадьбе и семье, а потом так легко сказать: «Ты не мой избранный, я ошибся». Квон устало закрыл руками лицо и попытался успокоиться. Но кусок сердца уже вырвали изнутри, его не вернуть, не вставить. Даже у собранной картинки из мозаики остаются швы, если ее собирают полностью. Швы Квона никогда не заживут, а он никогда не простит Енбэ. — Мне пора, меня альфа-волк ждет, — Джиён развернулся, мечтая, чтобы его оставили. Он хотел, чтобы его остановило что угодно: крик, прикосновение, ну хоть что-то. Но он получил лишь тихое сухое: «Будь счастлив». Все это не было его мечтой. Не было его сказкой. Это чья-то чужая история. Поэтому Джиён отпустил прошлую жизнь, уходя от Енбэ и понимая, что старого Квона уже не будет никогда. В этой жизни меняются не люди, а их отношения к событиям. Чем сильнее потрясение, тем сильнее меняется отношение к жизни. Теперь Джи это отлично понимал, и, наверное, за эти четыре дня он повзрослел больше, чем за все девятнадцать лет. Родители ждали у дороги и проводили до выхода из деревни, предварительно собрав какие-то вещи из гардероба и захватив немного еды. — Я до сих пор не верю, что вы так легко соглашаетесь отпустить меня с волком. Я разочарован в вас, — честно сказал Джи на прощание. — Мы тоже разочарованы в тебе: мы воспитывали омегу, чтящего традиции, а ты чтишь лишь себя и свои желания, — строго сказал отец-альфа. — В деревне никому не нужен омега, которого бросил альфа-чужак. Ты будешь бракованным. — Что ты такое говоришь! — отец-омега одернул своего супруга. Но слишком поздно. Джиёну с его дырой в сердце сделали еще больнее, ведь так удобно добивать и без того раненное создание. Давить фактами, бить словами. — Никому не нужен? Даже вам? Значит, закон важнее сына. Ох, сколько нового я узнал сегодня о жизни. Спасибо за то, что вырастили, а дальше я как-нибудь сам, — омега поклонился им, обняв на прощание папу-омегу, развернулся и, всхлипнув, побежал не оборачиваясь к Сынхёну. Он стоял около дорожки, ведущей в лес. Волк уже заждался и встретил его с улыбкой, вставая с небольшого пня и беря его сумку и рюкзак. — Ну пойдем, думаю, город тебе понравится, хотя я и сам в нем никогда не был, — воодушевленно проговорил Чхве, смотря на тропу и направляясь в чащу леса. У Квона такого воодушевления не было — лишь пустота в душе и тоска на сердце. Он на прощание глянул на Рыжий хребет, в котором вырос, и понял, что теперь с этим местом его ничего не связывает, даже родители. И альфа был прав: лучше бы они не возвращались сюда, потому что жить в неведении и думать, что тебя тут ждут и любят, гораздо приятнее той правды, которую он сегодня узнал.