На этот раз обошлось без сказки, лишь с примесью мистики и непобедимым злом, обернувшемся спасением и навечным проклятием. Ни счастливой любви, ни смерти в один день - лишь по разным, слишком далёким датам - ни конца в обоюдном тепле единственно дорогих рук, ни танцев, ни песен - лишь шёпот и безвольное повисание хладной ладони.
Бил ветер в лицо. Ревел голос автора: "Перепиши конец, сожги неверную версию и верни в сказку жизнь!" Пусть запестрят страницы ярким пламенем, пусть тьма обернётся солнечными лучами, пусть трагедия сменится шуткой. Пусть заменятся смехом слёзы, пусть заменится криком шёпот.
Шумел осенний ливень. Билось детское сердце в преддверии конца, теперь не перепишешь который, не переклеишь и не сотрёшь чёрствым хлебом. Всё чёрным по белому и без ошибок, запечатлено в страницах жизни, впечатано, въелось словно отравленной плесенью.
И в памяти запечатлится последней строчкой: "Последнее, что я чувствовал - его холодные руки и горячие губы, что до омерзения были противны своей горечью и моей влюблённостью."
Мужчина расправил плечи и, собрав с уголка младых уст последнюю каплю сладчайшего яда, ухмыльнулся ядовито и сыто. Губы его, сомкнутые плотно, как закрывшиеся двери, пусть и были сухими и полностью чистыми, на свету отливали алым, будто секунду назад он впивался в шею своей жертвы, испивая до грамма её кровь.
Этой сказке не присущ счастливый конец, так же как демону в ней - хоть какие-то чувства. Ничего, не считая голода и желания утолить собственную потребность, так живо бьющую внутри ключом-перепёлкой, потрёпанной птицей, что просит еды, умирая день за днём и день за днём же пробуждаясь. Ощущения себя охотником, добытчиком, убийцей и жертвой обжигающего желания. И более ничего.
Нет месту в дьявольской голове или груди - там, где у человека, видно, есть душа, порочным - по законам демона - чувствам. Ни печали, ни привязанности, ни более - ни менее как хозяин и слуга - игра на недолгое время, развлечение в постыдной жизни скучающего путника, не способного умереть.
Он поднялся, пригладил растрепанные осенним ураганом волосы и оглядел ребёнка будто невзначай. Голос его был тих, голос его был сладок. Он был сыт. Он уловил в свои сети деликатес, долго томящийся на огне, и заключил его в смертельные объятия собственного тела, навсегда разлучив с этим миром. С этой "сказкой". Его последняя страничка, абзац, строка... его не прозвучавшее последнее слово. Немое прощание с книгой главным героем, как эпилог к рассказу.
- Вы сыграли своё, мой лорд. Больше Вашего героя не ждут опасности... падения... взлёты. Удачи и неудачи, борьба чувств, погоня за мечтой, - демон стёр большим пальцем скатившуюся с лица Сиэля слезу, брезгливо сморщившись и подумав лишь об одном: "Как плохо было бы, если бы она была выпущена чуть раньше. Вы бы были пересоленным". Интересно, какого это? Не чувствовать, не видеть, не слышать, не думать... находиться в полном безмятежном спокойствии целую вечность? Наверное, приятно. Последние два слова демон шепнул, видимо, сам себе, от чего-то нервно сжимая кулаки и с силой ударяя ребёнка по правой, бледнеющей на глазах щеке.
Мальчик не шелохнулся. Лишь голова его безвольно оказалось повернутой в сторону, да ресницы содрогнулись от сильного потрясения. Его сейчас беззащитное тело не выражало собой ничего... лишь некое подобие сосуда, из коего вылили всё содержимое. Он был бессмысленно пуст, как коробка, и бессмысленно мёртв.
- Люди умирают от потери тела, - произнёс Михаэлис хладным тоном, - а Вы так бесчестно и прекрасно умерли от потери души.
Сильные руки подхватило лёгкое, как перо, тельце мальчишки - оказывается, что душа его была даже тяжелее собственной головы и рук - в следующую же минуту скинули его в обрыв. Без слёзных прощаний и молитв о возвращении. Они просто отпустили его. Взметнулись вверх, как вороньи крылья, и пустили столь ценное раньше тело на гибель: биться о камни, стирать в кровь бледную кожу, получать множество синяков,
переламывать кости... вдребезги расшибать сердце. То, что ранее стояло на защите, всадило нож в грудь, не со спины, а с лица, глядя жертве в глаза, прямо и нагло, без сокрытия преступных намерений.
- Это уже не важно, - уверил себя демон, отворачиваясь и слыша лишь лёгкий треск за своей спиной, удары, толчки, скрежет... и тишина.
Такая давящая и такая привычная тишина окружила его. Дождь перестал. Не шумел ветер. Смерть, обрисованная диковинными звуками и до дрожи волнующая видами, утихла и ушла в небытие, не оставив за собой и не воспоминания, кроме же как... полной удовлетворённости мужчины.
Он усмехнулся простодушно и лёгкой летящей походкой направился вдаль, скрываясь за камнем и тут же сливаясь с наплывающим туманом. Пропали и очертания его. Он стёрся последней главой, подул осенним ветром, предвещая конец.
***
- "Я... я буду плакать о тебе, - вздохнул Лис", - прочитал мальчик и голос его будто стал тише. Он придвинулся к лежащему на постели мужчине и покорно опустил голову на мужское плечо. Себастьян с нежностью поцеловал пахнущую молоком макушку и тут же продолжил читать, озвучивая слова своей роли.
- "Ты сам виноват, - сказал Маленький Принц, - я ведь не хотел, чтобы тебе было больно. Ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил", - демон усмехнулся и зарылся в пушистые волосы носом, также от чего-то напрягшись и стиснув в пальцах уже мальчишескую ладонь.
- "Да, конечно", - шепнул ребёнок дрожащим голоском и постарался чуть улыбнуться, тепло глядя на демона. Ему было хорошо... и грустно одновременно. Он не был уверен, и, в принципе, не хотел быть уверенным, стараясь наслаждаться минутой "сейчас".
- "Но ты будешь плакать!" - демон усмехнулся и провёл пальцами по румяной щеке ребёнка.
- "Да, конечно... "- мальчишка вздрогнул и докоснулся длинных пальцев губами.
- "Значит, тебе от этого... плохо?" - мужчина сиежесекундно захлопнул книгу и мотнул головой, - милорд... Вам пора спать. Завтра рано вставать... мы итак... надолго увлеклись чтением. - Он сжал ребёнка в своих объятиях и улыбнулся.
Ребёнок лишь улыбнулся в ответ и шепнул что-то в темноту еле разборчиво...
"Нет, - возразил Лис, - мне хорошо..."
