Световое эхо

Спок Несмотря на то, что решение Спока продолжить службу в Звездном Флоте выглядело спонтанным и необдуманным бунтарством, оно было тщательно взвешено и осознано. В какой бы ситуации ни оказалась раса вулканцев, сдавать позиции в изучении космоса в высшей степени нежелательно, и полукровка-ученый как никто иной подходил на роль такого исследователя. И хотя пост на «Энтерпрайз» сулил множество проблем: начиная от состава экипажа, члены которого едва закончили Академию, и заканчивая необходимостью поддерживать статус корабля как символа Федерации, Спок все же счел их не настолько значительными, чтобы отступиться от своего решения. Если бы он только мог предвидеть, во что выльется служба на корабле для эмоциональной стороны его личности, он бы отправился на Новый Вулкан впереди всех своих сородичей и не выходил бы в космос в ближайшие годы. К сожалению, ему был доступен только прогноз, а не прозрение. Что же произошло? Спок влюбился. И в качестве объекта своей романтической привязанности выбрал самого неподходящего индивида – капитана Джеймса Тиберия Кирка. Даже если проигнорировать всю нежелательность романтических увлечений между членами экипажа, единственная логичная эмоция, которую можно было испытывать к капитану Кирку – раздражение. Он был недисциплинирован, груб, отличался редким легкомыслием, ветреностью и безответственным отношением к миссиям. И все-таки Спок в него влюбился. Это «неостановимое схождение вниз», как выразился бы падкий на метафоры доктор Маккой, началось в лазарете. Тогда из искусственного сна Спока вывел не писк пульсоксиметра, не запах ионов, не боль от ран, а ощущение тяжести в области брюшной полости. Подняв веки, он не без удивления обнаружил, что причиной этого ощущения стал капитан, уложивший голову ему на живот и заснувший. Из приоткрытого рта к больничным простыням тянулась тонкая нить слюны. Спок запоздало вспомнил, что, когда он получил ранение, именно Кирк подхватил его на руки, отстрелялся одной рукой от напавших местных хищников и отнес в медотсек. А теперь спал здесь, у него на животе. Спок не мог объяснить причины такого поведения, но зафиксировал у себя реакцию на эту заботу – приязнь и принятие. Капитан Кирк прикрывал Спока на миссиях. Он виртуозно переводил разговор, если тот касался уничтоженного Вулкана. Он лично проследил за тем, чтобы в меню репликаторов добавили несколько вегетарианских рецептов. И пошел на совершенно невыгодную сделку с пиратами, чтобы заполучить уникальные образцы вулканской флоры. Кирк был хаотичным, непоследовательным, безалаберным. Но каждый раз, наблюдая за проявлениями его совершенно нелогичной самоотверженности, Спок замечал, как сердце изменяет ритм, а в груди, в районе солнечного сплетения, появляется странное ощущение. Далеко не сразу он понял, что причиной этих физиологических проявлений является чувство: чувство влюбленности. Никакие эмоции, правда, не могли помешать объективному восприятию реальности. Спок скрупулезно подмечал – в отчетах, а нередко и вслух – каждое отхождение от устава Флота, каждый спорный приказ или откровенную глупость, которую совершал Кирк. Это было необходимо для скорейшего получения опыта в условиях полета, но, судя по невербальным сигналам, капитана такое тщание только раздражало. И это при том, что вопрос о морально-этическом облике Джеймса Кирка Спок не поднимал – терпел, не будучи уверенным в объективности своих суждений. Ведь каждый раз, завидев на увольнительной неприлично пьяного капитана в компании особей женского пола, отчетливо пахнущего алкоголем, спермой, смазкой и иными (в зависимости от биологического вида партнерш) жидкостями, Спок не мог точно сказать, была ли его собственная реакция ревностью или же логичным неодобрением подобного поведения для офицера флота. Но, несмотря на то, что вид капитана Кирка с иными особями доставлял дискомфорт, озвучивать свое состояние Спок не собирался: считал постыдным, не видел необходимости и, в общем, без этого ощущал себя неплохо. Если закрыть глаза на эту не-ревность, то служба на «Энтерпрайз» Спока вполне устраивала. А чувство влюбленности (как бы парадоксально это ни было) помогало справиться с посттравматическими последствиями потери родной планеты. Хотя идея о каких-либо близких отношениях с капитаном Кирком даже не приходила Споку в голову.

***

Увольнительная для Спока началась не лучшим образом – с сообщения о том, что на Новом Вулкане обнаружился совместимый с организмом их расы вирус. Наиболее подвержены ему оказались дети, и на момент сеанса видеосвязи с послом Споком уже двое были потеряны. Это вызвало разумное беспокойство, но посол успокоил – структура вируса оказалась очень простой, в большинстве случаев должны были справиться иммуностимуляторы, которые вводились каждому вулканцу, а готовый действенный противовирусный препарат ожидался через день-два. Но, несмотря на благоприятный прогноз, Спок никак не мог избавиться от чувства тревоги и принял предложение лейтенанта Сулу провести хотя бы день увольнительной не в лаборатории, а на планете-курорте. Его сознанию, хрупкому после потери большей части телепатических связей, больше не помогала одна только медитация. Уже после того, как Сулу покинул его в одном из местных увеселительных заведений, оставив со стаканом сока в руках, Спок понял, что спускаться на планету было плохой идеей. Оказавшись без компании, он окинул клубное помещение взглядом и приметил, что за барной стойкой расположился его капитан. Судя по смазанным движениям, тот был в состоянии алкогольного опьянения. И весьма откровенно касался сидящей по соседству таркалианки. Его намерения вступить с ней в физический акт были прозрачны даже для вулканца. Спок нахмурился и отвел взгляд. Его это не касалось. Оправдания своим дальнейшим действиям он придумать не мог. Пресловутая «не-ревность»? Ослабление самоконтроля из-за вестей с Нового Вулкана? Эмоциональная скомпрометированность? А может быть, что-то еще? Но когда капитан совсем уж неприлично положил руку на бедро своей сегодняшней пассии, Спок резко поднялся, в два шага оказался рядом и преувеличенно четко обратился: – Капитан. На таркалианку он даже не взглянул. Кирк помедлил, подмигнув ей напоследок, перевел взгляд на своего первого помощника и вздохнул: – Да, мистер Спок? Что-то не так? Все не так. – Я хотел информировать вас, – глубоко выдохнув, отчеканил Спок, – что нахожу текущее поведение неприемлемым для офицера. Вы прилюдно проявляете сексуальную заинтересованность иной особью, с которой не состоите в отношениях, что порицается морально-этическим укладом Звездного Флота. А количество алкоголя в вашем организме слишком велико, чтобы позволять себе, в вашем звании, находиться в публичном месте. Лицо Кирка сначала просто вытягивалось, а потом он гневно вскинул подбородок и поджал губы. Таркалианка напряглась – ей явно не хотелось находиться в компании, в которой назревал конфликт, – и попыталась выскользнуть из капитанских рук. Но тот нарочито медленно и мягко погладил её по бедру и сказал, глядя Споку в глаза: – Простите, коммандер, за недостойное поведение, но это не ваше собачье дело. Со всем уважением. Если вам так хочется до кого-то докопаться, идите и найдите себе пару на вечер. Злость со стороны Джима окатила неприятной тревожной волной, оцарапала ментальные щиты и налипла, обещая напоминать о себе в ближайшие часы. Спок сжал челюсти, сам не зная, какой эмоции сейчас не давал вырваться на свободу. Ярости? Растерянности? Недоумению? – Дело не в паре, – не задумываясь, почти соврал он. – Дело в вашей должности. Таркалианка дернула плечом и низко прогудела: – Послушай, Джим, если... – Мы поговорим наедине, – прервал ее Спок и уверенно схватил Кирка за запястье – так, чтобы не касаться обнаженной кожи. Того это, похоже, настолько поразило, что он позволил протащить себя через плотную толпу и только иногда ругался, сталкиваясь с особенно невнимательными гуманоидами. Ночной воздух улицы, пахнущий незнакомыми растениями, ударил в нос и резко отрезвил, смахнув зеленоватую пелену, застлавшую Споку глаза. Сморгнув, он выпустил руку Кирка и вытянулся по струнке – прямо как на службе. Капитан тоже выпрямился, сжал и разжал кулаки, выдохнул через нос. И спокойно поинтересовался: – Что это было, коммандер? Спок открыл было рот для ответа, но не нашел слов. Он не знал, что это было. Он не мог ответить. – Коммандер, – повторил Кирк. – Я не знаю, что творится в вашей голове, но это было неприемлемо, как вы сами любите выражаться. Потрудитесь объяснить. Можно было быть честным и признаться, что ему хотелось обнять капитана, прижать к себе и доходчиво объяснить, что Кирк – его. Но честность сейчас была неуместна, тем более, Спок – вулканец, а вулканцы не идут на поводу у своих желаний, что он, вопреки этому правилу, только что и сделал. Нужно вернуть контроль над собой. Чтобы уложить внутри волну негативных эмоций, потребовалась пара секунд: напомнить себе о рабочих отношениях с Кирком; напомнить о том, что вакцина по большей части готова; напомнить, что Кирк имеет право распоряжаться своей жизнью, как пожелает. И имел бы, даже будь они… Вместе с самообладанием пришло осознание сделанного. Если бы Спок мог, он посмотрел бы на своего капитана виновато и удивленно, но его мимика была слишком скудна для таких проявлений. Поэтому он просто отвел взгляд и опустил голову в жесте, который в человеческой культуре можно было расценить как покаянный, а в древневулканской – как сдачу на милость победителя. Он завел руки за спину, не желая показывать сжатых кулаков, и бесцветно ответил: – Я прошу прощения, капитан. У моего поведения нет логического обоснования. Джим пристально на него посмотрел – Спок кожей ощутил этот взгляд, – но в итоге глубоко вздохнул, хлопнул его по плечу и чуть натянуто улыбнулся. – Хорошо, коммандер, вы прощены. Напряжение, да? Найдите себе пару на вечер, в самом деле, расслабьтесь, отдохните. Вам это пойдет на пользу: говорю как знаток. И, подмигнув, он направился обратно к залу. Спок постоял на улице пару минут, но вздрогнул от неосторожного толчка подвыпившего посетителя и отправился на корабль. Уже там он узнал новости с Нового Вулкана: противовирусный препарат, вопреки прогнозам, синтезировали уже к этому моменту. Но стоило испытать облегчение по этому поводу, как возникло напряжение по другому: он сегодня легкомысленно, глупо и импульсивно поддался эмоциям. Было стыдно, как за сбой самоконтроля, так и за саму форму этого сбоя, этически недопустимую. Капитан Кирк никогда не был и не будет его собственностью, чтобы, пусть и на уровне эмоций, считать, что можно им распоряжаться. Необходимо поскорее вернуть самоконтроль в полной мере. О том, чтобы избавиться от своей романтической привязанности, Спок и не думал – его чувства всегда носили длительный характер, а именно эти были... иррационально приятны, несмотря на ряд негативных последствий вроде сегодняшнего инцидента. Определившись с дальнейшим вектором своего поведения – укрепить самоконтроль и нивелировать потребность в поведенческом проявлении своих эмоций, – он отправился в столовую, плотно поел и в каюте ввел себя в длительную медитацию. В трансе Спок провел семь часов и вынырнул полностью успокоившимся. Он привел в порядок разум и чувства, бережно свернул свою приязнь к Джиму и упрятал ее, очень теплую, в глубине души. Мысли о том, чтобы от нее отказаться, не возникло даже после столь резкого разговора с капитаном. Утром первого дня после увольнительной падд капитана известил о входящем сообщении – пришел официальный рапорт от Спока, где тот в формализированной форме извинялся за свое поведение, высказывал сожаление и готовность подчиниться любому дисциплинарному взысканию, которому капитан пожелает его подвергнуть. И так как его случай мог как попадать, так и не попадать под множество пунктов устава – слишком уж расплывчатые в нем были формулировки – к документу он приложил список рекомендованных и возможных карательных санкций.

***

Кирк Перед тем, как вернуться в бар, Джим повернул голову и мимолетно поразился, каким подавленным выглядел Спок – опущенные плечи, скорбные складки у губ. Поразился и забыл, окунувшись в шум и суету. Таркалианка ушла. Он, впрочем, не огорчился, а вполне целенаправленно пошел к скучающей орионке, прихватив стакан виски у барной стойки. После весьма оживленной ночки Джим открыл глаза в собственной каюте, накрепко пропитавшимся орионскими феромонами и с последствиями алкогольного опьянения. Падд встретил его блуждающий взгляд иконкой входящего сообщения. Отчет выглядел тоскливо, безэмоционально и непривычно. Странно было видеть в исполнении Спока слова типа: «эмоциональная скомпрометированность», «неприемлемое поведение», «взыскание». Джим вчитался в текст еще раз – это что, просьба о прощении? Спок – болван. И все же было интересно: что за бес в него вчера вселился? Спок нечасто выбирался из своей лаборатории на увольнительные, а если и выбирался, то просто сверлил неодобрительным взглядом. Но в этот раз как с цепи сорвался. Он, конечно, регулярно высказывал Джиму за дисциплину, целесообразность и логичность приказов, или соблюдение, черт подери, устава. Но никогда, ни разу, эти претензии не касались поведения. Джим потер глаза пальцами. Со Споком они действительно не особо ладили – тот был слишком въедлив, часто переходил границы дозволенного и, не особенно задумываясь, прилюдно делал Джиму выговоры. Хм. Если уж говорить начистоту, то правда была в том, что вечно правильный Спок раздражал. Он был как молчаливое напоминание о том, каким надо быть. Этаким ходячим эталоном, идеальным первым помощником для идеального капитана. Джим такого не терпел. Даже в увольнительных – это его «капитан, ваше поведение…». Тьфу. А в этот раз он и вовсе взбеленился. Джим его довел? Похлопаем Джиму. Джим умудрился довести вулканца. Он прошелся по каюте, зевая. С другой стороны, может, у Спока случилось что? Тогда его не в чем винить. Он все-таки неплохой парень, что бы там из себя ни городил. И потом, хороший капитан обязан быть в курсе того, что происходит с его подчиненными. Грош ему цена, если он не может вне службы нормально поговорить со своим старшим помощником без взаимных оскорблений разной степени завуалированности. На вахту Джим отправлялся, приняв твердое решение побеседовать со Споком.

***

Во время смены поговорить не удалось: Джим копался в отчетах и выбивал приказ о внеплановой проверке корабля у начальства – Скотти жаловался на левую гондолу. И по возможности не трогал Спока из какой-то детской боязни того спугнуть. Зато в конце смены, когда Спок степенно вплыл в турболифт, Джим скользнул следом. Неловкая пауза, которая повисла между ними, была почти физически ощутима. Джим прервал ее, нажав на кнопку остановки и максимально деликатно поинтересовавшись: – Ну, мистер Спок, что вы мне конкретно расскажете о вашем «неподобающем поведении» и «эмоциональной скомпрометированности»? Спок мгновенно выпрямился по струнке, сцепил руки за спиной, приняв свой обычный отстраненно-безэмоциональный вид, и уставился в точку над плечом Джима. – Мое поведение было неприемлемым как в этических, так и в уставных рамках. Я прошу меня извинить и назначить мне взыскание, которое вы сочтете нужным, капитан. Ха, если Спок считал, что Джима удовлетворит такой ответ – он глубоко ошибался. Тем более, он юлил: меньше всего этот уклончивый ответ походил на его привычную манеру четко, кратко и по существу выдавать информацию. Джим нахмурился и решительно встал под его взгляд. – Коммандер, прекратите. Мы оба понимаем, что вы не позволили бы себе такую… вольность без существенных причин. Я хочу узнать, что заставило моего первого офицера так разволноваться, что он забыл об установленных им же стандартах поведения. Говорите, мистер Спок. Какой бы щекотливой ни была проблема, я пойму. Глаза Спока нехорошо, тоскливо потемнели. Наконец, он наклонился к кнопке запуска, возобновляя движение лифта, и ровно повторил свои слова: – Как я уже упомянул, у моего поведения нет логических предпосылок. – А не логических? – наступал Джим. Спок ответил непроницаемым взглядом. Джим хотел было продолжить, добиться ответа, но двери лифта открылись, и Спок поспешно выскользнул в коридор. Пришлось следовать за ним. Больше всего это напоминало побег, чему Джим сухо усмехнулся, не прерывая, впрочем, так называемой погони: теперь в нем заговорил чисто человеческий интерес, щедро приправленный желанием добиться своего. Нагнанный на углу Спок, кажется, понял всю тщетность попыток сбежать, потому остановился, повернулся к Джиму, открыл рот для ответа и замер, провожая взглядом двух энсинов. Выглядел он почти комично – насколько вулканцы вообще были способны выглядеть комично: открытый рот, полная грудь воздуха, сцепленные за спиной руки и темный, почти неузнаваемый взгляд. Он не дышал. Когда возможные слушатели скрылись за поворотом, Спок, спокойно посмотрев Джиму в глаза, нейтрально и сухо отрапортовал, будто бы докладывал отчет: – Я испытываю к вам чувства романтического характера. «Что?» – Что? – повторил вслух Джим. Спок сцепил челюсти и закаменел каждой мышцей. Он даже говорил медленно, будто бы отвердевшие губы не позволяли произносить слова быстрее. – Вы поинтересовались причинами моей неприемлемой эмоциональной реакции. Джим тупо кивнул, уверенный, что ранее ослышался. – К недопустимому ослаблению моего самоконтроля привело сообщение о существовании на Новом Вулкане вируса, который воздействует на нашу расу. Это уже было больше похоже на правду. Джим уже было расслабился, посетовав на разыгравшееся воображение, но Спок продолжил: – Однако побудительным мотивом являлся тот факт, что я испытываю к вам эмоции, носящие романтический оттенок. «У вас весьма идиотские шутки, коммандер», – хотел сказать Джим, но не успел. Спок буквально на секунду замялся и быстро проговорил бесцветным голосом: – Судя по вашей внешней реакции, вы рассматриваете этот факт в негативном контексте. С моей стороны было бы корректно успокоить вас. В обычных ситуациях это не доставляет мне дискомфорта, и, соответственно, я стараюсь не доставлять его вам. Однако, хоть я и сдерживаю негативные реакции при виде вас с иными сексуальными партнерами, не испытывать их я не могу. К сожалению, новости с Нового Вулкана ослабили мой самоконтроль, и я непозволительно поддался собственным эмоциональным реакциям. Я осознаю всю неуместность подобного поведения и обещаю избавить вас от рецидивов. – Ты шутишь, – после долгого молчания смог выдохнуть Джим. Спок задумался – или выглядел задумавшимся – и предельно вежливо напомнил: – Вулканцы не шутят, капитан. – Тогда издеваешься. – И данное поведение нам несвойственно. – Но ты же… вы же… – Джим мотнул головой, обрывая бессвязный поток междометий. – Ты никогда не демонстрировал свои… эмоции. – У меня не было повода и мотива их демонстрировать. Джим уставился на него, как на инопланетянина – коим Спок для него и являлся. Если он не шутил, а Спок, как сам говорил, не шутил никогда, то вся ситуация становилась очень странной и нелепой. Что значит, не было поводов? Не то чтобы Джиму нужна была хоть какая-то привязанность от своего старпома (Боже, будто бы тот вообще был способен испытывать хоть какую-то привязанность!), но «романтические эмоции» – вроде как уже повод их проявлять, разве нет? А ничего не выражающая гримаса Спока демонстрировала разве что равнодушие и выглядела почти пугающе не человеческой. Впрочем, он и не был человеком. – Я… – Джим запнулся и шумно сглотнул. Мысли в голове путались, и он никак не мог оформить их во что-то приемлемое. – Разве это возможно? Разве ты можешь испытывать что-то такое? Ко мне? – Да. – Черт, Спок, но это невозможно! Спок задумался и почти неуверенно уточнил: – Вы находите невозможным отказ от издевательств или факт наличия эмоциональной заинтересованности с моей стороны? Слишком много слова «эмоции», сказанного Споком за столь короткий промежуток времени. Джим вымученно потер виски – голова начинала болеть – и ответил: – Последнее. – Полагаю, этот вывод основан на ошибочном мнении, что вулканцам недоступны чувственные переживания. Однако, мне казалось, вы достаточно осведомлены о том, что наша философия заключается в контроле над эмоциями, а не в отказе от них. У Джима не хватало не то сил, не то самообладания сказать, что контроль тут был ни при чем. Просто поверить, что он – Спок – будет испытывать к нему – Кирку – что-то кроме раздражения, а уж тем более «романтические чувства» (неудобные, неловкие и нежеланные), было невозможно. Спок выдержал надлежащую паузу, чуть наклонил голову и поинтересовался: – Если мы прояснили этот вопрос, я хотел бы отправиться в лаборатории, у меня осталось несколько экспериментов. Вы позволите, капитан? – Позволю, – едва выдавил тот сиплым голосом. Спок попрощался и, обогнув застывшего столбом Джима, удалился в сторону лабораторий.

***

– Черт! – выдохнул Джим, едва добравшись до каюты. – Просто невероятно. Произошедшее укладывалось в голове со скрипом: ему только что признался в симпатии – в любви! – его старпом. Машина для составления отчетов. Джим снова потер пальцами виски. Если это была не какая-нибудь таинственная диверсия недружелюбно настроенных инопланетных захватчиков, если Спок действительно в него влюбился – в человека, которого сам же забрасывал тысячами замечаний, избегал общества и едва ли не брезгливо морщил нос при виде него – то мир перевернулся. И в этой перевернутой вселенной нужно было как-то жить.

***

Спок слово свое сдержал – никоим образом не напоминал о своем откровении, вел себя подчеркнуто вежливо и безупречно профессионально. Более того, на следующий же день он сделал Джиму несколько замечаний (вроде двухминутного опоздания на вахту; еще бы, Джим полночи не мог заснуть), а от скомканного предложения поесть за одним столом отказался и, быстро перекусив, умчался в лабораторию. Джим даже поприглядывался к нему – а ну как старпом страдает и все такое? Старпом не страдал. Старпом нес вахту, возился в лабораториях, сопровождал на высадках, высказывал Джиму, мол, капитан, вы неверно заполнили форму, капитан, будьте мягче с аборигенами, капитан… Боже, и это он так влюблен? Заноза в заднице настоящая. Джиму это казалось сном. Тогда в баре раздражающе правильный вулканец на мгновение стал существом, способным испытывать чувства, существом, по-человечески ревнующим, а теперь вот, снова – идеальный, отутюженный, хрустяще-накрахмаленный старший помощник, чужим капитанам на зависть, своему в пример. Словно в жилах у него не кровь, а ледяная вода. Джим и сам не понял, когда его неуверенное и почти испуганное внимание превратилось в молчаливый бунт. Он не мог увидеть в поведении Спока хоть что-то, подтверждающее его слова? Что ж – он «это» провоцировал. Каждый раз, когда Спок все-таки спускался на берег во время увольнительных, Джим целенаправленно проходил мимо него с новой пассией. Иногда с двумя. Однажды с тремя. Часто он был пьян сверх меры, единожды – после драки. Каждый раз Спок почти не реагировал, только едва поворачивал голову, и тогда Джима опаляло злобной радостью – вот оно, все-таки чувствуешь! – но через секунду темные горящие глаза теряли интерес, и Спок поворачивался к ним спиной. Джима это раздражало… Спок раздражал больше, чем раньше. Теперь хотелось залезть к нему под маску, под кожу, проверить – не показалось? Не приснилось? Образ Спока, бесцветным голосом сообщающего о своих чувствах, подернулся дымкой и все больше напоминал момент страшного сна. Чертов вулканец, разбередил все внутри, скотина.

***

Спок Безымянная (во всяком случае, пока) HR549M блестела на обзорном экране почти бесконечной морской гладью с редкими вкраплениями суши. Несмотря на то, что высадка на самый крупный ее остров (материком его язык не поворачивался назвать) была опасна из-за подступающей сейсмической активности, Спок дал отмашку научному отделу. Землетрясения, судя по тому, что удалось узнать о планете, были для нее обычным и цикличным делом – и после каждого суша уходила под воду. Значит, после него о легком доступе к необходимым образцам не могло быть и речи. Если расчеты были верны и они не успеют до очередной серии толчков, нужно будет дожидаться двенадцати оборотов планеты вокруг звезды Сегин, чтобы острова вновь поднялись на поверхность. Или тридцать четыре стандартных земных года. Спок предпочел поставить на осторожность и скорость: пусть планета не подходила для колонизации, она, тем не менее, относилась к классу M, имела пригодную для дыхания атмосферу (пусть и с пониженным содержанием кислорода, который уходил в воду из-за ее специфического состава) и могла предоставить множество интересных образцов. Риск, как считал Спок, того стоил. Надевая на себя защитный костюм, он был недоволен не возможными последствиями высадки, а тем, что с ними решил спуститься Кирк. – Это нецелесообразно, капитан, – в который раз напомнил Спок, окидывая того неодобрительным взглядом. – Риски минимальны, тем не менее, подвергать себя опасности без веской причины не имеет смысла. Я настаиваю на том, чтобы вы остались на корабле. Кирк рассеяно кивнул, утянул ремешок перчатки костюма и фривольно хлопнул Спока по плечу. – Да-да, коммандер. Я сам включаю себя в десант. Тот напрягся и недовольно поджал губы. С того момента, как Спок проинформировал капитана о своих эмоциях, тот вел себя… странно. Не то чтобы это было неожиданностью, людям свойственно было придавать большое значение романтическим переживаниям – как собственным, так и посторонним. Даже если сами посторонние этим переживаниям внимания не уделяли. Все это доставляло определенный дискомфорт. Пару раз Кирк предложил им провести время вместе, в самых неподходящих, на взгляд Спока, ситуациях. После трех отказов эти попытки прекратились. Еще Спок нередко ловил на себе пристальные – излишне пристальные – взгляды своего капитана. Поведение Кирка на увольнительных стало еще более вызывающим. А реакция на уточнения и корректировки из раздраженной стала более напоминать обиженную. Конечно, Спок не был стопроцентно уверен в своих суждениях (он вообще не был уверен ни в чем, что касалось поведения эмоционально ориентированных рас), но похоже, Кирк пытался спровоцировать его на реакцию эмоционального характера. Однако, не имея полной информации о психических процессах, происходящих у того в разуме, Спок не мог вынести точных суждений. А теперь еще и это: «Высаживаюсь с вами, и все тут». Спок вздохнул в унисон своим мыслям и напомнил: – Подобный беспричинный риск для капитана корабля неприемлем, сэр, также и с точки зрения устава. В пункте втором параграфа… – Я в курсе, расслабься. Скотти, транспортаторы готовы? Спок замолк и мрачно проследил взглядом за капитаном, с нарочито беззаботным видом встающим на платформу. – Ага. Джим, но коммандер прав, вы хоть подкожные маячки не забыли? Тот фыркнул и закатил глаза. – С такими няньками забудешь тоже, – и пояснил в ответ на вопросительный взгляд: – Боунз затолкал под лопатку, стоило заявить, что я тоже спускаюсь. – Ну, вот и славно. – Скотти выглядел успокоенным. – Коммандер, вставайте на платформу, я вас отправляю. Немного помешкав, Спок ступил на последний слот транспортатора и прикрыл глаза. Его закономерная мысль «зачем Джеймсу Кирку первый офицер на корабле, если он все равно его не слушает?» увязла в телепортационном ничто и исчезла из фокуса внимания, стоило оказаться на поверхности планеты. Остров, на который их высадили, состоял преимущественно из каменистых и вулканических пород. Но смоляная поверхность минералов была рассечена множеством трещин, из которых наверх пробивались зелень и небольшие деревья. Спок подошел к одной из таких и погладил затянутыми в перчатку пальцами лист ветвистого куста. Судя по консистенции, растения были приспособлены и к подводной жизни. Спок выпрямился и обернулся к подчиненным: – Нам нужно собрать как можно больше образцов. Мистер Финн, мистер Джейк, отправьте зонд в воду и постарайтесь достать несколько животных особей. Мистер Фостер, возьмите капитана – на вас растительность. Мы с мистером Бишопом займемся каменистыми образованиями. И помните, что у нас не более двух стандартных часов. Все, кроме Кирка, деловито кивнули. Тот открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Спок уже развернулся и направился вглубь каменистого острова. С точки зрения человеческой этики, он должен был выслушать Кирка, но справедливо посчитал, что раз уж тот настоял на своем присутствии в десанте научного отдела, то должен подчиняться его главе. И капитанским званием в этом случае можно пренебречь. Судя по тому, что возражений не последовало, так считал и Кирк. Работали молча и быстро. Чуть поодаль сосредоточенно плескались в воде Финн с Джейком; Кирк, к удивлению Спока, слушался Фостера во всем и помогал наполнять поясные контейнеры для образцов; Бишоп мерно постукивал миниатюрной киркой по складкам застывших вулканических пород. Пока только Спок, благодаря чувствительному вестибулярному аппарату, ощущал слабые подземные толчки. Но с каждым новым разом они становились все сильнее, и вот даже человеческая часть экипажа обеспокоено начинала переглядываться, когда камень под ногами заходился в слабых сейсмических судорогах. – Пока толчки не выходят за границы нормы, – по-своему попытался успокоить команду Спок, отлично видевший их тревогу. – Продолжаем работать. – А ты, я смотрю, – заворчал копающийся в земле Кирк, – настоящий тиран в работе, Спок. Он как раз обосновался в ближайшей земляной расщелине и неловко топтался над странноватым фиолетовым растением. Спок бросил на него быстрый взгляд и, осторожно отколов под пластом застывшей лавы кристаллический нарост, посоветовал: – Похоже, у этого растения ветвистая корневая система. Взрыхлите землю. Со вздохом Кирк послушался. От следующего толчка собравшиеся под ногами мелкие осколки каменистых пород с тихим стуком покатились вниз. Спок проводил их взглядом и предупредил Скотти, что в ближайшее время их, похоже, придется забирать очень быстро. К чести Кирка, тот только нахмурился и с двойным энтузиазмом взялся за свое задание. Спок искоса поглядывал на него, когда очередной толчок заставил его поднять голову. Гора, у подножия которой они стояли, содрогнулась, и спустила по своему боку стремительно разрастающийся оползень. Две драгоценные секунды Спок потратил на наблюдение за поднимающимся облаком пыли и огромными валунами, раскалывающимися при ударах о каменистый склон. – Уходим, быстро! Мистер Скотт, поднимайте нас! Ученые, лично вымуштрованные Споком, за один вдох подобрали все оборудование и помчались прочь от горы. Он проследил за ними, бросился было следом, но сдавленная ругань сзади заставила его остановиться. Обернувшись, он увидел, что капитана крепко держало за ногу то самое фиолетовое растение, которое тот так старался заполучить. Щупальцеподобные отростки оплелись вокруг ног, и из них на ткань сочился желтоватый сок. Спок взглянул выше и с нечеловеческой скоростью бросился назад. Он не думал. Реальность сузилась до осознания, что, если ничего не предпринять, Джим умрет, а Спок ни при каких условиях не мог этого допустить. Где-то на уровне подкорковых зон мозга, в самых глубоких пластах разума он не видел ценности большей, чем жизнь Джима. И ради ее сохранения готов был пренебречь собственным существованием. Им обоим невероятно повезло, потому что хищный куст рос прямо под взгорком, в котором была небольшая ниша. Ее хватило бы только на одного человека, и то свернувшегося в позу эмбриона, но большего Споку и не нужно было. Он подхватил Джима за талию, бросился вперед, разрывая прочные растительные щупальца, и с размаху впечатал тяжелое человеческое тело в каменистую поверхность. Упал на колени, навалился сверху, прижал собой, не давая даже вздохнуть, и замер. Джим ругался отчаянно и громко, пытался отпихнуть застывшее над ним тело; кричали что-то остальные члены десанта – Спок не слышал и не чувствовал. Он знал, что если сдвинется с места, Джим умрет. Все звуки, кроме оглушительного грохота, прекратились, когда свет над головой померк от плотной каменистой завесы. Острые осколки проскальзывали по голове, спине, плечам, даже ногам доставалось от особенно неуклюжих длинных камней, которые не могли катиться ровно. Боль от ударов очень быстро стала совершено монотонной, пульсирующей. Что-то трещало на спине и плечах, и Спок не смог бы сказать – ткань костюма это или же его собственная кожа. Пару раз раздался хруст. Все кончилось так же неожиданно, как и началось. Сквозь пыльное облако забрезжил слабый свет, в нос от вдоха – самого первого – забилась каменистая крошка, грохот камней стал удаляться. Руки Джима, вцепившиеся в складки защитного костюма на груди, медленно разжались. Качнувшись, Спок приподнялся, с облачком пыли тряхнул резко потяжелевшей, гудящей головой и не без труда сфокусировал взгляд на Джиме. Живой. Все будет хорошо. Джим был жив и даже, кажется, не ранен. Вместе с невероятным облегчением пришли и боль, и затрудненное дыхание, и головокружение. В попытке продиагностировать собственное состояние, Спок не сразу услышал обеспокоенный голос Джима: – Спок? Спок! Ох, дьявол, ты в порядке?! – Мое состояние… Спок запнулся от ощущения тепла на подбородке и удивленно провел языком по нижней губе. Кровь. Кровь была повсюду: вытекала пузырящимися струйками изо рта, капала из носа, рокотала в легких, впитывалась в волосы на затылке, струилась под остатками костюма на спине, наполняла ушные раковины. Остро пахло землей и медью. – Мое состояние, – попытался еще раз Спок, хотя Джим и так уже видел, что он ни черта не в порядке, – с-соответствует пережитым нагрузкам, капитан. – Блядь. Спок качнулся еще раз и охнул (недостойное вулканца проявление), когда крепкие руки схватили его за плечи, бережно уложили на колени и прижали к чужой груди. Мир перед глазами закачался – и не от сотрясения мозга, которое Спок уже успел у себя диагностировать, – а от того, что Джим мягко баюкал его в объятиях. Нелогично, хотел сказать Спок, но тот совершал эти движения инстинктивно, и они парадоксальным образом успокаивали. Даже истекая кровью и едва дыша от боли, Спок не хотел думать о надвигающейся смерти, когда Джим так крепко вцеплялся в плечи и иррационально по-человечески баюкал. В том, что выжить после таких повреждений не удастся, Спок не сомневался. – Скотти! Где вас там носит, мать вашу? Быстро телепортируй нас со Споком! У Джима был приятный голос, хотя речь изобиловала обсценной лексикой. – Да знаю я! – огрызнулся коммуникатор. – Сейчас, сейчас, я поднял ваших ребят, погодите, надо же перегрузить платформу. Мистер Скотт всегда много говорил, когда нервничал. Но, услышав про остальных, Спок испытал облегчение. Значит, с его коллегами из научного отдела все в порядке. По крайней мере, они на корабле. А вскоре поднимут и их с Джимом, и это тоже хорошо, потому что тот будет в безопасности. После короткого приступа кашля на губах вспенилась кровь. Руки сильнее вцепились в плечи, а ухо опалило яростным шепотом (на самом деле Спок едва слышал и не мог сказать, шепотом ли это было): – Я тебя в энсины разжалую, болван остроухий!.. Вообще-то спасение жизни не было подсудным поступком не только этически, но и в рамках устава. Спок хотел бы об этом сказать, но едва ли нашел бы силы спорить. Он хлюпнул кровью в глотке и шепнул, оправдываясь: – Ваша смерть рассматривается мной как наименее приемлемое событие… – Тогда я тебе тоже запрещаю умирать, коммандер, – огрызнулся Джим, сильнее прижимая к себе в этой нелепой пародии на объятия. Спок подумал, что, наверное, это была своего рода шутка. Он даже попытался улыбнуться – натужно, слабо, давая понять, что ценит желание Джима подбодрить его. Но тот только скривился и сильнее сжал руку. Спок вздохнул и потянул его ладонь к лицу. Вряд ли ему бы это удалось, если бы Джим не позволил, но тот повиновался слабому тянущему движению и вздрогнул, когда Спок прижался окровавленными губами к подушечкам пальцев. Невозможно было интерпретировать этот жест как-то иначе – это был поцелуй. – Я удовлетворен тем, – прошептал Спок, губами задевая короткие ногти Джима, – что вы в сохранности, капитан. Последнее, что он помнил, прежде чем сознание погрузилось в темноту – это как тот сильнее вдавил в себя и принялся шептать что-то успокаивающее о том, что их вытащат, все будет хорошо, Спок поправится, все выживут.

***

Спок не мог точно сказать, когда именно к нему вернулся слух, но первое, что он услышал, был голос Маккоя: – Этот ублюдок поправится, даже если мне придется надрать его зеленую задницу. Доктор был в своем репертуаре. Пожалуй, Спок даже как-нибудь откомментировал бы это в корне нелогичное высказывание, но выходить из лечащего транса было небезопасно. А в текущем состоянии и вовсе невозможно. На второй день этой сознательной комы Спок восстановился достаточно, чтобы понять – доктор Маккой сделал почти невозможное. Кости черепа были на месте, разорванное легкое сшито, мягкие ткани восстановлены, ребра зафиксированы органическим рассасывающимся гелем, и даже позвоночник, который, как сейчас стало понятно, треснул во время того обвала, был крепко зафиксирован в нужном положении. От Спока требовалось только как можно быстрее восстановиться. За время, что он провел в глубочайшем трансе, Спок успел привыкнуть к ворчанию Маккоя. Регулярные посещения Чехова, Сулу и Ухуры стали приятной неожиданностью, а заодно развлекли: со столь ограниченной возможностью к получению новой информации их разговоры были по-своему интересны. А вот поведению Кирка Спок не мог найти объяснения. Тот приходил в лазарет после каждой смены. Судя по стуку, укладывал на медицинский столик свой падд и начинал жаловаться: что он, мол, работает, а Спок совсем не помогает; что отчетов безумное количество, а Сулу не успевает со всем справляться; что Пайк пообещал надрать ему зад, когда узнал, что его первый помощник едва не погиб. Но гораздо чаще он хвастался и говорил, что Чехов – молодец, говорил, что Ухура выловила частоту андорианцев, говорил, говорил… А после брал падд и умолкал. Судя по комментариям доктора Маккоя, который с периодичностью в несколько часов навещал Спока, Джим в это время работал. Иногда он касался недвижимого тела Спока. Клал горячие и неожиданно тяжелые ладони на грудь, устраивал голову на бедре, а пару раз даже неуверенно потрогал костяшки пальцев. Споку это внимание было в новинку. Оно, хоть и помогало справляться с информационным вакуумом лечебного транса, вызывало слишком сильный эмоциональный отклик. Конечно, Спок ни на что не надеялся в отношении Кирка (тем более, надежда – нелогичное чувство), потому что тот ясно демонстрировал свои предпочтения в сексе, потому что они даже не были друзьями, потому что его устраивала текущая ситуация, потому что добровольное эмоциональное партнерство с Кирком было бы безумием. Но сердечный ритм нелогично сбивался от касаний и приятного тембра чужого голоса, дыхание учащалось и кровь приливала к лицу. Споку было неловко, ведь все эти колебания дотошно регистрировались на тихо попискивающем экране пульсоксиметра. Но если Кирк и обращал на это внимание, то, по крайней мере, оставлял без комментариев. Спустя две недели Спок вынырнул из сознательной комы, достал из руки катетер с питательным веществом и, не найдя никакой обуви, босиком, закутавшись в белую простыню (в разрезе медицинской рубашки виднелись спина и ягодицы), отправился искать Маккоя. Поиски долго не продлились – взъерошенный доктор сам прибежал в лечебное отделение, как только сенсоры показали, что его, вообще-то лежачий, пациент ушел гулять. – Какого черта, Спок? – без перехода возмутился он и потащил того обратно в кровать. Спок не мог ему сопротивляться, потому послушно вернулся к своей кушетке. Но ложиться на нее он не спешил. – Прошу прощения, доктор. Я хотел настоять на своем возвращении на службу. – Ты с ума сошел? Ты только что вышел из комы! – Лечебного транса, – поправил Спок. – Вы можете провести на мне все необходимые диагностические процедуры. Но чтобы сэкономить ваше время: фиксатор на реберных костях не доставляет мне неудобств, вы создали идеальные условия для скорейшего восстановления костной ткани, а основное отклонение от нормы в моем организме – это недостаток питательных веществ и незначительная атрофия мышц. Маккой недовольно поджал губы и Спока на кровать все-таки уложил. – Диагностика – так диагностика. Но пока я не буду уверен, что ты в состоянии дойти хотя бы от кают до мостика, я тебя отсюда не выпущу. Спок покорно вздохнул. Последующие несколько часов Маккой по отдельности проверял каждую его физиологическую систему, которая могла бы дать сбой после двухнедельного восстановления, но Спок действительно оказался вполне здоров. Так что скрепя сердце пришлось отпустить его в каюту. – Кстати, Спок, – окликнул его Маккой, пока тот одевался в накрахмаленную серую форму, чтобы дойти до своей комнаты. – Спасибо. Спок оправил на себе одежду и сморгнул. – Чем вызвано проявление вашей благодарности? – Джим. Спасибо, что спас его. Тем более рискуя собой. Спок мог бы сказать, что он заинтересован в сохранении Кирка едва ли не больше, чем Маккой, но озвучивать подобное посторонним людям не стоило. Потому он просто кивнул. – Я не считаю, что этот поступок требует признания, но этика социального взаимодействия обязывает меня среагировать: пожалуйста. – Боже, ты невыносим! – Маккой всплеснул руками и неуклюже пихнул в руки Спока ампулы с препаратами, которые тому следовало себе вводить. – Иди отсюда уже. В очередной раз подивившись излишне экспрессивной реакции доктора, Спок отправился в свою каюту. За время его отсутствия порядок в ней поддерживали на приемлемом уровне, но никакие важные предметы не были сдвинуты со своего места. Оставив заметку отблагодарить йомена за заботу, Спок взял падд, прилег на кровать и занялся изучением скопившихся за две недели материалов. Но уже спустя два часа его отвлек звуковой сигнал электронного замка. За дверью ожидал Кирк и смотрел почти обиженно. – Вас не было в лазарете, коммандер, – с порога начал он, проходя в комнату без какого-либо приглашения. Спок, вынужденный потесниться, проводил его пристальным взглядом, выпрямился и сцепил руки за спиной. – Капитан, – приветствовал он. – Да, мой организм уже в приемлемом состоянии, и нахождение в медотсеке не имеет смысла. – Мог бы и предупредить. Спок сморгнул, удивленный неожиданным переходом на «ты». Не то чтобы его волновали такие формальности. – Прошу прощения. Я не знал, что стоило вас информировать до выхода на смену. Кирк вздохнул, потер переносицу и как-то обмяк. Напряжение, свидетельствовавшее об определенном эмоциональном дисбалансе, словно стекло с его тела. – Ладно, забудь. Как ты? – Мое состояние удовлетворительно. – Ха, действительно. – Кирк как-то странно усмехнулся и потрепал волосы у себя на затылке. – Слушай, я… хотел поблагодарить. И извиниться. Спок напрягся. Он понимал, какое именно событие станет темой для разговора, и не хотел ее поднимать. Помимо собственной излишней эмоциональной реакции, он сам провинился перед капитаном и должен был принести извинения. Но не успел – Кирк продолжил непривычно нервным тоном: – Прости, что спустился с вами, хоть ты и предупреждал. Мне правда жаль, что ты так пострадал из-за меня. Он умолк, прошелся туда-сюда и с неожиданной горечью выпалил: – Просто это важно, что, как капитан, я должен быть готов первым встретиться с опасностью. Я не могу отсиживаться в капитанском кресле, пока кто-то из моего экипажа рискует жизнью. А вот это было неожиданно. Спок нервно провел языком по нижней губе и переступил с ноги на ногу. Он не был подкован в ведении бесед об этической и эмоциональной составляющей человеческой культуры, но какая-то реакция от него, очевидно, требовалась. Он ответил как мог: – Технически подвергать себя риску не является вашей обязанностью. Более того, как капитану, вам рекомендуется бережно относиться к своей жизни, чтобы в критический момент взять на себя управление кораблем. – Господи, Спок, я не про устав! Экипаж должен видеть, что я не трус, что я готов рисковать ради своей команды. – Сомнительно, что я способен выступить корректным советчиком в данной дискуссии. Однако я не ставлю вам в вину спуск на планету. Вы – капитан, и вольны принимать те решения, которые считаете нужными. – Я просто… а, черт с ним! – Кирк медленно провел ладонью по лицу. – В любом случае, спасибо, что спас мне жизнь. Не знаю, смогу ли я как-то отдать тебе долг. Споку в новинку была мысль, что импульсивный поступок, продиктованный страхом, может заслуживать благодарности. Он потратил около секунды на понимание, что человеческая культура рассматривает такие действия как услугу, а не эгоистичное удовлетворение собственных желаний. И на эту благодарность нужно было как-то ответить, учитывая разницу восприятия. Спок выбрал наиболее обтекаемую формулировку: – Забота о вашем состоянии – одна из моих непрямых обязанностей. Таким образом, мои действия не выходили за рамки служебных полномочий. «Ложь». Конечно же, ложь. Спок не думал тогда ни о каких обязанностях. И его срыв – постыдный, недостойный вулканца – ярче слов говорил о том, сколько личного было в его желании сохранить жизнь капитана. Но тогда, истекая кровью в чужих, иррационально желанных объятиях, Спок был уверен в своей смерти. И показать свою привязанность хотя бы так – неловким и откровенным для его культуры поцелуем – казалось очень естественным. Они с Кирком помолчали. – Капитан, – наконец подал голос Спок, изъевший себя за эти пару секунд тишины. – Если вы позволите, я тоже хотел бы принести вам свои извинения. Кирк выглядел удивленным и вскинул бровь, показывая, что слушает. Спок повинно опустил голову: – Я солгал. Я обещал, что рецидивов эмоционального характера с моей стороны не будет, и нарушил свое обещание. Учитывая, что это повторный случай, само наличие извинения видится мне некорректным. Однако я должен донести до вас, что сожалею о содеянном. – Погоди. Стой. Ты о чем сейчас? Спок был спокоен и собран, и тем страннее казалось ощущение тепла на щеках и кончиках ушей. Стыдно. – Возможно, вы пребывали в состоянии шока и забыли. Но на планете я инициировал физический контакт интимного характера и… – Ты о?.. – Кирк неопределенно помахал рукой, которую Спок, умирая, прижимал к губам. Того хватило только на кивок. – Я не злюсь. Слушай… просто забудь. Я благодарен тебе за спасение, вне зависимости от того, инициировал ты там какой-то контакт или нет. – Кирк выдохнул и сделал шаг вперед, протягивая руки. – Что вы делаете?! – У Спока, сжатого в крепких капитанских объятиях, в голосе прорезались едва уловимые панические нотки. Он крепче вцепился в собственные пальцы за спиной и попытался избежать несанкционированного тактильного контакта. – Это называется объятия, Спок. Я тактильно выражаю тебе благодарность за твои действия, – вкрадчиво пояснил Кирк, не позволив Споку спастись бегством. – Это было необязательно, капитан. И все еще необязательно. Я могу попросить вас прекратить реализацию этих действий? Кирк странно фыркнул, но объятия расцепил, отступил на шаг и пристально посмотрел на нервно оправляющего форменку Спока. – Ладно, коммандер. До завтра, встретимся на мостике. – До свидания, капитан, – даже не подняв взгляда, ответил Спок. Сердце непривычно сильно колотилось под легкими. Ему не хотелось даже думать, какая именно эмоция из возможных была этому причиной.

***

Кирк Выйдя в коридор из каюты своего старпома, Джим тяжело вздохнул. Разговор со Споком не клеился. Не то чтобы он ожидал от вулканца хоть какой-то эмоциональности, но… Эй, он наконец поверил! Он, конечно, знал, что Спок не может врать. Но именно в тот момент, прижимая к себе изломанное, еще более угловатое, чем обычно, тело Спока, Джим поверил, что тот действительно… эмоционально заинтересован. Не может существо, столь бездумно бросающееся на помощь, столь ласково касающееся, быть равнодушным. И вот, он поверил, а Спок вел себя совершенно так же: отстраненно, прохладно, с официозом. Извинился только, да и то настолько сухо, будто ему противна была сама мысль о прикосновении к своему капитану. Это было почти обидно. Джим понимал, что причины его обиды вызваны детским эгоизмом, но те две недели, что Спок провел в коматозном состоянии, он силился уложить в голове сам факт наличия у того романтической привязанности, а потом изводился, в попытках понять: как бы оградить своего первого помощника от подобных эмоций? Джим не мог похвастаться большим опытом влюбленностей, но однозначно мог сказать одно – в невзаимном варианте это переживание было болезненным и неприятным. И было бы правильно проявить к Споку какое-то сочувствие, помочь пережить это состояние. А того это будто не волновало – он вел себя как обычно. И не собирался вести себя по-другому, судя по всему. Следующее же утро Джима началось с письма на падд, в котором значились все недочеты, помарки и ошибки, которые он или Сулу допустили в отчетах. После, уже на мостике, Спок снова высказал ему за двухминутное опоздание. И если поначалу Джим собирался поинтересоваться состоянием Спока, возможно, попытаться поговорить о «наиболее желательной стратегии дальнейшего поведения», то потом покачал головой и решил не трогать его лишний раз. Такой позиции он придерживался и впоследствии. В конце концов, какого черта его должно было волновать состояние его старпома? Да, тот спас ему жизнь; да, отлично выполнял свою работу; да, подстраховывал в опасных ситуациях. Но в повседневной жизни вел себя так, будто Джим был пустым местом, причем очень назойливым. Это больше походило не на «романтическую привязанность», а на хитроумное издевательство. Но, сколько бы Джим ни гнал от себя мысли о Споке, те все равно возвращались. Каждый долбанный раз, когда тот, даже не поворачиваясь от своей научной станции, высказывал ему что-то вроде «Капитан, культура альтарианцев…», Джиму хотелось огрызнуться. Но он вспоминал выражение лица израненного Спока, слабо сжимающего его ладонь, и стискивал зубы, чтобы смолчать. Каждый долбанный раз, когда Спок просто обрубал любой разговор, не связанный с работой, он вспоминал это лицо. Каждый. Долбанный. Раз. Несложно догадаться, что в какой-то момент Джим не выдержал. После дипломатической миссии, закончившейся удачным договором между научными подразделениями Бетазеда и Земли, Спок нейтрально сообщил, что во время переговоров неприемлемо инициировать близкий эмоциональный контакт (читай, флирт). Джим тогда выдохнул, дождался возвращения на корабль и отвел Спока в небольшую переговорную близ транспортаторной. – Мистер Спок, – с холодной злостью проговорил он, – вы ревнуете? Да, это был удар ниже пояса, но он уже не мог это выносить! Спок же выглядел скорее озадаченным, чем оскорбленным или расстроенным. – Прошу прощения? – Твое мнение о том, что я не могу флиртовать с дипломатами, основано на ревности? – спросил Джим максимально понятным Споку языком. – Под ревностью вы подразумеваете негативное чувственное переживание, основанное на заблуждении, что объект эротического интереса принадлежит другому индивиду? – Именно. Спок выглядел задумчивым. – В таком случае нет. Я опирался на постановление устава, в котором нет прямого запрета на эмоциональные манипуляции, но есть рекомендация их избегать. – По-твоему, результат переговоров неудовлетворителен, Спок? – Напротив. Статистическая вероятность столь успешной договоренности была крайне мала. – А ты понимаешь, – продолжал давить Джим, – что это результат, как ты выразился, «эмоциональной манипуляции»? Теперь Спок выглядел по-настоящему задумавшимся. Потерянным даже. Он так долго молчал, что Джим успел подостыть. – Вы хотите сказать, что на решение посла Деневры повлияла ваша манера коммуникации? – Да, черт подери! Спок моргнул. – Поразительно. В таком случае я снимаю свои претензии, однако доношу до вашего сведения, что, даже несмотря на эффективность подобных средств, они не являются желательными. И все? Джим в неверии уставился на Спока, который привычно вытянулся по струнке и разглядывал его безо всякого явного выражения. – Теперь я могу вернуться к своей службе, капитан? – Да… нет, нет, подожди! Не то чтобы Джим действительно думал, что разговор как-то сработает. Но ведь сейчас же помогло просто сказать! Так почему бы и нет? – Я слушаю. – Спок, насчет твоей манеры высказывать мне замечания на мостике… – Джим замялся. – Да? – Ты понимаешь, что это подрывает мой авторитет капитана? – Целесообразно вносить коррективы в работу во время ее осуществления, а не после. Я не рассматривал этического подтекста подобной коммуникации. Что? То есть он делал это не специально?! Джим медленно выдохнул. – Да, ты, конечно, прав, Спок, но я могу попросить тебя не делать это при всех? Сам подумай: что это за капитан, которого собственный первый помощник ни во что не ставит? Спок выглядел почти возмущенным. Он вздернул голову, опасно раздул ноздри, и… боже, до чего непривычно и занятно смотрелось на его лице хоть какое-то выражение. – Мое поведение не является пренебрежением, капитан. Я… – Знаю-знаю. Но такова уж природа рас, признающих эмоции. – Удивительно нелогично. – Что поделать? – Джим развел руками. – Так я могу тебя попросить не озвучивать прете… коррективы при всех, если ситуация не критична? – Конечно, сэр. Впредь я выберу иную форму. Джим сморгнул. И все? Так просто? То есть Спока можно было просто попросить? Хотелось рассмеяться то ли от облегчения, то ли от собственной недогадливости – такое элементарное решение проблемы просто не приходило ему в голову. Спок всегда выглядел таким упрямым, холодным, непоколебимым (не считая того, что испытывал что-то к собственному капитану), что обычная просьба казалась чем-то из разряда фантастики. – У вас есть еще какие-нибудь пожелания, капитан? – Нет-нет, можете идти, мистер Спок. Тот склонил голову в знак прощания и стремительно вышел из переговорной. Джим медленно осел на жесткий стул. Просто попросить. Просто попросить, черт бы побрал этого совершенно непроницаемого вулканца!

***

Джим мог бы сказать, что с того момента общение со Споком стало комфортнее. Тот не всегда шел на уступки, но, как оказалось, если обосновывать свои просьбы, Спок мало того, что соглашался, а еще и был благодарен, что нашелся кто-то, готовый дать ему адекватное объяснение поведения окружающих. До Джима стало доходить, сколь беспомощен был его старший помощник во всем, что касалось эмоциональной и этической стороны человеческого взаимодействия. Его очень точный, но простой ум не улавливал эмоциональных подтекстов, пока ему о них не говорили. И, судя по всему, Джим был первым, кто ему все это объяснял. Но вместе с простым пониманием, что Спок может и хочет идти на контакт (хотя их общение все еще было совершенно формальным, построенным на обмене информацией), вновь встала проблема его эмоциональной привязанности. Хотя он никак это не проявлял, Джим знал. И не имел ни малейшего представления, что с этим делать.

***

Через две недели после памятной дипломатической миссии Джим отпустил экипаж в увольнительную на одной из планет-курортов. Он не ожидал, что Спок спустится со всем экипажем. И когда обнаружил до боли знакомый вулканский профиль за барной стойкой какого-то небольшого клуба, в котором играл телларитский аналог блюза, ему захотелось развернуться и уйти. Но симпатичная молодая андорианка грела руку боком и льнула всем телом – игривая, уже подвыпившая. В его крови струился алкоголь, и, если так подумать, почему Джима должна была напрягать реакция Спока? Он – здоровый молодой мужчина и в няньки невыносимому вулканцу не напрашивался. Но, пройдясь мимо Спока и взяв у бармена ключи от комнатушек на втором этаже, Джим испытал практически разочарование. Спок молча кивнул ему в знак приветствия и, не потрудившись даже объяснить, как оказался в этом клубе, пригубил синеватый напиток в стакане. Не было в его взгляде глубокого, затаенного огонька – ревности? ярости? – к которому Джим привык и который, самое настораживающее, хотел видеть. А, неважно. Какая разница? Его ждало кое-что более приятное и менее эфемерное, чем проявление Споком каких-то эмоций. Андорианка, распластанная на постели, стонала и извивалась, когда Джим вылизывал ее – широко и с силой, придерживая бедра и глотая вязкую пахучую смазку. Когда он навис сверху, тяжело опираясь о кровать по бокам от ее головы, она обхватила его ногами и зарычала, впилась в плечи, раздирая кожу. В своем неприкрытом животном желании она была удивительно красива, и он легко накрыл ее губы своими, ловя судорожный вздох. Джим двигался на ней, слушал её захлебывающиеся стоны и почему-то представил вдруг Спока, стоящего сейчас у барной стойки, потягивающего эту свою голубую бурду, и на душе стало гадко – мысль о том, что он трахает кого-то, отойдя от Спока всего ничего, была неприятной. Тоскливо было вспоминать потухший взгляд, который тот бросил им (Джиму и андорианке) вслед. Да к черту все! Будто он что-то должен был Споку, будто бы поклялся в вечной верности или хрен знает чем еще. С чего его вообще должно было все это волновать?! Спок. Скотина. Бесчувственная скотина. Андорианка зашипела от слишком яростных толчков и укусила Джима за шею. Тот вздрогнул от боли, сморгнул, прогоняя пелену ярости, и, шепотом извинившись, задвигался мягче, размереннее. Больше он не отвлекался ни на что. Кончая, он вдруг подумал, что был бы не против, если андорианка была бы черноволосым мужчиной. Ну, например, Споком. Эта мысль показалась столь дикой, что, повалявшись на кровати пару минут, Джим решительно встал, оделся и на вопросительный взгляд андорианки сказал, что та может найти его внизу. Проходя мимо Спока, он заметил, как тот чуть заметно сморщил нос. Спустя пять минут, уже в компании своей сегодняшней пассии, он обернулся, но своего первого помощника на месте не обнаружил.

***

Спок двигался красиво. Джим раньше не обращал на это внимания: первый офицер казался настолько безэмоциональным, сухим, отстраненным, что не сразу бросалась в глаза его грация. Это не было похоже на то, что обычно вкладывали в слово «грация» люди. Никакой медлительности, никаких лишних движений. Но Спок будто бы замирал недвижимым изваянием, а потом мгновенно перетекал в состояние подвижности. У него была яркая мимика. Джим не понимал, как, свято уверовав в миф об отсутствии у него эмоций, никто не замечал его живого выразительного лица. Да, Спок не улыбался широко, не скалился, не опускал уголки губ, но даже мимолетных движений было достаточно, чтобы понять эмоциональный подтекст его слов. В каком-то смысле было забавно, что, похоже, даже сам Спок не догадывался об этом. У Спока было красивое тело. От отца, как понял Джим, он унаследовал плотное и устойчивое телосложение, широкие плечи, тяжелый костяк, но это только добавляло его постоянно вытянутому по струнке силуэту человечности. При этом он не был тяжелым – тогда, после каменного обвала, Джим легко дотащил истекающее кровью тело до носилок Боунза. И дело было не в зашкаливающем уровне адреналина. Иногда Джим ловил себя на мысли, что хотел бы коснуться обнаженного Спока, прижать к себе, почувствовать, как его ноги обхватывают бедра, легкие сдавливает в крепкой хватке рук. И наоборот – ощутить плотное и сильное тело у себя за спиной, чуть прохладные ладони, гуляющие по груди. Эти мысли были неправильными, но каждый раз Джиму приходилось как-то справляться с появившимся стояком. И не то чтобы у него никогда не было мужчин, хотя предпочтение он отдавал все-таки леди (или индивидам, чью половую принадлежность определить было затруднительно). Просто Спок... это Спок. Далекий, слишком далекий, совсем не человек. И даже знание о том, что тот был влюблен, даже ставшая очевидной беспомощность того перед этическими вопросами не могли заставить Джима поверить в то, что он может просто подойти и получить своего первого помощника. Это начинало превращаться в навязчивую идею. Джим готов был проклясть тот момент, когда Спок признался ему в чувствах. Проклясть себя за то, что вообще спросил про срыв своего первого помощника. Если бы не это, он не ловил бы себя на совершенно неприличном разглядывании Спока.

***

В какой-то момент это навязчивое влечение стало невыносимым, и Джим вспомнил, что вообще-то никогда не делал трагедий из того, что касалось постели. Он хочет Спока? Он его получит. Тем более, влюбленность всегда давала сто очков вперед в ситуациях, когда хотелось кого-то заполучить. Опасаясь растерять решительный настрой, Джим не стал откладывать дело в долгий ящик. Он быстро выяснил местоположение Спока и направился в лаборатории, несмотря на поздний час. В конце концов, раз Спок еще не спит, значит, Джим его особо и не побеспокоит. В лаборатории было тихо и безлюдно. В белом свете чернильным пятном выделялась макушка Спока, склонившегося над столешницей. На звук двери он поднял взгляд из-под пластиковых защитных очков и велел: – Возьмите на стойке справа очки и респираторную маску, капитан. Щелочные пары могут повредить вашу слизистую. Джим принюхался и скривился – в воздухе и правда витал резкий, выедающий горло запах. Судя по всему, над столом Спока его концентрация была гораздо выше (хотя тот ограничился только очками), так что он послушался, нацепив необходимое оборудование и пробираясь вглубь лаборатории. Перешагнув по пути толстые щупальца какого-то растения, он вспомнил, что Сулу жаловался на хищный росток, который в последнее время вел себя агрессивно, и старался не думать о том, что речь была об этом развалившемся на полу чудовище. Затянутый в белоснежный лабораторный халат Спок работал над проекционной моделью ДНК (знаний Джима хватило только на то, чтобы понять, что ДНК принадлежала растению). Руки коммандера были оплетены тонкими металлическими нитями перчаток-манипуляторов, чем-то напоминавших стальное кружево. Идиотская ассоциация. Джим поерзал и кашлянул, привлекая внимание. – Да, капитан? – не поднимая головы, произнес Спок. Гудела люминесцентная лампа. Джим тронул его стерильно-белое плечо: – Спок… Я тут подумал… – Похвально. – Перестань, – скривился он. Голос из-под маски был глухим. – Я подумал и немного разобрался в себе… – Джим взъерошил волосы. Черт, с девочками в баре намного проще. – В общем, я решил, что ты мне тоже нравишься. Ну, ты неплох собой, и, вообще, мы начали ладить. И раз уж я тебе тоже нравлюсь, так почему бы нам… Ну, не начать так называемый «секс без обязательств»? Как тебе идея? Спок что-то мурлыкнул под нос, замысловатым движением пальцев развернул модель ДНК и ровно произнес, не поднимая взгляда: – Вы использовали не совсем верный термин, сказав, что просто мне нравитесь. Я вас люблю и поэтому не намерен вступать с вами в кратковременные сексуальные контакты. Джим моргнул. Раз, другой. Все еще гудела лампа, мерцала голопроекция, тихо позвякивали споковы пальцы, касаясь друг друга. – Что? Спок замер на секунду, осторожно достал фрагмент нуклеиновой кислоты и повторил: – Мое эмоциональное состояние подходит под термин «влюбленность», что является более сильным переживанием, чем симпатия. И так как оно сопряжено с рядом негативных проявлений и привязанностей, я отклоняю ваше предложение. Джиму показалось, что его ударили под дых. Это было чертовски обидно – вот он, принес себя, предлагает, а Спок… – Погоди, так ты что, не хочешь? Тот не ответил, продолжив сосредоточенно возиться со своей моделью. Задетый Джим схватил его за плечо. – Спок! Я думал, ты меня хочешь. Так что не так? Спок резко замер, впервые за разговор проявив хоть какие-то эмоции. Можно было увидеть, как сильно напряглись желваки на его лице, но, когда он заговорил, голос звучал бесстрастно: – Уберите руки, капитан. Джим послушался, и тогда Спок все же соизволил повернуть голову в его сторону. В затемненных снаружи стеклах очков отражалось лицо Джима. Уголки красивого рта были скорбно, почти горько опущены. Голос был бесстрастен, но едва слышно звенел – будто еще чуть-чуть, и сорвется то ли на злой рык, то ли на бессильный шепот. – Возможно, вас это удивит, но мое желание не сводится только к потребности погрузить свой пенис в подходящее физиологическое отверстие. Несомненно, я вас хочу: ваше тело, ваш разум, ваше расположение и ваши эмоции. Но также я в достаточной степени осведомлен, что близость для вас включает только первый пункт. Таким образом, ни о какой удовлетворительности контакта нет и речи. Спок, кажется, прикрыл глаза. Тяжело выдохнул и продолжил, уже чуть спокойнее: – Я не знаю, какие побудительные мотивы подтолкнули вас к этому решению. Жалость? Вы сочли представителя вулканской расы достаточно экзотическим партнером, ввиду нашей численности? Просто интерес? Или вы хотите рассматривать меня как очередную победу на интимном фронте? Собственно, это не так важно. Мои… мои эмоции и без этого достаточно сильны, чтобы я позволял провоцировать себя еще и физической близостью. Поэтому мой ответ: нет. Не то чтобы Спок не был прав, Джим действительно не руку и сердце ему тут предлагал. Но все же, привыкший получать то, что хотел, он был огорошен. – Хорошо, – сквозь зубы процедил он. – Ломайтесь. Я предложил вам все, что мог. И вышел из лаборатории, не дожидаясь ответа. Влетев в каюту, он выдохнул, шумно и раздраженно выругался. Чертов вулканец – залез в его голову, снился ночами и не желал хоть как-то пойти навстречу. Только смотрел вечно влажными здоровенными глазами как на пустое место и говорил о каких-то там чувствах. Тупой вулканский ублюдок. Хорошо, хорошо. Джим отдышался, запрокинув голову. В памяти снова – снова! – слишком четко всплыл образ израненного Спока, из последних сил сжимающего его ладонь. Возможно, он тоже был не прав. В любви Джим понимал немного, довольствуясь тем, что можно было взять без труда – поцелуи, объятия, секс, развлечения. Нельзя было сказать, что он презирал романтические влюбленности, но, единожды переболев этим в подростковом возрасте (и справедливо сочтя, что юношеское безумие мало сходно с чувствами взрослого человека), он предпочитал избегать повторения. Да и стараться особенно не приходилось: он не привязывался к тем, с кем спал. Заполучить партнера на ночь никогда не составляло ему труда, вне зависимости от пола или биологической принадлежности. Неожиданное упорство Спока задело, разозлило и раззадорило. «Эй. Хорошо, – успокаиваясь, подумал Джим. – Я неправильно тебя понял. У каждого свои заморочки. Но я тебя хочу, и ты меня хочешь. Значит, надо действовать медленнее».

***

Утром Джим просил прощения. Глядя в глаза и предельно честно. – Прости, – говорил он. – Я был не прав. Я не должен был предлагать так. Спок смотрел на него с подозрением, вздернув бровь. И Джим изобразил бы честность, но он и так был честен. Ему было жаль. Спок вздохнул, сцепив руки в замок, наклонил голову и нейтрально произнес: – Я принимаю ваши извинения, Джим. Тот просиял: – Отлично! Вы сейчас в лабораторию, так? Тогда встретимся на обеде. Спок поджал губы, но ничего не сказал, отвел взгляд. Джим похлопал его по плечу и вызвал лифт. И пропустил вперед. В его голове зрел план на время увольнительной. Но раз он собирался до конца оставаться джентльменом, Спока о своих намерениях стоило хотя бы предупредить. Поймать того в тихой обстановке удалось только спустя пару дней. Завидев одинокую глянцевую макушку в столовой, Джим уверенно устремился в ту сторону, беспардонно плюхнулся на стул напротив и подпер голову рукой. На лице против воли расплывалась самодовольная гримаса. – Как насчет свидания? – вместо приветствия спросил он. У Спока было такое лицо, будто бы он чуть не выплюнул на стол странную зеленоватую массу, которую пережевывал. Вместо этого он шумно проглотил ее и ровно ответил: – Нет. – Почему? Джиму хотелось ответить жестче, но он сдержался. Если он хотел победить на этом поле боя, он должен был вести себя так же сдержанно, как и Спок. – Анализ вашей прежней сексуальной активности дает основания полагать, что «свидания» не входят в перечень обычных ваших практик, а целью интимной близости вы видите непосредственно копуляцию. К этим фактам стоит суммировать то, что отказ является для вас непривычным исходом ухаживаний, и наиболее вероятно, что мою позицию вы расценили как вызов. Очевидно рассчитывая на физическую доступность ввиду испытываемых мной эмоций. Таким образом, я склонен предположить, что вы намерены добиться озвученной вами цели – то есть вступить со мной в кратковременные сексуальные отношения. Потому я повторюсь: нет. Спок проговорил это на двух вдохах, перевел дыхание и флегматично принялся доедать остатки своей порции. Джим уложил локти на стол, наблюдая, как тот расчленяет уныло выглядящую зелень, и подпер голову руками. Предположение Спока было не то чтобы не обосновано – нет, он имел полное право делать выводы о наличии у Джима подобных мотивов, но сейчас он ошибся – тот предлагал свидание исключительно ради свидания. То есть от секса он бы тоже не отказался, но уже понял, что будет неплохо узнать Спока получше, прежде чем тащить его в постель. Решив завоевать доверие Спока, Джим не собирался превращать это тонкое дело в фарс. – Вы не правы, мистер Спок, – мягко сказал он. – Желал бы я сейчас секса – предложил бы секс, как сделал это ранее. Сейчас я предлагаю вам свидание. Мы можем просто спуститься во время увольнительной вместе, где-нибудь пройтись, что-нибудь посмотреть, пообедать. Просто провести время вместе. Что скажете, мистер Спок? Спок прекратил размазывать по тарелке зеленые волокна и, собрав их вилкой, отправил в рот. Джим вежливо дожидался ответа. – Но в сексе я вам отказал, – парировал Спок, когда дожевал. – Даже в том случае если вы действительно желаете со мной отношений, я не намерен вступать с вами в хоть сколько-нибудь интимный контакт, капитан. Что? Джим почувствовал себя, мягко говоря, огорошенным. Ладно секс – знавал он романтичных сверх меры девчонок, которые не шли на контакт без букета цветов и трех свиданий. Но Спок, выходит, даже отношений с ним не хотел? Тогда какого вообще хрена?.. – К сожалению, – продолжал Спок, игнорируя ступор Джима, – у меня уже есть планы на эту увольнительную, капитан. Прошу простить. Тот поднялся, удивленно сморгнул и натянуто улыбнулся Споку: – Хорошо. Я надеюсь, мы все-таки увидимся во время увольнительной. Конечно, они увидятся. Джеймс Тиберий Кирк так просто не сдается. И он вышел, оставив Спока наедине с тарелкой. Его, конечно, обескуражило заявление об отношениях, но, если вдуматься, тем было лучше. Если Спок не был намерен начинать что-то серьезное, Джиму не нужно было и волноваться о его эмоциях. В существовании которых он опять сомневался.

***

План был разработан заранее. Даром что повод вытащить Спока на прогулку долго искать не пришлось. Даже будучи далеким от естественнонаучных дисциплин, Джим слышал про крупнейшую в Федерации выставку минералогических достижений. Местом проведения была уникальная база Вита Сергаса – целый город, раскинувшийся на огромном планетоиде. Тот имел весьма нестабильную орбиту, так что пришлось постараться, чтобы сделать его пригодным для жизни. Сейчас это был полностью обустроенный космический объект с плотной атмосферой, поддерживаемой вмонтированной гравитационной установкой. Огромные деревья, генерирующие достаточное количество кислорода, торчали из каменно-земляной глыбы и издалека напоминали зеленоватый мох. Энергетическое поле, защищающее от космического мусора, то и дело вспыхивало лиловым (размера искусственной атмосферы не хватало на то, чтобы вся мелочевка сгорала в ней). Вода плавными течениями струилась по вытянутому силуэту планетоида. В общем, Джим понимал, почему именно Виту Сергаса выбрали местом проведения выставки – она была одной из красивейших баз Федерации и не имела ничего общего с привычными металлическими и уродливыми конструкциями. Но в первую очередь его волновали не красоты, а план под кодовым названием «Как заинтересовать Спока». И чтобы его реализовать, пришлось изрядно потрудиться. Для начала, достать билеты на выставку оказалось не так-то просто – пришлось подергать за не совсем официальные ниточки, чтобы стать обладателем двух приглашений. Не легче было добиться задания, которое позволило бы отправиться к Тете Скорпиона – двойной звезде, вокруг которой и обращалась база-планетоид. И самый главный пункт грандиозного замысла Джима: скрыть от Спока тот факт, что на время проведения выставки, «Энтерпрайз» будет находиться у Вита Сергаса.

***

Судя по тому, с какой кислой физиономией Спок бродил по расположившемуся на орбите Базы «Энтерпрайзу», последний пункт Джим выполнил идеально. В противном случае, Спок сам достал бы себе билет. Ну что ж, пока все шло по плану – осталось только не напортачить в процессе. Спока Джим поймал у дверей в турболифт, когда тот возвращался к себе после сокращенной на время увольнительной смены – разговаривать при всех ему не хотелось. – Спок, – окликнул он, просачиваясь в закрывающиеся лифтовые двери. – Стой. Я с тобой. Тот чопорно поджал губы, демонстрируя, что обошелся бы и без компании. Но он всегда так себя вел, так что Джим не смутился, отправил лифт на жилые палубы и обратился к Споку: – Ты ведь сейчас спускаешься на базу? Я могу составить тебе компанию? – Как скажете, капитан, – отозвался Спок. – Однако я намерен сменить форму на одежду, более подходящую для увольнительной. – Так и я в форме не пойду. Встретимся в транспортаторной через полчаса? Спок дернул плечом, мол, боже мой, да как хочешь, и Джим, как хороший мальчик, проводил его до каюты. Пока неплохо. В конце концов, он опасался, что от ворот поворот ему дадут еще на вопросе, будет ли Спок вообще спускаться на базу. На Вита Сергаса была отличная погода (спасибо климатическим установкам) и остро пахло озоном. На восточной стороне планетоида наступал вечер, и то тут, то там зажигались уличные фонари с приятным желтоватым светом. Жизнь тут не останавливалась даже ночью – при десятичасовых-то сутках. Спок с мрачным видом оглядел окрестности (в транспортаторной он пытался объяснить, что ему нужно вообще на другую сторону базы, но Джима было не переубедить) и как-то очень торопливо сказал «капитан, думаю, нам следует разойтись». Джим вцепился в него как клещ, и, не дослушав, выпалил: – Ты ведь знаешь, что тут проходит крупнейшая выставка минералов с изученных планет? Спок на слово «выставка» сделал стойку. Фигурально выражаясь. – Да, – медленно сказал он. – Я осведомлен об этом. – Хочешь ее посетить? – Я не имел представления, что «Энтерпрайз» будет находиться на Вите Сергаса, потому не озаботился своевременным приобретением билетов. Джим засиял самодовольством и сообщил: – У меня есть билеты. Хочешь? Так, должно быть, выглядело грехопадение вулканца. Джим успел достаточно изучить мимику Спока, чтобы уловить на его лице все: смятение, обиду (он был совсем неглуп и мог догадаться, что все это – авантюра Джима), негодование и желание. Восхитительное было зрелище. Наконец, после продолжительного молчания, Спок вздохнул и обреченно произнес: – Это будет приемлемо. – Отлично! Джим оскалился совсем беспардонно – если бы змей-искуситель из христианских верований существовал, то мог бы им гордиться. И уверенно направился из транспортаторной комнаты на центральную площадь, а оттуда дальше, к огромному выставочному павильону. Собственная маленькая победа пьянила, хотелось совершенно по-детски подпрыгивать. Хотя, скорее всего, виной тому была низкая гравитация, составлявшая семь десятых от земной. Уже внутри павильона перед Джимом развернулось Откровение – в виде Спока. Нет, первый офицер вел себя прилично, он не бегал от стеллажа к стеллажу, не хлопал в ладоши, как какой-то почтенный андорианский старик, мимо которого прошел Джим. Он чинно бродил между витрин, кивал присутствующим знакомым (удивительно, но у него были здесь знакомые… как тесен научный мир), но глаза у него сияли, и он замирал у особо редких экземпляров, склонив по-птичьи голову и остановившимся взглядом уперевшись в какой-нибудь невзрачный камушек. Джим тоже побродил, встретил своего профессора по ботанике, они поболтали о его диссертации о двудольных, и он вновь присоединился к Споку. Тот, уже полностью погрузившийся в удивительный мир минералов, скосил на Джима взгляд и непривычно робко начал, кивая на какой-то черный слоистый минерал: – Этот экземпляр был добыт из осколков Прайм Новы. Так как ее фрагменты рассеяло по всему квадранту, а такая структура минерала была встречена только на них, этот образец очень редок. – И замолчал. Джим ободряюще кивнул ему, показывая, что слушает. Спок сразу же оживился, буквально забрасывая какими-то фактами, не упомянутыми на экране-справке у минерала. А потом вовсе взялся за рукав и повел к другому стеллажу. А потом еще к одному. Он рассказывал об образцах и планетах, на которых те были добыты, вспоминал огромное множество по-настоящему забавных деталей, а потом извинялся. Мол, «если мои комментарии неуместны, прошу прощения, капитан, но за время преподавания в Академии я заметил, что представители эмоционально лабильных рас лучше усваивают материал, если добавлять вкрапления информации, отвечающей их представлению о юморе». Посмеивающийся от истории про незадачливых шахтеров Джим мотал головой – никаких извинений, все отлично, продолжай. Да и как прервать-то? Спок, пытающийся шутить… да это зрелище стоило побольше парочки редких минералов с границ квадранта! А потом Спок повел его в зал с кристаллами и кремниеподобными материалами. И тут уже Джим навострил уши – он хорошо программировал и разбирался в архитектуре процессоров, но даже он не знал столько об устройстве световых кристаллических анализаторов или об экспериментах над пространством-временем для ускорения прохождения фотонного сигнала по граням оптического процессора. Спок остановился, только когда их прервал явственный звук урчания – желудок Джима напомнил о себе в самой беспардонной форме. Спок посмотрел на своего капитана, словно в первый раз заметил, и извинился. А потом случилось и вовсе невероятное – сказав, что выставка на удивление обширна, он затеплел ушами. Спок! Джим рассмеялся, когда сумел прекратить пялиться на позеленевшие острые кончики: – Случается с лучшими из нас, Спок. Ты не голоден? Здесь неподалеку можно перекусить. Тот подозрительно взглянул, но Джим ответил максимально невинным взглядом, и Спок сдался: – Я не испытываю критической потребности в еде, но это было бы приемлемо, капитан. Джим просиял, схватил его за рукав, ненароком скользнув по обнаженной кисти, и потянул к выходу. Спок немного застопорился на выходе, обернулся, и такая невысказанная тоска отразилась на его бесстрастном лице, что Джим беззвучно рассмеялся и успокоил: – Наши с тобой пропуска действуют всю неделю, что будет открыта выставка. А мы здесь не на один день. Он и надеяться не мог, что его старпом хоть когда-нибудь посмотрит на него так: открыто, с благодарностью, практически с обожанием. Мало же Споку нужно было для счастья. Джим фыркнул в последний раз и настойчиво потянул Спока за собой. Неподалеку как раз была уютная на вид забегаловка с местной кухней. Оставалось надеяться, что у них было нормальное вегетарианское меню.

***

На корабль они возвращались в молчании, которое Джим мог бы назвать уютным. Даже вечно напряженный Спок, обычно выглядевший так, будто проглотил кол, расслабился, обмяк и позволил себе немыслимое – подошел к Джиму ближе, чем на двадцать сантиметров сбоку. Петляя с ним по коридорам «Энтерпрайз», Джим едва ощущал тепло чужого тела. Почему-то это наблюдение показалось ему удивительно интимным. Уже на подходе к каютам он повернулся, осторожно коснулся рукава своего первого помощника и, не удержав в себе торжествующую улыбку, сообщил: – А знаете, мистер Спок? Мы только что были на свидании. Тот вскинул бровь и с прорезавшейся прохладцей вынес вердикт: – Очаровательно. И после этого вулканцы не шутят? Черта с два! – Однако, – продолжал Спок, – перспективу совершения с вами полового акта я все еще нахожу неуместной. – Ты параноик, Спок. – Джим не выдержал и фыркнул. – У меня этого и в мыслях не было. Ладно, было, не смотри так на меня, но я действительно не для секса тебя туда потащил. Они подошли к каютам. Джим повернулся к Споку и качнулся с пятки на мысок. – Я хорошо провел время. Спасибо. – Спасибо? – Человеческая культура допускает выражение благодарности за приятный вечер. Спок затих и будто бы нахохлился – как всегда делал, когда обдумывал странные человеческие ритуалы. А после неожиданно замялся. Открыл рот. Закрыл. Опустил глаза, выдохнул и нейтрально поинтересовался: – Я бы хотел узнать, актуально ли в свете текущих событий мое обещание внешнего непроявления чувств к вам? Джим едва ли не поперхнулся. Спок что, так завуалированно предлагал поцеловаться на прощание? Ладно, сейчас узнаем. Он несколько неуверенно кивнул: – Считай его аннулированным. Джим с интересом наблюдал, как Спок подался ближе, игнорируя то, что они были в коридоре. Он полуприкрыл веки, протянул руку и ласкающим движением огладил ладонь Джима. Потом взял ее, поднес к лицу и бережно, будто боясь навредить, коснулся губами костяшек пальцев. Прикосновение было невинным и совсем легким, но глаза Спока потемнели. Он шумно сглотнул, буквально облизал тело Джима взглядом, но потом все же отстранился и, сдавленно бросив: «Спасибо за вечер, капитан. Доброй ночи», резко нырнул к себе в каюту. – Доброй, – Джим недоуменно посмотрел на дверь, перевел взгляд на свою руку и заулыбался. Пальцы слабо, но приятно покалывало. Это что, выходит, Спок его облапал только что? Джим ухмыльнулся. Нехорошо, старший помощник. Нехорошо, но похвально. Он послал закрывшейся двери воздушный поцелуй и отправился спать. Впервые за все время общения со Споком он был настолько доволен собой.

***

Спок Оказавшись в каюте, Спок медленно выдохнул. Конечно, он не сбежал только что: от неловкости, от Джима, от странных и неоформленных во что-то конкретное чувств, которые удалось ощутить через прикосновение. Он просто ушел. Спокойно. Как и полагается вулканцам. Даже себя не удавалось в этом убедить. Потерев глаза, Спок скосил взгляд на часы, наспех разделся и уселся на коврик для медитации в углу. Но сосредоточиться не выходило – он ведь не зря так отчаянно отказывался от свидания со своим капитаном. В эту увольнительную Спок рассчитывал на кратковременный физический контакт с разумной особью, найденной на планетоиде, чтобы избавиться от напряжения сексуального характера. Он и так был эмоционально нестабилен в отношении своего капитана, а под воздействием всех этих предложений близости едва держал себя в узде. Кирк слишком сильно на него влиял. И эти часы, проведенные вместе, совсем не улучшили положения. Горели точки соприкосновения кожей, горели пальцы и губы, невыносимо зудело в паху. Мастурбация для вулканцев почти не приносила облегчения, но Спок, понимая, что находится на пределе, откинулся на стену, огладил грудь и запустил руку в трусы. По телу сразу же пробежала дрожь, а в сознании недовольно заворочалось отторжение – рядом не было никого разумного, что было противно вулканскому сознанию. Ощущение другого пришлось заменять воображением. Даром что далеко идти не пришлось: кожа Спока полыхала в местах соприкосновения с Джимом, в голове стоял ментальный образ капитана. Едва слышно замычав, Спок распутал ноги, стащил белье и прямо так, обнаженным, снова уселся на пол. Он поджал колени к груди, шире раздвинул бедра и опять оплел пальцами член. Он представлял, как целует Джима – медленно, уверенно, по-вулкански и по-человечески; как льнет к нему всем телом, не оставляя даже зазоров между ними; как трется вздувшимся, потяжелевшим от возбуждения пенисом, размазывая ароматное предсемя; как чужие руки скользят по коже, забираясь в самые укромные места. Вцепившись пальцами ног в коврик, Спок сильнее сжал член. Перед его глазами мелькали образы Джима, который стискивал его в объятиях, притирался пахом, обнимал ногами, раздирал ногтями кожу спины, сдавливал горло, уверенно шарил пальцами в его податливо открытом рту или ласкал, заставляя кончать снова и снова. Наверное, в любой другой ситуации фантазии Спока были бы гораздо более романтическими и соответствовали его эмоциям. Но он слишком долго хотел Джима, слишком… соблазнительной была перспектива его заполучить, слишком велико было напряжение. И сейчас Спок хотел именно такого секса: грубого, животного, бесцеремонного. Именно с Джимом. На пике Спок сжимал свой член почти болезненно. Он сдавленно мычал в ладонь, с которой жадно сцеловывал ощущение касаний к Джиму, и вскидывал бедра почти яростно, в попытке ощущать как можно больше. Наконец он тихо зашипел, пытаясь подавить стон, но все равно сорвался, а после, когда сперма уже вяло выталкивалась из головки члена, и вовсе скатился на скулеж. После Спок просидел на полу около десяти минут, пытаясь вернуть ощущение реальности. Выдохнул, пожурил себя за несдержанность и направился в ванную. Перед сном он твердо сказал себе, что прекратит эти неуместные ухаживания Джима.

***

Утром Джим бесцеремонно подсел к нему за столик и сообщил, что в павильоне открыли новый сектор с редчайшими минералами. Спок просто вынужден был капитулировать. А вечером тот проводил его до каюты и коснулся сам: осторожно погладил по ладони, пожелал спокойной ночи и высказал надежду на прогулку и на следующий день. Спок очень хотел ему отказать, но в итоге весь день провел в компании Джима на выставке, а после на искусственных водных источниках Вита Сергаса. Надежды на то, что эти ухаживания прекратятся, когда «Энтерпрайз» снимется с орбиты, также не оправдались. Джим с завидным упрямством подсаживался к Споку во время приемов пищи. Он мог прямо посреди гамма-смены прислать своему первому помощнику какие-то куски программного кода с просьбой «потестить» их. Кстати, Спок был немало удивлен, когда узнал, сколько программ-надстроек на «Энтерпрайз» были написаны Джимом. Еще тот стал часто захаживать в лаборатории: иногда о чем-то спрашивал, иногда просто сидел и смотрел, как Спок работал. Метафоры плохо подчинялись Споку, но он мог сказать, что время, проведенное с Джеймсом Кирком, для него превращалось в ад. Спок хотел его: до зубовного скрежета, до непроизвольной эрекции (если ослаблялся самоконтроль). И его грубые, граничащие с насилием фантазии под бешеную вечернюю мастурбацию в каюте никак не вязались со спокойным времяпрепровождением во время смен. И шли вразрез с планами Спока: оставаться спокойным и не поддаваться на провокации. Но что было самое поразительное – Джим умудрялся быть ненавязчивым. Будто ощущал, когда Спок не противился компании, а когда та для него была в высшей степени нежелательна. А во время небольшого отдыха после дипломатических переговоров Кирк на глазах Спока мягко завернул девушку, настойчиво проявляющую к нему внимание. И как бы Спок ни контролировал себя, эта упрямая настойчивость брала и его. Одно дело – сопротивляться только своим эмоциям, и совсем другое, когда убежденность подтачивают с двух сторон – и изнутри, и снаружи. Сначала он начал касаться рук Джима. Потом позволил себе короткие объятия. Потом стал прижиматься губами к ладоням или голове – не целовать даже, просто касаться и вдыхать чужой запах. Этого было недостаточно для удовлетворения его желания, но вполне хватало для реализации остальных потребностей. Но чем дальше все заходило, тем большего хотелось, тем глубже Спок увязал в этой привязанности и непривычной нежности к Джиму. Однажды, задумчиво оглаживая капитанскую ладонь в пустующей комнате отдыха, он кристально четко осознал, что не сможет просто так отпустить Джима, когда тому надоест. А тому надоест – Спок был уверен. Он не мог стопроцентно понять, что именно чувствует к нему Джим, но мелдинг предлагать не собирался: с одной стороны, боялся равнодушия, с другой – понимал, что обидит недоверием. После того, как Спок стал ближе общаться с Джимом, он вообще начал понимать очень много нелогичных вещей.

***

Окончательно Спок надломился на Тетре 42. «Энтерпрайз» задержалась на планете буквально на пару дней – после миссии, чтобы побывать на ежегодном Фестивале Летающих Ящеров. Это было по-своему завораживающее зрелище: кожа огромных летающих рептилий начинала фосфоресцировать, и они на протяжении двух ночей подряд парили в воздухе в поиске пары для спаривания. Действо это обставлялось со всей возможной торжественностью, а в столицах экваториальных стран празднества не утихали трое суток. Спок, естественно, хотел отказаться от посещения мероприятия столь сомнительной пользы, но Джим буквально извел его – выбора просто не осталось. Спустя два часа, пихаясь в разношерстной восторженно галдящей толпе, состоящей из аборигенов и собственных коллег, Спок хотел только одного – вернуться на корабль. Температура среды была приемлема, но высокая влажность затрудняла дыхание, а недостаток кислорода из-за большого скопления гуманоидов только ухудшал ситуацию. На планету опускались сумерки. Поежившись, Спок невольно придвинулся ближе к Джиму – в этой хаотичной массе индивидов тот казался островком спокойствия. А потом густую синь неба взрезал светящийся росчерк, и все затихло. Под хлопанье крыльев ввысь взмывали десятки, сотни рептилий разных размеров. Крылья, животы, лапы – тела всех ящеров покрывал природный узор, сейчас мерцающий неоновым светом. Спок прищурился. Расцветки были самыми разными – от лиловых с красным до зеленых и прохладно-голубых. И даже он вынужден был признать, что зрелище несло определенную эстетическую ценность – в темном небе безостановочно и грациозно танцевали сияющие всполохи. Когда два ящера с яркими красными огнями переплелись прямо в воздухе, Спок почувствовал, как джимовы пальцы переплетаются с его собственными. Он едва не вздрогнул от прикосновения, моргнул и опустил взгляд. И непроизвольно задержал дыхание. Джим был красив – всегда, но сейчас, наблюдающий за разворачивавшейся в небе картиной, с гуляющими по лицу бликами – особенно. Он завораживал, манил… шаг ближе, и он будет твой. Спок сглотнул. Он был чужд романтике и достаточно осторожен, чтобы не совершать идиотских поступков вроде демонстрации чувств на глазах у экипажа (а коллег в толпе было предостаточно). Но Джим приятно грел плечо и ласково поглаживал ладонь большим пальцем. Все вокруг, не отрываясь, смотрели вверх, а Споку так хотелось чего-то большего, чем просто скупые прикосновения и привычный страх, что их странные «отношения» прекратятся… Он сомнамбулически развернулся к Джиму, слегка наклонил голову, погладил щеку свободной рукой и, стоило только тому опустить взгляд, поцеловал – в губы, глубоко и мягко. Сам не заметив, Спок максимально сократил расстояние между ними, прижался всем телом, скользнул немного грубоватым для человека языком в рот Джиму. И замер в секундном неловком ступоре, разглядывая разноцветные блики света в джимовых глазах и густые светлые ресницы. Отмер Спок, когда Джим ответил – шевельнулся, опустил веки и мягко огладил его язык своим. Человеческие руки крепко обняли – за плечи, за талию, в бедро вжался пах. И это было так тесно, так хорошо, так желанно, что Спок ощутил головокружение и сразу же забыл о нем. Потом, все потом: здесь и сейчас был разгоряченный, чуткий, такой же голодный до прикосновений, как и он сам, Джим. И больше ничего не имело значения. Из этого подобия транса Спок выпал, когда Джим, тихо замычав ему в губы, вцепился рукой в волосы на затылке и притерся еще не твердым, но чувствующимся стояком. Нет. Нельзя. Огромным волевым усилием Спок сумел отстраниться, выпутаться из крепких объятий Джима. Тот смотрел пристально и жадно, и от этого взгляда засосало под ложечкой – стоило только подумать, что тот обещал. Но нет, нужно было восстановить контроль. Спок прикрыл глаза, завел за спину дрожащие руки и ровно произнес: – Прошу прощения, капитан, это эмоциональное проявление было неприемлемо. Джим будто бы протрезвел, сморгнул пьяную возбужденную муть с взгляда и нахмурился. Скопировав позу Спока – руки за спиной, прямая спина, – он коротко бросил: – Идемте, коммандер, я думаю, нам есть о чем поговорить. Спок послушался без возражений.

***

Кирк Тупой. Вулканский. Ублюдок. Прошу прощения? Прошу прощения, черт подери?! Джим не знал, чего хотел больше: заткнуть Спока поцелуем и трахнуть, несмотря на возможное сопротивление, или сломать ему нос. «Прошу прощения»? Извиняться после отличного поцелуя? Когда у них вроде как все начало налаживаться? Не то чтобы Джим был таким уж любителем целоваться, но Спок делал это достаточно хорошо, чтобы стояк неприятно – теперь уже неприятно – начал оттягивать форменные штаны. В каюте первого офицера Джим развернулся к Споку и поднял брови: – Ну? И из-за чего вы решили извиниться, коммандер? Спок сразу же вытянулся по струнке, распрямил плечи и показался Джиму невероятно ломким. Но тот не собирался покупаться на эту видимую хрупкость, только нахмурил брови, показывая, что ждет объяснений. Спок ровно выдохнул и ответил: – Несмотря на то, что вы не возражаете против внешних проявлений моей привязанности, тот поцелуй был неуместен в обстановке публичности. Также он мог ввести вас в заблуждение, что я намерен перейти к более тесному физическому контакту. – Спок отвел взгляд и тихо добавил: – Хотя я не намеревался инициировать и этот. – Заблуждение, значит, – протянул Джим. – Знаешь что? Тебе пора уже определиться. Реши, наконец, чего ты хочешь. Ты то касаешься меня, то шипишь. – Я не шиплю на вас, – насупился Спок. – И я давно озвучил свое к вам отношение. О, да, озвучил. Только от этого было ничуть не легче. Джим сморщил нос и зло выплюнул: – Тогда скажи, черт подери, чего ты хочешь? Что я должен сделать? Ты то обнимаешь меня, то кидаешься извиняться. Ты же хочешь меня, Спок? От повышенного тона Спок еще больше замкнулся, но Джим собирался додавить его до конца. Да и сколько можно?! Хрен с ним, с сексом, но они отлично проводили время, Спок касался его – ласково, тепло, с явной приязнью. А потом – извините? Потом – холод и изоляция? Будь Спок глупенькой девчонкой, Джим подумал бы, что он так ломается. – Вы ничего не должны, – тихо произнес Спок и совсем неуверенно добавил: – Хочу, но… – Ты сам-то понимаешь, чего хочешь? – всплеснул руками Джим. – Слушай, Спок, я не могу так – когда сначала ты меня обнимаешь, потом игнорируешь весь день, и все это под соусом «никакого секса». Я… я просто не понимаю тебя. Спок вскинулся, вспыхнул и поднял верхнюю губу в оскале – Джиму всерьез показалось, что он сейчас кинется на него. Но вместо этого Спок резко побледнел и принял обычный бесстрастный вид. – А что вы вообще понимаете в чувствах? – холодно спросил он. Потом стушевался, очевидно, осознав иронию сказанного, скривился и сократил расстояние между ним и Джимом до минимума. – Я достаточно ясно обозначил свои эмоции, капитан, – чеканя слова, заговорил он, тесня Джима к стене. – Я вас люблю. Я хочу вас. На постоянной основе, без неуместных предложений «секса без обязательств». Мне не нужно, чтобы моя привязанность была поводом для осуществления копуляции или каким-то образом обременяла вас. Вы же… вы достаточно явно демонстрировали, что не практикуете подобный вид отношений и не заинтересованы в долговременном партнерстве. Равно как и я не планирую связывать себя отношениями с вами. Но это не значит, что я вас не желаю. Спок сдулся, опустил плечи и осторожно коснулся руки Джима. У него мелко дрожали пальцы, а вид был настолько побитым, что злость Джима схлынула, будто бы ее и не было. Джим сжал узкие холодные кисти в своих руках, ткнулся головой в его грудь и вздохнул: – Спок… Ты от меня взаимности хочешь? Любви? Спок, ты же знаешь, я в таких делах не мастер. Ты мне нравишься, и я тебя абсолютно точно хочу, и, если ты пожелаешь, я никогда и ни с кем больше спать не буду, только с тобой – я не против. Не требуй от меня большего. Что еще я могу? Джим почувствовал, как макушки коснулись губы, и волосы зашевелились от теплого тяжелого дыхания. Голос Спока звучал глухо: – Я ничего от вас не хочу, капитан. Я отлично это знал с самого начала и именно поэтому считал неприемлемой мысль об установлении с вами каких-либо отношений, кроме дружеских. – Он прервался на то, чтобы поцеловать Джима в макушку, и продолжил: – К сожалению, моего самоконтроля не хватило, чтобы прервать ваши ухаживания, в чем я раскаиваюсь. Они были более чем приятны. Спок тяжело вздохнул и осторожно уложил одну руку на плечи Джима, прижимая того к себе. В его голосе наконец-то прорезались эмоции, и, хотя интонации были явно грустными, он был непривычно ласков: – И именно поэтому я и считаю, что вы ничего не понимаете в чувствах, капитан. Вы не видите разницы между «хотеть» и «быть не против», а я никогда не позволю вам связывать себя подобными обязательствами, когда вы только «не против». Джим немного посопел Споку в грудь. Конечно, в чем-то тот был прав, но, эй, зачем придумывать себе какие-то проблемы, оправдания и условности, когда они просто нравятся друг другу? От того, чтобы не высказать этого вслух, Джима удерживало только то, сколь хрупким сейчас выглядел Спок. Казалось, его может задеть что угодно. Потому он помолчал, потерся носом о спокову грудь и пробормотал, чувствуя, как теплое дыхание шевелит волоски на макушке: – А я и хочу. Капитаны всегда знают, чего хотят. Ты не видишь. Спок вздохнул ему в волосы и щекотно пробежался пальцами по спине. Джим снова помолчал, позволяя себе насладиться ощущением, и предложил совершенно обыденным тоном: – Можешь посмотреть в моей голове. Если они не могут разобраться на словах, почему бы не сделать это так? Джиму нечего было скрывать – он хотел Спока, тот ему нравился, и он готов был на многое пойти, чтобы его заполучить. Рука на его спине замерла. – Вы предлагаете мелдинг? Джим коротко кивнул. Спок некоторое время так и стоял, не двигаясь, а потом отстранился. – Хорошо. Контакт будет двусторонним, капитан. – Джим, – поправил тот, моргая от света после темноты чужих объятий. – Джим, – согласился Спок, осторожно положил пальцы на лицо в знакомом жесте и прикрыл глаза. По коже от точек соприкосновения пробежался слабый зуд и ушел вглубь – к мозгу. Джим тоже опустил веки. Он ожидал сверхновых и умирающих звезд, как при мелдинге с послом Споком, но ничего зрелищного не было – был свой Спок, стоящий совсем близко, и теплое, бережное прикосновение к разуму. Он был осторожен и терпелив – в голове, в груди, по всей коже струились тепло и приязнь. Джим прикрыл глаза, наслаждаясь этими окутывающими эмоциями и давая услышать свои. Эй, Спок, ты классный парень. Ты мне нравишься. Я хочу тебя. С тобой спокойно и безопасно. Я восхищаюсь твоим умом. Ты ужасный зануда. Я рад, что именно ты мой старший помощник. Я хочу попробовать стать тебе хотя бы другом. Не нужно было открывать глаз, чтобы ощутить слабую улыбку на лице Спока. А потом Спок вдруг открылся сам, весь, вывернулся наизнанку, обнажив мягкое, нежное нутро, вечно скрытое толстой броней, и Джим ахнул, захлебнувшись чужим обожанием – казалось, его сердце не выдержит чувствовать столько, сколько чувствовал Спок. Спок покаянно прижался к нему в реальном, физическом мире, поцеловал в лоб – касание полыхнуло на коже ощущением ласки и вины – и ослабил контакт. Первая волна схлынула, оставив Джима растерянным и дрожащим, и накатилась вновь – не такая сильная. Джим, наконец, вспомнил, как дышать. И позволил себе немного потрогать, попробовать. Спок любил его – если это была не любовь, так что? Восхищение, приятие, преданность, прости-господи-нежность – бесконечная и горячая. Джим – тот Джим, что остался физической оболочкой на корабле – стиснул Спока в объятиях. Спок не врал, когда говорил, что любит его. Не врал, когда говорил, что не нуждается во взаимности – своей любви ему хватало на двоих. Не врал, когда говорил, что Джим заслуживает его привязанности – он принимал того таким, какой он есть. Не врал, когда говорил, что не собирается вступать в отношения – потому что тот Джим, которого он знал, их не хотел, а менять его Спок никогда бы не стал. Не врал, когда говорил, что будет рядом, несмотря ни на что – он готов был и хотел следовать за Джимом, как верный пес. В этой веренице эмоций только одно доставляло Споку дискомфорт: вязкая тоска от того, что Джим уже которую неделю маячил рядом, соблазняя и раздразнивая тем, чего дать не мог. Это ощущение осело холодной горечью на языке, и Джим хотел было возмутиться (хотя бы про себя): «Ты не прав, смотри, я мог бы полюбить тебя так же сильно, как и ты меня, твоя привязанность не будет обузой». Но осекся, понимая, что это будет ложью. Только сейчас Джим в полной мере осознал разницу между «я могу» и «я хочу», о которой говорил Спок. «Я могу» – я могу не спать с другими, я могу уделять тебе время, я могу позволять тебе любить меня – было жертвой. Споку не нужна была жертва. Как не нужна была его любовь, не нужна была его верность, не нужна привязанность. Это безразличие на фоне невероятной силы чувств было почти пугающим. И дело было в почти физической неспособности Спока причинять глубокий дискомфорт тому, кого он любил. Он должен был знать, что желанен без каких-либо условностей – что Джим, как бы ему самому этого ни хотелось, дать не мог. Спок фактически запрещал – им обоим – вступать в близкий контакт, и в смеси с его нечеловеческой любовью, это возмущало и завораживало одновременно. Только Спок мог быть настолько логично безжалостным к собственным чувствам. Когда Спок потянулся наружу, Джим прерывисто выдохнул. Выныривать было тяжко, он словно поднялся с большой глубины, из-под сотен метров теплой, теплой воды. Его встречали крепкие руки и мягкий глубокий поцелуй – теперь Джим понимал, что он значит. Что значит каждое из прикосновений Спока. Наконец тот отстранился, бережно взял лицо Джима в руки, прижался лбом ко лбу и тихо заговорил: – Сомнительно, что я смогу заинтересовать вас на длительный срок, Джим. Ни в какой ситуации я не пожелаю быть вам обузой, но и оказываться в ситуации, когда я стану вам безразличен после принятия, я не хочу. «Можешь не говорить, я все понимаю», хотел сказать Джим, но вместо этого слабо боднул, обнял и сдавленно проворчал: – Ты не узнаешь, пока не попробуешь. Может быть, я не так уж и плох. – Вы не можете быть плохи для меня, Джим, – отозвался Спок, тем не менее отвечая на объятие. В какой-то момент он попробовал отступить, но Джим упрямо шагнул следом и шагал так до тех пор, пока не оказался сидящим у своего первого помощника на коленях. Обняв Спока, Джим уткнулся носом в его волосы. Тот пах приятно, действительно приятно. Чисто и свежо, чем-то неуловимо морским. И чаем. Отвратным на вкус, но приятным на запах вулканским чаем. И сильным мужским запахом. Спок гладил его по спине, держа крепко и уютно. Но через несколько минут осторожно ссадил с колен. Джим намек понял. Поднялся на ноги, опустил взгляд. Прощались молча: Спок, наверное, в силу привычки, Джим же просто боялся открыть рот и сказать хоть что-нибудь.

***

Наутро, когда большая часть экипажа уже спала или все еще была на планете, Джим попросил Спока пройти с ним в переговорную. Да так и замер, не зная, как оформить свои мысли в слова: все, что приходило в голову, звучало ужасно. Спок – как всегда прилизанный, флегматичный – выждал с минуту тишины и помог. Ну, в своей манере помог. – Вы желаете прервать наши отношения в текущем формате, – констатировал он. Джим прикрыл глаза. Хотелось бы опровергнуть эти слова, но он не мог – это было правдой. Он с трудом кивнул. – Будет ли корректным с моей стороны выразить благодарность этому решению? «Да нихрена не будет», скривился про себя Джим, но вместо этого выдавил: – Прости. Он не знал, что еще сказать. Он всю ночь проворочался в кровати, раз за разом прокручивая в голове то, что ему удалось ощутить в разуме Спока. И раз за разом понимал, что сам загнал и себя, и Спока в тупик, выход из которого был только один – прекратить хоть сколько-нибудь романтические отношения. Потому что… Потому что можно было обвинить во всем Спока – это ты влюбился, ты вбил себе в голову, что не можешь просто принять мои ухаживания. Но Джим и сам понимал, что тот просто не хотел и не мог обременять собой: ни своими чувствами, ни отношениями, ни какими-либо обязательствами, пока Джим сам не дорастет до них. И хотя это было в чем-то эгоистично – так категорично отказывать им обоим в пусть неполноценном, но взаимодействии, кто такой Джим, чтобы его судить? Спок был прав: он не мог принять полноценные отношения сейчас, и не сможет под давлением чувств к нему. Это было слишком. Просто слишком. – Вам не за что извиняться, капитан. Понимаю, что в рамках человеческой культуры сложно воспринимать отказ от отношений в положительном контексте, однако в некоторых случаях это действительно проявление… милосердия. Сказать последнее Споку было явно сложно, а Джим только и мог, что кивнуть. Дожили: он вроде как бросает своего первого помощника (не то чтобы у них что-то было), а тот его утешает. Рассказать кому – не поверят. – В таком случае, если мы прояснили этот вопрос, я хотел бы приступить к работе, капитан. Вообще-то, сейчас у них были официальные дни увольнительной, но говорить об этом Джим не стал. Просто кивнул, прикипев взглядом к спине старпома. Тот удалился с истинно вулканским достоинством, ни жестом не выдав хоть какой-то реакции. А может, и не было ее, реакции, вовсе. Может, Спок испытал облегчение, что больше назойливый капитан не будет маячить перед носом и вносить разброд в его идеальный, подчиненный логике разум? Джим не мог объяснить себе, почему эта мысль так задевала его. Хотелось выпить.

***

Спустя неделю Джим мог сказать, что решительно не поменялось ни-че-го. За эти семь дней, с того момента, как они со Споком «расстались», он успел провести два дня увольнительной в состоянии алкогольного беспамятства, переспать с какой-то местной девушкой… или двумя. Или тремя. Возможно, не все из них были девушками. Помучиться похмельем, посвятить пару суток старательному избеганию Спока и… вот, на седьмой день понять, что ничего не изменилось. Корабль плыл в подпространстве варпа, экипаж занимался своими делами, Спок работал, делал замечания (после смены, в уединенной обстановке), помогал составлять отчеты и вел себя идеально. В теории, Джим должен был радоваться этому факту, но он только раздражался. «Эй, ублюдок, – хотелось сказать ему. – Ты что, забыл, что у нас было? Забыл, как касался меня? Забыл, что позволял мне? По-твоему, после этого ты можешь относиться ко мне так?» И, конечно же, он этого не говорил, поскольку понимал всю абсурдность подобных претензий. Напротив, он должен был восхищаться профессионализмом Спока. Вот, мол, настоящий образец спокойствия и сдержанности. Восхищаться не получалось. Получалось только сверлить взглядом спину старпома, пока тот не видел. Эту перемену заметил даже Маккой: во время одной из посиделок за бутылкой бурбона он бросил, будто ненароком, что, мол, неужто опять с гоблином поругались? Нормально же ладили. Джим тогда пожал плечами в ответ и отшутился, что Боунз – старый параноик. Но, судя по хитрому прищуру, тот ни на секунду не поверил. Ну и бес с ним. Зато у них был бурбон. В общем, на следующее утро после того разговора Джиму опять пришлось вымаливать у Боунза его волшебную сыворотку от похмелья. Так и спиться было недолго.

***

– Ладно, – сказал Джим спустя месяц, глядя на свое отражение в зеркале. С носа в раковину капала вода. – Хорошо. Я по нему соскучился. Отражение никак не ответило на это с трудом озвученное откровение, и Джим скривился. Неприятно было это признавать, но сегодня утром, когда Спок прошел мимо, воркуя с какой-то из своих научников, Джиму очень захотелось отодвинуть молодую баджорку, занять ее место и поинтересоваться: «А мне, мистер Спок, вы ничего не хотите рассказать?» Естественно, он так не сделал, но всерьез задумался о том, что это желание было только вершиной айсберга. Ему не хватало разговоров со Споком после смен, не хватало возможности прижаться к тому плечом и не хватало прикосновений. Даже простого ощущения того, что ему позволено больше, чем остальным членам экипажа, и того не хватало! Это было непривычно и раздражало – странно скучать по таким целомудренным контактам, когда на любой увольнительной Джим мог получить почти любого гуманоида, а зачастую и не одного, для секса как классического, так и экзотического. Но, уединившись с андорианкой на одной из космических баз, на которых Скотти немного подправлял кораблю «крылья», Джим снова поймал себя на том, что хочет видеть под собой Спока. Хочет видеть, как Спок выгибается под ним, вцепляется в плечи, шепчет что-то невнятное. Конечно, он понимал, что вулканец вряд ли будет хоть сколько-нибудь страстным в постели, но Джиму хотелось хотя бы узнать, как это выглядит. Во время дежурной утренней мастурбации он все чаще представлял то ощущение всепоглощающего обожания, которое почувствовал во время мелдинга. Он хотел Спока. Он злился на Спока. Нет, он очень хорошо понимал, почему они тогда «расстались», но Спок был так категоричен в своем отказе, что это раздражало. И хотя его мотивы были благородны, Джим ощущал себя, как будто его сочли недостаточно хорошим. Пусть Спок и утверждал обратное. И вот, спустя месяц после их «расставания», Джим решился вновь наладить отношения. Не романтические, конечно же, нет. В обед он присоединился к своему первому помощнику – тот, как и всегда, сидел на стуле величественной одинокой статуей – и будто невзначай, даже не здороваясь, поинтересовался: – Как ваш эксперимент с многолетней утрикуларией? Насколько я знаю, экземпляр вам предоставил Сулу. Спок уставился на Джима и медленно кивнул. – Здравствуйте, капитан. – Привет. – Тот сделал максимально невинное лицо, стараясь не сжаться под непроницаемым взглядом старпома. Да что не так-то?! – Мне казалось, что мы поставили точку на наших… отношениях, – невозмутимо ответил тот. Это было неожиданно. Такое и прямо с порога. Джим закашлялся. – А что, я не могу с тобой поговорить вне рамок каких-то, гм… романтических отношений? Уши Спока едва заметно зазеленели, и он отвел взгляд. – Прошу прощения, капитан. Моя реакция была неуместна. Какие конкретно детали эксперимента вас интересуют? Джим вздохнул. Что ж, даже простое общение со Споком обещало быть непростым – тот сразу же напрягался в его присутствии. Но несколько дней ненавязчивых разговоров на сторонние темы: работа, наука, ситуация в лаборатории, последние коррективы устава от Звездного Флота, и Спок, похоже, стал чувствовать себя в своей тарелке. Джим тоже вздохнул с облегчением – он все еще не ощущал прежней близости, но, по крайней мере, прекратил тосковать по их простому общению.

***

Когда на увольнительной ты ненавязчиво отшиваешь двух горяченьких орионок только потому, что не хочешь вспоминать своего старпома, с которым вы даже не спали – это серьезный повод задуматься над своим поведением. Джим крутанулся на стуле у барной стойки и неверяще посмотрел на удаляющиеся спины девочек. Он, черт подери, это сделал. Только что. А утром, прежде чем оказаться в этом шумном заведении, посетил весьма скудный местный музей кремнийорганической истории. И отказался от предложения Сулу пойти высшим командным составом в парк аттракционов. С ним точно что-то было не так. Возможно, Спок его покусал, заразил своим занудством, а Джим и не заметил. А теперь вот мучается, не может развлекаться и постоянно, черт его дери, думает о своем первом офицере. А ведь он даже не влюблен! Да и не умеет этого делать. Впору завидовать Споку, который со всеми своими чувствами вел себя как обычно. И, судя по тому, что успел почувствовать Джим, ощущал он себя тоже неплохо – уж лучше Джима, который места себе не находил. Хренова хладнокровная сволочь. Раздосадованный, Джим закинул в себя какой-то крепкий шот (четвертый по счету?), спрыгнул со своего места, сунул руки в карманы и направился к выходу. Иридия – небольшая планетка на орбите Мю Кепплера – существовала во многом за счет туристического бизнеса, так что в любое время суток улицы многоярусных городов были забиты галдящей толпой. Толкаться с гуманоидами разных размеров и звуковых мощностей Джиму не хотелось, и он ушел вглубь какого-то дворика, в поисках места, где будет тихо, спокойно и дадут что-нибудь крепкое. Хотя он уже не был уверен, что алкоголь ему поможет. В «Безумном Ватчоге» – так назывался бар с изображением какого-то грызуна с бешеными красными глазами на вывеске, – вопреки названию, было не очень шумно. Посетители негромко переговаривались, сидя в удобных креслах, на сцене нежно перебирали струны два гитариста-землянина. Играл приятный блюз. Джим мотнул головой, прогоняя возникшее чувство дежавю, и уверенно направился к угловому столику. Официант... официантка?.. подошел к нему и с акцентом предложил заказать что-нибудь. Джим уставился в голопроекцию меню, появившуюся на столе, и наугад выбрал парочку коктейлей, которые выглядели наиболее ядовито. Гуманоидное создание нейтрально проинформировало о содержащихся в напитках веществах и уточнило насчет аллергических реакций. Джим пожал плечами – если что, стараниями Маккоя ампула антигистаминового препарата у него была с собой. Создание удалилось, и Джим развалился в кресле, обозревая полутемный зал, подернутый клубящимся завитками дыма. Дерьмо! Да что ж это такое?! На сидении у барной стойки, выбиваясь из общей толпы совершенно ровной спиной, сидел Спок. Джим поджал губы, подмечая определенную закономерность – очевидно, Спока можно было найти там, где оказывалось меньше народу и играл блюз. Нравятся ему, что ли, эти тоскливые завывания духовых инструментов? А, неважно, лучше свалить отсюда. Но с места Джим так и не сдвинулся, заинтересованный. Спок вел себя… нетипично. Вроде просто сидел, и сказать конкретно, что с ним не так, было невозможно. Но для Джима, успевшего уже изучить его повадки, это «что-то» было очень заметно. И, хотя следить за Споком казалось не очень этичным, Джим вжался в кресло, стараясь стать незаметнее, и принялся наблюдать. Вскоре к Споку подошел мужчина – человек. Без лишних церемоний он подсел ближе и положил руку тому на поясницу. Джим почти гневно раздул ноздри – какой-то незнакомый мудак лапал Спока! Его Спока! Он был столь разозлен, что даже не задумался о формулировке своих мыслей. Спок тем временем смерил собеседника равнодушным взглядом, не отстранился и не подался ближе. Они перекинулись парой слов и разошлись. Человек не выглядел раздосадованным, а Джим заметил еще кое-что: на правой руке у Спока был тонкий розоватый браслет с незнакомой эмблемой. У Спока. Который вообще не носил украшений. На какую-то секунду Джиму показалось, что он обознался, но нет – за барной стойкой сидел именно Спок. К нему подсел еще кто-то – на этот раз, орионская женщина, тонкая, моложавая, но все равно в возрасте. Спок окинул ее заинтересованным взглядом, но после короткого разговора они тоже разошлись. Со стороны могло показаться, что к флегматичному вулканцу подходят для того, чтобы что-то узнать – как подходили бы к постоянному посетителю. Но с четвертым претендентом – невысоким кардассианцем – Спок поднялся со стула и направился к выходу. Джим совсем свернулся в кресле, чтобы остаться незамеченным, и понял, что даже не заметил, как принесли заказанные коктейли. Когда Спок со своим спутником покинул бар, он залпом осушил один из бокалов, быстро провел пластиковой картой по сканеру (в этом баре было принято расплачиваться кредитами) и выскочил на улицу. Из него был так себе преследователь, но вперед гнало любопытство и злость – это что же, выходит, Спок позволял себя трогать какому-то сброду, а ему, Джиму, нет? Спок с кардассианцем быстро и молча петляли по городу, выбирая безлюдные закоулки. Джиму, который двигался за ними на некотором отдалении, это было только на руку. В какой-то момент кардассианец взял комм, быстро что-то набил прямо на ходу и убрал в карман. Интересно. Вообще, это было стыдно. Ну, то есть Джим понимал, что поступает вроде как аморально и так не делают, даже пару раз строго напомнил себе, что дела Спока – это дела Спока. Но любопытство и легкое беспокойство не давали просто уйти. И утешив себя тем, что он просто беспокоится за своего первого офицера, Джим продолжил преследование. Парочка остановилась у невзрачного здания, вывеска на котором должна была заставить поверить в то, что это отель. Джим затаился за углом, в тени поцарапанного рекламного щита. Кардассианец смерил Спока сальным взглядом – кулаки у Джима сразу же зачесались, – протянул руку, вцепился в шею и припечатал к стене. От того, чтобы не вмешаться, Джима удержало только совершенно непроницаемое лицо Спока. – Что, уже не терпится? – Кардассианец жарко прильнул к нему. – Не беспокойся, малыш, эту ночку ты надолго запомнишь. И он наклонился, шумно принюхиваясь к шее Спока. Тот так и остался бесстрастен. – Когда мы доберемся до номера, я бы попросил вас сохранять молчание во время акта копуляции. Ваше мнение о том, что я воспринимаю подобные слова как сексуально окрашенные триггеры, в корне ошибочно. Кардассианец рассмеялся и отступил на шаг. – Вот уж действительно – зануды по своей природе. Погоди чуть, к нам хочет присоединиться парочка моих друзей. Спок, все еще прижимающийся к стене, впервые напрягся. – Прошу прощения? – Можешь не извиняться. Я позвал своих друзей – вместе, знаешь ли, веселее. – В таком случае, – Спок склонил голову набок, – я вынужден отказаться от коитуса с вами. Мы договаривались на моногамное сношение, и я не заинтересован в нескольких особях. – И сделал шаг в сторону. Объективно кардассианец выглядел скорее расстроенным и огорошенным, чем злым. Он схватился за руку Спока и пробормотал: «Эй, ну чего ты, весело будет». Тот раздул ноздри и упрямо вскинул голову: – Концепция «веселья» чужда мне. И раз вы нарушаете условия нашей устной договоренности, я оставляю за собой право покинуть вас. Кардассианец ругнулся и крепче сжал чужое запястье. – Да чего ты ломаешься?! Не понравился мой зад, рожа или что? Или все вулканцы такие – сначала наобещают, а потом ведут себя, как сраные целки? – Воздержитесь от расистских высказываний в отношении моей расы и отпустите мою руку. Ваше поведение неприемлемо. Джим напрягся. Он был уверен в Споке, но вот незнакомый кардассианец, который, судя по всему, был под действием легких наркотических веществ, мог взорваться в любой момент. Он и взорвался, когда Спок попытался вывернуться из хватки. Неуклюжим и сильным движением он заломил тому кисть и вцепился другой рукой в плечо. Спок мог сам разобраться в ситуации, и Джим, не понаслышке знающий, на что тот был способен, когда дело доходило до драки, был в курсе этого. Но он сам был зол – какой-то урод скрутил его первого помощника, а в крови плескался алкоголь, заставляющий забыть об осторожности. Спок увидит, что он следил? Да срать, ни один ублюдок не посмеет трогать его первого офицера. Он вышел из своего укрытия, расправив плечи, и зло бросил кардассианцу: – Эй, мудак, отпусти его. Ты что, не видишь? Он – против. Спок, уже переместившийся, чтобы вырваться из захвата, замер. И уставился на Джима с хорошо скрываемой смесью раздражения и удивления. – А ты кто такой? – кардассианец ощерился. – Не твоего ума дело, ублюдок. Отпусти парня, пока я тебе не навалял. Джим сжал кулаки и недобро раздул ноздри. Наверное, это комично смотрелось – среди них он был самым низким и хрупким. Но собственные физические данные были последним, что его волновало. Массивный кардассианец держал его Спока, и он готов был порвать ему глотку. – Да ты, видать, совсем ума лишился? Иди куда подальше. Джим зарычал. Спок, пользуясь заминкой, предпринял попытку вырваться, но кардассианец ругнулся и сильнее вывернул его руку, заставив скрипнуть зубами от боли. Это стало последней каплей. Джим не думал, когда бросался вперед, занеся руку для удара. В иной ситуации он вряд ли смог бы тягаться с кардассианцем, но тот был занят Споком и не успел среагировать. Его ухо слабо всхрустнуло под кулаком, он отшатнулся, выпустил Спока, потряс башкой и с рыком кинулся вперед. Джим только ощерился и поднырнул под захват – у противника была легкая контузия, и это давало шансы на победу. – Капитан! – резко бросил Спок: чтобы прекратить драку? обезопасить? Неважно. Джим не слушал. Джим получил пару ударов под ребра, подножкой завалил противника и, коленом придавив его, самозабвенно превращал его лицо в кровавую кашу. Спок, доморощенный пацифист, хладнокровно наблюдал за этим избиением. А потом со стороны главной улицы раздались крики, Джима кто-то схватил за плечо, сзади послышалась возня, его сдернули с окровавленного кардассианца, повалили на землю и стали пинать в живот и грудь. Похоже, это были друзья первого здоровяка, который валялся на земле в бессознательном состоянии. Адреналин – чудесная вещь, подумал Джим, хватая ногу своего противника и резко сворачивая ступню в бок. Закончилось все, благодаря Споку, быстро. Он милосердно вырубил подоспевших кардассианцев и навис над валяющимся на земле Джимом. Тот поднял взгляд и неловко улыбнулся. – Что вы тут делали, капитан? – холодно поинтересовался Спок. Интонации в его голосе не предвещали ничего хорошего. Джим чихнул кровью на землю и неискренне огрызнулся: – Гулял. – Данный район мало приспособлен для прогулок. Джим вздохнул. Судя по всему, Спок не собирался помогать ему подняться, так что он, покачиваясь, встал на ноги сам. Из носа ливанула кровь, и он осторожно потрогал переносицу, проверяя, не сломана ли. Вроде на месте. – А я большой оригинал, знаешь ли. Ложь была очевидна даже для Спока. Он поджал губы, вытянулся по струнке и с плохо скрываемой яростью констатировал: – Вы следили за мной. Оправдываться не было смысла, и Джим, за неимением аргументов в свою защиту, перешел в нападение: – Да? А ты собирался потрахаться с этим ублюдком! – Тычок в сторону кардассианца, лицо которого было залито кровью. – С тремя! Спок на какой-то момент подвис, видимо, пытаясь уловить хоть какую-то логическую связь между своими словами и словами Джима. Будто бы она там была. А потом резко сцепил челюсти, полыхнул темными злыми глазами. Он был в ярости – по-настоящему в ярости – и едва ли не рычал. – Вас это не касается, капитан. Не касается, где, как и с кем я провожу свое свободное время и как я распоряжаюсь своим телом. И это его благодарность за вмешательство?! Джим тоже вспыхнул, подался ближе, показал злой оскал. – Да тебя чуть не выебали трое здоровенных кардассианцев, и ты говоришь, что меня это не касается? Или тебе этого и хотелось, а, Спок?! – Он скривился от горьковатой злости, которая забулькала внутри, стоило об этом подумать. И схватил Спока за грудки, придвигая ближе к себе. – Кому угодно можно тебя трахать, кроме меня, да? – Вас. Это. Не касается. Капитан. – Черта с два меня это не касается, бесчувственный ты ублюдок! Ты мой… Джим осекся. Мой – кто? Мой первый помощник – да, но это не давало ему права вмешиваться. Мой друг? Навряд ли. Мой партнер? Нет. – Он принуждал тебя, – наконец нашелся Джим, сжимая кулаки на чужом вороте. – Я бы справился с ситуацией. На каком основании вы следили за мной? На каком основании подслушали не предназначенный для вас разговор? Джим был слишком зол, чтобы придумывать что-то в свое оправдание. – Я беспокоюсь за тебя! Отрицай сколько угодно, но ты, засранец, мне не безразличен. И я ревную, черт бы тебя побрал! Я хочу тебя, ты любишь меня, и вместо того, чтобы потрахаться без всего этого дерьма, ты просто идешь и снимаешь на ночь первого попавшегося мудака! Какого хера? Чем я хуже, а Спок? Он же… – Джим осекся, запоздало понимая, что они стоят в окружении трех бессознательных тел. – Он хотел подложить тебя под своих дружков. Тебя, Спок! Казалось, Спок только сильнее разозлился от этого заявления. Он взял Джима за руки, до боли сдавил кисти и отвел их от своего ворота. От контакта кожи в обе стороны волнами расходился почти неконтролируемый гнев. – Не смейте прикасаться ко мне, капитан, – бросил он, тесня шипящего от боли Джима к стене отеля. – Не смейте следить за мной или поднимать тему моих эмоций. Ничто из этого вас не касается, и избавьте меня от своего назойливого внимания и нелепых попыток защитить. У Джима перед глазами встала белая пелена ярости. Двуличная скотина, теперь ему и внимание не нравится?! Он уже зарычал, не в состоянии оформить свой гнев в слова. Ему уже было плевать на то, что вулканцы вроде как были сильнее – он был готов скрутить Спока прямо сейчас и избивать, пока на этом безэмоциональном лице не появится гримаса боли. Но Спок выдохнул, отдернул руки, будто бы обжегся о ладони Джима, окинул ненавидящим и одновременно испуганным взглядом, развернулся и быстрым солдатским шагом, широко ступая, скрылся в подворотне. Вся его спина источала злость. Джим и отреагировать не успел – ему только и оставалось, как тупо смотреть Споку вслед и сжимать кулаки. Кожа все еще горела в местах соприкосновения, а собственную злость просто некуда было выплеснуть. Досталось побитому кардассианцу. Все три тела Джим так и оставил лежать – был слишком зол, чтобы вызывать им какую-то медицинскую помощь. В конце концов, ублюдки сами напросились.

***

Спок По возвращении на «Энтерпрайз» Споку потребовалось около трех часов медитации, чтобы вернуть себе хоть какое-то подобие самоконтроля. Сказать, что он был зол – значило ничего не сказать. Он был в бешенстве из-за того, что Джим вмешался, что влез в его интимное пространство, что вообще напомнил о каких-то отношениях сверх служебных! Спок наконец-то, впервые за месяц, сумел расслабиться, стал привыкать к тому, что они просто коллеги, успокоил свои чувства. Он был удовлетворен. И вот снова этот человек взял и перевернул все его нутро вверх дном. «Ты же любишь меня». Спасибо за напоминание, капитан. Спок выдохнул, силком заталкивая свой разум в более глубокий транс. Ему было стыдно. Стыдно, что Джим стал свидетелем этой грязной сцены, что вообще узнал, как именно Спок сбрасывал напряжение сексуального характера. Ну, помимо спешной мастурбации после прикосновений Джима, пока кожа помнила эти ощущения. Еще он испугался. Он сжимался каждый раз, когда Джим получал удары, будто бы били его самого. Но в адреналиновой горячке капитан даже не ощущал боли и бездумно лез на рожон. Но самым ужасным – тем, что по-настоящему напугало Спока и заставило убежать – было то, что ему понравилось. Понравилось, что Джим вступился за него, показывая тем самым, что Спок что-то для него значит. Понравилось, что тот считал жизнь Спока своим делом. Понравилось, что ревновал. Он поражался тому, сколь извращенной логике следовали его эмоции, но вынужден был констатировать – он хотел еще. После еще восьми часов медитации Спок сумел не подавить, но игнорировать это иррациональное довольство. Тем более, что злость за вмешательство в личную жизнь никуда не делась.

***

Наутро вылеченный, но явно страдающий абстинентным синдромом Кирк (скорее всего, доктор Маккой не дал антипохмельную сыворотку в воспитательных целях) извинялся. Хмуро и недовольно. Спок принес ему встречные извинения, однако от своих слов и просьбы не вмешиваться более в его жизнь не отказался. Кирка это, похоже, обидело, но Спок не собирался уделять этому внимание. Ему бы с собой разобраться. Для этого он сократил контакты со своим капитаном до минимума – не вступал в разговоры не о работе, отказывался принимать пищу в его компании, старался не оставаться наедине. Как считал Спок – это должно было отвадить от каких-либо поползновений в его сторону. Придерживаться такой линии поведения было особенно непросто, учитывая, что «Энтерпрайз» нужно было плыть в варпе на протяжении недели, но Спок раз за разом находил способы избегать нежелательных встреч. Они держали путь к отдаленной базе на границе с клингонами.

***

Как и на большинстве обретающихся на отшибе Федерации баз, на Хатариане ситуация была ужасна: на черном рынке можно было достать все что угодно; законные структуры занимались бандитизмом с тем же рвением, как и те, кого они должны наказывать; утилизация отходов составляла от силы двадцать процентов. А особенное очарование местному контингенту добавляла соседствующая база-тюрьма. Но сколь неприятным бы ни было это место, кто-то должен был забрать образцы найденного там неизвестного материала. Спок очень долго настаивал на том, чтобы капитан остался на корабле, но когда его аргументы пропали втуне, вызвался в десант – хотя бы для защиты. Кирк смерил его злым взглядом, но согласился. Неизвестный минерал хранился прямо в кабинете мэра – простоватого и тучного телларита откровенно бандитской наружности. Рассматривая гроздь кристаллов черного цвета, Спок обнаружил несколько сколов – судя по всему, его пытались разбить и продать. Это не удалось, вот и вызвали федерантов, чтобы хотя бы узнать, что нашли. – Откуда вы его достали? – Дык парень мой, Горк, на свалке нашел, – простодушно ответил мэр, разводя руками. Спок поднялся с колен и внимательно уставился на телларита. – На свалке. Нашел. – Да-да, мы тут все сами так удивились, когда не поняли, что это! Сразу вас вызвали. Кирк, в отличие от Спока, своих эмоций прятать не пытался – вытаращился на мэра и, похоже, был в одном шаге от того, чтобы высказать тому все, что о нем думает. – Идемте, капитан, – вклинился Спок и осторожно убрал минерал в переносную капсулу. – Да он же нагло лжет! – воскликнул Кирк, когда они вышли на улицу. – Да, – не стал спорить Спок. – Он же… как же… Спок! – Я слушаю вас, капитан. – Мы… а, к черту. – Кирк махнул рукой и резко осекся. Будто только сейчас вспомнил, что они со Споком вроде как и не общались не по делу. А теперь он тут стоял и эмоционировал. – Ладно. Коммандер, этот минерал не опасен? – Я не обнаружил какого-либо излучения, которое могло бы навредить. – Ладно. Хорошо. Идем отсюда, изучите этот минерал у себя. Спок кивнул и устроился слева от Кирка, чуть позади. Тот вечно ворчал на эту привычку: «Как телохранитель, Спок», но сейчас только скосил взгляд и направился к транспортаторным. Остальные научники хаотично рассредоточились вокруг капитана. Однако в этот раз не помогло даже присутствие Спока. Первая группа из охраны и ученых, нагруженная минералом, поднялась на корабль, а дальше из рубки координатора телепортации раздался короткий вскрик, дверь открылась, и в помещение ворвались пятеро клингонов. Спок, не задумываясь, встал на защиту капитана, но вырубили его эффективно и быстро – ударом приклада в висок. Кирк, похоже, тоже недолго продержался.

***

В себя Спок пришел спустя ориентировочно два часа. Тело затекло и местами болело, подвешенное в вертикальном положении, в голове стоял шипящий гул, висок пульсировал болью, руки и ноги были к чему-то прикованы. Он с трудом открыл глаза и зажмурился – тусклый свет болезненно резанул глаза. Вспомнить, как он тут оказался и что происходит, пока не получалось. Когда все-таки удалось сфокусировать взгляд, Спок огляделся: просторное и влажное помещение, напоминающее промышленный цех; металлические оковы на запястьях и лодыжках; из-за стены раздается грубая клингонская речь. Ну, по крайней мере, они все еще на базе – это уже было неплохо. Вместе со звуками пришли и воспоминания – неожиданная атака клингонов, удар в висок, бессознательное небытие. И Джим. Рядом со Споком был Джим! Эта мысль заставила почти запаниковать. Спок завертел головой и почувствовал, как сводит желудок: справа от него в такой же позе висел Джим. На его затылке виднелась спекшаяся кровь, фиолетовые гематомы расцвечивали скулу и глаз, на запястьях обнаружились следы от наручников. Он не двигался, но дышал: значит, просто был без сознания. Спок инстинктивно дернулся, проверяя оковы на прочность и силясь вырваться – он должен был вытащить их. Должен был защитить Джима. Спустя минуту этой молчаливой яростной возни раздался тихий стон – Джим начал приходить в себя, – и Cпок обеспокоенно окликнул: – Джим! Тот помотал головой, выругался, заморгал на своего старшего помощника и соорудил улыбку: – Да, Спок? Он еще и улыбался! Спок возмущенно раздул ноздри. Но сейчас не было времени на эмоции, сначала нужно было убедиться, что капитан в норме. – Как ваше состояние? – Жить буду. – Голос Джима был непривычно сиплым, он шумно сглотнул и спросил: – Ты-то как? – Удовлетворительно. Они помолчали. За стеной стихли звуки, послышался слабый звон и удаляющиеся шаги. Выдержав паузу, Джим повернулся к Споку. – Ты за меня волновался. Спок кивнул – коротко и сухо. – Да. Джим разулыбался, как ребенок. – Я тоже о тебе волновался. Спок ничего не сказал и отвел взгляд. Неприятную тишину вновь рассек голос Джима: – Как думаешь, нас будут пытать? Как казалось Споку, это было сказано только для того, чтобы забить шумом минуты вязкого ожидания. – Вероятнее всего. – Дерьмово. Наручники не снимаются? – Мне не удалось освободиться. – По крайней мере, мы еще живы. – Действительно. – Сколько времени прошло? – поинтересовался Джим, также предпринимая попытки выскользнуть из наручников и изучить запирающий механизм. – Мои биологические часы менее точны после удара в голову, однако в бессознательном состоянии мы пробыли около двух часов. – Значит, найдут нас минимум через полтора часа? Повторюсь: дерьмово. Джим вздохнул и прижался головой к стене, прикрывая глаза. Спок опасливо скосил на него взгляд, потому что не хотел прерывать зрительный контакт – вдруг повреждения того были слишком серьезны? – Было бы здорово, – протянул Джим, не поднимая век, – если бы кто-то из нас остался на корабле. – Не вижу смысла моделировать несуществующую ситуацию, однако с точки зрения уставных рекомендаций на корабле стоит оставаться одному офицеру, – отозвался Спок и с оттенком укора добавил: – Капитан. – Что сразу капитан? – Джим потешно сморщил нос. – Между прочим, ты такой же офицер, как и я, но тебя не заставить оставаться на корабле! – Я – глава научного отдела. Логично, что я участвую в десантных высадках. – А я – капитан. – Именно. Ваша наиважнейшая функция – осуществлять управление кораблем. – Да? – Джим все-таки оторвал голову от стены (на той остался темно-красный липкий след) и недовольно сверкнул глазами. – В таком случае ваша – управлять научным отделом. На сленге данную ситуацию можно было обозначить как «крыть было нечем», и Спок недовольно замолчал. – Просто тебе скучно, и ты не можешь усидеть на месте, – вдруг резюмировал Джим и покосился почти насмешливо. – Только кажешься таким чопорным, а на деле тебе все интересно, и ты не хочешь расслабляться на корабле. – Наблюдение, в высшей степени оторванное от реальности, – гордо вздернул нос Спок, но стушевался под ироничным взглядом Джима. Может, тот и был прав. Возможно, он действительно не мог просто спокойно выполнять свою организационную работу. Они вновь помолчали, чутко прислушиваясь к лишним шумам. Но в зале все еще стояла тишина: никаких голосов, только тихий звук капель и дыхание друг друга. Джим тяжело вдохнул и поерзал. – Слушай, сейчас не время для подобных разговоров, – тихо начал он. – Но в последнее время ты только и делаешь, что избегаешь меня. А тут хотя бы никуда не денешься. Он криво ухмыльнулся, кивнув на наручники, и Спок неуютно поерзал. Вступление ему уже не понравилось. – Вы правы, сейчас не время для разговоров. Наши захватчики могут вернуться в любой момент. – Ну, пока они не вернулись, можно и поговорить. Вряд ли ты оставишь мне такую возможность на корабле, а звать этих ублюдков мы же не станем, верно? Спок вынужденно вздохнул. Джим был прав: и звать клингонов не имело смысла, и сбежать в текущей ситуации у него не получится. Ему иррационально захотелось, чтобы клингоны все же пришли, так как он догадывался о теме разговора. И, хотя он не так уж сильно ошибся, Джим его удивил. – Прости, – выпалил он. – Я уже извинялся за то, что выслеживал тебя, но тогда я был чертовски на тебя зол. Теперь говорю искренне: прости меня. – Ваши извинения приняты, – кисло согласился Спок. Джим подозрительно покосился на него и продолжил: – Да, это было нагло, я признаю. Но, согласись, тебе пригодилась помощь с тем козлом-кардассианцем! Спок плотно сцепил челюсти. – Я бы разобрался сам, капитан. – Было бы неплохо, Спок, чтобы ты просто не влезал в такие ситуации, – скривился Джим. – Вас это не касается. – Да-да, меня вообще ничего не касается! – Он закатил глаза. – Не касается твоя жизнь, не касается твое здоровье, не касаешься ты. – Именно. – Вообще-то это обидно, – раздраженно резюмировал Джим и умолк. Он даже подергал руки в оковах, будто бы сам хотел сбежать и от разговора, и от компании. В зале вновь повисла тишина, которую в этот раз прервал уже Спок: – Прошу прощения, капитан. Я не хотел задеть вас своим поведением. – А? – Джим удивленно моргнул. А Спок, своим каменным лицом как-то умудряющийся передавать смущение, продолжил: – Тем не менее, моя жизнь касается только меня. И то, как я… избавляюсь от физического напряжения, касается только меня. Вмешиваться в это вы не имеете права. – Я вмешался, потому что он угрожал тебе! Слушай, Спок, ты можешь говорить что угодно, но я не могу смотреть, как какой-то сброд обращается с тобой подобным образом! Я… – Джим осекся, сморщил нос и закусил губу. – А, к черту, не обращай внимания… Спок едва заметно пожал плечами. Он многое мог бы сказать – но не обращать внимания, так не обращать внимания. После паузы Джим тихо выдохнул и доверительно сообщил: – Но подумай, что чувствую я. Ты трахаешься с первым попавшимся, а мне не даешь даже прикоснуться к тебе. Обсценная лексика почти привычно резанула слух, а в груди неприятно потянуло. До сих пор вулканцы не избавились от этого пережитка – связи сердечной мышцы с нервной системой. И даже у них заходилось в подреберье, когда эмоций становилось слишком много. Как сейчас. – Вы знаете причины моего нежелания вступать с вами в глубокие эмоциональные связи. – Да? А с тем кардассианцем, значит, можно? Спок посмотрел на капитана долгим взглядом. Вздохнул и отвел взгляд. Наверное, не стоило говорить об этом, тем более, что Джим не имел оснований высказывать недовольство. Но почему-то Спок подспудно считал, что тот имеет на это право. – Вулканцы… наша раса… мы едва ли способны испытывать оргазм без посторонней помощи. Он затих и почувствовал, как теплеют уши. Пристальный взгляд Джима он тоже отлично чувствовал, но найти в себе силы продолжить не мог. – Поясни? – Для нашего телепатического восприятия необходим иной разум или хотя бы след иного разума, чтобы реализовать сколько-нибудь удовлетворительный сексуальный контакт, капитан. – Спок отвернулся. Да почему он оправдывался?! – Так что ж это выходит, вы не можете просто, ну… сами с собой? Он мотнул головой. – И незнакомец, выходит, лучше всего подходит. Спок скрипнул зубами и вскинулся. Даже ему это было неприятно: многого стоило вообще озвучить стороннему человеку столь интимные подробности. А Джим еще высказывал претензии! – Не вам обвинять меня в выборе партнера, капитан. Реализовать данный контакт с вами я не могу ввиду собственной же эмоциональной привязанности. Вопреки ожиданиям, Джим не обиделся, а болезненно усмехнулся. – Меня задевает, Спок, не то, что ты спишь не со мной, а то, что ты решаешь за меня. Ты говоришь мне, хочу я тебя или нет, сам же отказываешься от хоть какого-то взаимодействия. А моего мнения ты спрашивал? Нахмурившись, Спок сцепил челюсти. – В любом случае, я не намерен вступать с вами в какие-либо отношения, а значит, все контакты интимного толка нецелесообразны. А вот сейчас Джим выглядел по-настоящему огорошенным. Не то чтобы это было новостью, но... – Не намерен? Так что ж это выходит – я слишком плох для тебя?! – Это не совсем верный термин. Но отношения – не для вас, и я не собираюсь обременять вас собой. – Послушай, Спок, знаешь что? Давай-ка я сам разберусь, что для меня, а что нет. Можешь отшивать меня, но, черт подери, не смей принимать за меня решения. И если я говорю, что хочу тебя, хочу не ради секса, значит, так оно и есть. Может быть, увязавшись за тобой и кардассианцем, я поступил как говнюк, но, в отличие от тебя, я… Гневная тирада была прервана звуком открывающейся двери. В запале спора ни Спок, ни Джим не услышали звука шагов, а когда их прервали, уставились на трех внушительных размеров клингонов, вошедших в зал. Гнев на Джима, вновь поднимающийся в груди, сразу же улегся – сейчас были дела поважнее. Самый рослый, старший клингон обвел пленников тяжелым взглядом и заговорил на ломаном стандарте: – К 'Хар судить капитан Кирк. Он был еще не стар, но уже явно в возрасте – его лицо, голую шею и открытые мускулистые руки украшали шрамы, а наросты на голове были настолько крупными, что почти закрывали глаза, сверкающие, как маленькие черные маслины. Голос был под стать внешности: низкий, вибрирующий, глубокий. Спок бросил на Джима быстрый взгляд, но тот не стушевался. Вскинул голову, даром что был прикован к стене, и недовольно произнес: – Приветствую. Я хочу узнать кто ты, а также почему я и мой первый офицер подвешены к стене. Клингон нахмурился. – К 'Хар требовать. Капитан Кирк отвечать. – Почему я должен вести с вами переговоры? К 'Хар шагнул ближе. Спок мгновенно напрягся: хоть и понимал, что не вырвется из оков, он не мог ничего сделать с бессознательной готовностью нападать на тех, кто угрожал Джиму. К 'Хар скосил на него взгляд, но, сцепив перед собой мощные, покрытые татуировками руки, обратился к Джиму: – Кирк говорить про корабль Гохула, «Варак-29K». Как вы его уничтожили. Зачем. Потом мы судить вас по своим законам. И Спок, и Кирк удивленно уставились на клингона: ни о каком корабле, понятное дело, они и знать не знали, и подобное заявление… их ошарашило. Первым взял себя в руки Спок. – У нас нет никакой информации о ваших кораблях. А ваши обвинения и захват офицеров Звездного Флота на территории Федерации рассматриваются как акт агрессии и могут послужить началом военных действий, – ровно сообщил он. К 'Хар повернулся к Споку, пристально посмотрел на него, а потом его рука взлетела и впечаталась тому в скулу. Голова безвольно мотнулась, раздался едва слышимый хруст. Сильный ушиб, трещина в скуле и слабое сотрясение мозга, понял Спок, смаргивая расплывающиеся перед глазами темные круги. К 'Хар презрительно хмыкнул и повернулся к Кирку: – Говорить капитан. Вулканец не вмешиваться. К 'Хар не говорить с ним, не бить, как мужчину. Капитан Кирк, обвинять вас в уничтожении патрульного корабля «Варак-29К». Джим отвел взгляд от все еще трясущего головой Спока и грубо бросил: – Я даже не знаю, о каких вы кораблях! Послушай, ты, – он выдержал паузу, по которой даже Споку стало ясно количество нецензурных слов, которое он умолчал, – во-первых, не смей трогать моего первого офицера, а во-вторых, вы выдвигаете мне обвинения без каких-либо доказательств. К 'Хар мрачно осклабился, обнажив острые зубы: – Доказательство – твой слова. Не говорить так – мы применять язык силы. Джим тихо вздохнул и покосился на Спока. Тот наконец справился с контузией и слабо повел плечом. Судя по форме, перед ними был капитан военного клингонского судна, что сильно осложняло… все. Похоже, неподалеку уничтожили какой-то клингонский корабль, а ближайшие патрули ввиду вспыльчивости всей расы нашли виновных. Но почему не атаковали сам «Энтерпрайз»? Спок мог только предполагать, ведь взятие пленных было не в стиле клингонов. В любом случае, их еще не убили, и это уже было неплохо. Вряд ли Джим уловил всю эту логическую цепочку Спока, но он понял невысказанное «я не знаю» и вздохнул. – Прости, приятель, но вулканец прав. Мы знать не знаем ни о каком Вараке. К 'Хар тихо зарычал и уступил место одному из клингонов-здоровяков. Тот встал напротив Джима и размял кулаки. Значит, пытки. Спок мог бы прямо сейчас объяснить захватчикам, почему пытки не являются эффективным способом ведения переговоров и почему признания под ними нельзя считать достоверными, но когда увидел, как Джим сжимается от удара в живот, мыслей в голове не осталось. Была только ярость – необъятная, горячая, застилающая разум. Даже удивительно, как его спокойная и ненавязчивая привязанность превращалась в извращенную и полную дикой злобы цепочку мыслей: «принадлежит мне – никто больше не может прикасаться – убить». Если бы он сумел вырваться из оков, он действительно убил бы клингона – оружием, руками, зубами. Чем угодно. Живым бы тот не ушел. Но Спок был прикован, и ему оставалось только мучительно напрягать руки в стальных кольцах и делать вид, что его никак не трогает избиение его капитана. Удары клингона были сильными и выверенными: в лицо, под ребра, в живот. Несколько раз раздавался явственный хруст костей, а стоны Джима ввинчивались в уши почти болезненно. Спок не мог сейчас прекратить эту пытку. Но он мог хотя бы избавить от боли. Не меняясь в лице, он вывернул руку в запястье и содрал кожу о железный обруч, чтобы дотянуться до пальцев своего капитана, инициируя телепатический контакт. Это был не мелдинг, но даже через такое прикосновение Спок смог взять на себя часть чужой боли, давал почувствовать, что Джим не один. Этот жест не скрылся от внимания клингона, пытавшего Джима. Он зарычал, выхватил из поясных ножен грубый нож и с размаху всадил лезвие в ладонь Спока. Тот не успел сдержать себя – простонал хрипло и сдавленно. Обнаженные для телепатического контакта нервные окончания слишком остро все воспринимали, и боль прокатилась от руки до затылка режущей волной. Пальцы мелко задрожали. Джим, услышав стон, сразу же вскинулся, уставился испуганным взглядом. Спок мотнул головой. Все нормально. Его повреждения были несерьезны. К 'Хар, однако, с интересом склонил голову набок и поднял ладонь в останавливающем жесте. – Довольно. Трар, теперь заниматься вулканцем. Уже замахнувшийся над Джимом клингонец остановился, обернулся и уточнил: – Он вулканец. Они крепки и выносливы. – Но не выносливы люди. – И он кивнул на Джима, чье лицо заливала кровь и дыхание было тяжелым, по-настоящему испуганно смотревшего только на Спока. – Говорить, Кирк, – грозно прогрохотал К ’Хар. Но Джим только сильнее сцепил зубы. Спок слабо кивнул ему – в знак одобрения и благодарности, показывая, что вынесет все. Его избивали сильнее и жестче – знали о крепости тела и особо не церемонились. Спок держался, пока не начал тихо охать на выдохах, пока не стал раздаваться хруст костей и суставов. Иногда град ударов прекращался, и клингон хватался за рукоятку своего ножа и проворачивал его в прибитой к стене руке. От этого из горла вырывался совершенно недостойный жалобный скулеж. Споку не нужно было касаться Джима, чтобы почувствовать его эмоции. Он буквально прикипел к Споку взглядом и, в отличие от своего первого офицера, не пытался скрывать свои страх и ярость. Это... парадоксально грело. Помогало терпеть. Придавало сил. Когда Спок закрыл глаза из-за крови, заливающей веки, ментальный образ Джима стал единственным, что удерживало его в сознании. – Вулканец не умирать, Кирк. Мы будем избивать, пока вы не признаваться. – Да пошел ты ко всем чертям, выблядок, – выплюнул Джим. Трар оставил Спока в покое, но только для того, чтобы ударить Джима. Услышав хруст, Спок сразу же вскинулся, но Кирк безвольно повис в оковах. Дышал? Нет? Не понять в зеленой кровавой мути, что расползлась перед глазами. Почти не соображая, Спок попытался дотянуться до обвисшей джимовой руки, взрезая собственную о лезвие ножа. Именно в этот момент дверь зала выбило сильным взрывом. Прибыла поисковая группа с «Энтерпрайз». С появлением подкрепления все кончилось очень быстро: клингонов повязали, со Спока и Джима сняли наручники. Но если Джим безвольно повис в руках сослуживцев, то Спок, стоило только освободиться от оков, решительно отпихнул от себя безопасника и ударил К ’Хара в живот. Того не взял оглушающий заряд фазера, и сейчас он стоял в кольце из представителей местных правоохранительных органов. Споку не мешали. Разве что Маккой что-то недовольно рыкнул, но Спок его не слушал, с нечеловеческой яростью впечатывая кулак в подреберье клингона – там, где не было защитных пластин. Кажется, этим ударом он доломал свою руку, но это было неважно: он не чувствовал ничего, кроме всепоглощающей ярости и желания убить того, кто посмел угрожать, а возможно, и убить Джима. Остановиться он смог только тогда, когда чьи-то человеческие руки сжали его плечо, а к шее прижался гипошприц. – Черт подери, гоблин, чем тебя накачали? – И это было последнее, что услышал Спок, прежде чем провалиться в глубокий медикаментозный сон.

***

Запах «родного» лазарета Спок мог бы узнать из тысяч других – приходить в себя тут было делом привычным. Наверное, Джим все-таки был прав, когда говорил, что ему не сидится на месте, и он в своей вулканской манере ищет «приключений». Кстати. Джим. Спок резко распахнул глаза и огляделся по сторонам – он помнил, что капитан был сильно ранен, а значит, тоже должен был присутствовать здесь. Если же нет… нет, об этом не хотелось даже думать. Джим и правда оказался в медотсеке: он лежал на соседней кровати под тонкой простыней и рассеяно вертел в руках пустой инъектор гипошприца. На его теле было несколько поддерживающих повязок, но в целом он не выглядел умирающим. Спок испытал облегчение столь сильное, что его сердцебиение сбилось – о чем возвестил мерно пикающий пульсоксиметр. Джим сразу всполошился, повернул голову и улыбнулся, завидев, что его старший помощник в сознании. Однако сказать он ничего не успел: в лазарет ворвался доктор Маккой, строго оглядел пациентов и с укором бросил Споку: – А ведь тебя ничем не накачали. Нервишки сдали? – Ответ отрицательный. – Спок поджал губы и обратился к Джиму: – Я хочу выразить удовлетворение тем фактом, что ваше состояние в рамках нормы, капитан. – Я просто рад тебя видеть, – ответил тот и рассмеялся, когда Маккой закатил глаза. Доктор цыкнул и принялся осматривать Спока. Убедившись, что тот в норме, он монотонно отчитал обоих офицеров за неподобающее отношение к своему здоровью и, видимо, сочтя свою задачу выполненной, скрылся в кабинете. Спок дождался, пока дверь закроется, и обратился к своему капитану: – Вы давно в сознании? – Да уж немало. Часа два как. Спок кивнул и осторожно повернулся на бок, стараясь не сбить поддерживающие перевязки. – Вы проинформированы касательно ситуации с клингонами? – А! – Джим хохотнул. – Да. Спок нахмурился, не улавливая юмора, и попросил посвятить его в детали. – Какой-то корабль из старых флотских выпусков уничтожил их патруль. Это было пиратское судно, – заранее уточнил Джим, заметив, что Спок насторожился. – Списанное с производства, его взяли и модернизировали. В общем, патрульный корабль этого К ’Хара прибыл на место крушения, прощупал территорию и обнаружил только «Энтерпрайз». А ты знаешь, какие они нервные. – Спок кивнул. – Решили, что это мы. Но вооружение у нашей крошки получше, вот они и сократили масштабы мести от всего экипажа до капитана и первого офицера. Он помолчал, дотянулся до стакана с водой и отпил. Споку было приятно видеть, что доктор Маккой практически полностью свел синяки с его тела. – Ну вот. Наши, как только разобрались, в чем дело, вступили в переговоры. Ухура, если быть точным. Она умница. – Джим разулыбался. – В общем, ребятам пришлось отдать клингонам технические логи корабля, а заодно помочь со сканированием пространства в области крушения. Далековато, конечно, но мы нашли след от варп прыжка. Так что клингоны извинились и… все. – Они могли развязать войну, – с недовольством резюмировал Спок, прикрывая глаза. – Ну да. Но не развязали же. И мы не развязали. Кстати, твои ученые уже изучили тот кристалл: это какой-то минерал с одной из планет на территории клингонов. Видимо, его занесло на базу из осколков того уничтоженного корабля. Совершенно бесполезный. Спок кивнул, показывая, что воспринял информацию. Воцарилась тишина, и он провалился бы в сон, если бы не услышал шуршание простыни и не открыл глаза – Джим приподнялся на локте, окликая: – Спок. – Да, Джим? – Я боялся. Спок приподнял бровь. – Вы вели себя достойно. – За тебя боялся. – О… – Спок не знал, как реагировать на подобное признание, и скомканно озвучил: – Вот как. – Да. Они снова помолчали. Джим разглядывал потолок, Спок – Джима. Споку никак не удавалось прийти к желанному спокойствию. Его сознание не могло отойти от страха за капитана, от желания убивать, оно насквозь пропахло тревогой. Даже вид живого Джима не успокаивал его. Особенно когда тот откинул простыни и уселся на кушетке. – Джим!.. – встрепенулся Спок. – Тихо, тихо, не кипешуй. Я сейчас лягу. И действительно лег. Только сначала соскользнул со своей койки, медленно подошел к споковой и залез под одеяло, оттеснив хозяина к краю. Спок попытался отстраниться, дать побольше места, но и сдвинуться не смог, когда руки Джима сильно схватились за бока и прижали к себе. – Капитан, сейчас не… Договорить ему так и не дали. Джим подтянул его к себе и поцеловал в приоткрытый рот. Спок не пытался ответить, не изменился в лице, но маленький пищащий пульсоксиметр зашелся в истерике, снова выдавая его с потрохами. Джим шумно засопел, обнял еще крепче и скользнул языком внутрь, животом ощущая бешено трепещущее вулканское сердце. Спок закрыл глаза. Бесполезно было делать вид, что он остался равнодушным или что не хотел этого. Умом он понимал, что не стоило вестись на эту провокацию, но рядом был Джим – теплый, живой, желанный Джим, в прикосновениях которого не было и следа похоти. Соблазн просто расслабиться и ответить был слишком велик, и Спок поддался ему: позволил прижать себя совсем плотно, мягко лизнул чужой язык собственным – шершавым и прохладным. Джим улыбнулся прямо в поцелуй, чуть отстранился и спросил: – Ты не против? Спок безнадежно пожал плечами: – Против. – Отлично! – Джим заулыбался, но посерьезнел и ткнулся теплым носом в открытые ключицы. – Не хочу тебя терять. Спок потерянно промолчал, только вплел пальцы в чужие волосы. Джим заерзал, задрал на нем больничную пижаму, прижал ладони к коже и вскоре провалился в сон. Спок же остался наедине со своими мыслями. Например, о том, что случайно вошедший в лазарет медбрат – или, что еще хуже, Маккой – застанет их в весьма недвусмысленном положении. И в такой ситуации было целесообразно осторожно перенести капитана на его койку, а потом вернуться на свою. Но Спок не мог. И причиной была не болезненная слабость, что было бы логично, а банальное нежелание это делать. Джим был теплым, спокойным и уютным. Сознание Спока, все еще тревожное после испытанного страха, приходило в норму от тактильного контакта. Собственное нутро, слепо, почти по-звериному преданное этому человеку, успокаивалось и прекращало зло рычать, понимая, что вот он, Джим – живой, почти здоровый, дышит размеренно куда-то в ключицы. Еще Спок думал об эмоциях. Не своих – Джима. Они жгли нервные окончания теплом и беспокойством, желанием близости и привязанностью. Они не были... не были любовью в прямом понимании этого слова. Но были чем-то более интимным, чем дружба. Не то чтобы Спок умалял значение такой вещи, как дружба, но друзей не желают. А Джим его явственно желал. Это заставляло задуматься. Вряд ли Спок вообще пришел бы к подобным мыслям до этого сумбурного и гадкого инцидента с клингонами. Только сейчас он явственно осознал, что может потерять Джима в любую минуту. Он и раньше это осознавал, но собственный ужас и беспомощность, когда его капитана избивали у него на глазах, заставили прочувствовать это в полной мере. Прочувствовать, что у него, возможно, нет ни времени, ни возможности огрызаться и отмахиваться от Джима в страхе, что потом будет слишком больно. В конце концов, если он не сделает того, что хочет, хотя бы не попытается быть с Джимом, будет еще больнее. А взаимность? Во имя Сурака, он жил без нее все это время! С этими мыслями Спок уснул, позабыв о том, что они с Джимом находятся в общественном месте. В каком-то смысле. Разбудило Спока тихое покашливание Маккоя. Он мгновенно подорвался, предполагая реакцию доктора. Но, вопреки ожиданиям, тот не злился, не удивлялся и не ругался. Было видно, что он если не понимал, то догадывался о том, что происходило между Джимом и его первым помощником. Смотрел он спокойно, чуть хмуро. Спок невольно сжался под этим взглядом. – Я отнесу Джима на его кровать, – наконец сказал Маккой. Но Спок коротко мотнул головой, стек с кушетки и бережно взял на руки обмякшего Джима, который заворочался, недовольный ушедшим теплом. Если доктор Маккой и хотел возразить, то передумал, заглянув в темные глаза – сейчас со Споком лучше было не спорить. Тот донес капитана до его кровати, заботливо укутал одеялом, погладил по волосам, осторожно коснулся пальцев. Пристальный взгляд Маккоя Спока не смущал: сейчас он просто не мог отойти от Джима, не коснувшись напоследок, да и не перед доктором ему стоило скрывать свои эмоции. Под тихое ворчание Маккоя он отступил назад и улегся на свое место. – Если ты сделаешь ему больно, гоблин, я позабочусь о том, чтобы тебя не было на этом корабле, – буднично сообщил МакКой. Будто бы не видел только что самого странного зрелища в мире – вулканца, который проявляет теплые чувства. – Вы правда считаете, что я на это способен? Маккой ухмыльнулся, покачал головой и ушел, небрежно бросив: «Спите, коммандер, вам нужно восстанавливать силы». Спок вышел из лазарета через два дня, Джим через четыре.

***

Кирк Джиму впервые было комфортно выздоравливать в медотсеке. После этого дурацкого случая с клингонами Спок оттаял: охотно шел на контакт, позволял себе прикосновения, иногда даже украдкой целовал. Почти сразу он смущенно зеленел ушами и отворачивался. Джим находил это милым. А после того, как Маккой отпустил Спока восвояси, он все равно продолжал по вечерам навещать Джима: устно докладывал ситуацию и заставлял читать скучные и сухие отчеты, которые выдавливал из себя в огромных количествах. Кажется, ему просто нравилось их писать, а Джиму мучайся. Были и неприятные моменты. Стоило Споку выйти из лазарета, Боунз буквально вцепился в Джима клешнями. Мол, давай-ка, парень, рассказывай, что у вас. – Ничего, – честно отвечал Джим, старательно счищая шкурку с апельсина. Боунз ему, конечно же, ни на грош не поверил. – Ничего? Поэтому он постоянно вытаскивает твою задницу из всяких передряг? И из-за ничего ты валялся с ним в одной кровати, когда вы оба еле двигались?! О, так, значит, Боунз видел. Крыть было нечем. Хотя не то чтобы Джим врал. – Вроде того. Слушай, Боунз, мы вроде как хорошо ладим, но у нас действительно ничего нет. – Это теперь называется «хорошо ладим»? Слушай, даже если я поверю, что ты под капельницей можешь обжиматься с кем попало из любви к искусству, но гоблин? Да он на два метра к себе никого не подпускает! – Ну, я, типа, ему нравлюсь, – хмуро огрызнулся Джим, запихнув в рот сразу же две крупные апельсиновые дольки. Смотри, мол, рот забит, разговаривать не могу. – Ты. Споку. Нравишься. Споку. Боунз терпеливо дождался, пока Джим прожует апельсин, и вскинул бровь. Тот всплеснул руками. – Боже, друг, что ты хочешь от меня услышать? Да, я ему нравлюсь, по мне, он тоже ничего, но никаких отношений и прочего дерьма. Потому что он вулканец с таким багажом загонов, которые и не снились тому закомплексованному пухлому зануде с твоего курса. Ответом ему был вздох. Боунз, естественно, помнил Роберта, который более походил на ходячее пособие для студентов психологических курсов, чем на кадета. – В общем, – резюмировал Джим, буквально насильно запихнув другу в рот апельсиновую дольку, – не переживай. Остепениться и отдавать руку и сердце своему первому офицеру я не собираюсь. Просто тискаемся иногда. Если бы он знал тогда, как ошибался.

***

«Энтерпрайз» совершал длительный варп-прыжок вдоль нейтральной зоны, и делать на корабле было решительно нечего. Но Спок, похоже, достиг совершенства в избегании своего капитана. Он незаметно утекал в неизвестном направлении, стоило тому начать его искать хоть для какого-то разговора. Питался он тоже по совершенно непредсказуемому графику. Зато когда Джиму все-таки удалось поймать его в лаборатории, Спок отвел его в укромный уголок, спокойно обсудил течение эксперимента, а на прощание осторожно сжал руку и ткнулся носом в висок в каком-то собачьем, обнюхивающем жесте. И что это вообще значило, черт подери? «Я вас люблю, но отношений заводить не буду?» Вот, кстати, слова Спока про то, что он и сам не имел никаких планов на Джима – это было обидно. Не то чтобы тот был таким уж приверженцем длительных отношений, но Спок ему всю душу вынул своим совершенно непредсказуемым поведением. А потом «не планирую». Тьфу. Долго мучиться в безвестности Джиму не пришлось. Спустя неделю после инцидента с клингонами Спок сам решил прояснить их ситуацию – пришел вечером после смены в каюту капитана и вытянулся по струнке на пороге. – Здравствуйте, Джим, – ровно поприветствовал он. – Я не отвлекаю вас? Джим поднял голову от почти собранной модели Энтерпрайз – невинного увлечения, сделанной и подаренной ему Скотти игрушки для расслабления после нудных отчетов – и улыбнулся Споку, застывшему возле дверей: – Ни в коем случае, Спок. Сам видишь – я тут балуюсь понемногу. Проходи, садись. Чем могу помочь? Судя по напряженной позе, Спок чувствовал себя неуверенно. Он взглядом поискал место, куда можно было присесть, но на одном кресле был Джим, другое занимали капитанские вещи. С обреченным видом утопленника Спок устроился на краешке кровати. Джим не смог удержаться – наклонился и легко поцеловал его в уголок губ, показывая, что рад видеть, и проверяя, как Спок к этому отнесется. Спок отнесся отлично: сморгнул, робко коснулся пальцами места поцелуя и даже попытался соорудить неуклюжую улыбку. Выходило у него все еще натянуто, но Джим ценил старания и улыбнулся в ответ. Спок сразу посерьезнел, уложил на колени напряженные ладони и бесцветно проговорил: – Джим, я хотел бы предложить вам отношения. – И добавил после паузы: – Полноценного характера. Ого! Джим повернулся на стуле, всецело уделяя внимание Споку, и склонил голову набок. – Поясни. Что ты имеешь в виду под «отношениями полноценного характера»? У нас уже были, в каком-то роде, отношения. Спок замялся. Опустил взгляд, сморгнул и опять посмотрел прямо. – Вы не точно, но ассоциативно правильно выбрали термин – «в каком-то роде». Я бы хотел начать с вами отношения без подобных уточнений. Он умолк, протянул руку и как-то неуверенно коснулся подушечками пальцев тыльной стороны ладони Джима, будто искал поддержки. Что ж, тот готов был ее дать и сжал прохладные пальцы в ответ. Спок благодарно кивнул и продолжил: – Если ранее вы решили бы вступить в сексуальный контакт с посторонним индивидом, я бы воспринял это как должное. Сейчас я открыто выражу свое неодобрение. Ну, начало было положено, хотя Джим не сказал бы, что это можно было назвать приятным бонусом серьезных отношений. Кажется, это понял и Спок, он смутился и добавил: – Однако я принимаю ваш склад характера и не стану… настаивать на моногамности. Вообще-то Джим был бы не прочь моногамности, но говорить об этом вслух не стал – не перебивать же? – Также я более не буду возражать против близости с вами, так как это ваше право, а мне нет нужды сдерживать собственный эмоциональный отклик на вас. Он затих и уставился на переплетенные с Джимом пальцы. Тот слабо улыбнулся и поднес чужую ладонь к губам, копируя споков жест, который, кажется, от «сейчас» отделял вековой слой времени. Спок опять заговорил: – До этого ваше поведение можно было охарактеризовать, как попытку завоевать меня. В этом больше нет нужды. – Он выдохнул, склонил голову и едва слышно произнес: – Я ваш. Джим сглотнул. Спина ощетинилась мурашками от одного звука голоса Спока. Да уж, так… волнующе отношения ему еще не предлагали. Он осторожно лизнул прохладную ладонь, привлекая к себе внимание, и заговорил: – Спок, а ты не заметил, что я не был против отношений с самого начала? Но я не могу как-то тебя обнадежить, ведь у меня никогда не было ничего серьезного. Ты… «Рядом тогда, когда нужно. Ты защищаешь меня. Я хочу защищать тебя. Мне неприятно видеть тебя с другими. Я чувствую себя увереннее, когда ты рядом. Ты ужасный зануда, но это по-своему трогательно. Возможно, я…» – Ты нравишься мне, – наконец прервал паузу Джим. Наверное, это звучало как-то скудно и натянуто, но Спок не выглядел обиженным. Кожа в месте соприкосновения рук пульсировала теплом. – И я хочу тебя – не для секса. Ну, не только для секса. Я хочу попробовать начать… попробовать с тобой… а, к черту! Джим выругался и скривился. Все эти романтические разговорчики ему совершенно не подходили. Он просто подался вперед и уверенно впился в губы Спока поцелуем. Поначалу тот опешил, но быстро пришел в себя: тихо фыркнул, позволил чужому языку свободно скользнуть в рот, мягко потянул к себе на колени. Джим крепко обхватил его бедра ногами, запустил свободную руку в волосы, растрепал вечно идеальную прическу. Куснул за губу и отстранился. – В общем, я… – Не надо. – Спок прикрыл глаза и прижался лбом. Он выглядел на удивление умиротворенным. – Можете не говорить. Джим разулыбался: да уж, Спок был прав, показывать у него получалось лучше, чем говорить. Он прижался теснее, огладил прямую спину своего старшего помощника и тихо предложил: – Останешься у меня сегодня на ночь? Спок кивнул. И добавил: – Если вы позволите, я бы хотел зайти к себе в каюту за спальной одеждой. Джим сейчас готов был позволить ему все, что угодно. Он освободил Спока от своего веса и почти требовательно уставился – иди, мол. Просить вслух не пришлось. Зато когда Спок вернулся, Джим не смог сдержать улыбки: тот пришел в клетчатой фланелевой пижаме, и это было почему-то более значимо, чем поцелуй: этакий жест доверия – вот, смотри, мне нечего скрывать, даже такую интимную, маленькую вещь обо мне ты теперь можешь знать. Ну, еще это было страшно мило. Спок нахмурился, поймав на себе веселый взгляд, и строго пояснил: – Для комфортного сна мне требуется более высокая температура, чем людям. Озаботиться теплой одеждой логично, капитан. И юркнул под одеяло. Неужели это было приглашение? Джим, не мудрствуя лукаво, сбросил с себя одежду, приглушил свет и направился в душ, чтобы ополоснуться. По возвращении в постель его встретили согревшийся, мягкий и сонный Спок, крепкие объятия и глубокие, нежные поцелуи.

***

Кирк и Спок Ни Спок, ни Джим не могли сказать, как вышло, что переход их отношений на «официальный» уровень внес еще большую путаницу. Прошло три дня, и ничего не менялось. То есть не совсем «ничего»: Джим со Споком начали играть по вечерам в шахматы. Это было совершенно спонтанным решением – Спок заметил в каюте капитана доску, поинтересовался причинами ее нахождения там, а Джим сказал, что давно не играл, и… вот. Два вечера были проглочены за пятеркой партий. Еще Спок стал более контактным и не скрывал радости от встреч с Джимом, хотя внешне это никак не проявлял. Но с той совместной ночи они почти не трогали друг друга, не целовались, не разговаривали вне работы. Будто и не поменялось ничего: они просто игнорировали новый статус их отношений – то ли от страха, то ли от неуверенности. Как ни странно, терпение Спока лопнуло первым. Молчаливое – кивок головой в сторону двери – приглашение Джима зайти в капитанскую каюту он принял, не задумываясь. По его прогнозам текущая модель их взаимодействия располагала к вечеру, полному спокойных прикосновений, поцелуев и молчаливого чувства «не-одиночества». Но, когда дверь за Споком закрылась, он отстраненно констатировал, что его прогнозы не оправдаются. Потом он, конечно, признает, что действовал импульсивно и, возможно, грубо. Но, глядя на Джима, он понял, что больше просто не выдержит. И, что самое главное, необходимости держаться не имеет. Дверь тихо пискнула, заблокированная. Джим даже не успел удивиться, как обнаружил себя крепко зажатым между стеной и Споком – тесно, сразу и не выберешься. Тот навис сверху и невыносимо долгое мгновение просто смотрел в глаза. Смотрел с таким голодом, на который, как сам ранее считал, был и не способен. А потом поцеловал – уверенно, жадно, сразу же перехватывая инициативу. Слабо стукнулся зубами о зубы Джима, шумно выдохнул, широко и шершаво лизнул мягкий человеческий язык и зарылся пальцами под форменку. И хотя Джим не ожидал этого – ничего из этого, – он с готовностью потянулся, впиваясь пальцами в твердые округлые плечи и отвечая Споку. Тот прижимался с животным желанием, и Джим приветствовал это всем существом. Он хотел этого не меньше. Прохладные пальцы Спока проскользили по его животу, широко раскрылись, обхватили за талию и притянули невозможно близко, вжимая тело в тело. Будто Спок пытался просочиться сквозь ткань формы и размыть границы между их кожей. Джим обхватил ладонями его щеки и отстранил, чтобы хоть что-то сказать. И до чего же непривычно было видеть на вулканском строгом лице почти детскую обиду – тот подался обратно, стиснул объятия еще крепче, дотянулся языком, чтобы лизнуть в губы. Его колено уверенно втиснулось между ног Джима, прижало к промежности отяжелевшие яички. Тот тихо ахнул, но все-таки озвучил: – К чертям одежду. Джим, посмевший только что разорвать со Споком поцелуй, был полностью амнистирован в его глазах. Раздевались в неловкой спешке. У Спока дрожали пальцы, и, когда он стаскивал с себя форменку, что-то жалобно затрещало в швах. Неважно. Стоило футболке Джима полететь на пол, Спок подался к нему, поцеловал с таким пылом, будто от этого зависела его жизнь. Ему и правда казалось, что он задохнется, если прекратит касаться Джима, и охотно шел на поводу у этого страха. От долгожданного контакта кожи он тихо застонал. Носилось по нервам их общее возбуждение, голова восхитительно опустела, оставляя только сиюминутные желания: взять, поцеловать, сжать. Колено Спока вновь втиснулось между чужими бедрами, и Джим заскулил ему в рот, притираясь. – Спок, – выдохнул он, обхватив лицо того ладонями. – Я не выдержу больше. Идем. Спок чувствовал это. Чувствовал чужое возбуждение и желание, только усиливающие собственные, и не счел нужным отвечать вслух. Он жадными прикосновениями вылизывал открытую шею, иногда прикусывал мочки ушей или спускался к ключицам. В качестве завершающего штриха оставив на последних засос, Спок ухватил Джима за шлёвки брюк, отступил на шаг и потянул за собой, не прекращая хаотично целовать. Когда они добрались до кровати, он упал на нее, сжал бедра Джима, быстро и скомкано завозился с застежкой. На макушку весомо легла ладонь, и Спок запрокинул голову. Джим внимательно смотрел на него. Смотрел и не мог оторваться. Спок был так красив сейчас – жадный, торопливый, с безумным голодным взглядом и зрачками, раздавшимися на всю радужку. Джим провел рукой по его виску, щеке, остановился в области губ, и Спок с охотой вобрал пальцы в рот. Он старательно посасывал их, мягко кусал, обводил костяшки языком, пока расправлялся с одеждой. Опустив брюки с бельем до середины бедер, он на ощупь – не отрывая взгляда от лица Джима – обхватил член пальцами и несколько раз провел по нему туда-сюда. Головка мазнула по открытой шее, оставляя влажный след, и Спок шумно хищно выдохнул – явственный запах чужого возбуждения оказывал на его самоконтроль разрушительный эффект. Он выпустил пальцы Джима изо рта, посмотрел вниз и пару секунд просто разглядывал взбухший темно-розовый член, на головке которого густо наворачивалась смазка. Рот наполнился слюной, губы заныли от желания прикоснуться, и Спок не знал – он сам столь сильно хотел орально удовлетворить Джима, или это Джим изнывал от желания оказаться в его рту. Тесный контакт кожи не позволял точно дифференцировать их эмоции и потребности. Но это было и не нужно. Сначала Спок просто мазнул языком по головке, собирая предсемя шероховатой поверхностью – во рту сразу разлился солоновато-мускусный вкус. Тяжело выдохнув, он поднял взгляд и без обиняков взял в рот на длину, на которую был способен без дополнительной подготовки. Джим тихо охнул в ответ. Спок сводил с ума. Непривычно прохладный рот, сжимающийся вокруг члена, ощущался удивительно. Спок сосал с явной жадностью, обласкивал чувствительную головку и ствол языком, плотно сжимал губы. Изредка он едва слышно мычал куда-то в пах, выражая свое удовольствие. Гортанно застонав, Джим запрокинул голову, вплел пальцы в жесткие черные волосы и потянул за них, заставляя взять глубже. Спок послушался без промедления, сомкнулся влажной хваткой практически у основания – парой сантиметров выше. Шальная мысль о том, что он делает это далеко не в первый раз, заставила Джима испытать укол ревности. Он не был собственником, но неприятно было понимать, что кто-то еще, кроме него, видел Спока таким – с горящим лицом, голодным, ерзающим от желания. Спок тихо фыркнул куда-то в пах и неожиданно взял на всю длину – пропустил упругую головку в горло и ткнулся носом в завитки волос на лобке. Джим чуть не взвыл, вцепляясь ему в затылок. Господи, да Спок так из него всю душу вывернет. Немного придя в себя, Джим судорожно огладил его уши: от острых кончиков до мягких мочек. Спок не мог застонать и вместо этого завибрировал горлом вокруг члена. – Так. Все, – слабо проговорил Джим, насилу отрывая Спока от себя. – Еще чуть-чуть, и я кончу. – Я бы не возражал, – сипло сообщил Спок, вынужденный отстраниться для ответа. Джим пристально проследил за ниточкой слюны, протянувшейся от блестящей влажной головки до припухших споковых губ, а затем разорвавшейся. – Я бы возражал, – сказал он, погладив высокие скулы. Спок прильнул щекой к его руке, теплом передавая желание-возбуждение. Джим сглотнул. – Хочу тебя. Очень. И бесцеремонно уронил Спока на кровать, впился губами куда-то в бок, оставляя зеленый засос. Штаны, белье, обувь – вся оставшаяся одежда полетела на пол. Джим замер на мгновение, нависнув над Споком. Тот растянулся на кровати, тяжело дыша и разглядывая его мутными глазами. Член и соски выделялись на бледной коже зеленью, Спока хотелось облизать с ног до головы. – Идите сюда? Боже, да. Джим распластался сверху, обнял, втерся пахом в пах. Спок прерывисто выдохнул и переплел их ноги. Он был прохладным, крепким, влажным в области лобка, и Джим запоздало понял, что вулканский пенис сам выделяет достаточное количество смазки. Мысль, что о тюбиках смазки можно было теперь забыть, утонула вместе с вырвавшимся стоном – Спок сжал его ягодицы и толкнулся бедрами вверх. Джим вцепился в простыни и тяжело навалился, давая Споку хоть какой-то упор, пока тот уверенно и сильно притирался к нему. Два возбужденных члена плотно скользили между их тел, пряно пахнущая смазка смягчала движения, и, Господи, Джим готов был кончить только от этого трения. Он уткнулся Споку в шею и зашептал какой-то горячечный бред, сильнее сжимая коленями чужую ногу. Это было так тесно, так горячо, так приятно, что одна мысль о том, чтобы отстраниться от Спока и подготовиться, казалась кощунственной. Но тот сумел переубедить Джима. В какой-то момент Спок громко охнул, задрожал и крепко прижал его к себе, не давая двинуться. Джим сначала решил, что тот кончил, но Спок просто пережидал, когда возбуждение хоть немного спадет. Справившись с собой, он откинул голову на кровать, тяжело выдохнул и облизнул губы. – Хочу вас. Джим тихо и недовольно застонал. «Спок, черт подери, просто двигайся, я не остановлюсь сейчас, давай же, пожалуйста», – хотел сказать он. Но не успел. – Мы можем реализовать акт пенетрации? – Что? Спок едва заметно зазеленел скулами и повторил с вопросительными интонациями: – Трахните меня?.. Ох, Боже. – Да. Черт подери, да, – сказал Джим, мимолетно подивившись. Вообще-то он подспудно был готов к принимающей роли, потому что Спок – ну, это же Спок! А тут… это было горячо и трогательно одновременно. В голове помутилось от одной мысли, что сейчас он окажется в Споке, будет прижимать его к кровати, увидит, как тот – вечно строгий, безэмоциональный, холодный – будет стонать под ним. Надо было срочно прекратить об этом думать, иначе он действительно спустит, даже не касаясь себя. – Сейчас-сейчас, – забормотал Джим, осторожно приподнимаясь на руках. Между их животами нитями растянулась спокова смазка, но через мгновение осела густыми каплями. Джим стер ее с члена Спока, огладил плотную мошонку и скользнул вниз – к промежности. Спок с готовностью раздвинул ноги и шумно выдохнул, когда мягкие человеческие подушечки пальцев вдавились в его чувствительный анус. Погладили и туго втолкнулись внутрь. Спок прикрыл глаза и подался навстречу. Джим до боли прикусил губу, наблюдая за ним. Тот принимал ласки с неожиданной чуткостью, елозил бедрами по простыням, тихо ахал, когда костяшки пальцев раздвигали влажное нутро. Видеть его таким было… потрясающе. Джим наклонился над его пахом и принялся широко слизывать с члена и живота солоноватую смазку. Кажется, это подвело Спока к самому краю. С силой, неожиданной для того, кто только что принимал чужие ласки и расслабленно елозил по кровати, он схватил Джима за плечо и подтянул к себе. А затем посмотрел в глаза и строго напомнил: – Джим. Тот не удержался от улыбки: Спок – разгоряченный, возбужденный, истекающий смазкой, с чужими пальцами в заднице – все равно вел себя так, будто они были на службе. – Конечно, – выдохнул он и медленно достал пальцы. Джим хотел было поудобнее перехватить Спока, но тот сам обнял за талию ногами, прижался, потерся ягодицами о пах. Несколько раз безрезультатно проскользнув членом между ними, Джим тихо выругался, закинул ногу Спока на плечо и помог себе рукой. Спок тяжело задышал. Крупная горячая головка члена медленно раздвинула его анус, и внутренности почти скрутило от желания ощутить Джима как можно глубже. Лишенный предстательной железы из-за своего происхождения, Спок был не в состоянии получить удовольствие, доступное людям. Но сетка телепатических сенсорных нейронов, пронизывающая весь эпителий, давала ему гораздо больше. Он чувствовал Джима даже там – где слизистая была настолько тонкой, что телепатическая чувствительность приобретала кинестетическую форму. Джим тихо выругался, когда погрузился до конца. Вид возбужденного Спока – тяжело дышащего, раззеленевшегося, трогательно поджимающего пальцы ног, ерзающего на его члене – впечатался в память невымываемым клеймом. Он был восхитителен. О чем Джим сообщил, подаваясь назад и толкаясь обратно. А потом сжал рукой чужую лодыжку, погладил ее и прижался губами к выступающей костяшке. Спок издал непонятный звук, схватил Джима за руку, потянул на себя, с легкостью сгибаясь пополам и прижимаясь теснее. Будто бы малейшее расстояние между ними приносило ему боль. Джим где-то на периферии сознания восхитился гибкостью Спока, опустил ногу того обратно на бедро и толкнулся вперед. Они сцепились так плотно, что не получалось двигаться в Споке на всю длину члена, но Джим не разжал бы своих объятий ни за какие богатства мира. – Господи, Спок… – задышал он бессвязно в острое ухо. – Теплый. Спо-ок. Давно хотел. Так давно хотел тебя, Спок… Думал о тебе. Каждый чертов вечер на этой самой постели. Шепот Джима отдался в паху горячей пульсацией, и Спок зашипел тому в шею. Всего было слишком много – касаний, звуков, запахов, толчков, отдающихся судорожным удовольствием глубоко внутри. Еще и образ Джима, который ласкал себя, представляя Спока. Перед глазами поплыли черные круги. Спок тихо заскулил, сильнее сжался вокруг Джима, подставляясь под мощные толчки. Надолго бы его не хватило. Последней каплей для Спока стало прикосновение к ладони – Джим взял его руку, поднес к лицу и вобрал пальцы в рот. Чувствительная поверхность кожи заискрила чужим желанием и похотью. И Спок не выдержал – сжался, застонал, напрягся под Джимом, кончая себе на живот. Джим же двигаться не прекратил. Но замедлился, когда Спок безвольно обмяк на кровати. Джиму и самому до оргазма не хватило какой-то пары фрикций, но Спок так уютно обмяк на кровати, запрокинул голову и открыл рот, тяжело и часто глотая воздух, что мучить его, наверняка гиперчувствительного после оргазма, было просто невозможно. Джиму и подождать было несложно. Отстраниться ему не дали. Стоило поднять бедра, как расслабленное тело под ним напряглось, вокруг члена сжались сильные мышцы. Спок облизал губы и, намешав в бесстрастный голос властных ноток, произнес: – Стойте. Джим замер. Спок поерзал, вскинулся, принял позу поудобнее и уже тише, будто извиняясь, прошелестел: – Не останавливайтесь, Джим… Мне… мне более чем приятен этот контакт. Он опустил голову, окинув Джима мутным взглядом, и плавно двинул бедрами. Тот хрипло и жалобно застонал – возбужденный Спок был восхитителен. Оттраханный, взмокший, расслабленный Спок, который просил продолжать брать его, был идеален. Но им хотя бы позу нужно было сменить… – Это по-прежнему приятно? – наконец уточнил Джим и все-таки вынул член, когда Спок кивнул. В паху пульсировало возбуждение, но он глубоко вздохнул, зажмурился и отстранился, несмотря на слабый протест. – Тихо, тихо, – сказал он, переворачивая Спока на живот. – Сейчас будет еще лучше. Спок скосил на него затуманенный взгляд, но послушался, растягиваясь на кровати. Его смазка со спермой оказались на простыне, но Спока это мало волновало – он чуть поправил обмякший пенис, чтобы тот не елозил по ткани, и охотно раздвинул ноги. Джим повозился сзади, устраиваясь, и потерся тяжелым влажным членом о ягодицы Спока. Тот выгнул спину в недвусмысленной приглашающей позе. Джим и не собирался тянуть. Он руками раздвинул ягодицы, полюбовался зеленоватым анусом, который сочился смазкой и сжимался в предвкушении. И толкнулся – медленно, мягко. Он старался не причинять боли, но Спок охнул и сам двинулся навстречу, вцепившись руками в простыню. Джиму пришлось сделать паузу, чтобы хоть немного оттянуть оргазм. А после он начал толкаться, вбиваться, длинно и сильно, постанывая от удовольствия. Комнату снова заполнили ароматы их тел, низкие стоны, шелест ткани, звук влажных шлепков кожи о кожу. – Боже, Спок, – простонал Джим, шаря руками по его крепкой спине. – Спо-ок… Спок был солидарен с Джимом, хоть и далек от подобной формы выражения удовольствия. Пока неспособный к повторному возбуждению, он сосредоточился на чужом, и это было восхитительно. Ему казалось, что наслаждение Джима заполнило все его тело и выдавило из нервных окончаний ощущения, которые просто невозможно было получить с кем-то другим. В приступе благодарности Спок подтянул к своим губам чужую руку, облизал пальцы и принялся их посасывать, влажно и настойчиво. Потом скользнул ладонью вниз, туда, где Джим ввинчивался в его тело, проследил пальцами растянутую кожу, горячую человеческую плоть, и вернул руку вверх, но уже заведя за спину. Джим некоторое время непонимающе смотрел на вывернутое в неудобном положении запястье Спока, но тот приглашающе двинул пальцами, и до него дошло – чувствительные вулканские руки. Он сильно толкнулся вперед и взял ладонь Спока в свою. Тот в ответ вцепился как клещами, застонал в простыни и начал подаваться назад – страстно и настойчиво. Джим не понял, в какой момент их секс превратился в животную и яростную случку – он втрахивал Спока в кровать, толкал вниз ладонью, широко вылизывал и кусал шею с затылком, путаясь языком в коротких волосах. Спок сосал его пальцы – откровенно, пошло; толкался навстречу в меру возможностей; срывался то на стоны, то на сдавленный рык. Вскоре он ощутил приближение нового оргазма, уже не такое резкое и острое. Сначала Спок стал чуть громче, старательно вылизывая пальцы Джима. Во рту мешались привкусы кожи, пота, чужого предсемени, слюна обильно стекала по языку, показывая, насколько приятен был ему этот процесс. А потом он уперся коленями в кровать, агрессивно подаваясь навстречу. Его мышцы слабо протестовали против такого обращения, что было неудивительно – Спок ранее и не кончал со своими партнерами более одного раза. Он либо предпочитал активную роль, либо сразу же уходил, стоило только испытать оргазм. С Джимом было по-другому: когда свое возбуждение схлынуло, Спок охотно позволил чужому заполнить сознание. Он мягко вытолкнул пальцы изо рта до уровня губ и, всхлипнув-зашипев, выдохнул: – Джим, сильнее… Тот послушался как по щелчку пальцев и принялся жестко вколачивать жилистое тело в жалобно вcкрипнувший матрац. Спок задрожал, замер недвижимой фигурой, скапливая ощущения от мощных толчков, пока не ухнул в беспамятство оргазма. Этот раз был дольше и глубже предыдущего и вымыл из головы все мысли и ощущения – свои, но не чужие. Джим охнул, когда Спок обхватил его член мягкими тисками, прижался сверху и ускорился. Ему хватило нескольких сильных быстрых движений, от которых безвольное тело Спока слабо заелозило на пропитавшихся потом простынях, чтобы излиться внутрь. Двигаться не хотелось. Вообще ничего не хотелось, кроме как лежать, прижимая собой обмякшего Спока. Но через полминуты Джим приподнялся, медленно вытащил член, в каком-то медитативном восхищении пронаблюдал за тем, как его собственное семя просачивается из расслабленного ануса Спока, и свалился рядом. А после подгреб того к себе и уткнулся носом в чужое плечо. Спок что-то пробормотал, но Джим решил не трогать его лишний раз – тот совсем расслабился и тихо сопел в сосборившееся покрывало. Джим не возражал, получившее долгожданную разрядку тело не желало резких телодвижений. Правда, отказать себе в небольшом удовольствии он все же не смог – скользнул пальцами между ног Спока, проследил по окружности влажный припухший анус, огладил ягодицы и засопел тому в шею. От прикосновения Спок вяло поерзал и откатился от лужи собственного семени. После второго оргазма его тело болело, нервная система отказывалась нормально функционировать, открытую головку обмякшего члена, сейчас болезненно чувствительного, холодил воздух. Но даже это не могло заставить его встать или, что было еще хуже, отправиться в ванную, чтобы смыть смазку, сперму и пот. Джим, по ощущениям, тоже взмок, и двигаться не торопился, лениво обнимая. Но наконец он все-таки пришел в себя, пробормотал что-то ласковое под нос, осторожно отодвинулся и поцеловал Спока в щеку. Не заприметив хоть какой-нибудь реакции, он со вздохом встал, дошел до репликатора, налил себе воды, выпил. И еще раз налил и выпил. Покосился на Спока: тот, выглядящий вымотанным, до сих пор не двигался, не открывал глаз и размерено дышал. Спал? – Спок? Спок в ответ лениво замычал, показывая, что не спит и слушает, но реагировать не собирается. – Нам надо в душ. – Действительно, – одними губами согласился Спок и продолжил лежать. – Можешь идти? – Я подумаю над вашим предложением, – уже более отчетливо и более хмуро пробормотал он. Так что Джим, вздохнув, взял на руки обмякшее тело и потащил его в ванную сам. Спок пришел в себя от смены положения, затрепыхался в хватке, буркнув что-то про отсутствие необходимости в данных мерах. Но Джим прижал его крепче, показывая, что не отпустит, да и до ванной было всего ничего. Оказавшись в ванне, Спок немного очухался, даже помог себя ополоснуть и опять расслабился в объятиях Джима, который устроился сзади, обхватывая руками и ногами. Уложив голову на его плечо и ощущая, как теплая вода щекочет кожу, Спок прикрыл глаза, слабо откашлялся и произнес: – Прошу прощения. Я не ожидал, что физический контакт с вами приведет к столь сильному спаду мышечной активности. Джим задумчиво повозил носом по затылку Спока, и тот продолжил: – У меня… давно не было чего-то подобного. Честно говоря, никогда. – Он явственно смутился. – Сексуальные контакты с индивидами, не представляющими эмоционального интереса, не приносят удовлетворения в достаточной степени. Кажется, Джиму сейчас сказали, что он хорошо трахается и нравится Споку. Лестно. Он обхватил Спока поперек груди и немножко поболтал в воде, но тот недовольно замычал, и Джим успокоился. Он дал команду выключить воду, с тоской подумав о смятой и выпачканной постели в своей каюте. Спок сказал, не открывая глаз: – Если вас беспокоит состояние вашей кровати, мы можем провести ночь в моей каюте. Джим моргнул. И еще раз. – Я не говорил этого вслух. – Я знаю, – как-то очень легко ответил Спок. Джим мысленно отмахнулся – потом, потом, все вопросы потом. Он шевельнулся, притянул к себе Спока и начал подниматься. – Так, пойдем. Ты уже спишь. Тот молча согласился, поводил по себе полотенцем и побрел в сторону своей каюты. Джим пошел следом, касаясь влажной спины. В каюте первого офицера было жарко, но не душно, горячий воздух приятно грел высыхающую кожу. Джим по-хозяйски рухнул в постель и подтянул Спока к себе, собственнически зажимая. Тот совсем не возражал, поерзал только, чтобы удобнее переплести свои ноги с джимовыми, просунуть руку тому под голову, и засопел куда-то в шею. Их эмоции – те, что могли течь по обнаженной коже, – вьющиеся, пульсирующие… почти оформлялись в мысли. Спок запоздало понял, что возникший между ними контакт не дотягивал до полноценной связи, но и случайным телепатическим взаимодействием не был. Нужно было предупредить о возникновении этой недосвязи (телепатического моста) Джима, но сейчас на это просто не было сил. – Не надо, – тихо промурлыкал засыпающий Джим куда-то в макушку, будто понял причины этической проблемы Спока. – Обсудим все завтра. Двустороннего телепатического моста? Спок тихо выдохнул, сильнее сцепляя объятия. «Действительно, – решил он. – Это разумное решение».