Колыбельная

      Крохотный мальчик сидел, накрывшись тонким одеяльцем, собранным из цветных заплаток, в тесной спаленке в самом ее углу. Он прятался. Прятался от криков, от скандала в соседней комнате, там, где горел свет. Он молился, путаясь в словах, забывая их порядок и заикаясь от волнения, чтобы его старшего братишку не били. Он не хотел, чтобы братику было больно. А крики все набирали обороты, и, как будто ставя болезненную точку в расправе над подростком, два хлестких удара. Ребенок зажмурил карие глазки изо всех сил и прикрыл рот ладошками, чтобы не разреветься в голос.       Тонкая деревянная створка распахнулась, и в спальню залетел мальчишка лет двенадцати. Задыхаясь, развернулся и звонко захлопнул ее, выслушав еще несколько проклятий в свой адрес. Растрепанный, на дрожащих коленках он подполз к трясущемуся в углу комочку и, забравшись под то же одеяло, обнял. - Братишка, а как мама узнала? - спросил тоненький голосок боязливо, но и заинтересованно одновременно. - Не знаю, Хони. Наверное, нашла кошелек в моем тайнике, - ответил старший. - Но это ничего, я куплю тебе ту машинку чуть-чуть попозже, хорошо? - Хорошо.       Подросток, покопошившись чуток, умостил голову младшего на своих коленях и прикрыл сверху покрывалом. Всю комнатушку освещал один-единственный огарок свечи, посылая трепещущие тени по деревянным стенам. На некоторое время в доме воцарилась тишина. - Гуки, я не могу уснуть, спой мне.       И тихий голос начал напевать строчки детской колыбельной, которую маленький Ёнгук случайно вычитал в одной из домашних книжек, но ни разу не слышал, чтобы мама пела ее. В тихий маленький пруд кораблик мы пустим, Будет плыть он по ветру сквозь дни и года, В те далекие страны, где нет места грусти, Где журчит в ручейках ключевая вода. Я тебе подарю этот кроху-фонарик, Что так нежно и трепетно греет ладонь, Теплой искоркой света он поселится с нами, Проведет в наш сказочный радужный сон.

***

      На расправленной кровати, притянув колени к груди, лежит высокий подросток. Розовая грязная челка закрывает глаза, а некоторые пряди прилипли ко лбу. У него испарина, и по комнате то и дело разносятся протяжные стоны. - Гуки... Гууукиии... - слабо, тонко, почти надорвавшись от невозможных усилий. Собственный голос бьет по вискам, рождая новую трещину внутри, новую вспышку головной боли. - Чшшш... Иду, - приглушенным шепотом, и в комнату на цыпочках вбегает озабоченный парень. В его руках - большая столовая ложка с раздавленной внутри таблеткой и кружка теплой воды. Обезболивающее. Он подкрадывается к кровати, стараясь быть как можно тише. Присаживается на пыльный пол. Из разорванных джинс торчат худые коленки, и волосы взъерошены, как всегда. - Вот, выпей это, - он ловко наливает воду в ложку, размешивает смесь мизинцем и, приподняв голову младшего брата, выливает содержимое в его доверчиво раскрытый рот. А в голове - проклятья в адрес родителей. Это из-за них его Чжунхон зачастую не может уснуть теперь. Да еще и эта чертова головная боль в подарок. Мрази.       Он привычно подползает под голову брата, устраивая ее на своих бедрах, и осторожно гладит, убирая налипшие прядки со лба. Когда же кончатся эти выматывающие приступы... - Спой мне, - просит Хон шепотом. И вздыхает. - Хорошо, родной. Хорошо.       Старая колыбельная, которую мальчишка так любит, дарит мимолетное чувство покоя и умиротворенности. Бархатный обволакивающий голос старшего брата, напевающий строчки из нее, - лучшее лекарство от боли и бессонницы. Ты забудь о невзгодах, о войне и о боли, В нашей чудной стране оставайся, малыш, Я всегда буду рядом, ты это запомни, Защищу от невзгод, пока сладко спишь. В тихий маленький пруд кораблик мы пустим, Будет плыть он по ветру сквозь дни и года, В те далекие страны, где нет места грусти, Где журчит в ручейках ключевая вода.