Вкус взаперти.

***

Когда меня отправят под арест Без выкупа, залога и отсрочки, Не глыба камня, не могильный крест, - Мне памятником будут эти строчки. У. Шекспир В этот момент я не боялся быть пойманным. Крики, выстрелы, плачь, суета – ничего не имело значения. Я держал её за плечи, и этот миг был вечностью. Но, вечность тоже когда-нибудь кончается. Чья-то холодная, липкая рука дернула меня, и наручники клацнули на моих запястьях. Это место было сырым и неприятным. Я сидел на койке и ждал, сам не зная что. То ли соседа по комнате, то ли того, кто скажет мне, что всё это розыгрыш. Стены были серыми от времени. Только одно окно и лампа освящали эту комнату. Уже мою комнату. Койка скрипела подо мной, от неё пахло грязными носками и плесенью. Раздался скрип дверей и ко мне вошел мужчина. У него были весьма заметные морщины, но их скрывали глаза – цвета морской печали. - Ну, что ж, здравствуй, какими ветрами ты здесь? – на удивление очень просто и легко он заговорил со мной. В его голосе не было насмешки. Скорее гостеприимство. - Убийство. – громче, чем нужно было сказал я. От одного этого слова меня бросило в жар. «Убийство». Это слово прокручивалось в моей голове как кинопленка. Мне стало плохо и, видно, сосед это заметил, ибо не стал ни о чём расспрашивать. Прошло 5 минут или час – не знаю. Я сидел и смотрел на пол. Кажется, я изучил все дырочки и щели за это время. Одев майку и штаны, которые лежали рядом со мной, я ни чем не отличался от своего соседа. - Сейчас нам подадут ужин, – обратился ко мне сосед. – Он не так ужасен, как кажется. Меня, кстати, зовут Леон. - Да, хорошо, – я не мог собрать свои мысли. Они были с ней. С моей Кэтрин. - А тебя то как зовут, странник? – уже с насмешкой спросил Леон. Видно, моя растерянность его забавляла. - Ах, да. Меня зовут Люк. Дальше последовал разговор о прошлом, сегодняшнем и завтрашнем. В беседе этот старик выдался понимающим и сочувствующим человеком. Он как никто другой понимал какого это – потерять всё и всех в один миг. Он попал в это место из-за ограбления детского магазина. Объяснял он это тем, что перед смертью только игрушки способны вернуть все. Может это правда, а может это просто маразм. Никто кроме Леона этого не может знать. У него был один только друг. Друг детства так сказать. Родителей нет, жены и детей тоже. Жизнь в одиночестве – худшее наказание. Кажется, это место ему не так уж и противно. А что на счет меня, то я, наверное, потерял родителей навсегда. Друзей тоже. Вы бы видели эту ненависть в их глазах. Ею можно было накормить всех бездомных. Я для них больше не сын и друг, а простой убийца. Всё, я не хочу больше о них думать. Я не могу, не хватает сил. У меня будет ещё время избить себя мыслями. Десять лет впереди. Десять чёртовых лет.