Ненависть?

      Это произойдет завтра. Они убьют Трис. Игла войдет ей в шею, и по венам девушки разольется страшная сыворотка смерти, быстро поражая организм своей жертвы. Сердце перестанет биться, дыхание остановится… Эти прекрасные голубые глаза закроются навсегда… Но ведь, это будет правильно, да? Она же дивергент. Дивергенты угрожают системе, угрожают обществу.       Питер крепко сжал кулаки, лежа на холодной твердой кровати. Взгляд его зеленых глаз устремлен наверх, к потолку. Глубокая ночь. Тихая, мирная… Но Питер не может заснуть в такой тишине. Из тишины рождаются мысли, скверные мысли, старые воспоминания. Они роятся в его воспаленном разуме, мешая сомкнуть глаза и отправиться в мир грез.       «Ему восемнадцать. Он найдет себе другую», – сказал он Трис когда-то. Правда ли это? Что, если правда? «Сможешь ли ты сам, Питер, полюбить другую? Найти кого-то? Кто тебя полюбит, ублюдок?» – спрашивает себя юноша, все также глядя в потолок. Что-то больно шевельнулось в груди, заставляя Питера нервно улыбнуться. Подумать только… Любовь – странная вещь. Питер так долго не мог отличить ее от ненависти.       Будучи неофитом, он старался всячески задеть Трис, оскорбить, сломить ее дух… Но, зачем? Это в его природе? Может быть, Питер просто рожден для того, чтобы быть злым, чтобы сеять всюду раздор? Так почему же сейчас он не желает убить ее? Почему мысли о том, как жизнь покидает это хилое, бледное тело – причиняют ему такую невыносимую боль?       Юноша до последнего момента сомневался в своих чувствах. Ту приятную истому, разлившуюся где-то внизу живота, возникшую в тот миг, когда с Трис слетело полотенце, он принял за единственно верный отклик мужского организма на обнаженное женское тело. Но, почему другие девушки его так не привлекают? Почему он не думает о Кристине, хоть она и гораздо симпатичнее Трис?       Питер повернулся на бок и уставился на плотно закрытую дверь. Джанин любезно выделила ему отдельную спальню, чтобы юноша мог спокойно засыпать. Но, помогло ли? Наверное, сон охотнее посетил Питера, если б над ухом кто-то сопел. Как когда-то… Когда он еще спал в комнате неофитов-переходников. Трис была так близко к нему, что стоило лишь подойти к ней…       В чуть приоткрытое окно подул холодный ветер. Он забежал в небольшую комнату, покружил в пустоте и исчез также быстро, как и появился. Дыхание Питера участилось. В голове никак не могло уложиться осознание того, что завтра он лишится девушки, которую любит… Да, наверное, любит… Если его черствое сердце вообще способно любить.       Холодный воздух улицы щекотал щеки. Питер прикрыл глаза и увидел зал для тренировок неофитов-переходников. Просторное мрачное помещение. Потертые боксерские груши воспитали уже не одно поколение неофитов… Что им предстоит теперь? Кто будет заниматься борьбой с ними, если все лихачи погибнут в этой бессмысленной войне?       Сердце Питера вновь сжалось, как только юноша увидел знакомую фигурку напротив себя. Трис Прайор стояла спиной к нему, кидая в мишень ножи. Лезвие плавно входило в самый центр, глухо ударяясь о стену. Этот стук слился со стуком пульса, где-то в висках Питера. Юноша не мог шевельнуться, словно бы прирос к холодному полу проклятого зала. Сейчас Трис кажется такой беспечной, радостной, живой… А завтра она умрет…       Ну и что? И что с того? Трис – не первая жертва этой войны, она уж точно не станет последней! Многие умрут, привязанные к этому самому стулу, многие погибнут в бессмысленном бою против альтруистов, и что? «Ты собираешься плакать о каждом из них?» – спрашивал себя Питер. «Ты же – лихач… Ты был лихачом! Пора отбросить эти глупые мысли и смириться. Пора забыть Трис. Она – слабость. Твоя единственная слабость! Избавься от нее!» – шептало что-то внутри.       Трис все также безмятежно бросала ножи в мишень. Ее длинные светлые волосы, убранные в хвост, слегка колыхались при каждом движении. За последнее время она сильно изменилась. Ее хрупкое тельце начало крепнуть. На руках появились неровности, смутно напоминающие мышцы. Питер не видит ее лица, но, наверняка, она спокойна и сосредоточена. Какой бы слабой эта девчонка ни казалась… Она хороша в определенных видах самозащиты. Раньше Питер думал, что это просто особенность ее организма. Раз уж она не может сносно бороться, то, наверное, ее разум компенсирует этот недостаток высоким сопротивлением к внушению извне.       Много позже, узнав, что Трис – дивергент, Питер был изрядно удивлен. Саднящее чувство злости из-за превосходства какой-то девчонки мучило его около недели. Затем он начал думать о том, что его странное отношение к ней вызвано ее «недугом». Джанин говорит, что дивергенты могут манипулировать разумом других людей… Да, да! Вот и ответ! Трис манипулирует его разумом… Это она вызывает в его измученном разуме эту нездоровую привязанность. Как только сердце ее остановится, все чувства исчезнут. Испарятся…       Питер замирает в нерешительности. Трис останавливается, опускает руки и поднимает голову, нервно разглядывая потолок. – Пора начать тренировку! Трис и Питер, вы первые, – раздается голос из динамика.       Это Эрик. Это его противный, слегка грубоватый голос звучит в ушах у двух неофитов. Но он умер! Четыре спустил курок… Он прострелил его проклятую голову… Эрик не может раздавать приказы, он не может ни говорить, ни дышать. Он мертв! Гниет в земле – в лучшем случае…       Трис поворачивается к Питеру и ее огромные голубые глаза в одно мгновение становятся испуганными. Она словно оценивает своего соперника, думая о его физическом превосходстве. Грудь неофитки вздымается чуть чаще, она старается придать себе серьезный, даже устрашающий вид, но похожа она скорее на испуганную серую мышку.       Трис одета в черное. Черная майка, открывающая ее татуировки, черные бриджи, прикрывающие колени и черные кроссовки с шипами. Это все смотрится так комично… Девушка не кажется смелой или устрашающей… Скорее угрюмой и смешной. Должно быть, что именно серый цвет ей нужно носить. В нем она смотрится так… Натурально. Эти мышиные светлые волосы, слегка длинноватый носик, хрупкое тельце – все гармонирует с незаметным серым цветом.       Губы Трис чуть искривились, как только взгляд ее остановился на Питере. Голубые глаза оценивали его точеное тело. Мускулистые руки, испещренные многочисленными венами, казались сосредоточением силы всего мира… Девушка поняла, что ей ни за что не удастся выиграть в этом поединке, но и сдаваться без боя не хотелось. Что подумают остальные неофиты? Что подумают Эрик и Четыре?       Холодный ветер подул прямо в спину Питеру. Юноша оглянулся назад, не понимая, откуда он дует. В комнате нет окон, а дверь плотно закрыта. Неофит ухмыльнулся и нахмурил широкие темные брови. Небольшая морщинка залегла на лбу у Питера. Он недоверчиво оглянулся и повернул голову обратно к Трис. Девушки там не оказалось. Перед Питером предстало пустое бесконечное пространство. Нет больше мишеней, нет боксерских груш, тренажеров… Просто черный пол, блестящий, ведущий куда-то так далеко, что края и не видно… – Это ты завтра введешь мне сыворотку?       Голос Трис чуть дрожит. В нем сквозит сожаление, злость… Страх. Липкий, противный страх. Питер почти чувствует его вкус на своих губах, он ощущает, как воздух вокруг начинает наполняться ужасом. – Нет. Джанин хочет сделать это сама.       Питер чувствует, как Трис резко выдыхает горячий воздух, скопившийся в легких. Его шею обдало теплом, и юноша замер, в нерешительности глядя перед собой. Что еще сделать? Что сказать? Что сейчас чувствует Трис? Наверное, это ужасно, знать, что завтра твоя жизнь оборвется. Не просто так, а от рук злейшего врага… Внезапно, в помещении стало так холодно, что Питер непроизвольно дернул рукой вверх, желая прикрыться от ветра. Он не успел сделать задуманное. Юноша почувствовал резкую боль в боку. Питер неуклюже упал на пол и перевернулся лицом к потолку, желая нанести ответный удар.       Удивительно, но Трис нашла в себе силы и прижала юношу к холодному полу. Ее слабенькие ручки вцепились в черную майку Питера и чуть притянули к себе. Зеленые глаза неофита глядели на девушку. Такой она нравилась Питеру гораздо больше. Уверенной, грозной… Если бы только не этот страх в глазах, не эта мольба… – Джанин… Завтра меня убьет Джанин? – ее голос дрожит. Такой тихий, такой слабый и жалкий голос… – Да, – отвечает Питер, собрав в кулак все свое мужество. – Кто разбудит меня с утра?... – Я. Я разбужу тебя.       Хватка Трис чуть ослабевает. Тоненькие бледные пальчики, что так яростно сжимали майку Питера, отпускают темную ткань. Она отстранилась, приподнялась. Ее голубые глаза устремлены куда-то вдаль. О чем она думает? О чем вообще думают перед смертью? Наверное, о людях, которых любят больше всего на свете. Или, может быть, о родном доме? Интересно, Трис думает о лагере Лихости или о лагере Альтруизма?... По щекам Трис покатились слезы. Холодная капля скатилась вниз и упала Питеру на майку. Черная ткань стала еще темнее, впитав жидкость в себя. – Тобиас… – шепчет девушка, хватаясь за щеку.       Что-то внутри Питера словно оборвалось. В ушах застыл непонятный писк, взявшийся буквально из ничего. Он все нарастал и нарастал… Питер сощурил глаза, глядя на отчаявшуюся девушку. Ее розовые губы шевелились, но с них не слетало и звука… «Тобиас, Тобиас, Тобиас…» – шептала Трис в забытьи. «Тобиас, Тобиас», – беззвучно лепетали ее губы.       Питер скрипнул зубами. Как же это… Унизительно. То, что она предпочитает этого идиота… Быть первым в списке и выбрать такую профессию… Почему, Трис? Почему тебя привлекают неудачники? То этот бесхребетный Ал, то Четыре, который ничего не смыслит в этом… В этом чертовом мире! Злость все закипала и закипала внутри, точно жуткое пламя, готовое вот-вот вырваться наружу. Но почему? Какая разница? Пусть думает о ком хочет… Она же умрет! Умрет!       Питер скинул с себя девушку и навалился на нее всем телом. Что-то внутри жаждало ускорить ее смерть, задушить девчонку прямо сейчас, чтобы поскорее избавиться от этого проклятого наваждения. С ее смертью кончатся все мучения неофита. Не о ком больше будет мечтать, не о чем больше думать бессонными ночами. Близость избавления туманила воспаленный разум юноши. Его руки непроизвольно потянулись к шее Трис и заключили ее в кольцо, больно сжимая нежную розовую кожу. Девушка и не взглянула на неофита. Ее побледневшие губы все продолжали шептать одно и то же имя… Раз за разом, снова и снова.       Юноша молча глядел на Трис. Ее грудь медленно вздымалась… Большие голубые глаза были чуть прикрыты, словно солнце мешает ей глядеть куда-то вдаль. Девушка отвернулась от Питера, погрузилась в собственные печали. Сейчас ей нет дела до того, от чьих рук и когда придется умирать.       Воздух вокруг них как будто бы стал теплее. Холодный уличный ветер перестал донимать измученных неофитов. Тепло чужого тела отрезвило Питера, вывело из жуткого транса злости. Его пальцы медленно разжались и отпустили несчастную девушку. Повисла зловещая тишина. Питер не слышал даже собственного дыхания, полностью погруженный в свои страдания, он безотрывно глядел на Трис. – Не хочу умирать… – прошептала она так тихо, что Питер почти не разобрал ее слов.       Комок боли застрял у него в горле. Не вздохнуть, не выдохнуть… Что за мука! Почему, Трис? «Зачем ты вообще пришла сюда, зачем встретилась мне? Неужели так сложно просто умереть и перестать… Мучить меня», – подумал неофит. Питеру было так больно от мыслей о скорой кончине неофитки… Так больно сознавать, что он останется здесь один… Совершенно один в мире, полном предателей-лихачей, жестоких эрудитов и их собачонок… – Зачем же ты пришла сюда, к Джанин? Думаешь, что с твоей смертью все закончится? – спросил он с надрывом, глядя на заплаканную девушку. – Я просто не хочу больше… Не хочу… Мне незачем… – шептала Трис, стараясь дотянуться до щек, чтобы стереть слезы.       Что-то внутри шепнуло Питеру, что он не может больше сопротивляться своим желаниям. Ему нужна эта девушка. Нужна! Неофит наклонился к заплаканному лицу Трис и поцеловал ее в щеку. Так нежно, медленно, не желая отрывать губ от горячей девичьей кожи. Трис не отстранилась, не дернулась, желая скрыться от Питера. Она лишь изумленно открыла заплаканные глаза и замерла, ожидая продолжения. Скорая смерть страшила. Так не хочется уходить, не познав всех наслаждений жизни…       Юноша, не встретив сопротивления, проводит своей холодной ладонью по щеке Трис. Этот контраст теплой и холодной кожи, легкого загара Питера и молочной бледности Трис… Так поразительно, восхитительно быть рядом с ней… Сердце забилось чаще, словно в попытке выскользнуть из груди и забиться под ребра Трис, чтобы заполнить собой ту пустоту, что образовалась у нее внутри…       Питер целовал ее щеки, ее сочные искусанные губы, ее очаровательный носик, плавно спускаясь ниже, к шее. Как только холодные губы юноши коснулись чувствительной кожи шеи девушки, Трис сделала томный, полный волнения вдох. Питер почувствовал, что плоть его напрягается все сильнее. Его язык скользил по коже девушки, заставляя ее беспомощно вздрагивать, всхлипывать, дрожать всем телом. Неофит спустил лямку черной майки девушки и начал целовать птиц, вытатуированных под ключицей. Одну за другой… Трис всхлипнула и вцепилась руками в спину Питера.       Ее горячее дыхание обжигало шею Питера, ее легкие, волнующие всхлипы ласкали слух. Все закружилось вокруг. Тоска, печаль, страх завтрашнего дня – все пропало. Оставались только они вдвоем, только их страсть, только это невероятное притяжение двух тел. Питер скинул с себя майку и вновь прильнул к Трис, целуя ее лицо, шею, спускаясь к груди. Девушка хотела отстраниться, когда холодные руки Питера легли ей на плечи и начали стягивать майку, но, зачем? В голове девушки прочно залегла мысль о скорой кончине. Почему бы и не повеселиться напоследок? Трис позволила плотной темной ткани соскользнуть вниз, обнажив ее тело.       Бесформенное, совершенно не женственное. Талия у Трис отсутствовала, небольшая округлость груди со временем не обещала увеличиться. И все же, был в ней свой огонек, неповторимый, почти неуловимый шарм… Легкая грация движений, эта прелестная, почти детская улыбка, грустные глаза – все в ней смешивалось и представляло собой изумительную картину контрастов.       Питер прильнул к розовому соску девушки, и Трис пискнула, как только его холодный язык коснулся нежной кожи. Буря разнообразных эмоций смешалась внутри, вызывая неописуемое чувство. Что-то щекотало Трис под кожей, вызывая приятную дрожь в ногах. Коготки девушки все глубже впивались Питеру в спину. Он сдавленно рыкнул, как только теплая ладошка Трис скользнула по его спине чуть ниже, к пояснице.       Напряжение витало в воздухе. Оба неофита порядком устали от легких ласк и желали перейти к более решительным действиям. Страсть взывала к движению, к новым ощущениям... Питер покорно прильнул к полуобнаженному телу партнерши, стягивая с нее оставшуюся одежду.       Он нетерпеливо, небрежно откинул ее ногу в сторону, чтобы поудобнее устроиться внизу. Холодные руки скользили по коже живота, щекоча Трис, заставляя улыбаться своей грустной, печальной улыбкой. Хватит игр! Во взгляде девушки читалось нетерпение, желание, страсть, которая так долго дремала в девичьей груди. Пусть с ней сейчас не Четыре… Она может представить его, может закрыть глаза и вспомнить дорогой сердцу образ…       Питер избавился от штанов и провел головкой своего возбужденного органа по половым губам девушки. Тело Трис выгнулось, прижалось к Питеру чуть плотнее. Этот молящий, нуждающийся в ласке взгляд…       Толчок. Резкий и болезненный толчок заставляет Трис вскрикнуть. Громко, почти противно. Юноша, выждав пару секунд, толкнулся вновь, словно спрашивая неофитку, продолжить ли ему? Легкий всхлип, вырванный из груди девушки, стал для него самым красноречивым ответом. Тоненькие пальчики светловолосой сжимались и разжимались при каждом движении.       Питер наклонился и поцеловал Трис в губы, притянул ее голову к себе, хватаясь за затылок девушки. Его поцелуй был горячим и страстным, лишенным нежности. Он начал двигаться быстрее, постепенно набирая темп, удобный для них обоих. Трис не смогла сдержаться и сделала движение бедрами, навстречу наслаждению.       Питер лишь ухмыльнулся сквозь поцелуй. Он добился того, чего так хотел. Она начинает входить во вкус, она чувствует, как приятно находиться рядом с мужчиной, как приятно находиться рядом с ним… Разве не об этом он так долго грезил? Вот она – Трис! Рядом с ним… В первый и последний раз.       Нападение Питера оказало на Трис молниеносное, ошеломляющее действие. Что-то новое ворвалось в ее жизнь, как только он овладел ее беспомощным телом и ее чувствами. Трис успела лишь учуять опасность, как уже оказалось покоренной. Первыми ее чувствами были гнев, возмущение и ярость, бесконечная ненависть к безжалостному убийце ее гордости. Но таков неисправимый закон природы, что полярные ощущения сходятся где-то на высшем уровне… Как кожа не отличает сильного жара и сильного холода, как мороз огнем обжигает щеки, так и противоречивые чувства способны слиться воедино. Ненависть рождает… Любовь?       Сломленная гордость Трис волной перетекла в безудержное смирение. Тело ее с неистовой алчностью призывало того, кого оно еще секунду назад с неистовством отторгало. Девушка часто стонала и дышала все громче, все глубже, обжигая шею бывшего правдолюба. Не в силах сопротивляться отчаянному зову страсти, она сама начала целовать тело Питера, ласкать его шею, его стальные мышцы, гладить упругий живот…       Наконец, Питер почувствовал, что финал уже близок. Истома растеклась по всему телу, а сердце билось все чаще и чаще в предвкушении блистательного завершения. Юноша замер и остановил взгляд своих темно-зеленых глаз на лице Трис. Ее губы чуть приоткрылись, и она протяжно, томно застонала, откидывая голову назад. Что-то теплое разлилось внутри, обжигая, успокаивая.       Они еще долго лежали на холодном полу, приводя дыхание в норму. Трис глядела вверх, на непроглядную тьму потолка, а Питер гладил ее длинные светлые волосы. Все, что произошло между ними, казалось чем-то столь необычным, что слов просто не было. Нужно прощаться? Наверное, им нужно прощаться… Ведь завтра они расстанутся навсегда. – Я хочу жить… – шепчет Трис. – Может, когда все это кончится, мы сможем уехать? Жить вместе с тобой, не думая ни о ком другом. Мы могли бы вместе встретить старость, выйти из фракции… Если бы я не умерла… – Ты не умрешь, Трис. Я не дам тебе умереть, обещаю.       Сердце колотится так быстро, что Питер не в силах услышать ничего, кроме этого отчаянного стука. Бом-бом-бом, словно барабаны стучат внутри. Эта печаль в ее глазах, это смирение со страшной участью – самое страшное наказание для неофита. Он понял, понял, что не может позволить ей оставить его. – Я обещаю, обещаю, что завтра ты будешь жить! Послезавтра, после-после завтра, еще долгие-долгие годы после этой проклятой войны… Мы обязательно уедем, Трис. Мы будем жить вместе… Ты полюбишь меня…       Холодный воздух обдал лицо неофита и Питер открыл глаза. Нет рядом Трис, нет бесконечного черного пола или зала для тренировок. Он один. В своей небольшой скромной спальне, что выделила ему Джанин. Сердце колотится так быстро… В ушах все еще слышны собственные слова: «Ты полюбишь меня».       Питер лениво поднялся с кровати и подошел к окну. Ветер распахнул его настежь и уже вовсю резвится в скромной комнатушке. Юноша глянул на луну, огромную желтую луну на таком огромном небосводе. «Она правда сможет полюбить меня, если я исправлюсь?» – спросил себя Питер. «Конечно. Ведь у нас столько времени впереди…» – шепнуло что-то внутри. Столько времени…