О важности

      Всё-таки метро – это здорово. Зашёл на ближайшей станции, а вышел в другом конце города. Никто тебя здесь не знает, да никто из знакомых не спалит, что ты сегодня прогуливаешь школу. Данила проделал долгий путь снизу вверх по оранжевой ветке и недоумевал, почему студенты так жалуются. Он, например, отлично выспался за это время. Не смотря на указатели, не размышляя, в какую сторону выйти, мальчик просто шагал вперёд. Он поднимался по лестнице и щурился от осеннего солнца, ослеплявшего его после мрачных станций подземки. Ему всего двенадцать, а уже так всё надоело: дурацкая школа, с её глупыми учителями (кроме Марии Степановны, она хорошая) и бестолковыми домашними заданиями; родители, которые только и умеют запрещать всё, чего хочется; Танька Синицына из «А» класса, которая засматривается на Петьку Горшкова – его одноклассника; насмешки со стороны недругов и подколы от друзей; тренер по футболу, не выпускающий его в основном составе…       Мальчик перешагивал с одной плитки на другую, усердно стараясь наступать только на целые. Правда, это у него совсем не получалось. Дорожки здесь замостили, наверное, когда он ещё в начальной школе учился, поэтому буквально каждое плиточное поле было помечено временем: выбоинами, трещинами и зелёной порослью. Главным препятствием стала широкая, уже подсохшая по краям, лужа. Данила мысленно начал обдумывать, сколько шагов ему потребуется для разгона, чтобы перепрыгнуть её, но в один момент одёрнул себя. Ему уже двенадцать! Шагать по плиточкам и прыгать через лужи – это для детей. А он уже не ребёнок, он взрослый, у него даже паспорт скоро будет! Он сел на скамейку, широко расставляя ноги, съезжая немного вниз, как старшеклассники сидят. Лужа всё ещё была перед ним. Он попытался посмотреть на неё, как взрослый, но понятия не имел, как это сделать. В зеркальной поверхности мирно проплывали высокие белые облака. Их плавное движение гипнотизировало мальчика, и он бы, наверное, долго так сидел, если бы лёгкий ветерок не вызвал рябь на воде. Отвлёкшись, Данила опрокинул голову назад, упираясь взглядом в пока ещё зелёную крону дерева. Ему показалось, что это была ольха. Как-то на уроке биологичка говорила, что листья этого дерева держатся до последнего и опадают, оставаясь зелёными. На других деревьях листья уже пожелтели, поэтому он и пришёл к такому выводу. Снова подул ветерок, листья едва слышно замурлыкали, а в свете солнечных лучей медовым цветом блеснула нить паутинки.       Мальчик сидел, не шевелясь, чувствовал, словно растворился во времени и пространстве. Он задумался. Вот ребята сейчас в школе, сидят, слушают учителя, кто-то передаёт записки по классу, тайком читает книгу или играет в телефоне. Его самого там нет, но это в сущности ничего не меняет. Он вспомнил, как ехал в метро. Люди, которые тряслись с ним в вагоне, должно быть, забыли уже про него, и даже не вспомнят, кто дремал на крайнем сидении. Сам он смог вызвать из памяти лишь образ кроссовок парня, сидящего напротив, и резкий аромат духов, который почувствовал, проходя мимо дамы с кудрявыми волосами. Словно напоминая о себе, его волосы взъерошил ветер. Тогда Данила подумал, что ветер дул бы точно так же, если бы самого мальчика здесь не было. А облака? Эти прекрасные белые облака так и плыли бы, да они, собственно, так и плывут, вне зависимости от того, смотрит ли на них кто-то. Этот мир живой. Ежедневно люди рождаются, умирают, но в целом, мир продолжает жить. И это в нём самое неизменное. Данила этому миру не нужен.       Он закрыл глаза, сглатывая ком, подступивший к горлу. Пытался не заплакать – только дети хнычут по поводу и без! По щеке до подбородка незаметно прокралась слезинка. С другой стороны, с опозданием, - вторая. Он поставил ноги на лавочку и, обняв колени руками, зарыдал. Миру плевать, будь он маленьким мальчиком или взрослым мужчиной. Маленький мальчик плакал от безысходности. Ему хотелось быть нужным, значимым, а миру его существование безразлично. Обида сковала сердце, он продолжил рыдать, глотая сопли и громко всхлипывая.       Неожиданно он почувствовал лёгкое прикосновение к волосам на макушке. Провёл рукой по тому месту и нащупал листок. Мальчик стёр рукавом слёзы и шмыгнул носом. Он вертел в руках этот листок, разглядывая с разных сторон. Поднял его к солнцу, рассматривая, как на свету просвечивают желто-зелёные жилки. Он снова опрокинул голову назад и посмотрел на дерево. Столько листьев, а ведь все они опадут к зиме. Данила сравнил себя с листочком. А что, если этот самый листочек тоже хотел, чтобы его заметили? Что, если не просто так он отделился от дерева и приземлился к нему на голову? Но ведь Данила заметил его, значит, жизнь листочка прожита не зря! Возможно, если бы не этот листок и если бы не многие другие, то крона дерева не смотрелась бы настолько красиво, и шёпот этого дерева был бы гораздо тише. А та паутинка? Заметил бы её ещё кто-нибудь? Подружились бы Танька с Петькой, если бы не он? Кого бы хвалила Мария Степановна? А что бы без него делали родители, ещё хуже, - что бы он делал без них?       Данила подскочил на месте, наткнулся на лужу и, чуть помедлив, с радостью через неё перепрыгнул. Он вдруг понял, что ещё очень многому должен уделить внимание, много всего сделать – серьёзного и не очень. Ведь если не он, то сколько плохих вещей может случиться, а хороших – не случиться!

***

      Мир без мальчика, может, и проживёт, но с ним он определённо будет ярче и зашуршит громче. Миру каждая мелочь важна, всякий пустяк на нём сказывается. Даже если кажется, что это не так.