Совершенно рыжая

Винсент выводил мазок за мазком не жалея краски. Ему не нужно было смотреть на модель, так как её образ не покидал его сознание. Совершенный рыжий, пылающий как огонь, как осенние листья, как медь, как косые лучи солнца на воде - всё это в её волосах. Казалось, она сама была солнцем, к которому тянулись эти бешено-жёлтые цветы, олицетворявшие саму жизнь - потому он заканчивал этот портрет сейчас, в час рассвета, посреди поля, испаряющего капли росы. - А если бы мы поженились, у наших детей были бы такие рыжие волосы... Ярче, чем подсолнухи! Он рисовал, и ему казалось, что свет струился от самой картины в полумраке. Вилы стояли неподалёку у сарая - он был в любой момент готов схватить их, чтобы защитить эту чудесную девушку, так как не очень-то доверял этому чудному господину в бабочке. Винсент был полон сил, вдруг обретя, пусть на короткий миг, такую пустяковую цель. Девушка, которая плачет, сама не понимая о чём. Девушка, которая знает о нём всё, но не рассказывает. Девушка, которая дарит ему солнце там, где он почти разучился видеть его. Девушка, такая же рыжая как он, так же безнадёжно влюблённая в жизнь. Девушка, которая, словно сияющий ангел, сошла с небес и стала его другом. Вот ещё несколько жирных мазков легли на холст, вылепливая лепестки солнечных цветков. Художник жадно вдохнул воздух утреннего бриза и сделал глоток из своего бокала, где на донышке плескался опаловый луше - невзирая на все предписания врачей, Винсент снова позволил себе пригубить любимого напитка. На вспотевший лоб уставшего творца легла мягкая тёплая рука. Тонкие пальцы ласково расчесали свалявшиеся рыжие волосы. - Это... просто потрясающе! Винсент поднял голову. Склонившись над ним стояла девушка с картины, залитая красно-рыжими лучами только что вставшего солнца. Он ахнул, ощутив несоответствие с портретом, и принялся заново смешивать краски с твёрдым намерением всё переделать. - О нет-нет, не надо ничего менять, она действительно потрясающая! Робкие пальцы Эми легли на его грубые ладони, и он поднял глаза от палитры. Уголки её алых губ нервно дёргались в улыбку, а быстро моргающие глаза то и дело роняли слёзы. Винсент смазал бегущую по бледной щеке слезу и оставил после себя след ярко-оранжевой краски. - Прости. Я не должен был, - сказал он, словно извиняясь и за краску, и за картину, и отставил в сторону кисти и палитру. Эми потрогала маслянистый след и многозначительно посмотрела на испачканные пальцы. - Это краска, которой рисовал Винсент Ван Гог, - она беззаботно улыбнулась и приподняла брови. - Я теперь - часть искусства! - не беспокоясь о возможности испачкаться, девушка уселась на его ногу, немного опершись о его плечо, и снова взглянула на свой портрет. - Вот только... почему я так печальна? - Эми. Я вижу, что твои глаза не улыбаются. И я знаю, что... тоже чем-то огорчаю тебя, - художник осторожно взял прядь её волос чистыми пальцами и поднёс к лучам солнца, любуясь неповторимой игрой света, менявшегося каждое мгновение. Сейчас на её волосах, как и кончиках колосьев, играл утренний пожар под тёмно-голубым небом. Уголки губ Эми дёрнулись вниз. Она пристально смотрела на Винсента, и впервые в её глазах он увидел не тоску о неведомой потере, а тревогу. Тревогу о нём. В молчании она нервно теребила шершавый отворот его заношенного плаща, и было видно, как её бледные губы беззвучно шепчут что-то, чего ему нельзя слышать. - Ты не должен быть так одинок... Никто не должен быть так одинок! - неожиданно воскликнула она в голос навзрыд и крепко обняла Винсента, зарываясь лицом в его редеющие на макушке волосы. Художник осторожно придерживал её хрупкое тело своими крепкими руками. Он был удивлён и растерян, впервые в жизни охваченный волнами чьих-то чужих эмоций, почти таких же сильных и ярких, как его собственные. Не помня себя, он взял её лицо в свои ладони и впился губами в её губы. Девушка-огонь. Девушка-жизнь. Его самые страшные кошмары рассыпались, когда он думал об её улыбке. Отвергнутый многими женщинами, Винсент почему-то знал, что она никогда не сделает ему больно. Она оттолкнула его - но лишь для того, чтобы уронить вместе с табуретом на высокую траву, всё ещё покрытую крошечными каплями росы, преломлявшими лучи солнца. Оранжевый пожар колосился теперь вокруг них, но они видели только друг друга, охваченные бешеным порывом взаимной страсти. Его руки оставляли десятки цветных полос и пятен на её бледном теле, её губы закусывали его жёсткую бороду. Они любили друг друга, не замечая холодного ветра и колючих стеблей под собой. Когда солнце поднялось над полем и приняло свой привычный бледно-жёлтый цвет, Эми задремала на плече художника, кое-как прикрывшись своим пальто. Её волосы отбрасывали тени цвета ржавчины - такой, какой покрываются длинные металлические балки на мостах. Винсент лежал и, не смыкая глаз, смотрел на дневное светило, кажущееся ему совсем неярким здесь, в предместьях Парижа. - Ты - солнце, Амелия, - тихо прошептал он. - Ты плачешь о нём, о небе...