pandora.

Каждый раз, когда Эпиметей смотрит на него, у него замирает сердце. Каждый раз, когда рука Эпимитея касается плеча Пандоры, у него внутри что-то екает от бессильной обиды и злобы, потому что он знает – ему нечего ловить в этом море. Это море ему принадлежит лишь в том измерении, где везде есть ложь и обман. Он не принадлежит Пандоре так же, как Пандора принадлежит ему. Пандора всегда готов его выслушать и помочь ему, тогда как Эпимитей только и может, что виновато поглаживать его плечи и тихо шептать слова о любви. Те же самые, которые он раз за разом шепчет другим, коих десятки и сотни. И каждый раз Пандора чуть улыбается, понимая, что хоть так может ощутить призрачную и лживую любовь. И от этого становится жутко больно – он хочет, что бы его любили. Любили искренне и нуждались в нем. Он хочет совсем немного, ведь так? Что бы всего хоть немного, но уважали, что бы каждый раз его названный муж возвращался домой и обнимал его, что бы в их отношениях не было лжи, но каждый раз все происходит иначе. - Я дома, - произносит Эпимитей, когда переступает через порог. Дома как всегда тепло и пахнет Пандорой, который спит, свернувшись калачиком. И ведь действительно – он никогда не спал по-другому, словно боясь замерзнуть. А может быть и открыться больше, чем есть. Ему и так кажется, что он слишком открыт перед своим «мужем», который этого даже не ценит. А, может быть, ему это и не нужно. Ему нужна открытость шлюх и то, что они раз за разом разводят перед ним ноги, тогда как дома его ждет тот, кто его искренне любит и готов ждать годами и десятилетиями. Но Эпимитею это не нужно, потому что он слишком погряз в своих шлюхах и давно уже забыл какого это, когда его обнимают искренне. Эпимитей давно ищет подвох в каждом слове, не подозревая, что Пандора говорит искренне. И каждый раз, когда они сидят вечером на кухне и Эпимитей говорит, что все будет хорошо, Пандора лишь тяжело улыбается. Эта улыбка давно уже натянутая, но этого никто не замечает. Просто все, кто находится вокруг него, привыкли быть эгоистами и думать лишь о своем счастье и своих бедах, никогда не заглядывая в серую сталь его глаз. А ведь глаза – зеркало души. - Все будет хорошо, просто поверь в это. Знаешь.. Наши мысли ведь материализуются, и если ты будешь постоянно думать о плохом – так и будет. – Прометей говорит с Пандорой честно и откровенно. Эпимитей его брат, но вину за него ощущает именно Прометей. И ведь правда – что плохого ему сделал этот мальчик с блондинистыми волосами и серыми глазами? Наверное, если что-то и сделал, то вряд ли это является эквивалентом того, что творит с ним Эпимитей, который не ночует дома, таскет сюда шлюх и делает все, лишь бы скрыть очевидное – он не любит Пандору - мальчика, который ждет этого чувства слишком искренне и безнадежно, потому что он слишком устал быть обманутым кем-то. - Эй, родной мой. Хватит так грустить, - голос Гефеста заставляет его вздрогнуть, а прикосновение – улыбнуться. Пожалуй, только этот мужчина его понимал, как никто другой. Пожалуй, только он мог успокоить его одним словом, а своей заботой возместить и закрыть все дыры внутри, которые ощущаются слишком ярко, если Пандора остается один. И он улыбается, совсем незаметно, а после кивает. Да, действительно. Ему пора перестать грустить и послушать своего Старшего, потому что он куда умнее и действительно его любит. Пусть и не той любовью, которая ему нужна. Гефест любит его как брата, нежели как любимого человека, но это не мешает им ощущать то единение, которого никогда не было раньше. Единение, которое куда больше, нежели у двух любящих сердец. Ну, сколько они прошли вместе? Сколько бед было, сколько искреннего счастья и сколько разборов полетов? Наверное, и не сосчитать. Но Пандора понимает, что и у Гефеста есть кто-то поважнее его, собственно, как и всегда, и именно это заставляет его думать трижды, прежде чем лезть к нему со своими проблемами. Он боится, что однажды Гефест его пошлет и оттолкнет, потому что иногда Пандора себя ведет действительно, как последний мудак. Но ничего не исправить – он такой вот идиот. - Ну, подумаешь, изменил и собрал гарем. Мы тебе лучше найдем! – смеется Зевс. Отец, с которым он почти никогда не общается, лишь перебрасывается редкими сообщениями или встречами. Когда-то им действительно было хорошо, но всегда все ломается в руках Одаренного. Видимо, его действительно нельзя любить больше, чем друга\сына\брата, и, видимо, всем действительно куда лучше без него. Именно поэтому он чуть улыбается и спрашивает у него о его жизни, искренне радуясь за то, что хоть у кого-то она пошла в гору и теперь все будет хорошо. И тихо смеется, когда Зевс его обнимает. По-отечески нежно и поглаживает по голове. Но он никогда ему не скажет, какой океан боли плещется внутри и какая ревность иногда его сжирает изнутри. А еще он никогда не признается себе в том, что действительно по нему скучает, потому что Зевсу он, кажется, без особой надобности. И он снова боится открыться хоть кому-то. Даже Отцу, которого любят все. С приходом ночи все меняется. Пандора остается совершенно один и ему кажется, что даже стены дышат. А потом он берет в руки телефон и смотрит на время – 2.30 после полуночи. Дома он один, потому что Эпимитей сегодня снова не придет, зависая где-то с другим или другими. Пандора давно не реагирует на это, но почему-то он ощущает себя до боли одиноким. Наверное, именно это толкает его пойти в кладовку, найти старый деревянный сундук и, открыв его, достать небольшую шкатулку. И уже все равно, что ему говорили не открывать ее – у него не осталось другого выбора. Он запутался в себе, потерялся в лабиринте своих мыслей и чувств и теперь ему нужно разобраться в этом. Наверное, именно поэтому он встает, прижимает к себе шкатулку и идет в свою комнату, где садится на кровать. Матрас мягко прогибается под ним, а тонкие пальцы открывают замок на шкатулке, откуда начинают струиться огоньки, заполняя комнату. И Пандора протягивает к ним руку, смотря на то, как они оседают на его ладони и проникают голубым сиянием под кожу. Жжется, да ну и пусть. А внутри словно зарастает дыра и что-то бесповоротно меняется, потому что так надо. Пандора ощущает, как его глаза становятся почти что мертвыми, как сердце покрывается льдом и внутри умирает любовь, которой он так страстно желал когда-то. В глазах его высыхают слезы, и крик умирает в горле, так и не вырвавшись. И как только все огоньки исчезли в нем, он закрывает его, так и не узнав, что там остался один – надежда. Надежда на счастливую жизнь.