Часть Дома

Ральф никогда не был точно уверен, что вернётся сюда. Он думал, что не хочет больше ходить по этим коридорам, вчитываться в запутанные надписи изрисованных стен, вникать в отношения между стаями и их вожаками. Ральф сказал себе, что больше никогда не посетит Серый Дом. Сказал - и в итоге привычно идёт по его коридорам, держась стены и то и дело цепляя взглядом разные послания. Буквы Р пляшут вокруг него причудливой вереницей, опоясывают кольцом, обнимают любовно, как давно потерянного друга. Они кажутся предвестием, призывом, словно Чёрный Ральф против своей воли был призван сюда этими частыми значками, чернеющими на расписанных стенах. Он не знает, так ли это, но чувствует, что его здесь ждали, и это пугает. Он не был уверен, что вернётся сюда, однако жители Дома знали это наверняка, потому и скрашивали ожидание этими разнящимися по величине буквами, которые словно могли приблизить возвращение воспитателя. У серодомных не было мертвецов, зато были призраки. Забранный в Наружность Лорд. Ральф, который обязательно должен вернуться. Тень, окутывающий своего близнеца тонкими руками. Стервятник, привыкший к объятиям смерти, кажется, действительно рад Ральфу - так, словно встретил давнего друга, хотя друзьями их можно было назвать с натяжкой. Мужчина всё ещё помнил чужие рыдания, сотрясающие плечи, могильную песню Третьей, разнёсшуюся по всему Дому, чужие обветренные губы на своих - как своеобразная благодарность. Он вновь перед Стервятником - и тот криво ухмыляется, в глазах так и читается "мы все знали, что ты вернёшься", а на губах - очередные загадки-подсказки. Р Первый хочет понять этот устрашающий Дом, то, чем он является, и его жителей. Он готов часами ломать голову над сказанным, лишь бы докопаться до истины. Эта жажда потайного знания холодит кожу, пробирает до мурашек, но никак не может исчезнуть. Стервятник ловит его на самом выходе из Третьей. Густо подведённые глаза сочатся насмешкой напополам с каким-то странным знанием, а рука хватает за рукав одежды - такой же чёрной, как и у него, словно воспитатель тоже поддерживает птичий траур. - С возвращением Домой, - шелестит-щебечет он в губы Р Первого, а после целует - коротко, приветственно, интимно... по-домашнему? Мужчину ломает от этого прикосновения, и он резко дёргается, уже не замечая, как чужая ухмылка перерастает в широченную насмешливую улыбку. Он вновь идёт по тёмным коридорам, пропахшим сыростью, страхом Наружности и каждой стаей, что живёт здесь. Большая Птица, глядя на удаляющегося воспитателя, укоризненно качает головой. Р Первый всё ещё разгадывает их мир, собирает Дом по частицам. Он пытался уйти отсюда, но вновь вернулся. Он не знает, что ему больше не надо утомлять себя загадками, не стоит ломать голову над тем, что скрывают серые стены. Он не знает, что Дом не любит, когда его части валяются где попало. Чёрный Ральф уже был частью их мира.