Стрекот цикад

Рассказывают, как Абдул Альхазред, странствуя по краю пустыни, набрел однажды на маленький оазис в скалах. В камнях тек ручеек чистой воды, а в десяти шагах виднелся вход в пещеру; возле стоял высокий острый камень с выбитыми на нем письменами. Письмена эти были так стары, что мало кто из живых смог бы их прочесть, но знания Альхазреда простирались дальше подобных границ. Он прочел древние знаки и узнал, что пещера эта была гробницей человеку с щелкающим именем, погребенном в ней века назад, когда люди еще не ломали камни, чтобы построить себе усыпальницы, но уже боялись песка, ветра и шакалов. Альхазред вдоволь напился из источника и, увидев, что солнце уже встает над пустыней, зашел в гробницу. Там он убедился, что она пуста и не служит пристанищем никому, кроме погребенного в ней, отыскал в сухом песчанике нишу, служившую эти века ложем для мертвого, и улегся на истлевшем в пыль прахе, мягком и удобном, сдвинув в сторону те обломки костей, что отвердели, как камень, вместо того, чтобы рассыпаться. Он проснулся на закате, когда пустыня была красной от заходящего солнца, в весьма благодушном настроении, и, выйдя из гробницы, чтобы направиться дальше, осмотрел еще раз причудливые рисунки, служившие когда-то письменами, водя по ним рукою для верности: ему не хотелось упускать крох знаний, случайно встреченных на пути. Через древность тот, кто выбил эту надпись, просил не забывать умершего, торговца и почитаемого человека, и сулил всякому, кто утвердит его имя, успех в любых делах, будь то торговля, ремесла или колдовство. Альхазред знал, как мала цена таким обещаниям, но все же смахнул с локтя прилипшие частицы праха и произнес вслух имя, значившееся на погребальном камне, заставив древние звуки прозвучать там, где даже скалы и песок почти забыли их. Мгновение спустя он увидел, как в гробнице что-то слабо засветилось, и услышал голос, похожий больше на шорох песка. Голос этот умолял его на том же языке, и Альхазред прислушался к нему, а потом отозвался. На краю гробницы, постоянно отступая внутрь, парила полупрозрачная тень большой птицы с человеческой головой. На лице ее, с короткой бородой и странным разрезом глаз, застыла смесь из страха, страдания и надежды. — Ты благочестив и вежлив, — сказал этот дух, — о маг, пришедший к моей гробнице. Твое слово дало мне не плоть, но хотя бы звук, а для одного человека это так много. — Что же, — ответил ему Альхазред, с усилием понимавший шепчущую древнюю речь, - я утвердил твое имя, и, надеюсь, получу все то, о чем говорится на камне. — Ты получишь, — заволновался дух, - гораздо больше, если исполнишь мою просьбу. Здесь спрятаны реликвии, что гораздо старше тех времен, когда я жил и мог не бояться выходить из своего дома. Ими владели могущественные маги, и колдовская сила их неизмерима... мои дети спрятали их рядом с моей гробницей. Их не найти просто так, но я укажу тебе их, если ты поможешь мне. Альхазред не знал, стоит ли верить ему, но все же сказал: — Чем тебе помочь, мертвый? Дух, едва очерченный мерцанием, молчал, собираясь с силами, а после проговорил: — Раньше мне приносили жертвенные зерна, и я ел их дым вволю, раньше мне приносили пиво, и я утолял свою жажду, но теперь мой сын, верно, забыл обо мне. Я перестал есть, и оттого истончился и ослабел, но худшее то, что с недавних пор я не могу и напиться. Видишь тот источник, там, дальше в скалах, о маг? Когда луна вставала над пустыней, я выходил к нему попить, а потом возвращался, и вода питала меня. — Так подойди к нему сейчас, — сказал Альхазред и отступил на шаг. — Он все еще течет среди скал. — Я не могу больше выйти, о маг! Всякий раз, когда солнце скрывается на западе, возле моей гробницы собираются демоны. Я слышу их смешки и шепот в тенях, хлопанье их крыльев... они растащат меня на клочья, чуть только я попробую подойти к воде. Когда-то магия защищала меня... но никто больше не приносит мне еду, никто больше не читает заклинаний. Сын мой забыл обо мне, и никто больше не приходит сюда. Прогони демонов, о маг, и я отдам тебе колдовские реликвии! Солнце садилось, и Альхазред всмотрелся в скалы, но не увидел ничего, что выдало бы присутствие хоть кого-то; он принюхался и прислушался, но чуял только запах песка и нагретого камня, а слышал только слабый звук текущего ручья и шум ветра в пустыне. Альхазред вспомнил, что пришел сюда на рассвете, но не слышал и не видел ничего такого, что было бы похожим на демонов или подобных им. — Каковы из себя эти демоны? — спросил он тогда, но дух не смог ответить — он только слышал их. Альхазреду захотелось получить реликвии, обещанные духом, и, хотя он считал, что тот может и обмануть его, решил задержаться и посмотреть, что будет дальше. Кроме того, с ним, странствующим по пустыне, спящем среди призраков, слушавшем скрытые знания в пустых руинах, побоялись бы связываться многие из живых и мертвых, обитающих в песках, так что опасность не показалась ему слишком большой. И он остался, отступив за камень с надписями, внимательно вглядываясь в скалы, но не упуская из виду духа, робко парящего в глубине гробницы. Солнце скрылось за горизонтом, и пустыня дважды сменила свой цвет, пока не поднялась луна. — Вот, — раздался вновь шепот невообразимо старой речи. — Ты слышишь их? Ты видишь их? Альхазред не слышал ничего, кроме стрекота цикад, собравшихся по другую сторону скалы. Вода привлекала на краю пустыни и мертвых, и живых. Шум их крыльев караванщики на привалах сравнивают иногда с тем, что издают демоны, но никто из тех, кто хоть раз их слышал, не спутает истину и глупые сказки. — Нет, — ответил он. — Только насекомых. Это цикады. — Они смеются... они хотят сожрать меня... прогони их, о маг! Тогда Альхазред вышел из-за камня и обошел кругом скалу, взбираясь по теплым камням, покрытым кое-где жалкой зеленью. Цикады пели в ночи. — Вот твои демоны, - сказал он, вернувшись и протягивая духу зажатую в пальцах цикаду. Дух отпрянул в ужасе. — Они не причинят никому вреда, — Альхазред чуть разжал пальцы, и крылья цикады издали сдавленный стрекот. — Неужели ты никогда раньше не слышал их? Но дух, едва заметный в полутьме, прижался к камню, распушив призрачные перья, и в лице его был только слепой страх. Альхазред откусил цикаде голову, выпил из тела сок, выщипал дергающиеся лапы и доел остаток. Крылья хрустели на его зубах. — Видишь? — он облизал пальцы. — Вот и все. Дух почти исчез, и его шепот едва ли можно было разобрать теперь. — Ты безумен, мертвый, — покачал головой Альхазред. Он вернулся к нише, много веков хранившей прах человека, и подобрал загнутый обломок черепа, твердый, как песчаник, на котором он лежал. Потом вышел к источнику, набрав в обломок воды столько, сколько в него поместилось — не больше, чем в ладонь ребенка. — Пей, — сказал он, поставив кость на каменный пол гробницы, и дух прохладным потоком воздуха устремился к воде, оставив кость такой же сухой, какой она была все это время. — Спасибо тебе, о маг, — сказал он. Теперь его было видно гораздо лучше; птичьи перья отчетливо светились в полутьме, он широко и радостно улыбался. — Все равно — спасибо тебе! Что же... эти демоны сильны, их просто так не победить даже такому, как ты. Ничего; быть может, мой внук окажется не таким негодным, как сын, и все же придет сюда, и мы отыщем способ их прогнать. А покуда забирай реликвии, что спрятаны под серым камнем, третьим слева возле вон той скалы, они твои — и волшебный жезл под трехпалую руку, и ожерелье, дарующее невидимость, и колдовской порошок, заставляющий скрытое проявляться. Ты благочестив и добр, и они нужнее тебе, чем любому из всех, кого я знаю. Альхазред сдвинул указанный камень, под которым и вправду была потайная ниша. В ней лежала заостренная палочка для письма, рассыпавшаяся, чуть только он до нее дотронулся, горстка песка и окаменевшие ячменные зернышки. — Ты безумен, — сказал Альхазред еще раз, но дух не услышал его. Рассказывают, что потом он встал и подошел к камню, раздумывая, не сколоть ли все пиктограммы, чтобы никто больше не прочел вслух этого щелкающего древнего имени. Он рассматривал линии, полустертые песком, ветром и эпохами, складывающиеся в образы, которые не помнит больше никто, в слоги речи, которую никто, кроме мертвых и тех, кто учился у них, не может больше произнести, и слушал стрекот цикад, наполнявший скалы на краю пустыни. Потом он отправился дальше.