По-взрослому

Когда мальчишка опускается перед ним на колени, Рич растерян. Потому, что вокруг чёртов лес, и тот стоит прямо на рыхлой, присыпанной сухой хвоей земле. И потому, что это слишком серьёзно, чтобы иметь место, и лучше его остановить но… Рич растерян. Растерян и возбуждён. Ему нравится этот блестящий испытующий, решительно-смущённый взгляд снизу вверх. Нравится, как дёргается острый кадык, когда Оуэн сглатывает, но решимости ему хватает только прижаться щекой к бедру. Похоже, он всё-таки не знает, что делать. И похоже, перед ним вот так никто не стоял, хотя кто знает… Рич встряхивает головой, потому что укол вины за такой неправильный первый опыт не заставляет себя ждать. Если, конечно, не считать за опыт те невинные поверхностные ласки, когда он его даже толком не раздел. И всё равно это заводит. Такое неожиданно горячее, немного неловкое возбуждение. Но сейчас всё слишком по-взрослому. Оуэн не смотрит, когда ведёт по бедру двумя пальцами. Обводит осторожно скрытый грубой тканью член и поглаживает. Невинно и одновременно откровенно, так, что у самого к щекам и паху приливает жар, и сердце в ушах тугими ударами отдаётся. Язычок «молнии» поддаётся послушно, и брюки соскальзывают так свободно. Оуэн сглатывает повторно и тут же осекается — Рич прикрывается раскрытой ладонью и вместо вопроса просто касается его подбородка. — Я хочу Вас, мистер Уокер. Контраст — уверенность в голосе и предательски уходящий в сторону взгляд, когда Рич сдаётся и убирает руку. Первое несмелое прикосновение приходится на головку члена — кончиком носа, случайно. Рич выдыхает, сдерживая смешок и секундный порыв прекратить это безобразие. Подхватить мальчишку под руки, вздёрнуть вверх, отряхнуть, сказать, что не стоило, что это слишком… …слишком ему нравится. Нравится, как Оуэн оглядывает ровный, не считая бугрящихся вен, ствол со смесью восхищения, неловкости и всё-таки зависти. Нравится, как он берётся за основание самыми кончиками пальцев, оттягивая тонкую — заметно нежнее и темнее, чем везде, — кожу. И эта напряжённая сосредоточенность… Оуэну непонятно, странно, неудобно — пульсация отдаётся в кончики пальцев, биение крови отсчитывает секунды промедления. На счёт три Рич сдавленно охает — мальчишка перехватывает член крепче и буквально насаживается ртом. Иначе это не назовёшь: взъерошенная голова дёргается вперёд, приятным вступлением становится влажное скольжение по напряжённому языку, а потом всё так же быстро прекращается. Оуэн отшатывается, кашляет, смаргивает мокрую пелену. Слишком резко, даже глаза щиплет. И, кажется, он теперь примерно представляет, что значит «любить до слёз». Но он сосредоточен, он пытается ещё раз. Держит ближе к середине и погружает в рот уже медленнее, пока головка не упирается в мягкую, шелковистую по ощущениям щёку. И это, конечно, приятно и смотрится довольно мило, хоть и слегка порнографически… Но кое-что всё-таки подсказывает, что пустить преподавательские навыки в ход всё же придётся. — Держи его всей ладонью, — Рич зарывается пальцами в жёсткие волосы, вторую руку опуская на моментально сжавшуюся на члене ладонь. — И не пытайся взять глубже, чем можешь. Помогает, подстраивает. Уже без стеснения и оглядки на то, кто сейчас перед ним так старательно ворочает языком, дразня уздечку, и двигает головой короткими, неглубокими подачами. Единственное, чего Рич даже сейчас не может принять, — зрительный контакт. Он упирается одной рукой в шершавую кору, прижимается лицом к предплечью, спасая от падения сползающие очки. Второй смещается ниже, массирует поджавшиеся яички. Закрывает глаза, сосредотачиваясь на удовольствии, только бы не смотреть теперь, не видеть. Картинка ощущений гораздо полнее. Вот собственные пальцы надавливают на чувствительное место под мошонкой, вот зубы слегка царапают ствол и тут же мягкие губы окольцовывают плотнее, и приятный сгусток поднимается к участившему свой ритм сердцу. Вот обхват делается теснее, хоть движения и не совпадают с то и дело задевающими нёбо скольжениями, вот тело само напрягается, стараясь выжать побольше из неумелых ласк. Когда Оуэн устаёт, Рич понимает сразу. Вообще сложно что-то не понять, когда жаркий рот вдруг сменяется неровно обводящим головку по кругу языком. И дыханием, да, дыханием, щекочущим влажную от слюны чувствительную кожу. Сбитым и запальчивым. А мальчишка увлёкся — Рич отмечает не без довольства, но всё же мягко отстраняет, оставляя только ритмично оглаживающую ладонь. — Давай, я знаю, ты это умеешь, — выдох и расплывающаяся на губах ехидно-подначивающая улыбка. И сразу же стон — да, Оуэн знает. Непривычно проделывать это на ком-то постороннем, всё ещё непривычно видеть такую реакцию на свои действия. Но знакомо, очень даже знакомо прослеживать сомкнутым кулаком по всей длине от основания до кончика, натягивая крайнюю плоть, скручивать спирально и с таким же нажимом вести назад. Старательно, до выступившей на переносице испарины. Или виной тому собственное напряжение, бесстыдно выдаваемое тесными, бугрящимися в паху штанами? Впрочем, неважно, посторонние мысли тонут в протяжном довольном мычании. Рич подаётся навстречу скованно и подконтрольно. Не столько знает, сколько чувствует, что будет если отпустить себя сейчас, когда подступающий оргазм сковывает мышцы, а этот чёртов мальчишка как назло сбавляет обороты, чувствуя нарастающую пульсацию и пытаясь, видимо, растянуть момент. Совсем осмелел. Но нет. Скользкую ладонь на члене сменяет сухая, стискивает быстро несколько раз, Рич отворачивается со стоном, опускает голову, глядя, как сперма каплями остаётся на гнилых листьях под ногами. — Придётся заняться твоим обучением, — усмехается, отдышавшись и, застегнув штаны, поворачивается обратно. Как ни в чём не бывало, поправляет очки, ловит взгляд, вопросительный и чуть затравленный. Оуэну хочется спросить, узнать, как это было, хочется сказать, что он не против получить награду. И одновременно не хочется подчёркивать огрехи и пока не очень-то хочется подставлять задницу. Хочется Рича. Очень хочется. Так, что сердце колотится в каком-то полусумасшедшем ритме, когда тот подходит вплотную, когда рывком поднимает, когда притискивает к дереву. — Возможно, даже сейчас, — и целует. Ему не нужно говорить, его не нужно просить, достаточно дёрнуться, когда испытующе нырнувшая вниз ладонь тронет напряжённую плоть. Прямо так, сквозь одежду, которую затем быстро, оперативно спустят к подгибающимся коленям. Чтобы касаться уже в открытую. Слишком громкий стон, чтобы проглотить, Рич усмехается, ловя его губами вместе с последовавшим затем несдержанным укусом. Когда Рич опускается перед ним на корточки, Оуэн растерян. В буквальном смысле — сознание дробится между эмоциями — и возбуждение, и волнение, и даже трепет. Он видит, как Рич дёргает собственные штанины, предупреждая не совсем приятные для неэластичной ткани последствия. И как потом неторопливо, с неприкрытым интересом оглаживает почти прижимающийся к вылинявше-серой футболке, подрагивающий член. И улыбается не то каким-то своим мыслям, не то опустившимся на плечи руками, то ли отталкивающим, то ли тянущим ближе в неконтролируемом стремлении получить больше. Он получает. Медленно, растянуто язык прослеживает по всей длине, руки ложатся на бёдра, удерживая, и Оуэн вздрагивает. Такая простая ласка и так до безумия восхитительно. Так вот как это… — Первый раз, значит? — кивает своей догадке Рич, не позволяя вырваться — только постанывать, когда скольжение повторяется, уже короткое, сосредоточенное на уздечке, да комкать мягкую жилетку. Член ощущается горячей твёрдостью, когда основание оказывается меж средним и безымянным пальцами, а яички ложатся в ладонь. — Мистер Уокер, — потому что просто нельзя молча смотреть, как голова чуть склоняется, и сомкнутые губы приникают к рельефу вен. — Рич… — потому что невозможно сдержаться, когда горячий рот накрывает головку, и язык описывает полукруг. Движения короткие и неглубокие, скорее поддразнивающие, чем целенаправленно доводящие до исступления. Рич осторожен, подступается мягко, поглаживая напряжённое бедро. И ещё очки снова вздумали ненавязчиво, кажется, скорее на уровне интуиции намекнуть, что очень даже не против снова сползти. Рич останавливается на секунду, тянется поправить, но дрожащие пальцы опережают. Перехватывают за дужку, стаскивают. Оуэн в очках смешной и нелепый, но отстраниться и как-то прокомментировать это Рич не успевает — мальчишка вцепляется ему в волосы так отчаянно, словно от этого зависит как минимум жизнь, и толкается. Глубже, к вовремя расслабленному горлу. И стонет так, что кажется, будто слышно за много-много миль. Только одно «но»: Рич мычит, вспомнив о невысказанной просьбе предупредить перед финалом. Ответом проливается протяжный стон, с инертным скольжением наружу кончик языка задевает уздечку, и выпускать его никто не собирается. Оуэн не видит, не слышит и не думает. В погоне за удовольствием даже не чувствует, как оправа болтается на одном ухе. Слишком мелочное ощущение. Разрядка гораздо ярче, до кома в горле и выгнутой спины, до порыва прижать ритмично движущуюся голову сильнее, не заботясь о последствиях, до боли, и держать так, пока жар не спадёт. Рич кашляет сдавленно, чувствуя в горле горячее и густое, вытирает запястьем рот и наконец-то даёт уже созревшей издёвке волю: — Ай-яй, Оуэн, как некультурно, — и улыбается, сглаживая. Это остаётся без внимания — взгляд, под которым он поднимается, оправляя попутно штаны, туманный ещё, блуждающий. И губы ещё приоткрыты, словно в ожидании, хоть и видит их Рич расплывчатым пятном. И так податливы они, когда он прижимается поцелуем, только уже без улыбки. Потому что медленно, по капле приходит осознание неутешительности произошедшего. Неправильности. Ненормальности. И… что он здесь, в этом лесу, с этим мальчишкой вообще забыл?