В подарок.

- Halt den Mund, – Сквозь пелену слышится грубый немецкий говор, затем резкий шлепок и дикий крик, - Englische Wichser!* Разлепить глаза кажется невозможным. Во-первых, их сильно жжет, будто в глазницы налили кислоты. Во-вторых, будто склеили. Намертво. Сильно щурясь, полковник понимает, что его руки привязаны к шаткому стулу. Через секунду-другую он с трудом разлепляет глаза и перед ними все плывет в размытых кругах. Он сразу замечает Джима. Он увидит его даже среди миллионов, подобных ему нет, и никогда не будет. Срабатывает рефлекс защиты. Себастьян начинает в исступлении дергать руками, тщетно стараясь разорвать веревки, которые будто впиваются под кожу, настолько сильно они связаны. Снова дерзкий шлепок. Голова Джима безжизненно наклонена назад. Себастьян видит его уже более отчетливо. С головы стекает кровь, и ее густые капли падают на грязный ободранный пол. Себастьян прикрывает глаза, он будто слышит, как эти капли разбиваются об пол, слышит слабое сердцебиение Джеймса, но ничем не может помочь. Джима снова бьют. Уже со всего маху прямо в живот. Стул падает вместе с ним; Моран обнажает зубы, почти опрокидывая стул, но его тут же осаживают. - Setz dich!** – Яро рявкает немец и со всей силы наносит Себастьяну жгучую пощечину, а тот, нисколько не щурясь от боли, пытается противостоять, оказать силовое влияние. Запястья он истирает в кровь, но веревки почти также истерты. Осталось совсем чуть-чуть. Шайка смеется, главарь даже запрокидывает голову от смеха и, поставив ногу в армейском сапоге на тело Джеймса, начинает что-то бубнить, но снайпер уже плохо различает, что. Он знает немецкий в превосходстве, в конце концов, у него имеются и немецкие корни, так что, собирая волю в кулак, полковник обращается главарю: - Эй, сука, - на его лице возникает дьявольская ухмылка, - von den Händen entfernen!*** - чуть не рычит он, четко произнося каждое слово. Немец изображает озадаченность, затем снова безумно ржет, и вслед за этим подключается вся шайка. Он поправляет свои гладкие уложенные волосы и подходит к Морану, пронзая его ледяным взглядом умных серых глаз. - Wiederholen?**** – И подставляет ухо, будто не расслышал, обнажая в ухмылке белоснежные зубы. Моран молчит. Он чувствует, как по рукам сочится кровь. Переводит взгляд на Джеймса, который скрюченно лежит на полу, так и привязанный к стулу и, не выдерживая, плюет в лицо этому немцу. Тот прикрывает глаза, словно в сокрушении, и медленным движением достает платок из левого кармана пиджака. С отвращением оттирает плевок, сильно надавливая на кожу и даже оставляя на ней светло-алый след. Бросив на Себастьяна холодный ненавистный взгляд, он сухо приказывает своим ребятам: - Es töten. И снова погружение мрак, будто в комнате выключили лампочку. Как вышло так, что два самых опасных человека Англии попались в руки такому хитрому и расчетливому подлецу, как Йозеф Ланц? Все очень просто: малейший промах, утечка информации, лишнее слово и вот они уже не хозяева своим жизням, пойманные в Берлине в ловко расставленные сети этого мерзавца. В Англии для них не было законов, но здесь все иначе. «Темной» стороной Берлина правит именно Ланц, без труда избавляясь от ненужных элементов в своей системе, которые дают сбой. В этот раз этими «элементами» оказались Джеймс Мориарти и Себастьян Моран. Йозеф сверг короля одним ходом, вместе с его пешкой, вышибая их с шахматной доски за ее пределы. Доской мы назовем всю Европу. Он их ликвидировал, не портя свою репутацию самого успешного бизнесмена столицы Германии. И когда Йозеф в присущем ему спокойствии, но с искренним злорадством пил крепкое вино, задумчиво смотря в окно своего кабинета, то он был уверен, что больше на его путь не посмеет встать никто и никогда. Даже великий Джеймс Мориарти и его верный пес Себастьян Моран. С простреленной ногой трудно ходить. Чертова боль парализует все тело, с головы до ног, мешая сосредоточиться. Снайпер машинально нашаривает в кармане пачку сигарет. Чиркает зажигалкой, прикрывая ладонью сигарету от ветра, и глубоко затягивается. До дома, где они остановились на время поездки, осталось два квартала. Черт подери, этот путь кажется слишком продолжительным, бесконечным, невероятно тяжелым. Моран не помнит, как ему удалось выбраться оттуда и когда. Он не знает, сколько он пролежал в том подвале, усыпанном каким-то дерьмом, но очнулся он пару часов назад. Ориентироваться было несложно, сложнее догадаться, где Джим. Его рядом не было. Никаких следов, никаких намеков. Хитер этот Ланц, хитер и предусмотрителен. Однако он оставил полковника в живых. В этом определенно есть загвоздка. Есть подвох. И он до этого докопается, как только зайдет в номер, хлопнет дверью и приведет в порядок мысли. Затяжка за затяжкой, его руки почти всегда дрожат из-за нервного тика, из-за полученных травм. Но он не обращает на это внимания. Сейчас важно одно – найти Джима. Мокрый берлинский асфальт, начинаются сумерки, в городе зажигаются уличные фонари. Счастливые люди беззаботно гуляют по улицам, держась за руки. Их довольные лица похожи на портреты с пустыми глазами мечтателей. Они ничего не замечают, идут, как завороженные, и между ними проходит Моран, словно тень, он не смотрит на них в упор, но все видит. Снова включаются рефлексы, как у собаки, преданной своему хозяину. Ничего не помогает. От душевной боли нет никаких лекарств. Полковник снимает с себя грязные вещи, бросает их на пол и ставит руки на краешки раковины, а сам опускает голову и страшно кашляет. Он выплевывает на белый кафель кровь, но его это не пугает. После того, что он пережил в своей жизни, рак – самая милостивая смерть. Дрожащие сильные руки по-прежнему сжимают раковину, поток воды тут же смывает кровь и Моран устало прикрывает глаза, но даже так, в подсознании, все рябит и шумит. Он яростно ударяет кулаком по зеркалу. Сначала появляется большая трещина, затем отламывается кусочек, и зеркало вообще падает. Себастьян выходит из ванной комнаты, заходит в спальню, шаркая ногами по паркету и хромая. Вряд ли теперь из него выйдет достойный наемник. Вряд ли. Да и руки уже дрожат, как у старика, живущего только на одних таблетках. Моран проводит шершавыми пальцами по лицу, касаясь шрама, который украшает половину его лица и подходит к шкафу, который полуоткрыт. Сразу чувствуется какой-то мерзкий запах. Еда на кухне уже совсем испортилась. Конечно, черт бы ее побрал. На его лице возникает отвращение, и он распахивает дверцу шкафа. За несколько секунд выражение его лица значительно меняется, и он отшатывается, впервые испытывая страх, впервые чувства, как его когти полосуют все внутренности, потрошат душу, выворачивая наизнанку. Там, между вещей, не вешалке висит тело Джима. Лицо его синее, вздутое, изуродованное. На нем его любимый костюм и, конечно же, галстук, которым он и был задушен. Ни криков, ни воплей, ни слез. Ни-че-го. Он просто пятится назад, пока не натыкается на стену. Съезжая по ней вниз, Моран с силой обхватывает голову дрожащими руками, тянет себя за отросшие грязные волосы, что-то шепчет. «Geschenk»******, - как сказал бы Йозеф, ехидно улыбаясь своему врагу. И только когда Себастьян поднимает голову, чтобы снова взглянуть на это, из него грудной клетки вылетает дикий, но хриплый крик. Он стучит руками по полу, а в его подсознании звучит голос Йозефа, раз за разом, без прекращений, сводящий с ума за считанные секунды. А посиневшая правая рука Джеймса обмотана цепочкой жетонов Морана. Чертов немецкий подлец продумал все до мельчайших деталей. * Закрой свой рот, английский ублюдок; ** Сядь; *** Убери от него руки; **** Повтори; ****** Подарок Es töten - Убить его