Наваждение

Риверра. Солнечное, тёплое и спокойное утро. Слились воедино, смешались в один звук мерный шелест деревьев, оживлённые разговоры проходящих мимо людей, стук чьих-то каблуков по мощёной камнем дороге. Крохотная птичка приземлилась на спинку ближайшей деревянной скамейки, чтобы передохнуть после долгих полётов. Но едва заведя свою короткую трель, птичка, которой так и не суждено было отдохнуть, тут же замолкает и поспешно взмывает в воздух, напуганная чьими-то истеричными воплями. Прохожие с недоумением оборачиваются на троицу, приближающуюся к скамье. На скамейку плюхается золотоволосый паренёк и устало трёт переносицу, в который раз за утро наблюдаяя за перепалкой своих друзей. «Им когда-нибудь надоест?» — задаёт себе вопрос, на который уже знает ответ, Безариус и устало выдыхает, ожидая логического завершения ссоры Гилберта и Алисы. Сейчас они обменяются ещё парой «любезностей», потом будут угрожать друг другу расправой и жестоким убийством, а затем наконец замолкнут и будут до вечера дуться друг на друга…ну, или до новой перебранки — Оз уже давно выучил эту схему наизусть, являясь неизменным свидетелем их ссор. — Мясоедка несчастная! — первым сделал «комплимент» Гилберт. — Морская капуста! Водорослевая башка! — заверещала в ответ Алиса. — Я тебя сейчас на кусочки покромсаю, Патлатый! — Ребята, а может, хватит? — решился вмешаться Оз, у которого уже уши свернулись в трубочку от их криков, и который тут же пожалел о своём решении: — Не хватит! — в унисон заорали Найтрей и Кролик, повернувшись к Озу, причём с такими устрашающими лицами и пылающими праведным гневом глазами, что Безариус невольно съёжился и замахал руками, мол, «ладно, молчу и не мешаю». — А ты, Тупая Крольчиха, заткнись, пока я тебя пулями не нашпиговал, — оскалился Гилберт, вновь уставившись на оппонентку и готовясь вот-вот претворить в жизнь свою угрозу. Ещё немного, и эти двое начнут метать молнии друг в друга одним только взглядом. Пожалуй, эту взрывную во всех смыслах парочку стоит оградить высоким забором и для пущей верности прикрепить с десяток предупреждающих табличек, дабы обезопасить окружающих. Алисе уже наскучили словесные перепалки, ей хотелось как-то основательно насолить ненавистному Патлатому, но как? Ответ пришёл сам собой, как только её взгляд упал на драгоценную шляпу Ворона. Цепь коварно ухмыльнулась, предвкушая пакость. Гилберт же, не заметив её хитрой ухмылочки, продолжал петь ей «хвалебные» оды, и не успел он что-либо сообразить, как девушка подпрыгнула и ловко сбила шляпу с его головы. Ворон растерялся, и это дало Алисе несколько лишних секунд, чтобы подхватить шляпу и рвануть что есть мочи в ближайшую подворотню с победным хохотом: — Сначала догони! Замешательство мгновенно сменилось диким гневом, и парень, громко взревев «Убью!» и побагровев от злости, бросился следом за Крольчихой. Оз маленько обалдел, увидев сиё действо, и даже не успел окликнуть друга, так как тот, сверкая пятками, уже скрылся из поля зрения. «Вот и погуляли!» — разочарованно насупился блондин и откинулся на неудобную твёрдую спинку скамейки. *** Казалось, что по улицам хорошенько так прошёлся ураган. Алиса бегала довольно быстро, всячески пытаясь запутать при этом Гилберта, ловко ведя его по всяким заковыристым улочкам и подворотням, но Найтрей, как на зло, упрямо не хотел отвязываться и бежал не менее быстро. И вот, Кролику повезло — ей удалось ненадолго оторваться от погони. Крепко сжимая шляпу в руках и не помня себя от счастья, она забегает за угол, и её радости как ни бывало — тупик. Девушка нервно озирается по сторонам, тяжело дыша, и пытается прикинуть, как теперь быть. Она слышит приближающиеся шаги, и первое, что приходит на ум — это спрятать куда-нибудь свой улов. Алиса снова оглядывается и видит какую-то кучу разбросанных ящиков, среди которых и прячет сцыганенную шляпу. Едва она успела завершить своё дело, как из-за угла показался запыхавшийся и злой, как чёрт, Гилберт, за которым так и тянулся шлейф чёрной ауры: — Попалась, Тупая Крольчиха! — прорычал Найтрей, явно предвкушая скорую кончину Цепи, — отдай шляпу сейчас, и я гарантирую тебе быструю и безболезненную смерть. — Не дождёшься! — Алиса явно не хотела проигрывать. «Если Патлатый не совсем идиот, то он быстро поймёт, где его дурацкая шляпа» — подумалось Цепи. Нужно его как-то увести отсюда, поводить его за нос ещё немного, а потом можно и оставить в гордом одиночестве и пожелать удачи в поисках, коварно захохотав. Этот план показался Алисе идеальным завершением их «догонялок», осталось лишь отдышаться, и вновь рвануть вперёд. Цепь гаденько хихикнула и бросилась прямо на преградившего ей дорогу Гилберта, надеясь благодаря своему маленькому росту проскользнуть мимо. Но надежды Кролика не оправдались, и она с возмущённым визгом повисла над землёй, пойманная за шиворот крепкой рукой Найтрея: — Далеко собралась? — он хмыкнул и, опустив девушку на землю, схватил её за запястья и резко прижал строптивую к каменной стене, дабы не рыпалась. Как он ждал этого момента! Он уже не столько хотел вернуть свою шляпу, сколько мечтал о возможности поймать это чудовище и удушить его где-нибудь в тёмном углу. «Чудовище» яростно зашипело и извивалось, как уж на сковородке, в попытках вырваться из западни. Ворон лишь сильнее придавил её своим телом и близко наклонился к её лицу, с плохо скрываемым раздражением вопрошая: — Где. Моя. Шляпа? Но Кролик не отвечала, злобно сверкая фиалковыми глазами. Даже если она ответит или он наконец додумается оглянуться по сторонам и пошарить среди этих треклятых ящиков, то просто так её не отпустит. Ещё бы, такая возможность выдалась! Того и гляди, прибьёт на месте. Кто бы мог подумать, что это так его разозлит. Её молчание только бесило сильнее. Гилберт подумал, как она отравляет жизнь его любимому господину, вспомнил все её обидные колкости, все её пакости и уже всерьёз хотел переместить руки с её запястий на нежную шейку, а потом сомкнуть на ней пальцы. Алиса подняла на него озлобленный, как у затравленного зверька, взгляд, в котором читалась не меньшая ярость из-за такого нелепого поражения. Их взгляды пересеклись, и Гил невольно растерялся, всматриваясь в аметистовые глаза Цепи, которые, как ему казалось, бесстыдно гипнотизировали его, а её дрожащие губы были в опасной близости от его. И вот тут-то на него и накатило какое-то жуткое безумие, помешательство. Разум требовал покончить со всем этим и придушить её здесь и сейчас, а тело просило о том, чего он и в самом кошмарном сне не мог представить. Он понял, что рехнулся, когда и разум неожиданно отрубился, соглашаясь с телом, и случилось то, чего бы он ни при каких обстоятельствах не сделал бы, как твёрдо уверял себя. Оказалось, он нагло и бессовестно себе врал. Он поддался вперёд и грубо, жадно впился в губы Алисы. Ярость и какое-то неведомое ему, необузданное чувство туманом застилало глаза, его не волновало ни то, что было раньше, ни то, что будет потом. Ошарашенная девушка в ужасе распахнула глаза и слабо дёрнулась, что-то сдавленно промычав. Она уж точно не ожидала такого окончания их ссоры. И тем более не ожидала, что через мгновение предательски покраснеет и обмякнет в его руках, не оказывая больше сопротивления. Ворон нехотя оторвался от поцелуя и выдохнул, опаляя жаром губы застывшей перед ним девушки. Их глаза снова встретились, и Гилберт заметил — в аметистовых омутах не было больше ни ярости, ни непонимания, ни испуга, в них ясно читалось лишь одно — вызов. И он не мог его не принять. — Как же ты меня бесишь, — прошептал он, прежде чем вновь припасть к её губам в уже более порывистом и глубоком поцелуе и до боли, до хруста сжать хрупкие запястья в белых перчатках. Она приводила его в бешенство просто тем, что она есть, но ещё больше его сводил с ума тот жуткий факт, что она стала жертвой его помешательства и что именно её теперь больше хочется целовать со всей страстью, чем убить. «Наверное, я просто сошёл с ума.» — промелькнуло у него в голове, и мир, похоже, слетел с катушек вместе с ним, когда Алиса неуклюже, скомканно, но не менее эмоционально начала отвечать на поцелуй. Поцелуй с привкусом сигарет, неконтролируемой ярости…и его собственной крови: кролик не осталась в долгу за будущие синяки на запястьях и с силой, до крови прикусила его нижнюю губу. Её тоже постепенно охватывало это неистовое и беспощадное безумие. Гилберта боль в прокушенной и кровоточащей губе не только ни капли не отрезвила, наоборот, лишь распалила, завела ещё сильнее. Наваждение затягивало его всё глубже, заставляло задыхаться, но с новой страстью и исступлением целовать ту, что разжигала в нём огонь злобы одним только своим появлением. Очнулся он лишь тогда, когда его поцелуи переместились на белоснежную шейку, которую он совсем недавно готов был свернуть, и услышав тихий стон Алисы, разгорячённой такими откровенными прикосновениями. Туман, затмивший разум Найтрея, постепенно развеивался, позволяя разуму наконец пробудиться, наваждение уступило реальности, и Гилберт испуганно отшатнулся от Цепи, когда до него наконец дошло. От этого осознания хотелось достать любимый револьвер и пустить себе пулю в висок, перед этим ещё отправив на тот свет стоящую перед ним Тупую Крольчиху, которая сейчас смотрела на него затуманенными глазами. «Что мы только что натворили?!» — Гилберт покраснел до кончиков ушей и закрыл перекошенное лицо ладонями, когда в голову полезли мысли о том, что они ещё могли бы сделать, если бы безумие вовремя не отступило. Алису вид перепуганного Найтрея, видимо, привёл в чувство, и она тут же пожалела, что пришла в себя и что это не какой-то кошмарный сон. Но нет, привкус крови во рту, ноющие от боли запястья, распухшие от поцелуев губы и жар, накрывающий с головой, были отнюдь не сном. Девушке хотелось лезть на стенку от этого давящего ощущения, что всё происходящее реально. И ещё больше хотелось размазать по этой же стене виновника происшествия. Впрочем, она отчасти тоже была виновата в случившемся и была бы не прочь тотчас провалиться куда-нибудь в Бездну, лишь бы подальше от этого позора. Они ещё долго приходили в себя, не решаясь что-либо сказать друг другу: Алиса уставилась в одну точку и сверлила взглядом противоположную стену, избегая смотреть на Гилберта, наконец отнявшего руки от лица, но теперь ошеломлённо хлопающего глазами, пытаясь переварить случившееся. — Патлатый, — резанул его слух голос Цепи, и Гил, вздрогнув, повернулся к источнику звука: — Что? — вопросил он с таким несчастным лицом, что в каменном сердце Алисы невольно колыхнулась жалость, но и она сама выглядела не менее подавленной: — Во-первых, об этом никто не должен узнать, а во-вторых… — Цепь выдержала паузу и продолжила: — шляпа там, — она кивнула на один из ящиков среди общей груды, стоящей позади Гилберта, и которую он в самом начале не заметил, ослеплённый предвкушением скорой расправы над Кроликом. — Х-хорошо… — промямлил Гилберт уже в пустоту: Алиса наконец отлипла от стены и стремительно удалилась, громко цокая каблучками, видимо, отправилась заедать своё горе. Что ж, её розыгрыш удался, но если бы она знала, во что выльется эта затея, то в жизни бы не прикоснулась к этой злосчастной шляпе. Найтрей вытер рукавом кровь с губы, вздохнул и медленно поплёлся следом, на ходу пытаясь придумать отмазку для Оза. Кто бы знал, чем может закончиться их с Алисой очередная ссора. «Вот и доигрались.» — сказал бы вышеупомянутый, если бы узнал. Но он, конечно же, не узнает.