May the odds be ever in your favor.

Спустя полгода после семьдесят четвертых Голодных Игр Стайлз признал, что не зря в свое время вызвался в добровольцы. - Ты спрашивал меня, зачем я это сделал? Так вот. Я хотел сдохнуть покрасивее. - Ложь. Он смотрел на светящиеся от счастья лица Скотта и Эллисон и понимал, что сделал правильный выбор, когда назвал свое имя после того, как ведущая в ядовито-фиолетовом платье вытащила бумажку с надписью «Скотт Маккол». - Это были юбилейные игры? Шестидесятые? В два раза больше детей, пытающихся убить друг друга? - Мммфффхххм. Скотти на тот момент был две недели как обвенчан с одной из первых красавиц дистрикта и не отходил ни на минуту от дочки Арджентов, все мечтая о дне, когда станет ей настоящим мужем. Он был замечательным парнем, помогал матери вести хозяйство, был в любимцах у жителей города за доброту души и искреннюю любовь к людям. Стайлз же был странным дополнением к Скотту, его сомнительным дружком, не расстававшимся с луком и колчаном, пропадавшим в лесах по нескольку дней. Говорили даже, что он якшается с волками, которых по официальным данным истребили до единого шестьдесят лет назад. - Как ты убивал? - Травил. Резал. Топил. Душил. Стайлз похоронил отца, жил у Макколов, и ему совершенно нечего было терять. В отличие от Скотта, мама и невеста которого в ужасе прижались друг к другу после объявления претендентов – и едва заметно выдохнули от облегчения, когда Стайлз вышел на помост вместо человека, которого считал своим братом. - Что ты умел делать перед играми? - Лгать и метать ножи. Вторым трибутом оказалась Эрика Рейес, невзрачная девочка, страдающая странным недугом, не позволявшим ей быстро бегать, долго работать или подниматься по крутым склонам – в любой момент она могла упасть и начать задыхаться. Никто не вызвался добровольцем вместо неё. После жатвы Стайлз пошутил на тему того, что дистрикт теперь лишился двух своих главных фриков, и больше в нем не будет никакой изюминки. Эрика тогда несмело улыбнулась в ответ. - Ты знаешь, ее мама была единственным лекарем в дистрикте, а собственной дочери помочь не сумела? И повесилась на центральной площади, прямо на том месте, где сейчас ставят сцену для жатвы. - Все мы когда-нибудь умрём. Своего ментора Стайлз, разумеется, знал. Разумеется, не близко. В его окружении не было людей, не слышавших о Питере Хейле, участнике шестидесятых юбилейных игр, единственном живом победителе двенадцатого дистрикта. Тот редко выходил из своего дома, в котором по слухам устраивал оргии (хотя туда никто не входил) и беспрерывно пил вино (хотя никто не видел его на черном рынке, единственном месте, в котором можно было достать более-менее достойный алкоголь). Стайлз пару раз ловил на себе долгие нечитаемые взгляды этого странного человека на улице, но никогда не думал, что ему придётся с ним тесно общаться. - Как там поживает мое спонсирование? Уверен, наш с Эрикой поцелуй произвел фурор. - Эта мышиная возня называется поцелуем? Ты едва клюнул ее в щеку, а мы говорили о шоу, которое заставит капитолийцев моментально раскошелиться! В первый раз они трахнулись прямо в поезде на пути в Капитолий. Стайлзу не улыбалось умирать семнадцатилетним девственником, а Питер выглядел подходящей кандидатурой – опытность без пресыщенности, доминирование без жестокости, отношения без привязанности. Стайлз до сих пор иногда думает, как же ему повезло ошибиться только в одном пункте. - Может, это потому что я верный. - Ага. Иди сюда. Самопожертвование произвело фурор. Журналисты смаковали новость, называя Скотта и Стайлза то братьями, готовыми отдать жизнь друг за друга, то любовниками, годами скрывавшими свою связь. Стайлз хохотал, видя очередной выпуск «сенсационных новостей», и ругался с Питером, когда тот выключал передачу. - Это – мое единственное развлечение в мире, полном жестокости и смерти! - Не единственное. Снимешь штаны – докажу. Стайлз совершенно не умел держать себя на публике. Его и Эрику полностью обрядили в кожу, причем на Рейес этой самой кожи был минимум – обтягивающая мини-юбка и не менее обтягивающий топ. Трискелион на шнурке, который ему подарил Питер перед самым выходом, казался удавкой, но в то же самое время магическим образом позволял отвлечься от сотен зрителей и десятков камер и сосредоточиться на том, чтобы держать спину ровно, а голову - прямо. Цинна оказался достаточно разумным, чтобы отдать запускающий преображение нарядов механизм Эрике, поэтому их костюмы загорелись и превратились в пропитанные алыми жилами произведения дизайнерского искусства точно в срок. Стайлз все равно проклинал тот день, когда позволил запихнуть себя в кожаные штаны. - Теперь они будут спорить, был это символ подчинения, извращения или намёк на твою победу. Или все вместе. - Без разницы. У людей короткая память, а шестидесятые игры были так давно… Теперь трискелион - твой знак. Всю отвратность телевидения Стайлз осознал после первого интервью. - Ваш отец гордился бы вами? - Если бы мое имя было на бумаге, отец скорее убил бы меня, чем позволил попасть на игры. Ведущий рассмеялся, аудитория – вслед за ним – тоже. Это была первая и последняя правда, которой Стайлз поделился в эфире. После интервью, в номере, его долго рвало – ужином, который был непривычно обильным, и всухую, едкой желчью. Питер гладил его мокрые волосы, а потом помог добраться до раковины, принёс стакан воды с лимоном и полотенце. Он мог казаться душкой, если хотел. - Они все сумасшедшие, они смеются, когда кто-то умирает, и пьют ликёр, вызывающий рвоту, чтобы съесть больше, когда целые дистрикты голодают! - Чего ты хочешь от людей, каждый год с нетерпением ожидающих начала шоу, в котором подростки будут убивать друг друга? В первый раз придя в зал для тренировок, Стайлз удивился обилию способов убийства обычного человека – плоть, мышцы, кожа, кости. Он ходил вдоль запрограммированных под нужды участников отсеков и смотрел, как подростки колют, режут, душат цифровых соперников. Рыжая девушка неземной красоты с необычайной лёгкостью швыряла кинжалы в головы манекенам. Если бы не обстоятельства, Стайлз бы в неё влюбился – безответной любовью парня из другой лиги, длящейся несколько мучительных лет без шансов на взаимность. Но здесь, в самом сердце Капитолия, готовясь к выходу на Арену, не было иных лиг, кроме лиги смертников с сомнительной возможностью победить. - А у одного из них были когти! В смысле, самые настоящие, заострённые! Я уверен на сто десять процентов, что это запрещено правилами, и ты бы видел, как одна из участниц управляется с топором, черт возьми, с настоящим топором! - Не тренируйся при всех, лучше учись новому. На презентации умений будешь стрелять из лука, потом уже можно будет это делать в зале. Пусть они узнают в последний момент, от чего еще придётся отбиваться. На презентации умений присутствовала группа наблюдателей и та самая девушка не-из-его-лиги. От волнения первую стрелу Стайлз запустил куда-то под потолок, что послужило причиной смешков и перешептываний. Стайлз нервно обернулся. Рыжая девушка не смеялась, внимательно наблюдая за ним, катая по столу спелое красное яблоко тонкими пальцами. Следующая стрела попала прямо в его сердцевину. Остальные выстрелы Стайлз направил точно в голову, сердце и живот мишени. Когда он уходил, наблюдатели молчали. Девушка улыбалась. Стайлз усмехнулся в ответ. – Я сделал их, понимаешь?! Сделал! - Ты придурок. Теперь они хотят твоей смерти и совершенно не заинтересованы в твоей победе. Ночью перед играми Стайлз не спал. Питер не говорил ему ни о количестве спонсоров, ни о его шансах. Сам Стайлз хотел умереть хотя бы не в первый день, это было бы слишком жалко. Промучавшись до половины второго, Стайлз сдался, вышел из номера и постучал в соседнюю дверь. Питер открыл практически мгновенно, будто ждал, схватил за локоть, провел до кровати, усадил на неё, присел перед ним на колени и обнял. Уткнулся носом в изгиб шеи, словно пытался запомнить запах, сжал в руке ткань рубашки. - Я так не хочу тебя никуда отпускать. Не отпускай, мечтал ответить Стайлз. Сарказм моя единственная защита, хотелось добавить ему. Я не хочу убивать людей, повисло невысказанным в воздухе. Питер смахивал платком непроизнесенные слова с его щек. - Как ты думаешь, сколько у меня ша... - Ты справишься, Стайлз. Я верю в тебя. Арена была адом. У рога изобилия за пять минут было убито восемь участников. Всего за первые сутки погибло тринадцать человек. Стайлзу удалось схватить лук и колчан со стрелами, после чего он побежал прочь. Кто-то кинул копье, приземлившееся в паре дюймов от него, кто-то кричал от боли, кто-то и не пытался взять предлагавшиеся дары, а сразу после начала бойни бежал вглубь леса. Спасибо небесам, что это был лес. Не ледяная пустыня, не тропики, не степь, а лес, в котором шансы выжить у Стайлза немного, но повышались. Увидев арену, Стайлз впервые подумал о том, что, возможно, сумеет добраться до конца. - Мне не страшно. Мне не страшно. Мне совсем не страшно. Я просто в ужасе. - Не объединяй силы с Эрикой. Она не жилец. Лучше вообще держись отдельно ото всех – запомни, на арене только смертники и враги. Союзников – нет. Когда Эрика умерла, Стайлз плакал так, словно ему снова восемь, и тело его матери опускают в сырую землю. То, что второму трибуту не выжить, было понятно с самого начала, но, когда ее профиль с надписью «Эрика Рейес, XII» возник на искусственном небе арены в первый вечер соревнований, Стайлз не смог сдержать слез. Его лицо наверняка крупным планом транслировалось в Капитолие. Ему было наплевать. Внутри него застарелая ненависть к правительству преобразовалась в горящую ровным пламенем ярость. - Я не думаю, что смогу выстрелить в человека. - Тебе придётся это сделать. Либо убьешь ты, либо – тебя, и угадай, чей труп будет в приоритете у меня и у наших спонсоров? Стайлз убил своего первого человека на второй день игр. Мальчик, ровесник – зелёные глаза, смуглая кожа, сильные руки, широкие плечи. Такому не в играх участвовать, такому бы вырасти в крепкого мужчину, завести семью, дом, детей, такому быть любимым мужем, сыном, внуком, племянником, гордостью родителей, а не бегать по лесам с томагавком, не убивать таких же, как он, подростков, не получать стрелу между рёбер. - Это все неправильно. Игры – неправильны. Неужели никто не пытался ничего сделать? Неужели страх повторить судьбу тринадцатого дистрикта силен настолько, что все терпят тирана-правителя и нахлебников Капитолия? - Не все, но нам с тобой рано об этом говорить. В тот вечер Стайлзу впервые пришла посылка от Питера – фляга с каким-то крепким алкоголем. К фляге была приложена записка: «Все в порядке. Ты справишься. Сразу не выпивай». Стайлз истерично смеялся, представляя, как его, пьяного в драбадан, находят соперники. Это было бы настоящим шоу. Он приподнял флягу, словно чокаясь с небом, и сделал небольшой глоток. Алкоголь огненным шаром прокатился по горлу, осел где-то в желудке свернувшимся в клубок хищником. С неба на Стайлза смотрел убитый мальчик, почти укоризненно. Ещё несколько секунд – и его образ с надписью «Дерек Картер, II» исчез, заменился другим умершим подростком. - У меня слишком яркое воображение. Ты понимаешь, чем это грозит? Даже если я выживу в первые пару дней, дальше я начну верить в происходящее. Забывать, что бывает другая жизнь. Будешь присылать мне посылки – наверное, сделаю из тебя какое-нибудь божество, которому стану поклоняться. Развлеку Капитолий по-полной. - Не преувеличивай, все не настолько плохо. И вообще, я и так божество. Когда из чащи вышел волк, гигантский, наверняка модифицированный учеными Капитолия, честное слово, Стайлз даже не удивился. Это были четвертые сутки проведения игр, хотя в тот момент он не был четко уверен в количестве прошедших дней – испытание казалось вечным. Будто он родился, вырос, всегда жил на арене, будто существовала только арена. Редкие посылки от Питера казались чужеродными, словно с другой планеты. Что-то есть за пределами леса? На свете еще есть люди? А так же высотки Капитолия, заводы родного дистрикта, мягкая постель… да вы шутите. Волчьи зубы, смыкающиеся на запястье – реальность. Когти, шерсть, горящие животной яростью глаза – реальность. Кровь от перерезанного горла зверя (кинжал за поясом, нож в ботинках, сюрикены в карманах, что угодно - всегда носи оружие кроме лука, компактное и надежное) – реальность, реальность, реальность. Смех Скотта, домашняя стряпня мисс Маккол, объятия Питера – мутноватый сон, не более. - Мы не заслужили этого. - Я знаю. По подсчётам Стайлза, в живых остались он, Лидия – рыжая красотка из первого дистрикта – и ее напарник, Джексон Уиттмор. Питер что-то рассказывал о них. Влюбленная пара, трибуты-добровольцы, всю жизнь готовившиеся к играм. - Я не ослышался? Они хотят выиграть? Вдвоем? - Именно. Я думаю, у них есть план. Может, они хотят разыграть парное самоубийство в конце, надеясь на лояльность судей. Может, просто сядут и будут ждать, пока их признают победителями. Может, попытаются проломить барьер арены. Ты должен опасаться их больше, чем остальных. В тот же вечер, когда Стайлз убил волка, на небе арены возник профиль Лидии. Может быть, ей в битве с отродьями Капитолия повезло меньше, чем Стайлзу. Может быть, волк и был Лидией. Может быть, Стайлз уже умер, и это его лицо транслировали по необъятному небесному экрану. По крайней мере, думал он, получая посылку от спонсоров со знакомым кулоном в виде трискелиона, скоро все это закончится. Так или иначе. - Почему я не познакомился с тобой раньше? Почему только сейчас? Это несправедливо. - Всему свое время. Джексон выглядел так, как и подобает выглядеть партнеру девушки, подобной Лидии – красивым, смазливым, с волевым подбородком и прожигающим взглядом. Даже проведя в лесу пять суток, он все еще выглядел, как капитолийская фотомодель из модных журналов. Стайлз готов был поспорить на все тессеры, которые он выигрывал для себя и семьи Макколов, что спонсоры поставляют Уиттмору гель для укладки волос и одеколон, причем ящиками. Наверняка, он вел себя со всеми как упрямый маленький ублюдок, хотя сейчас часть уверенности исчезла из его глаз – возможно, он действительно любил Лидию. - Ну вот мы и встретились. – Сказал Стайлз, выходя из-за деревьев. Лук слегка подрагивал в его руках, но, натянув тетиву, Стайлз заставил себя глубоко вздохнуть и успокоиться. Он слишком долго выслеживал Джексона, не время сомневаться – особенно теперь, когда он так близко к концу, к дому, к встрече с близкими. Они с Джексоном выискивали друг друга, накручивая мили по арене, и в таком деле только одному может улыбнуться удача. Кошки-мышки, где оба участника, скорее, лабораторные крысы, чьи реакции незамедлительно отслеживает Капитолий, а не независимые личности. - Долбаная система, - Фыркнул Джексон. – Меня убьет какое-то отродье из беднейшего дистрикта. Как хорошо, что Лидия этого не увидит. И, ты, постарайся сделать в своей жизни хоть что-нибудь полезное, раз уж выберешься отсюда. Чего стоишь? Стреляй! И Стайлз выстрелил. Дальше, после нескольких секунд затишья, начали греметь трубы, невидимые зрители кричали от восторга и хлопали, а громкий рев руководителя игр возвестил: - Леди и джентльмены! Рад представить вам победителя Семьдесят четвертых Голодных игр — Стайлза Стилински! Да здравствует трибут Дистрикта-12! - Я не представляю, каково живется победителю. Надеюсь, этому бедняге выделят штат психологов, чтобы оправиться от произошедшего. У тебя были психологи? - Нет. Я не захотел, чтобы капитолийские мозгоправы копались в моей голове. Восстанавливаться после игр было тяжело. Стайлза желали видеть во всех дистриктах, с ним хотели взять интервью, он должен был выглядеть бодро и свежо, как человек, получивший вторую жизнь. По ночам его мучили кошмары, во сне его преследовали дети с волчьими головами, он бежал прочь, потом в его руках появлялся лук со стрелой, он оборачивался, целился, стрелял… и попадал в Джексона. Лидию. Эрику. Дерека. Скотта. Мелиссу. Питера. - Мне кажется, ты что-то скрываешь от меня. Что-то важное. - Тебе придется вернуться с арены, чтобы узнать об этом. Во время прямого эфира на одном из очередных шоу, после вопроса об Эрике, у Стайлза началась паническая атака. Шум взволнованной толпы постепенно стих, сознание уплывало, а затем он увидел, как камеру, приближенную к самому его лицу (им важно запечатлеть страх, радость, ненависть, поэтому во время прямого эфира старайся держать эмоции при себе) отталкивает Питер, на лице которого – искреннее беспокойство. Он единственный здесь волнуется за меня по-настоящему, с иронией подумал Стайлз перед тем, как отключиться. - Как ты думаешь, почему тебе удалось победить? Почему остальные проиграли? - Удача – и ничего более. Сам подумай, я был мальчишкой из беднейшего дистрикта, к тому же, меня некому было готовить – на тот момент все победители из двенадцатого были мертвы. Никто не ожидал такого финала игр. Я сам не ожидал. Примерно через месяц после игр Питер рассказал Стайлзу о сопротивлении. О людях, желающих свергнуть правительство Капитолия. О тайных собраниях, об их символах, о способах передавать информацию так, что даже миротворцы не подозревают об их планах. О трискелионе – неофициальном знаке мести за убитых в тринадцатом дистрикте, который правительство распознаёт, но не может запретить. О самóм Стайлзе, который возродил в людях надежду. Который вошел в Капитолий со знаком мести – и вышел с арены с ним же. Живым. - Ты… спланировал это все? А если бы я проиграл? - Ну, ты же не проиграл. Ты не мог проиграть. Если бы ты проиграл, то это означало бы крушение надежд у сопротивлениия, у бóльшей части человечества. Ты просто не мог себе такого позволить. Стайлз вернулся в двенадцатый дистрикт. Сначала он мог приходить к Питеру в дом лишь ночью, когда неугомонные журналисты уезжали. После того, как шум вокруг его персоны поутих, Стайлз переехал к Питеру совсем. У них, в конце концов, оправдывал себя Стайлз, куча работы: - И что будем делать? Ждать переворота? - Эй, ты слишком плохо думаешь обо мне. Мы не будем его ждать. Мы его возглавим.