Жизнь прекрасна

На губах Артура — кровь, а глаза — как стеклянные. Остановившийся бессмысленный взгляд. Неживой. Их еще можно отыскать, признаки недавно теплившейся жизни — в уголках чувственных губ, в складках на высоком лбу, в небрежно взъерошенных волосах. Он был живым, Артур, он не приснился Мерлину. Это не очередное видение, Мерлин действительно добрался до Камелота, где и поступил в услужение к этому, невозможно-невероятному; нет имени — только магия закипает в жилах. Защищать… оберегать… быть защищенным. Хрустальный грот. Артур больше не живет. Артур умер, и это — не видение; человек, способный вызвать в Мерлине испепеляющую ярость, или горькое сопереживание, или трепет вкупе с ускоренным сердцебиением, или — жар, сумасшедший, сродни ярости. Человек, который удерживал Мерлина на весу, когда они занимались любовью в местах, никак для этого не предназначенных, и позволял любить себя на широченной королевской кровати, под загадочно шуршавшим балдахином. Бывший для Мерлина всем — Артур. Он не жив, а про них, должно быть, сложат легенды. Они будут неразделимы так же, как Ланселот и Гвиневра, Тристан и Изольда, Моргана и Моргауза… Артур и Мерлин. Без одного другой — невозможен. Невозможен, думает Мерлин, целуя Артура в холодеющие губы. Невозможен… Это — Хрустальный грот. *** — Мерлин, ты идиот! — Артур орет так, что у Мерлина в голове будто огненные шары взрываются. Вот уж голосистый, и как до сих пор не охрип, так-то орать спозаранок. — Что такое? — недовольно отзывается Мерлин. Язык ворочается во рту с трудом, глаза ни в какую не желают открываться — а потом щеку обжигает хлесткий удар, и странная сонливость неохотно отступает. — Это ты мне объясни, что такое! — Артур нависает над Мерлином, как дамоклов меч, и потрясает каким-то пузырьком. — Чего ты нахлестался? Уже мед от лекарской отравы отличить не в состоянии?! Скорее бы Гаюс вернулся… Что мне теперь с тобой делать?! Лицо Артура перед глазами Мерлина расплывается. Раскрасневшиеся щеки, растрепанные волосы… Живой. Жизнь в обмен на жизнь — все, как и говорила Нимуэ. Вот только сам Мерлин почему все еще жив? — Трахни меня, — предлагает Мерлин, пытаясь перевернуться на другой бок и чуть не падая со стола. — Хотя… лучше не на столе, спина потом болеть будет… Артур задыхается от возмущения, но не отходит ни на шаг. Потом, опомнившись, зовет стражу и велит немедленно найти Гаюса. *** — Благодари Артура, Мерлин, — говорит Гаюс на следующий день. — Ты выпил очень опасный яд. Если бы Артур не зашел и не увидел тебя лежащим на полу… Если бы он тебя не разбудил… — Я бы очень крепко заснул и никогда не проснулся, — скучно говорит Мерлин. — Ты не выглядишь счастливым, — замечает Гаюс. Мерлин огрызается: — Как проницательно. — Ты жив, мальчик мой, — Гаюс выпрямляется и сразу кажется на несколько десятков лет моложе. — Разве тут нечему радоваться? — Нечему, — качает головой Мерлин. — Я был в Хрустальном гроте, Гаюс. Я видел… После того, как мы с Артуром объединим Альбион, он умрет. А я буду жить. Вечно. — Никто не выбирает свою судьбу, — отзывается Гаюс. — А как же, у вас с драконьей ящерицей на все найдется ответ, — едко говорит Мерлин. — Если я умру сейчас, Артур доживет до счастливой старости. А объединенный Альбион… Это сделает кто-нибудь другой, за нас. Через несколько столетий. — Мерлин, — Гаюс собирается что-то сказать, но Мерлин поднимает руку: — Хватит. Если ты предлагаешь мне выбрать между будущим окрестных стран и Артуром, или между мной и Артуром — я выбираю Артура. Гаюс не находится, что ответить. *** — Знаешь, — говорит Артур вечером, когда Мерлин помогает ему готовиться ко сну, — вчера ты предлагал мне тебя трахнуть. — Ударить, в смысле? — уточняет Мерлин, наивно хлопая ресницами. — Так ты это и сделал… И спасибо я тебе уже сказал, между прочим. Артур издает свой коронный вздох из разряда: «ну о чем можно говорить с идиотом». Вздох подкрепляется непривычно нервной жестикуляцией, в результате которой Мерлин едва не рвет на Артуре рубашку. Офигеть как страстно вышло бы. Особенно если учесть, что Мерлину же ее потом и зашивать. — А ты, — Артур пробует подойти с другой стороны, — точно сам принял то зелье? Здесь не замешана магия? — Ну сколько можно, — ворчит Мерлин. За рубашкой следует ремень, и говорить с непривычно внимательным Артуром не хочется от слова совсем. Чем больше разговоров — тем хуже Артуру будет потом. Он и так слишком впечатлительный для принца. Настолько плохо, насколько Мерлину было в Хрустальном гроте, Артуру не будет. Мерлин об этом позаботится. Больше — никаких лишних контактов вроде случайных объятий или будто нечаянных соприкосновений рук. Ага, ага. И это вовсе не Мерлин сейчас раздевает Артура — выполняя свои обязанности, разумеется. Следующая попытка должна быть предпринята, когда Артур уедет из Камелота. Или самому Мерлину нужно уйти куда-нибудь подальше. Он не имеет права оплошать. — Я подумал, что это настойка от головной боли, — Мерлин неизвестно в который раз повторяет наспех придуманную легенду. — Перепутал пузырьки. — У тебя точно с головой не в порядке, — Артур разворачивается к Мерлину лицом. Мерлин, державший в руках охапку Артуровых вещей, отступает на шаг. — И с нервами, — подытоживает принц, применяя на Мерлине совершенно неожиданный, более того — нежелательный захват. От неожиданности Мерлин роняет все, что держал, и застывает столбом, позволяя Артуру дружески обнимать этот столб сколько душе угодно. Больше никаких объятий, ага, ага. — Я еще должен отполировать ваши доспехи, сир, — бормочет Мерлин, кое-как выпутываясь из рук необычайно распустившего их сегодня Артура, и спасается позорным бегством. Вещи Артура остаются на полу — в процессе бегства Мерлин забывает их подобрать. Артур испускает еще один тяжкий вздох. *** — Знаешь, — роняет Гвен, по случаю выздоровления набравшая для Мерлина огроменный букет полевых цветов, — по-моему, Артур хочет тебя трахнуть. Мерлин, как раз пристраивавший цветы в глиняную вазу, разжимает руки. На полу образовывается лужа и живописная груда осколков. Ну чисто обломки кораблей в безбрежном море. — Он всегда этого хочет, — бурчит Мерлин, ища тряпку. — Ударить меня. И бьет — постоянно… Вещами швыряется. Откровенно говоря, Гвен, ни тебе, ни мне не следовало бы помогать такому засранцу. Мы — его друзья, а он к нам как к слугам относится… — Так мы и есть слуги, — пожимает плечами Гвен. — Только ты меня не понял, Мерлин. Я имела в виду — Артур на тебя глаз положил. — Артур на меня положил? — Мерлин хмыкает. — Тоже мне, новость. Да ему до меня никогда дела не было. — Да нет же, — Гвен нетерпеливо хмурится. — Ты, Мерлин, ему нравишься. — Не больше тебя, — Мерлин наконец подбирает последний осколок и озабочивается поисками новой вазы. — Спорим, он на тебе вообще женится? — Вот уж спасибо! — на лице Гвен появляется ее особенная недовольная гримаса. — Только содомита в мужьях мне не хватало. Я детей хочу, между прочим. — Содо… Чего? — Мерлин моргает. — Так Артур по мальчикам же, не по девочкам, — популярно объясняет Гвен. — Мое декольте его не впечатляло никогда, служанок он не портил, за леди Морганой ухаживал как я — за тобой, чисто платонически. Вывод? Содомит! — Э-э, — мычит Мерлин, пытаясь пристроить цветы в помойное ведро. — А уж сколько он времени тренировкам уделял! Как на своих рыцарей таращился! А потом появился ты. И он стал таращиться на тебя. И не только таращиться. Он никого так, как тебя, не задирал. Вроде и не всерьез… как мальчик — девочку, которая ему нравится. В некотором отношении наш Артур еще на диво юн, — Гвен хихикает и вовремя хватает Мерлина за руку, не позволив ему выбросить букет. — И застенчив. Он тебя хочет, но никогда в этом не признается… — Глупости, — фыркает Мерлин. — Он тоже так думает, — неожиданно поддерживает Гвен. — Что будет выглядеть невероятно глупо, если скажет… Дверь в комнаты Гаюса открывается с отчетливо слышным скрипом, но Гвен все же заканчивает фразу нарочито басовитым, не-своим голосом: — «Мерлин, я хочу тебя!» Стоящий на пороге Артур роняет букет — из отборных роз. *** На губах Артура — кровь. Кровь и на его неизменной кольчуге. Меч Мордреда пробил ему сердце; с такими ранами не живут. Магия Мерлина бессильна. — Эмрис, — говорит Мордред, протягивая руку. У него необычные глаза — в них бурлит магия, и мир сейчас принадлежит ему вместе с магией, а Артур уже не жив. Мерлин даже мысленно не может назвать его мертвым. — Спасибо тебе, Эмрис, — нет, это говорит не Мордред — сама магия. — Я до последнего считал, что ты выберешь его. Не меня. — Ты тоже, — собственный голос кажется Мерлину безжизненным, — должен был умереть. — Но ты спас меня, — Мордред улыбается. — Ты обменял его жизнь на мою. Все, как и говорила Нимуэ. — Оставь его, Эмрис. О нем найдется кому позаботиться; он — прошлое, а оно не остается заброшенным. Многие люди в его пользу отказываются от своего настоящего. Пойдем, Эмрис… Моргана еще жива. Пока она дышит, мы не сможем взойти на трон объединенного Альбиона. — Для Альбиона, — соглашается Мерлин, — так будет лучше. Для людей… В руке Артура — меч. Он не разжал пальцы даже после смерти, и Мерлин тоже не может разжать их, хотя честно пытается. — Миру нужна магия. — Миру нужны мы, — соглашается Мордред. — Не ты, — качает головой Мерлин. — И я не обменивал его жизнь на твою, Мордред. Прощай. Пальцы Артура все-таки удается разжать — при помощи магии. Мордред недоверчиво смотрит на клинок, пронзивший его грудь, а потом, не издав ни звука, падает. — Это не войдет в легенды, — обещает ему Мерлин. Он продолжает смотреть на застывшее, невероятно умиротворенное лицо Артура. Поцеловать его в неподвижные, испачканные кровью губы; Артур и Мерлин, один без другого невозможен… Но ведь они уже мертвы — оба. То, что один из них все еще дышит, как Моргана, не значит ровным счетом ничего. *** — Это была Моргауза, — Артур стонет от боли и цедит слова сквозь зубы — так, что в сказанном не слышится вопросительных интонаций. — Ты… в лесу… эти… существааа! Последнее слово едва не переходит в неподобающий принцу дикий ор — Мерлин знает, что вскрывать опухоль надо немедленно, иначе может быть поздно, но у него дрожат руки. — И-извини, — бормочет Мерлин. Из сделанных им надрезов вытекает гной. Магические создания — что с них взять. Ночь, лес, много магических созданий, сознательно подавленный инстинкт самосохранения — все должно было сработать. И никто ничего не заподозрил бы. Кто же знал, что Артур какого-то лешего увяжется за своим слугой на вечернюю прогулку. Впрочем, сам Мерлин постоянно за кем-то увязывался, посему удивительного тут ничего не было. Удивляло другое — то, что Артур, орудуя одним-единственным мечом, ухитрился положить всех тварей. Или почти всех — уцелевшие, встретив такой яростный отпор, предпочли смыться подобру-поздорову. А вот Артура теперь здоровым было не назвать. Принца успели ранить, и сейчас Мерлину приходилось с ним возиться. — Моргауза, — если уж Артур вбил себе что-то в голову, разубедить его решительно невозможно, — тебя сюда заманила Моргауза. У Артура на сестру Морганы есть немаленький зуб — когда-то Моргауза посмела одолеть его в поединке. А потом чуть было не заставила убить Утера. — Моргауза, конечно, она, — соглашается Мерлин, понимая, что придется делать еще один надрез. — Потерпи. — Ыыы, — изрекает Артур. Гной прямо-таки хлещет; Мерлин чувствует, как что-то течет у него по подбородку. Это не простая опухоль, Артуру слишком больно, применить бы магию… Хотя бы попытаться. — Тише, — шепчет Мерлин, — тише. Еще немного… все. Побледневший Артур усмехается с напускной бравадой, а потом и вовсе проводит по губам Мерлина ладонью. Демонстрирует кровавую полосу, оставшуюся на коже: — Ты это себя уговариваешь не вопить от боли, идиот? Кровь на губах, заторможенно думает Мерлин. На моих собственных губах. *** Артур недоволен. Постельный режим, прописанный Гаюсом, решительно не устраивает принца. Про себя Мерлин честит героического Артура во все корки и содрогается, думая, чем все это могло обернуться. Вслух — раз за разом винится в произошедшем и успевает до того надоесть Артуру, что хмурый принц чуть было не затягивает его в свою кровать. Дескать, чтобы Мерлин мог на собственном опыте оценить все преимущества постельного режима. Мерлин сопротивляется так отчаянно, что чуть было не стаскивает принца с кровати, и Артур надувается еще сильнее. По совершенно непостижимой причине. — Ты меня что, боишься? — спрашивает Артур через некоторое время, когда Мерлин, измотанный бессонной ночью, едва не засыпает на коврике у камина. О, черт. Он ведь так и не развел огонь, Артур может замерзнуть… — Ничего я тебя не боюсь, — возмущается Мерлин и торопливо добавляет, — сир. «Лично мне то, что ты меня трахнешь, абсолютно ничем не грозит». Судя по звуку, Артур подпрыгивает на кровати. Мерлин смотрит на принца с неподдельным ужасом: — Я что, сказал это вслух?! На лице Артура последовательно отражается целая гамма чувств: недоверие, удивление, волнение, неприкрытый скептицизм… итогом всего становится искреннее сочувствие. — Мерлин, — осторожно интересуется Артур, — у тебя дурная болезнь? Мерлина одолевает желание побиться головой о стенку. *** — Артур хочет меня трахнуть, — грустно сообщает Мерлин. На Гаюса нападает внезапный приступ кашля. — Чего ты смеешься, — попытки Гаюса замаскировать смех, разумеется, никого не могут обмануть, — сейчас он пока этого сделать не может — состояние здоровья не позволяет… А вот когда он встанет! Тогда и у него вста… В общем, Гаюс, не мог бы ты его усыпить на пару дней? Иначе произойдет что-нибудь нехорошее! — Для кого? — придирчиво уточняет откашлявший свое Гаюс. — Если вы с Артуром сблизитесь, ты не сможешь совершить самоубийство, уверившись в несомненно эгоистичной мысли, что краткая жизнь с любимым человеком лучше долгой и в одиночестве. — Ты не понял! — возмущается Мерлин. — Чего именно? Того, что ты, не спросив Артура, взялся распоряжаться вашими жизнями? Уж это, мальчик мой, я понял прекрасно. — Я предам его, — пытается объяснить Мерлин, — предам Артура. Ради магии. Этого не должно случиться, и трахаться с ним мне решительно нельзя. Он будет страдать. — Он и так будет страдать, если ты умрешь во цвете лет, — прозрачно намекает Гаюс. — Не меньше, чем страдал ты в том видении. Которое, если уж на то пошло, вполне может быть ошибочным. Хрустальный грот недаром прозван опаснейшим из мест, и чем сильнее чародей, чем опаснее ему туда входить… — Я так не могу, — Мерлин решительно мотает головой. — Ты же знаешь, что для меня значит Артур. Я не могу его предать. Гаюс поднимает бровь и тянется за снотворным. *** У Артура — кровь на губах и смертельная рана. У Мордреда — решительный взгляд и желание создать мир магии. Эмрис для него — враг и предатель, наставник и друг, Артур — враг, слишком долго пробывший с Эмрисом рядом. У Мерлина — мысли об Артуре, и о высшем благе, и готовность убить, и готовность прервать собственное существование. У Артура — смерть. У Мордреда — предательство. У Мерлина — последний поцелуй. *** — Болван, — у Артура решительно не хватает слов, несмотря на то, что стрела, от которой Мерлин так опрометчиво его заслонил, не смогла пробить металлическую фляжку — ее Мерлин с утра сунул в нагрудный карман. «Не умер, — думает Мерлин, разглядывая стрелу. — Жив». На этот раз он не успел все спланировать. Артур обломал им с Гаюсом всю малину, наотрез отказавшись пить снотворное. Мало того, этот раненый придурок при первом же удобном случае сорвался с места — опасная тварь в лесу, нечего рассиживаться. На разбойников рыцари во главе с пошатывающимся Артуром наткнулись уже после твари, сожравшей добрую половину лошадей. Артур шел пешком, ни в какую не желая обременять своим весом одну из оставшихся животин… Вернее, Артура тащил Мерлин. Словом, все как обычно. Вот тут и появились разбойники. Со стрелами. Вместе со стрелой Мерлин схлопотал совершенно дикий взгляд со стороны Артура… и чего ему дома не сиделось, этому чурбану венценосному. Кроме стрел, которые закончились после первого же залпа, разбойники ничего не могли противопоставить рыцарям — и чего, спрашивается, вообще нападали. Поэтому Артур в виде особого исключения не стал отвлекаться на драку, взамен сцапав Мерлина за грудки и принявшись немилосердно трясти. — Ты это специально?! — рявкает Артур. Рыцари вокруг страшно заняты, разбойники тоже — самое время для привычной семейной разборки. — Что? — с опаской уточняет Мерлин. — Все время влипаешь в неприятности! — Артур взбешен, Артур негодует, и Мерлин пытается вжать голову в плечи, но даже этого сделать толком не может, потому что Артур как раз притягивает Мерлина еще ближе, совсем близко — и целует. Сэр Леон, прежде всех разобравшийся со своим неблагородным противником, некстати оборачивается — и роняет меч. *** — Знаешь, — с горящими глазами говорит Гвен, — похоже, Артур не просто хочет тебя трахнуть. Он тебя любит! Мерлин давится хлебом и долго кашляет, но на сочувственное предложение Гвен похлопать его по спине отвечает решительным отказом. — Сам посуди, — увлеченно повествует Гвен, — он чуть не выставил меня из замка за одну невинную фразу… — Прости, Гвен, — виновато бормочет Мерлин. — Да ничего, меня леди Моргана прикрыла. А вот сэра Леона прикрыть было некому. Стоило ему высказаться о тебе как о слуге, соблазнившем своего высочайшего господина — и он мигом попал на конюшни. И это благородный рыцарь! — Гвен сдавленно хихикает. — А, — доходит до Мерлина, — так вот что он там делал. А я подумал, он решил почистить конюшни по доброте душевной… — Ты-то что там делал? — с внезапной серьезностью интересуется Гвен. — Артур же дал тебе выходной. Почему ты продолжаешь загружать себя работой? Почему, в конце концов, с ним не поговоришь? — А я должен? — возмущается Мерлин. — Ага, — кивает Гвен. — Если тебе его чувства ни к чему — так и скажи. Думаю, он поймет. Артур все же наш друг, хотя и задница. — Еще какая задница, — Мерлин вздыхает. Гвен как никто способна понять его чувства. — Я решил уйти из Камелота. — Уйти? — Гвен распахивает глаза. — Зачем? — Мне нужно… кое-что сделать, — юлит Мерлин. — Пока я здесь… Я не смогу, Артур, он… мешает. — Мерлин, — Гвен смотрит на друга с неподдельным ужасом, — только не говори, что ты должен на ком-то жениться. Мерлин, как раз откусивший от хлеба, давится повторно. *** — Мерлин, — Артур выглядит так, будто провел по меньшей мере две бессонных ночи, — нам нужно поговорить. Пока Мерлин раздумывает, под каким бы предлогом выставить Артура из своей комнатушки, старательно отведенный взгляд принца натыкается на… магическую книгу, которую Мерлин вытащил из тайника во время своих судорожных сборов. Мерлин прикусывает губу. Что ж, возможно, это и к лучшему. Артур переводит взгляд на своего слугу и начинает: — Мерлин, неужели… это правда? — Да, — тот не видит смысла отрицать очевидное, только отстраненно удивляется, как ему такое простое решение раньше в голову не пришло. Ведь если его обвинят в колдовстве, даже Артур ничего не сможет поделать. — Да, правда. Артур бледнеет еще больше — если такое, конечно, возможно. — Кто она? — спрашивает с интонациями ревнивой жены. — Почему ты мне ничего о ней не говорил? — А… Э? — не понимает Мерлин. — Ты должен был сказать раньше! — Артур вовсю пользуется благоприобретенным искусством командирского ора. — Я — не только твой принц, но и… друг, — едва заметная заминка перед последним словом, — тебе не обязательно скрывать от меня факт своей скорой женитьбы! А ведь Артур, похоже, в отчаянии, думает Мерлин. Гвен проболталась, не иначе. Нужно было все с самого начала объяснить, опять он, Мерлин, виноват… — Я ни на ком не женюсь, — отрезает Мерлин. — Я уезжаю из Камелота не поэтому. И еще, сир… Я — маг, если вы не заметили. Последняя фраза получается на диво ехидной и повисает в воздухе, как навязчивый аромат восточных благовоний. Секунду Артур смотрит на Мерлина так, будто ушам своим не верит. Потом говорит: — Это прекрасно! Если ты не женишься, значит, у меня есть шанс, — и, сгребая Мерлина в охапку, принимается его целовать. То, что фразу про магию Артур попросту не услышал, до Мерлина доходит намного позже. *** — Значит, воспоминания о Хрустальном гроте исчезли? — уточняет Гаюс. — Не то чтобы исчезли… Они изменились, — задумчиво сообщает Мерлин. — Знаешь, я думал… жизнь за жизнь — все, как говорила Нимуэ. Но… я был не готов. — К чему не готов, мальчик мой? — Гаюс приподнимает кустистые брови. — Я был готов умереть ради Артура, — Мерлин вскидывает на Гаюса сияющий взгляд, — а не жить. Наверное, поэтому я видел… такое. Это было предупреждение, Гаюс. Придворный лекарь только вздыхает. Мерлин, конечно, прав, и негоже интересоваться причиной столь резкой смены его мнения. Да и вообще, кому оно надо, слышать от Мерлина заветные слова: «Артур меня трахнул». Определенно, есть вещи, о которых Гаюсу лучше не знать.