для Эдварда

сюда к нам приходят невинные и нагие, почти ясноокие, в пальцах - пучки лаванд. наш город под веками спит в синекожем Вие, разводит любимых руками, смеясь, Жорж Санд в кошмарах не снилось такое. бетонный Ленин впитал в себя крики, и ругань, и рёв машин, а где-то в объятьях заобной, ознобной тени живу я сто лет /не моргая/ сто лет один таков вот наш город. ты знаешь, возможно, Эдди, как это нисходит на толпы - тоска. берёз опутаны руки гирляндами, тонны снеди являют витрины, а зубы зловещих грёз впиваются в горло. вдоль Красного мчась проспекта, захлопнув забрало, ты снова нисходишь в Ад /о чёртов Орфей/, как молитву шепча конспекта бегущие строчки. он тёмен и страшноват, наш гадостный город. и мы, как герои траги- -комедий, несёмся куда-то в такой-то день. не высох ещё на губах флёр вишнёвой браги, а тело уже обнимает с рассветом лень, а в теле озноб и желанье - желанье выжить /и даже с удобством, и лоском, и волшебством/, а город лимонную радость из кожи выжать был рад бы. я верю, становишься божеством, когда понимаешь - а бросил бы это дело, забился бы глубже в бетон и завесил дверь. моё неказисто лицо и обрюзгло тело, но надо же как-то, и я повторяю "верь" - в меня, и в себя, и в Речной (средоточье смрада), и в дым сигареты (змеится над головой). - да, я лесбиянка - я тоже - я очень рада и что же теперь? очень просто - глаза закрой, скажи, что запутался в людях, в остатках жизни, что больше не пишется, проклят_прекрасный_принц. у нас тут в чести /как у всех/ лишь любовь к отчизне, а слёзы удобно стирать рукавом с ресниц. у нас - персонально - опять ничего не будет, не выйдет заснуть и забыть, уловить мотив. а даже и если заснёт мой герой, забудет, останется он непокорен, пропащ, строптив, останется Обь в берегах, а конспекты - в сумке, останется голос твой хриплым - кишка тонка, останутся люди во мгле, и спиртное - в рюмке, а ты не дождёшься (не)памятного звонка, не скажешь: - аллё? что случилось? здорово! здрасьте! кто-кто говорит? Господь Бог? ну и как оно? - опять то же самое. осень. огни. ненастье. и ты /спутав с дверью/ (не)смело шагнёшь в окно. и ты разлетишься. эй, Эдди? ещё в порядке? твои откровенья меня ударяют в дрожь. ты пишешь про боль, и ты прав - на неё все падки... но кто ты? о чём ты? откуда? чего ты ждёшь? к чему ты стремишься? неважно. неважно, Эдди. ты очень красивый. так что я хотел сказать?.. у нас, в этом городе, небо чернее сливы. отсель лишь израненным, съеденным уползать... отсюда уходят в морщинах, в пороках, в шрамах, отсюда спасаются сильные и крестясь. и головы плачут, качаясь в оконных рамах, поскольку здесь, Эдди, главенствует только грязь.