Тсуна! Мафия! Комсомол!

Мукуро стоял метрах в десяти от Колотухина, но это не имело сейчас принципиального значения. Сверля друг друга взглядами, противники словно безмолвно переговаривались, не замечая никого и ничего вокруг. Гокудера был без сознания, и на его теле уже лежало несколько лепестков опадающей сакуры. Хибари стоял на коленях, злобно глядя из-под челки на Мукуро, и в этом взгляде ясно читалось желание растоптать и растереть в пыль противника. Но лицо главы Дисциплинарного Комитета было нездорово-бледным, и, приглядевшись, можно было заметить, как слегка дрожат его ладони. Совершенно очевидно, что Хибари ослаб и просто не мог вмешаться в ход событий. А они, между тем, начали развиваться все стремительнее. - Ре-е-е-е-е-е-е-бо-о-о-о-о-орн! - закричал Николай Геннадьевич, сам не зная, зачем. Имя назойливого малявки будто вырвалось из горла само собой, и тело стало наполняться силой, почти бешенством, и словно по венам пробегало бушующее пламя. Колотухин бросился вперед, атакуя Мукуро, но тот, рассмеявшись бархатным голосом, взмахнул небрежно трезубцем, и вокруг противников завертелся вихрь, скрывая из вида все остальное, поднимая в воздух нежно-розовые лепестки, смешавшиеся с пылью и мелкими камушками. Воспользовавшись двухсекундным замешательством Савады, Мукуро ударил рукоятью трезубца в живот Тсуны. Дыхание Колотухина замерло, и глухая боль отозвалась в теле. Стало понятно, почему Мукуро не бьет его остриями трезубца, а наносит удары только лишь рукоятью. - Издеваешься? - хмуро зыркнув на врага, спросил Николай Геннадьевич. Мукуро снова рассмеялся, чуть запрокинув голову назад. - Ну что ты, я просто жду, когда ты перестанешь страдать ерундой и начнешь сражаться достойно. Колотухин поморщился. - Или ты... не можешь? - соперник насмешливо глядел на Саваду, подняв бровь. - Нет слова "не могу", но есть слово "надо"! - воскликнул Николай Геннадьевич. - Мы перевыполняли план, тогда мы могли всё! Смогу и я сейчас! Пламя в волосах Тсуны разгорелось сильнее, и, казалось, огонь вспыхнул и в глазах мальчика. Снова и снова он атаковал Мукуро, и тот теперь едва успевал уворачиваться, но его это словно забавляло. Красивое лицо иллюзиониста исказилось, и он стал выглядеть безумно, оскалившись и широко распахнув разноцветные глаза. Иллюзия сменялась другой иллюзией: то кирпичные стены, то зеркальный лабиринт, то морская гладь с маленьким островком, то густой непроходимый лес. Николай Геннадьевич не знал, что ему делать, ведь враг уворачивался, скрывался за своими миражами. Смех слышался вокруг, отзываясь эхом, и это неимоверно злило Колотухина. Ему хотелось отомстить Мукуро за себя, за своих товарищей, за его злобу и насмешки - за все, что Савада считал несправедливым и неправильным. Все произошло резко и внезапно. Саваде удалось, наконец, нанести удар. Он попал кулаком прямо в челюсть Мукуро, и тот, по инерции запрокинув голову, отлетел на три метра, ударившись спиной и затылком о голый бетонный пол. Иллюзии исчезли, и Колотухин снова оказался посреди заброшенного кинотеатра. Глаза Мукуро были закрыты, и под головой его разрасталась кровавая лужа, орошая лиловые волосы и пачкая щеку и одежду иллюзиониста. Николай Геннадьевич удивленно смотрел на соперника, и в его голове все перемешалось. - Неужели убил? - спросил он как будто сам у себя, медленно подходя к Мукуро. Иллюзионист оставался недвижим, и даже его грудная клетка не вздымалась. - Я не мог... Колотухин убивал людей раньше, но это были вынужденные меры. Это были взрослые мужчины, военные, те, что пошли против его Родины, те, что были жестоки к советским людям. А этот... Совсем юный парень, о котором Николай Геннадьевич не знал практически ничего. В глазах Колотухина Мукуро был фактически ребенком. Тсуна склонился над бездыханным телом и только протянул руку, чтобы нащупать пульс на сонной артерии иллюзиониста, как справа раздался резкий хриплый окрик Хибари: - Нет! И словно по команде, в живот Колотухина до упора вонзился трезубец. Боль пронзила каждую клеточку тела Николая Геннадьевича, он громко вскрикнул, и на пыльный пол стали падать багровые капли крови. "Ну вот и всё", - промелькнула в голове Колотухина грустная мысль, но все, похоже, должно было быть иначе... Пламя поползло яркой змеей по рукояти трезубца и достигло ладоней Мукуро, который буквально секунду назад торжествующе глядел на Тсуну, решив, как и он, что Саваде пришел конец. Пламя окутало ладони иллюзиониста, поднялось к локтям. Мукуро закричал от обжигающей боли, и вокруг стали мелькать, сменяя друг друга, разноцветные миражи, пейзажи, не задерживаясь дольше пары секунд. Колотухин смотрел в глаза Мукуро удивленно, ошарашенно, но вместе с тем как-то устало. Перед взором все мутнело, голова закружилась, а затем мир померк... Он не знал, сколько прошло времени. Оно будто и не существовало вовсе. Но когда Савада смог снова открыть глаза, он не увидел знакомый уже "ангар" с людьми в белых одеждах. Все тот же кинотеатр. Тишина. И странный покой. Нет боли, нет суеты, нет вражды... А что есть? Странные люди в черных одеждах, в высоких цилиндрах. Но люди ли это? Их лица забинтованы так, что не было видно даже глаз. Они стояли полукругом и будто смотрели куда-то вниз. Николай Геннадьевич лежал на полу,но сил было так мало, что он не мог даже поднять голову и посмотреть, что происходит вокруг. - Рокудо Мукуро, ты нарушил множество законов, ты пренебрег установленными правилами, - ледяной голос заставил пробежать мурашки по коже Савады. казалось, будто эти звуки издает что-то неживое, автоматическое. - Ты отправишься с нами, чтобы ответить за все, и проведешь остаток жизни... - все остальные слова будто смазались в какое-то гудение. Что было дальше, Колотухин не помнил. *** - Ох уж этот мне мальчишка. Порошка стирального не напасешься! Тепло. Мягкость. Уют. Колотухин открыл глаза и посмотрел вверх. Светлый потолок. Взгляд вправо. Стена с приятными обоями, календарь с зачеркнутыми маркером числами. Дом, ставший теперь таким родным. Это несомненно был он. Все, произошедшее в кинотеатре, казалось сном. А может, и вправду не было ничего? - Очнулся? - знакомый голосок, и над лицом Николая Геннадьевича нависла улыбающаяся рожица в шляпе. - Долго же ты спишь. - Снова ты, - недовольно пробормотал Тсуна и прикрыл глаза. - Чего тебе надо? - Вот же неблагодарный, - фыркнул Реборн. - Я тебя, между прочим, спас. Совсем неблагодарный Бесполезный Тсуна. - Не называй меня так, - отозвался Колотухин, вновь открывая глаза. - Я детей не бью, но и моему терпению есть предел. - Тц, напугал, - гордо задрал нос малыш, скрестив руки на груди. - Так значит, мне все-таки не приснилось... - выдохнул Колотухин и приподнялся, усевшись на кровати. Спохватившись,он задрал майку и посмотрел на свое тело. Ни единого признака того, что его вообще ранили. Ни на плече, ни на животе. - Как же так?! - Скажи спасибо Леону, - Реборн указал пальцем на ящерку, которая, как и всегда, удобно расположилась на полях шляпы аркобалено. - Если бы не он, ты бы уже отчитывался перед Господом. Николай Геннадьевич отчего-то вспомнил "Бегемотиху", и на лицо его само собой растянулось в ухмылке. - Да уж, отчитаешься перед ней... - сказал он, усмехнувшись, и тут зазвонил телефон, лежавший на прикроватной тумбочке. - Савада, - по военной привычке представляться фамилией брякнул Колотухин, и в трубке тут же отозвался знакомый голос той, о которой он только что вспоминал. - Колотухин-Колотухин... - тяжелый вздох словно ветерок прошелестел с того конца линии. - Честное слово, которую сотню лет работаю в отделе, а такого проблемного, как вы, не встречала. Сколько можно помирать-то уже? Не надоело? Николай Геннадьевич рассмеялся и даже как-то с оттенком флирта произнес в ответ: - А может, мне хочется видеть вас почаще. Реборн, сидевший на кровати, недоуменно уставился на Колотухина и явно не понимал причин такого странного поведения его подопечного. В голове аркобалено возникли различные вопросы, ответа которым он пока не находил. - Хочется ему, - выдала "Бегемотиха". - Вы мне работы добавляете лишней. Я и так тут из кожи вон лезу, чтоб документацию в порядке сдать к ноябрю. Горим капитально. План за сто шестьдесят три года впервые не выполним, скорее всего. - Я в вас верю, - все так же улыбаясь, ответил Николай Геннадьевич. - В советское время же люди могли. А вы чем хуже? - Вот коммуняка проклятый, - ругнулась Ангелина. - Ох, прости, Господи... Ладно, - спохватилась она. - что было, то было. Только вы уж постарайтесь в ближайшее время не помирать. Ну хотя бы лет тридцать, очень вас прошу. Реально зашиваюсь тут. - Хорошо. Я постараюсь. Честное пионерское.