Благодарность

Всю мою жизнь наиглупейшей вещью мне казалась вера человека в судьбу. Будто это не мы выбираем, как нам поступить, а все это предначертано нам кем-то свыше, будто наша жизнь не состоит из причин и следствий, а все происходит, потому что такова наша судьба. Ну, разве не глупость? Но все же, однажды, моя убежденность в отсутствие предначертанности поколебалась, ведь в тот вечер я решил ехать самостоятельно, именно в этой машине, именно по этой дороге… Я души не чаял в своем брате. Хоть мы и были близнецами, но совершенно различались. Он - такой яркий, жизнерадостный, источающий энергию и я - спокойный, тихий, любивший находиться наедине с самим собой, чем где-то с толпой приятелей. Родители даже сравнивали нас с луной и солнцем. Мы были двумя половинками единого целого, как Инь и Ян. Он любил меня, а я его. Но несмотря на это мы не были неразлучны, не делились всеми секретами, у каждого была своя жизнь. Я помню, как вечно сидел дома с какой-нибудь книжкой, зачитавшись допоздна (а, может, я специально так делал, потому что знал, что брат вот-вот нагрянет), а Адам возвращался после очередной своей вечеринки. Комнату сразу наполнял его чудесный сладковатый запах омеги, а так же вместе с ним ароматы альф, толпы которых вечно его везде сопровождали, и алкоголя. Он падал рядом со мной на кровать и начинал нести какую-нибудь ерунду заплетающимся языком. А мне оставалось лишь делать вид, что слушаю, одновременно стягивая с него уличную одежду и заворачивая в одеяло. Я отчетливо помню тот день до каждой мелкой детали, начиная от его помятой рубашки и заканчивая «Портретом Дориана Грея», который тогда читал, когда брат, как обычно, завалился ко мне в комнату. Но с первого взгляда я понял, что этот его визит будет чем-то отличаться от предыдущих. Может, я понял это по его глазам, которые тогда светились неподдельным счастьем, может, по улыбке, расплывшейся на его лице до самых ушей. Он не упал на мою постель в пьяном бреду. Он подошел и сел рядом. - Кай, - полушепотом произнес он мое имя, - я так счастлив, Кай. Он посмотрел на меня, и я понял, что брат говорит абсолютно серьезно. Мое сердце забилось в груди быстрее, ведь, если мой брат был счастлив, то и я тоже. Внутри зародилось вязкое чувство предвкушения. Я ждал продолжения того, что он скажет. - Кай, он такой, тако-о-ой невероятный! – Адам всплеснул руками, а его выражение лица приобрело такой вид, словно он был где-то далеко отсюда. - Он? Кто он? – Я понял, что брат решил поделиться со мной чем-то личным, что задело его до глубины души, и мне стало очень приятно. - Лео, - он произнес это так, словно одно имя все объясняло, будто скажи он это, я должен был ответить «А-а, Лео? Ну, тогда все понятно». Тем не менее, мне стало ясно одно. - Неужели, ты, наконец, влюбился, братишка? – На моем лице появилась хитрая улыбочка. Каким бы общительным и дружелюбным Адам ни был, сколько поклонников за ним бы ни увивалось, сам он никогда не говорил, что испытывает к кому-то симпатию, никогда не приводил парней в дом, а на вопросы родителей просто смеялся и говорил, что он еще слишком молод для отношений, а потом искренне удивлялся, почему родители не достают подобными вопросами Кая. - Влюбился? – Он произнес это так, словно пробовал слово на вкус. – Влюбился. Точно. – Улыбка на его лице засияла еще ярче, он звонко рассмеялся и схватил меня за руки. – Влюбился! Я, идя на поводу у какого-то неизвестного чувства, тоже рассмеялся в ответ. Мы стали смеяться, а потом Адам запрыгал на кровати. Он прыгал и смеялся, пока не упал без сил и не уснул. Больше я не слышал ничего об этом таинственном «Лео». Брат изменился. Он чаще стал витать в облаках, иногда не возвращался домой несколько дней подряд, а, когда он смотрел на меня, я улавливал в его взгляде нечто такое, словно ему был известен какой-то важный секрет, а мне нет, и от этого он имел какое-то превосходство. Будто был старше и мудрее меня. Хотя из нас двоих я был тем, кто явился в этот мир на несколько минут раньше. Родители лишь обменивались своими взглядами, которые были ясны только им, и пожимали плечами, когда я интересовался, почему брат не ночевал дома. Они говорили, что мы уже вполне взрослые, и они не вправе запрещать нам подобное. Они тоже знали тот «секрет» и радовались, что Адам стал таким. Прошло много времени. Я уже и не помнил, что когда-то было по-другому. Но все вновь изменилось, перевернулось с ног на голову. Этот день я тоже прекрасно помню. Адам вернулся домой после двухдневного отсутствия. Он не светился от счастья, как это бывало обычно, он выглядел, как тень моего брата: красные глаза, под которыми красовались темные круги, ни намека на улыбку, даже его походка изменилась. Я подбежал к нему и спросил: - Что случилось? Брат отмахнулся и побрел дальше – к холодильнику, откуда выудил родительский коньяк, который те берегли для особенного случая, открыл крышку и начал пить. Большими глотками. Я отошел от ступора, когда треть бутылки уже была в моем брате. - Эй, что ты творишь?! – Я попытался отобрать коньяк, но Адам вновь оттолкнул меня и вместе с бутылкой скрылся за дверью своей комнаты. Родители вернулись с работы. Заметили отсутствие бутылки. Потом провели в комнате брата пару минут. Я не слышал ни единого слова, но, когда они вышли, их лица были печальными, мне сказали, что сейчас лучше не беспокоить брата и отправили спать. Той ночью меня разбудил громкий звук, словно что-то разбилось. Это раздавалось из комнаты Адама. Я подошел к двери и простоял так около пяти минут, я так и не решился зайти. Такая атмосфера в нашем доме длилась несколько дней. Никто не беспокоил Адама, который почти не выходил из своей комнаты, никто не задавал вопросы. Мне было больно. Казалось, что все в нашем доме решили отгородить меня от проблем брата. Будто мне было не двадцать один, как и ему, а десять. Будто они считали, что я ничего не пойму, что я еще слишком мал, чтобы понять. Меня хватило на три дня. На четвертый я закатил истерику. Мы ужинали. Без Адама. - Почему вы не можете объяснить, что происходит?! Почему не позволите мне самому спросить у него?! Он, ведь мой брат! - Кай! Прекрати истерику! – Мой отец-альфа поднялся из-за стола, было видно, что он тоже на взводе. – У твоего брата сейчас нелегкие времена. Позволь ему пережить их и не вмешивайся! Лучше займись учебой! Ты ведь еще не закрыл сессию! Второй отец поднялся и легонько положил руку на плечо первого. - Успокойся, дорогой. Кая ведь можно понять, он переживает, как и мы. Удивительно, как у него просто получалось погасить огонь волнений в душе супруга. Я тоже поднялся из-за стола и покинул кухню. - Черт, черт, черт! – Я мучился от неизвестности. – Как они могут так со мной поступать! Мой кулак впечатался в стену. Тогда я и представить не мог, что творилось с моим братом, что было у него в душе. Он мне не позволил. В трудную минуту ему не захотелось поделиться своей болью. Но я все равно чувствовал ее всем сердцем, и это разрывало его на клочья. Мой самый родной, самый близкий человек страдал. А я ничем не мог помочь. Я ненавидел себя за это. Но и это продолжалось недолго. Я уже спал, когда мой брат пришел ко мне. Он растолкал меня и заставил проснуться, повторяя одну и ту же фразу. Она до сих пор звучит в моей голове. Этот странный пугающий шепот. - Кай, Кай, я нужен ему, Кай. Я ему нужен. Слышишь? Он нуждается во мне, Кай. Кай. - О чем ты говоришь, кто нуждается? Адам… - пробубнил я, стараясь прогнать дрему. В темноте не было видно совершенно ничего, кроме глаз моего брата. Они лихорадочно блестели. Я чувствовал, как его руки все еще сжимают мои плечи, он не переставал трясти меня. - Я нужен ему! Кай! Я нужен Лео! Лео. От звука этого имени по всему моему телу пробежал электрический разряд. Я уже слышал его. Парень, в которого влюбился мой брат. Адам не стал ждать того, как я разберусь со своими мыслями. Он просто выскочил из комнаты, а через несколько минут, схватив куртку и что-то еще, и исчез из квартиры. Это был последний раз, когда я видел своего брата живым. Все, что происходило потом, смешивается в моей памяти в одну сплошную картину. Три дня от брата никаких вестей. А потом этот звонок из больницы. Мне казалось, что это чья-то глупая шутка, кто-то просто не знает предел розыгрышам. Но слезы родителей… Разве могли они плакать из-за чьей-то шутки? Визит в больницу. Утешительные слова от чужих людей, изумление врачей, что мы не были в курсе того, что сделал Адам. - Ваш сын отдал свое сердце другому человеку, нуждавшемуся в пересадке. Операцию нужно было проводить срочно, поэтому мы приступили к ней после подписания всех документов. Он был совершеннолетним, поэтому мы… Мой желудок скрутило. Я еле добежал до больничного туалета. Меня стошнило. Отдал. Сердце. Осознание пришло вместе с обмороком. Я провалялся в отключке добрых пять дней. Я пропустил прощание, похороны. Родители посчитали, что так будет лучше. До сих пор не понимаю, как они смогли тогда выдержать все это… Когда я очнулся, первым, что я хотел узнать, было, кто этот человек, в груди которого теперь бьется сердце моего брата? Кто этот человек, любовь к которому, побудила Адама, светлого и жизнерадостного Адама, который любил этот мир больше, чем кто-либо, отказаться от жизни в нем? Хотя я уже знал ответ на этот вопрос. Лео. Я пытался представить его. Я отчаянно пытался представить образ того, из-за которого навсегда потерял часть себя, свою половину, которую любил гораздо больше, чем ту, что осталась. Каким потрясающим, добрым и чудесным должен быть этот человек, достойный такого поступка. Родители сказали, что знают лишь его имя – Лео Калхоун. Лео Калхоун, обладатель самого чистого и светлого сердца на этой планете, не явился на похороны, не пришел к родителям донора, подарившего ему жизнь, дабы высказать благодарность и вымаливать прощение. Он исчез. В нашей жизни не было этого человека. Был лишь призрак некого Лео, ради которого Адам из этой самой жизни исчез. Словно это был вовсе не человек, а оправдание, придуманное врачами, дабы придать смерти моего брата смысл. Моих родителей устраивало такое положение вещей. Они были настолько опечалены утратой, что все их оставшиеся силы уходили на то, чтобы не сойти с ума от боли. Но я нашел способ заглушить эту боль. Я заменил ее. На ее место пришли гнев и ярость. Как этот Лео посмел забрать единственное, что осталось от моего брата в этом мире, и исчезнуть?! Как он мог оказаться настолько неблагодарным и ужасным человеком?! Я не мог найти ему оправданье. Я ненавидел его за то, что он не пришел ко мне и к моим родителям, за то, что он не произнес банальных и пустых фраз, какие положены в таких случаях. Хотя я толком и не знал, существует ли вообще что-нибудь, что «положено» в таких случаях... Но то, как поступил Лео Колхоун, явно не было этим. Я не знал этого человека, но уже ненавидел его всей душой. Я ненавидел человека, которого мой брат полюбил настолько, что отдал ему самое ценное, что у него было. Врачи только разводили руками. Я ежедневно оббивал пороги больницы в надежде узнать что-нибудь об этом парне. Мне удалось узнать лишь то, что он был альфой, что у него не было родственников и друзей, которые бы навещали его. Он поступил в критическом состоянии, а номер моего брата оказался на быстром наборе. Они сказали, что как только позвонили Адаму, тот примчался почти что мгновенно. Я тогда вспомнил ту ночь. Кай. Кай. Он нуждается во мне, Кай. Слезы лились из меня ручьями. Я не мог остановить их поток. Казалось, даже мое сердце истекает ими. «Так удачно вышло, что сердце вашего брата подошло мистеру Калхоуну. Вот, что значит - судьба», - как-то сказала одна медсестра. Что ж это за штука такая – судьба? Если по воле небес мой брат полюбил человека, который даже не удосужился сказать «спасибо» за то, что он сделал для него, то я ненавижу судьбу! Тогда я решил, моей судьбой, моим предназначением станет возмездие. Я заставлю этого неблагодарного человека пожалеть, что он так поступил. Одним солнечным утром, когда я в очередной раз пришел в больницу, женщина, сидевшая в регистратуре, протянула мне бумажку. На ней корявым почерком был написан адрес. - Этот адрес был указан в документах того человека, - произнесла эта женщина тоном, словно открывала мне тайну мирового значения. Пожалуй, для меня так и было. Весь мой мир сосредоточился на том, чтобы отыскать его. Так мне становилось легче. Когда я пришел туда, дверь мне открыл самый обычный человек. Он не был невероятно красивым, от него не исходило энергии, притягивающей людей. Он был обычным. Я пытался найти в нем что-нибудь, что оправдало бы поступок брата, но не смог. Вспоминая выражение лица Лео Калхоуна в момент, когда тот увидел меня, я радуюсь до сих пор. Наверное, он решил, что Адам пришел за ним из могилы… Но это не продлилось долго, через пару секунд его лицо стало словно каменным, непроницаемым. На нем не отражалось ни единой эмоции. - Я Кай, брат Адама, не хотите мне ничего сказать? Он посмотрел на меня так, словно я произнес что-то оскорбительное. - Это ты пришел ко мне, так почему я должен тебе что-то говорить? Меня привела в бешенство эта фраза. Все чувства, копившиеся во мне до этого момента, нашли выход наружу. - Почему? Почему?! Да может, хотя бы, потому что мой брат отдал вам свое сердце?! Может, потому, что вы можете стоять здесь и наслаждаться вашей гребаной жизнью только благодаря ему?! Я тогда кричал так, что сорвал голос. А еще тыкал пальцем ему в грудь, туда, где билась частица Адама, пока он не схватил мою руку и не заставил остановиться. - Глупый мальчишка, - его голос был полон холода, которому бы позавидовали все снега Арктики, - такой же, как твой братец. Я не просил его отдавать мне свое сердце. Я был в отключке и не мог возразить. Думаешь, я принял бы эту неуместную жертву? Что ты мне предлагаешь? Вырвать его у меня из груди?! Он разозлился и с грохотом захлопнул дверь у меня перед носом. А я потрясенный его словами медленно опустился на холодный пол. Все мое тело пробирала мелкая дрожь. В голове не укладывалось, как… Как можно быть настолько неблагодарной сволочью? - Ты мог бы сказать, что сожалеешь, что безумно благодарен Адаму, что сделаешь так, что его жертва не будет напрасной, проживешь эту жизнь, дарованную тем глупым мальчишкой, достойно, - почти шепотом произнес я, а по моему лицу вновь начали скатываться слезы. Я понял, что не услышу даже «спасибо». Мне стало невероятно больно от того, что вспоминая об Адаме, я не смогу подумать «Мой брат умер, как герой. Он подарил свое сердце человеку, которого любил. Он дал ему жизнь, наполненную смыслом». Мне оставалось думать, что он сделал это зря, что Лео Калхоун оказался неблагодарной сволочью, ублюдком, который, если бы смог, вырвал бы его сердце из груди и станцевал бы на нем чечетку. Поэтому больше я об этом не думал. Все пять лет до той самой аварии… Я очнулся в месте, где все было белым: стены, потолок, моя одежда. Из моего тела торчала куча трубочек, а вокруг стояли аппараты, которые издавали пронзительный писк через равные интервалы времени. Я понял, что нахожусь в больнице. В нос сразу ударил запах стерильности. Рядом сидел отец, он сжимал мою руку так, что она занемела. - Ты очнулся! – Радостно произнес он, а потом еще раз в два раза громче, что повлекло за собой визит в мою палату врача и медбратьев. - Замечательно, - сказал врач, - этого стоило ожидать, ведь операция прошла успешно, сердце прижилось. - О чем вы говорите? – Я тогда совершенно ничего не понимал и не мог вспомнить. - Ты только не волнуйся, сынок. – Прежде чем рассказать что-то шокирующее родители всегда вставляют подобные фразы. – Ты попал в аварию, врезался в грузовик. Второй водитель не пострадал, но у тебя состояние было очень тяжелое, твое сердце… - На этих словах нервы отца сдали, и по его уже морщинистой щеке скатилась слезинка. – Сначала я потерял твоего брата, потом Питера, - так звали моего второго отца, - я бы не смог потерять еще и тебя! В моей голове начали молниеносно пролетать картинки. Ужин с коллегами, немного алкоголя. Мне предложили вызвать такси, но я сказал, что доеду сам. Сел в свою машину, поехал, потом свернул с привычного пути из-за строительства на дороге. Внезапно автомобиль перестал слушаться, я потерял управление, а из-за поворота вынырнул большой грузовик… Врач принялся успокаивать папу и заверил, что все расскажет сам. - Вам потребовалась срочная пересадка сердца. Донора не находилось, мы были в отчаянии, все думали, что тут уже ничего не поделаешь… Но посреди ночи пришел один человек. Он сказал, что готов стать донором. Операцию провели незамедлительно. Он не говорил, кто он такой, не хотел встречаться с вашим отцом, лишь попросил, когда все закончится, передать вам это. – И врач протянул мне конверт. Дрожащими руками я схватил его. И вытащил листок, который лежал внутри. На нем ровным каллиграфическим подчерком было выведено: «Спасибо». Внутри меня что-то оборвалось. Я спросил тихим и хриплым голосом, так как не мог отойти от шока: - Как… Как звали этого человека? - Лео. Лео Калхоун. Вот она. Благодарность, которую я так отчаянно требовал тогда. Запоздалая или своевременная. Даже не знаю, как теперь ее называть…