Кеды и туфли

— Знак «минус» указывает на то, что направление вектора ускорения совпадает с отрицательным направлением координатной оси... До Ники голос учительницы доносится будто через толстый слой воды. Она пытается, конечно, не отключиться окончательно и прячет зевок в руке, а после опускается щекой на холодную поверхность парты. Всё равно на последней сидит, авось не заметят... — Калинина! — тут же верещит физичка. — До звонка пять минут! Потом спать будешь! Ника пронзает её спину испепеляющим взглядом. — Карга глазастая, — бурчит тихонько, откидываясь на спинку стула и складывая руки на груди. Слева, с соседнего ряда парт, слышится тихий смешок. Ника поворачивает голову и удивленно вздергивает бровь — Ленка, видимо, услышала злостный комментарий в адрес физички и хихикнула в ладонь. Но стоит ей встретиться взглядом с Никой, она сразу же пугливо поджимает губы и отворачивается. Ника лишь дергает плечами — ей не привыкать. В этой школе, как, впрочем, и в остальном обыденном обществе, неформалов не любят. Да и плевать. Нику больше занимают сейчас два желания: покурить и поспать. А еще вопрос о том, как высидеть следующие три урока. Наконец звонок. В классе поднимается гул, учительница даже и не пытается кого-то задержать, обрывая рассказ о решении какой-то там задачи на середине. Бесполезно ведь пытаться угомонить этих буйных одиннадцатиклассников. Из выделенных на перемену двадцати минут Нике хватает десяти, чтобы сбегать за угол школы покурить и подняться на третий этаж в кабинет литературы. Она бросает на парту — как обычно заднюю — рюкзак и сама плюхается на стул, закинув ноги в тяжелых берцах на соседний. В наушниках под гитарные переборы голосит Хэтфилд, Ника обводит взглядом класс. У первой парты крайнего к окну ряда столпились одноклассницы. Курочки-хохотушки. Внимательно следят за Никой, но стоит ей посмотреть на них, как бы спрашивая: «Чего уставились-то?», они презрительно хмыкают и отворачиваются. Смешные. Вот только Ленка не отводит глаза, наблюдая, как Ника вытаскивает пенал и тетрадки из рюкзака. Та чувствует прилипший к себе взгляд, ловит его, пытается приветливо улыбнуться, но выходит какой-то скептический оскал. А Лена дергается, краснеет. Милая она девчушка, Ника не впервой замечает её повышенный интерес к своей персоне. Только уж очень нерешительная эта Ленка. Вот и сейчас одна из курочек теребит её за рукав, вопросительно дергает головой, мол, чего это ты на неё уставилась? И та сникает, отворачивается. И не то чтобы именно Ника была такой нелюдимой и отстраненной. Когда в середине десятого класса она перевелась в эту школу, то даже пыталась завести с этими курочками дружбу. Быть одиночкой она как-то не планировала. Первые пару месяцев даже был контакт: то покурить на переменке выходили, то учебниками и домашкой делились, то в столовке вместе обедали. Ника вполне себе могла переносить недалекость своих «подружек», если бы и они её не донимали. Но Анжела, типичная блондинка из анекдота, которая была негласным «главарем» курятника, решила полюбопытствовать. — А почему ты так одеваешься? У нас ва-абще-ета форма, — спросила, выпуская из ярко накрашенных губ струйку дыма. Ну да, Нику стабильно пару раз в месяц гоняли к завучу по этому поводу. Что, впрочем, никак не действовало. Замечания в дневнике красовались, но были слишком незначительным поводом, чтобы выгнать её из школы. — Мне так нравится, — ответила она, не желая вдаваться в подробности. — Ну мне тоже мини-юбки нравятся, я же ношу по колено! «До колена, дура ты крашеная, — подумала Ника. — По колено — это море да трава». — Нет, ну ты же девочка! — никак не могла угомониться Анжела. — Зачем тебе все эти кеды, рваные джинсы, футболки с непонятными рожами? Неужели тяжело быть такой, как все? Это, пожалуй, было аутом. Нокдауном, после которого ни о какой дружбе и речи быть не могло. Ника заржала очень не по-девичьи и, развернувшись на пятках, ретировалась, пытаясь не подавиться все еще рвущимся наружу смехом. Она не была злостным бунтарем, идущим против системы. Не придерживалась никаких идеологий, не поклонялась Сатане и не гуляла по кладбищам ночами. Хотя если снять наушники, проходя мимо скопления птицеобразных, то можно было и не такое услышать. Ника не считала себя умнее кого-то, просто была некая планка тупости, ниже которой собеседнику опускаться было нежелательно. У Ники были свои интересы и свои взгляды на жизнь. И она не любила, когда их начинали оспаривать или пытались навязать своё мнение. Еще спустя месяц внимание Ленки становится привычным для Ники. И немного раздражающим. Ну если же так интересно, подошла бы и поговорила, подсела за одну парту. Но нет, она только и делает, что краснеет и отворачивается, скромно улыбаясь. И ямочки на щеках появляются от этого. Еще через пару недель Нику всё это начинает откровенно забавлять. Она уже не просто перехватывает взгляды и пытается давить из себя улыбки, а строит глазки, подмигивает. Это прикольно. И как-то раз, когда Ленка рассказывает наизусть Лермонтова у доски, Ника посылает ей воздушный поцелуй. Ленка теряется, запинаясь и забывая, что же там делает парус в тумане и чего он хочет от бури. А еще через несколько дней они случайно сталкиваются в туалете. Ника прогуливает урок, потому что не успела сделать домашку по математике, а Ленку учительница послала вымыть губку от мела. Ника сидит на подоконнике, накручивает прядь черных длинных волос на палец, втыкает в телефон, но когда заходит Лена, то вынимает даже оба наушника. Та краснеет еще гуще, чем обычно, открывает рот, желая, видимо, что-то сказать, но тут же закрывает, не произнеся ни слова. Подходит к умывальнику, открывает кран. Ника лишь коварно улыбается ей в спину, видя, что Ленка следит за ней в зеркале. А когда Ленка уже дергает ручку двери, чтобы выйти, Ника стоит у неё за спиной и перехватывает эту ручку, дергает на себя и щелкает шпингалетом. Ленка замирает как истукан, губка с мокрым шлепком падает на пол. Ника разворачивает её за плечо лицом к себе. Та смотрит округлившимися каре-зелеными глазами и, кажется, забывает, как дышать. — Ты же не боишься меня. Хоть интонация Ники и не вопросительная, Ленка все равно машет головой, смешно растрепывая свою русую челку. — Тогда почему ты себя так ведешь? Теперь уже девчушка пытается что-то ответить, но слова будто застревают у неё в горле. — Ты такая стеснительная, что прямо хочется сделать с тобой что-нибудь эдакое... — Не... не надо... И этот заикающийся голосок только сильнее распаляет задорность Ники. Она наклоняется и цепляет губы лёгким поцелуем, прижимает Ленку к себе одной рукой довольно крепко, не давая возможности вырваться. А Ленка, конечно, пытается отстраниться, но Ника резко углубляет поцелуй, затягивая в рот её нижнюю губу, проведя по ней кончиком языка, затем повторяет то же самое с верхней. Ленка мычит, а Ника даже умудряется хихикнуть в поцелуй перед тем, как окончательно раздавить сопротивление, проникая в её рот языком. Тонкие руки обвивают шею Ники, тело обмякает и расслабляется в объятиях. Нике нравится целовать Ленку. У неё мягкие губы, пахнет она какими-то легкими кисло-сладкими духами. И кожа у неё нежная — Ника, разорвав поцелуй, касается губами щеки; заправив Ленкины волосы за ухо, спускается к шее, чувствуя, как та дрожит. Ника и сама себе не ответила бы на вопрос, как далеко могла бы зайти, если бы не раздавшийся стук в дверь. Уборщица орет, что двери изнутри нельзя закрывать. Лена дергается, испугавшись, Ника отпускает её и открывает шпингалет. Девчушка убегает, пискнув: «Извините!», забыв про валяющуюся на полу губку. Уборщица в итоге отчитывает Нику, но той как обычно пофигу, она закатывает глаза, забирает с подоконника рюкзак и сваливает на улицу курить. После этого случая поведение Ленки только усугубляется: она постоянно напряжена, когда Ника находится с ней в одном кабинете, а стоит встретиться глазами, её будто двести двадцать прошибает. У Ники же с каждым днём все больше разгораются неподдельный интерес и азарт. Ей хочется снова подловить Ленку где-то, где они останутся наедине. Случай выпадает на уроке физкультуры, в раздевалке. Курочки переодеваются в спортивные костюмы и выходят в зал, а Лена задерживается. — А ты что, не идешь заниматься? — раздается скромный, заикающийся голос. Ника сидит на низкой скамье, поднимает удивленный взгляд: в раздевалке никого, кроме них двоих. — Неа, я форму дома забыла. — Так тебе же запишут прогул... — Скажу, что живот болит. Не впервой же. — А... Ну... — Ленка мнется. — Я с тобой тогда посижу, можно? Ника конкретно охреневает от данного заявления, но ничем не выказывает этого, лишь пожимает плечами и хлопает ладонью по скамейке рядом с собой, приглашая сесть. И слышит, как Ленка закрывает замок на входной двери раздевалки. Неожиданно. Ника откладывает в сторону телефон и поворачивается к усевшейся рядом Ленке. Смотрит на неё внимательно, прищурившись, и спрашивает: — Наверное, в Африке снег выпал, что ты перестала меня бояться? — Я тебя не боялась... Просто стеснялась. — А теперь уже не стесняешься? — Стесняюсь, но... мпф!.. Ленка не успевает закончить предложение. Ника резко подается вперед и целует её, не дав даже сделать попытки к сопротивлению, обвивает в плотное кольцо рук. Поцелуй глубокий, дерзкий, быстрый, но Лена подстраивается. Не обмякает, как в прошлый раз, а уверенно обнимает в ответ, запускает пальцы в густые черные волосы, прижимается всем телом, и Ника понимает, что от этого у неё начинает сносить крышу. Она сама отстраняет от себя Ленку, смотрит на неё подозрительно. И что-то в мозгах громко щелкает, она понимает, что забавы кончились. Что происходящее сейчас — это уже не шуточки в туалете, и неясно, какие последствия за собой потянет. А Нике не очень-то и нужны проблемы в виде влюбленной сомневающейся натуралки. Но та тяжело дышит, облизывает губы и одним взглядом просит еще. И Ника не может отказать ей, снова целует. Спускается губами по подбородку и шее, еще ниже, к вырезу на простой белой майке, снимает её. Покусывает ключицы, укладывает Лену на скамью. Смотрит на неё сверху вниз, гладит кончиками пальцев загоревшую кожу, добирается до резинки штанов, чуть оттягивая её вниз, видит линию коротких волосков. Ленка кусает губы. Её живот вздымается, опускается, и Ника не удерживается от того, чтобы наклониться и пройтись по нему поцелуями, пока руки разбираются с застежками белого лифчика. Он улетает в сторону, Ника касается рукой округлой небольшой груди, сжимает между пальцами горошинку твердого соска, отчего Ленка прерывисто вздыхает и тянется за новым поцелуем. И Ника целует, быстро, смазано, чтобы в следующий момент нырнуть вниз, резко обхватить ртом сосок и вырвать из горла Ленки первый несдержанный стон, от которого у самой Ники что-то приятно сжимается внизу живота. — Ты потише будь, могут и услышать, — шепчет она в ухо Лены. — Я не могу, — отвечает та, обнимает Нику за шею, целует, перехватывая инициативу. Нике такая откровенность и смелость нравится, но она хочет чувствовать себя ведущей и главной. Поэтому, не медля больше, сдергивает с Ленки спортивные штаны вместе с трусиками и резко запускает палец в мокрые складочки. Касается клитора, и Ленка дергается. Ника нажимает сильнее, Ленку встряхивает. А когда Ника начинает скользить по чувствительной точке в одном ритме, нажимая с каждым разом сильнее, Ленкин рот приходится заткнуть долгим поцелуем, чтобы на её стоны не сбежалось полшколы. И чтобы от этих стонов сама Ника не кончила даже без посторонней помощи. Ленка извивается змеей на узкой скамье, цепляется за Никины плечи, жмурится от наслаждения. А когда в неё проникает сперва один палец, затем второй, и начинают размеренно двигаться, она не выдерживает, распахивает глаза, отрывается от поцелуя и, хватанув воздуха, стонет еще громче. Ерзает по скамейке, насаживаясь на пальцы глубже, кусает собственное запястье, чтобы приглушить голос. А Нике, сквозь весь этот туман возбуждения, в голову приходит мысль о том, что она даже не подозревала, какая откровенность скрывается за обличием невинной овечки. Ленку выгибает, когда к среднему и указательному пальцам внутри подключается большой, которым Ника несколько раз проводит по клитору. Девчушка глубоко вдыхает, затихает, напрягаясь струной, мелко подрагивает и с тихим вскриком кончает — Ника ощущает, как сокращаются мышцы. Со свистом дыша через нос, пытаясь оклематься от оргазма, Ленка из-под полуприкрытых век смотрит на Нику. Та усмехается, помогая ей натянуть белье и штаны обратно, и встает со скамейки, сама не зная зачем. Всё её тело горит от возбуждения. — Подожди, ты куда? — Ленка вскакивает и дергает её за руку. — Тебе же тоже надо, дай я... Девчушка усаживает Нику обратно на скамью, седлает её, упираясь коленями по обе стороны бедер, целует, спускается губами по шее к плечу. Занимает ведущую роль. — И куда это ты всю свою стеснительность дела, м? — Нике смешно от такой резкой перемены поведения Ленки, которая уже борется с бляхой ремня на потертых джинсах. — Да как-то не до неё уже, знаешь. И стоит пальцам одной руки ловко пробраться в джинсы Ники, а второй — под черную футболку с каким-то мрачным рисунком, как раздается громкий стук в дверь и писклявый голос Анжелы, который ни с чьим другим перепутать невозможно: — Миронова! Ты там? Открывай! Я знаю, что ты там! — Это плохо, — шепчет в ухо Ники Ленка. — Мда... — та спихивает её с себя, подбирает из-под скамейки её лифчик. — Одевайся скорее! — А что это ты тут делаешь? — Анжела, когда заходит, смотрит на Ленку как мать на провинившегося ребенка. — Да еще и с ней? — последнее слово звучит так, будто она ест при этом лимон. — Да ничего особенного, просто... — Ленка мнется и вдруг снова превращается в... обычную стеснительную Ленку, которой была всегда! Ника удивленно вздергивает бровь — вот уж нежданчик. — Не переживай, Анжел, — говорит она. — Я просто рассказывала Лене заклинания призыва Дьявола, но она всё равно ничего запомнить не смогла, — и, махнув рукой, выходит из раздевалки. И случай на физ-ре ничего внешне не меняет в отношениях этих двоих. С виду Ника — все та же одиночка, а Ленка — скромная овечка. Впрочем, в мимолетных взглядах последней теперь становится больше откровенности, но Нику это только злит. Но с другой стороны — все это вполне ожидаемо. Общаясь с изгоем, сам становишься изгоем. Видимо, Лена не хочет такого, по-прежнему занимая своё место среди курочек. Ведь если перебежит на сторону Ники, то птички закудахтают, мол, мало того, что с нефором якшается, еще и лесбиянка небось. А негоже, чтобы такие слухи ходили про нормальных цивильных Ленок. Но стонет она всё так же громко, когда пальцы Ники пронзают её горячую плоть. На парте в пустом закрытом классе после уроков, в подсобке, где уборщицы хранят инвентарь, или всё в той же раздевалке спортзала. Ника постоянно делает зацепки и стрелки на колготках Лены, и делает их специально. Ленка же в отместку отказывается состригать свои длинные ногти, которые порой причиняют не самые приятные ощущения Нике. Странные, непонятные отношения, которые не выходят за пределы школы. Нет никаких свиданий и походов в кино, только редкие разговоры до или после экстаза. И то, если никто не тарабанит в дверь, мешая. Они почти ничего друг о друге не знают. Есть просто страсть, которую они не могут, да и не хотят, обуздать. Всё равно через пару месяцев всё это закончится само по себе. — А ты пойдешь на выпускной? — спрашивает как-то раз Ленка, застегивая пуговицы на блузке. Ника поднимает на неё ленивый взгляд, приходя в себя, нашаривает на учительском столе свои трусики. — Пойду. И даже буду в платье. — Да ладно? — удивленно протягивает девчушка. — Я бы не ходила, но мать настаивает. — Она против твоего образа жизни? Ника подозрительно на неё косится. С чего это вдруг её на разговоры потянуло? — Не то чтобы против, просто считает, что всё это пройдет с возрастом, а если я не пойду на выпускной, то потом нечего будет вспомнить. Губы Лены растягиваются в подозрительной улыбке: — А это у тебя пройдет с возрастом? — Что-то, может, и пройдет, а ебантяйство всё равно останется. И этот короткий разговор оставляет какой-то приятный осадок на душе обеих. На выпускной Ника заявляется в голубом шифоновом платье «в пол» и на огромных каблуках. У неё на голове какая-то сложнейшая конструкция с кучей шпилек и стразиков, щедро залитая блестящим лаком. Обитатели школы встречают такой образ с дичайшим восторгом и шоком, ведь последние пару месяцев только и шептались о количестве черепов на выпускном наряде Ники. А Ника с выражением полнейшего уныния на лице ждет, когда же можно будет уже свалить. И радуется, что всё это, наконец, закончится. Впереди, правда, еще годы института, но там хотя бы надоевшие лица сменятся свежими. Но когда на сцену для получения аттестата лёгким мотыльком вылетает Ленка в коротком золотисто-оранжевом платье, сердце у Ники предательски ёкает. Сегодня последний день школы, а значит и последний день этих отношений. И Ника не хочет отпускать эту девчушку, она всё же хочет присвоить её себе. Но Лена, видимо, другого мнения. Ника отсиживает положенные пару часов официальной части, отдает маме аттестат, отсылает её домой, пообещав пойти с одноклассниками праздновать в кафе. И когда женщина скрывается за углом, плюхается на лавку недалеко от театра, в котором проводится торжество. С удовольствием закуривает, делает пару тяг и, зажав сигарету в зубах, прищуривая глаз от едкого дыма, выуживает из рюкзака свои красные кеды. — Очень стильно! Просто бомбезное сочетание, — смеясь, комментирует Ленка, внезапно материализовавшаяся рядом. — А ты откуда тут? Разве наши еще не ушли в кафе? — Ника выкидывает окурок и встает, крутясь на месте. Длинный подол платья при низкой подошве стелется по земле, мешая ходить. — Уже ушли, я просто... тебя искала. Ты пойдешь? — Нет, — отрезает Ника. Опять плюхается на лавку, поднимает подол платья к лицу и, помогая себе зубами, с громким треском отрывает чуть ли не половину юбки. — Ты что делаешь?! — вскрикивает Ленка, прижимая ладони к лицу. Ника лишь пожимает плечами: — Так красивее. Теперь её платье длиной чуть ниже колен, с оборванным краем и торчащими нитками. Зато красные высотой по щиколотку кеды видно. Следом очередь многочисленных шпилек и невидимок из прически, избавившись от которых, девушка становится похожа на домовёнка Кузю, только не чумазого и в варианте брюнетки. — Ну чего ты стоишь? Тебе не пора к остальным? — спрашивает она, кое-как приглаживая гнездо на голове. — Нет, не пора. Я с тобой останусь, — уверенно говорит Ленка, не так смело добавляя: — Можно? Спустя час они сидят на парапете набережной, свесив над бегущей внизу водой ноги. Никины всё в тех же кедах, а Ленкины — босые, её туфли стоят рядом, вместе с двумя почти пустыми бутылками шампанского. — А что это Анжела тебя не ищет, не звонит? — спрашивает Ника. — Звонит, наверное, я звук на телефоне отключила. — И как же ты потом объяснишь ей своё отсутствие? Ленка поворачивает к ней свою голову, смотрит удивленно: — Ник, я не собираюсь никому ничего объяснять. Я вообще с ними общаться не буду, если хочешь... — Хм, если я хочу? Я вообще не претендую на твою свободу... — А ты претендуй! Я... я хочу остаться с тобой. Не только на эту ночь, а на дольше. Хочу узнать тебя лучше... И вообще, прости меня за то, что была такой дурой все это время. До меня слишком долго доходило, что моё неправильное увлечение тобой переросло во влюбленность. Ника лишь улыбается, глядя на девчушку. — Ну что ты молчишь? Ответь что-нибудь! — Это ты мне только что так запутанно предложила встречаться и призналась в любви? — Ну... типа того... — Тогда я согласна. И я тоже в тебя влюблена. — Она будто одновременно признается и Ленке, и самой себе. А потом наклоняется, чтобы поцеловать. Лена подается навстречу, отвечает на касание губ, но задевает рукой стоящую рядом на парапете туфлю, и она улетает вниз, в тёмную воду. — Ну вот, теперь тебе придется нести меня на руках! Ника спрыгивает на землю и подставляет руки, чтобы снять девчушку: — Тебя хоть на край света! Ленка хихикает: — Ты меня хотя бы до такси дотащи, а о крае света я еще подумаю...