Тринадцатая Осень безумца

Проснись, вставай, горя, карабкайся из грязи грез, обиженный терять, Слипаются глаза от сонного теплом дождя, и небо не унять. Могилу-колыбель промокше озаряют яростные вспышки, Рокочут молнии, и сыро мыслей проскрипят о явь покрышки В попытке тормозить на черством камне памяти, но только тщетно, И остается оттолкнуться от обрыва в бездну незаметно. Зачем-то полететь, по жилам просияла кровь, горишь живым огнем, Себя за падшее существованье проклиная новым черным днем. И будто и не вниз, а с силой ввысь, навстречу иглам непогоды, Растерзанный бессмысленной тревогой, что уже в самой природе. Сердце глушит страх, ударив ярким соком жизни по худому телу. Ты во мраке одиночкой, все равно - вперед, кому какое дело, Что радугами света окруженный, тлеешь молча в пепел изнутри, Но не лететь по темноте не в силах. Жги! И нет стороннего пути. Смотри сквозь боль, как водопады счастья льются с крыш косых домов, Как загорается недостижимое за фарами чужих миров. Неважно - рвешься ты на встречу или по течению в их холод, Пусть режут капли крылья как стеклом, но ты дыши, дай миру повод. Брось вызов от ударов резко увернуться, даже у болот земли, Да, небосвода не дано, и что - падшей быстрей к нему звездой лети. В мучительном беспомощно размазанном по лужам и бордюрам Онеменье от потерянных, но близких к истине фигурам, Что, кажется, узнал и позабыл, зажмурившись живым в момент. Лишь тени, чьи шаги когда-то ухватил зачем-то памяти цемент. В сети заплетаясь грома проливных капелей в дальнем колком свете, Ты задумавшись кроши их как преграды, пробуй очутиться в лете. Всматриваясь, как нещадно задрожало все вокруг кольцом во тьме, Сам мир гремит и изнывает жизненным теплом, и не в тебе. А значит, она есть за ливнями и ускользающими снами, Жизнь, пускай в других руках, сердцах беспечными ярчайшими мечтами. Не можешь быть подобен - немо наглотайся, задыхаясь наблюдай. Светило, пустотою изнутри, им безвозмездно по кускам вручай. Лети, о лобовые стекла разбиваясь мокрых откровеньем глаз. От правды ложью во спасенье поднимайся ярко-глупых фраз. И крыльями маши быстрее, в ветре перемен таясь устало, Ведь время еще есть для мира, хоть его и бесполезно мало. Оно не нужно пусть измученной душе - так подари другим возможность, И может быть, разбудишь, дикий, новые огни, да, пусть и ненадежно. Под градом неудач избитый собственной единственной надеждой, Признайся - веришь раз спешишь куда-то, как назад миг, как и прежде. Гость неважный никому и словно заново на свет родился, Боли притяжение земное, верой блеклой раненая птица. Всем слепцам вокруг иная, мал, изломанный и ликом безымянный, Но ведь ожидаешь отсыревшим ночи одиночеством изъянный, Сколь сильна боль, тем за каждый миг ты светишься все ярче жаром дня, Значит это - крылья верой рассыпаясь, расправляются не зря. Не ждет тебя там в свете фонарей дорог уже вовек никто, Не дорог ты и бликам темноты, что отражает каждое окно. Проснувшись во вселенной ты ничто ничем, ни к времени, ни к месту, Стал обречен и отчужден, сам для себя явившийся протестом. Завешен бисером дождя, сиянием своих же мыслей слеп, Сознанием безумным вакуум воздвигая волей в память-склеп. Ты где-то здесь, наедине с самим собой, по сумеркам ведом, Гонимый бегством в стылом ветре сновидений, под судьбы крылом. Навеки позабыв незнанием что ты - она, бессильный вопреки Ту проклинать, стонать и умирать рождением в потемках от тоски. Твой дух огнем сжигает плоть и кровь и не затянет вечность раны, Но светишься еще сквозь взгляд, ты жив, стремлением сочась чрез шрамы. И если разобьется сердце встречей в новый миг, что недалек То умирая осознаешь - ты тот самый яркий ночи светлячок.