Horny-Dorny

Иван возбуждается от звучания музыки. Тело двигается под незамысловатый бит. Глаза закрыты, руками он касается своих бедер, сжимает ноги, шумно втягивая воздух. Хочется секса, но пока никак. Дорн кладет на микрофон два пальца, обхватывая черный предмет, обычно он делает также, когда ласкает член своего любовника или случайного партнера, также аккуратно, почти невесомо, лишь для того, чтобы придержать твердый орган у своих губ. Округлость микрофона так близко, его губы чуть ли не прикасаются к холодной металлической сетке. Он поет, а в горле клокочет возбуждение. Как неудержимо сильно Ваня хочет накрыть губами влажную головку члена, нежно провести языком по краям крохотной дырочки уретры. Микрофон до опасного близко, и Дорн касается языком черного метала. Ему тяжело себя контролировать. Иван сжимает ручку микрофона четырьмя пальцами и неуловимо для глаза публики, двигает рукой по гладкой пластиковой поверхности. В голове развратные картинки, джинсы ощутимо жмут в области паха. Слова звучащей песни не разобрать. Один их хитов Ивана Дорна по большей части состоит из придыханий, вдохов, местами стонов. А это еще больше заводит. Иван слышит свои полустоны и буквально сходит с ума от возбуждения. Клуб погружается в мрачную искусственную дымку и мелькающие серебряные световые лучи. Дорн трется пахом о тонкую стойку микрофона, облегчая свое возбуждение, но распаляя желание еще сильней. Он хочет жестокого секса. Хочет, чтобы властные руки поставили его в коленно-локтевую, чтобы цепкие пальцы зарылись в его светлые волосы, до боли потянув их у корней, чтобы без растяжки лишь с каплей любриканта большой член вошел в его узкое анальное отверстие. В горле сухо, петь невозможно, хочется стонать, он просто ставит стойку на место, поднимает руки над головой и танцует. Ивану плевать, что сейчас надо петь, он просто танцует, вращаясь вокруг своей оси, двигает бедрами, все также желая почувствовать хлесткие удары широких ладоней на своих ягодицах. Жарко, до ужаса жарко и душно. Дорн стягивает с вспотевшего тела влажную футболку, отворачивается от беснующейся в танце толпы и, танцуя, ласкает свои соски. По вискам стекают капельки пота. Осталась одна песня. Иван снова берет микрофон, мурлычет что-то про «целовать другого», слова отрезвляют, глаголы употребленные в женском роде настраивают на лад отвращения, поэтому возбуждение утихает. Он поет с открытыми глазами, смотрит на пары, которые танцуют под медленную музыку. Кто-то целуется. Иван сдерживает рвотный позыв, отводит глаза от этой пары, и взгляд встречается с глазами одиноко стоящего парня. Дорн, как никогда отчетливо пропевает «и вроде любовь возникла…», смотрит парню прямо в глаза и убирает микрофон от пересохших губ, специально не допевая дальше. Он плавно двигается под музыку, закусывает нижнюю губу, пытается подавить улыбку и не отводит глаз от блондина, который, кажется, не моргая смотрит на Ивана. Свою часть Дорн отпел, за ним на небольшую площадку выходит какая-то девчушка готического вида. Но это все не важно. В уютной приватной комнате Иван стоит на коленях, придерживая двумя пальцами твердый орган того самого блондина и ласково прикасается своими пухлыми нежными губами к влажной от смазки головке члена, тихо постанывая от того, что удовлетворяет свое желание.