Железный человек

Яркие огни гуляли по залу. Толпа прыгала; беспорядочно дрыгались, не попадая в ритм, чьи-то руки, музыка давила на уши и отдавалась противной вибрацией где-то внутри. Боже, эти клубы все одинаковые. И даже музыка одна и та же. Айм секси энд ай ноу ит, блять. Особенно пикантно звучит фраза «girl look at that body», учитывая, что это всё-таки гей-клуб. Алан вздохнул, развернулся на стуле обратно к барной стойке и попробовал мохито. Боже, эти Мохито везде одинаковые. Противные и почти целиком из воды. — Во-о-он тот! — подмигнул Джек, лучший друг Алана. Действительно лучший друг, а не то, что можно подумать. Алан посмотрел, куда он показывал. Парень-шкаф с армейской стрижкой сидел за столом и грустно пялился на Отвёртку. — Полагаешь? — спросил Алан, перекрикивая музыку. - Какой-то он устрашающий. — Это то, что тебе нужно! Ай гаранти ит! — прокричал на ухо изрядно подвыпивший Джек. У него уже прикрывались глаза и порозовел нос. Алан остро почувствовал специфический запах мяты. — Ты же давно хочешь пожёстче. А этот, походу, только из армии. Суровый военный, с виду — скала, а в постели — лев. Давай! — Ну я не знаю. Он вообще на натурала смахивает, — он отставил коктейль в сторону. — Да всё окей будет. Если что, я во-о-он с тем красавчиком, — Джек залпом выпил Мохито Алана и отвалил. Вот уже с полгода Алану с любовниками катастрофически, фатально не везло. Тогда, полгода назад, его бросил Брент. Его милый, наивный, туповатый, но дико страстный Брент. Он закатил скандал, увидев Алана с Джеком. Алан не стал унижаться, доказывать, говорить что-то о дружбе с первого класса — этому упёртому ослу ничего не объяснить. Он лишь усмехался, не веря в то, что Брент способен уйти от него, пока тот орал и собирал вещи. С тех пор они не виделись. Дальнейшие попытки завязать отношения заканчивались неизбежным провалом. А уж сексуальные навыки его любовников оставляли желать лучшего. Трэвис был ещё большим идиотом, чем Брент, и до Алана про однополый секс знал только в теории; Джон был просто мудак, фу-фу, не надо про него вспоминать; тихоне Артёму не нравились его стоны; Боб, учёный, кандидат наук, всё время спрашивал, хорошо ли ему; Адам сам хотел быть снизу, Джеймс оказался фанатом «золотого дождя», Гарри вообще оказался Гарриеттой, а у Зака был тупо очень маленький хуй. Махнув на отношения рукой, Алан решил найти хотя бы человека, который смог бы его хорошо трахать. Не быстро, как кролик, не змеино-медленно; чтобы не рвал членом размером с Монумент о Великом лондонском пожаре; чтобы не поглаживал еле заметно тоненьким сточенным карандашиком. Но и здесь не везло. Квентин не устроил категорически, Грегори можно было смело назвать неуклюжей гориллой, у Джордана вообще не встал, а дальше Алан не помнил даже имён. В общем, все говно. Нет, были и хорошие любовники, но что-то Алана всё равно не устраивало, и он даже не мог сказать, что именно. Просто всё было… не то, не так, неправильно. Может, у него какое-то особенное строение кишечника? Может, он не гей? Может, Брент как-то его заколдовал? Он даже подумывал, что внезапно стал асексуален, но растущее с каждым следующим мудаком желание качественного траха разуверило его в этом. Ну и хер с ним, с этим стриженым шкафом. Надо попробовать. А вдруг? — Привет. Угостишь? — спросил Алан, подсаживаясь к качку. — Ага, — ответил тот, мутно глядя на стакан. — Куба Либре будешь? — Конечно. — Куба Либре для этого красавчика! — крикнул тот, неотрывно глядя на свою оранжевую жидкость. — Ты же на меня даже не посмотрел. — Ну, я в кино видел, так всегда говорят, когда тебе нравится тот, кто тебя клеит, — пожал плечами парень, наконец поднимая глаза. Алан улыбнулся и заправил за ухо прядь волос. — Меня Алан зовут. —Эдгар, — кивнул стриженый. — Может, хуй с ним, с Куба Либре, а? Я большой и брутальный, ты красивый, маленький и хрупкий, а это гей-клуб. Пошли в туалет? — вдруг спросил тот грустно. С тем, что он красив, нельзя было не согласиться. Алан хотел было возмутиться, что он не маленький и уж тем более не хрупкий, но, сравнив свои габариты с габаритами Эдгара, промолчал. А вслух он сказал: — Пошли. Когда они пробирались через сошедшую с ума от принятого толпу, яркий луч света упал на Эдгара, высветив майку цвета хаки. Он выглядел так, будто только что выбрался из каких-нибудь африканских джунглей. У Алана что-то ёкнуло в низу живота. В туалете было грязно и пахло табаком, зато почти никого не было. Только какой-то трансвестит поправлял юбку перед зеркалом. Эдгар потащил его к самой последней кабинке. Там было больше всего места. Он прижал Алана к кафелю стены, сильно и властно, и быстро стянул с него футболку. У Алана всё внутри затряслось. — Секс у стены — лучшее, что есть в этом мире, — протянул Эдгар, целуя Алана. Всё так же сильно, так же хорошо, с языком, закусывая его нижнюю губу в порыве страсти. Алану на миг показалась, что её не кусают, а просто жуют. «Спокойно, спокойно», — мысленно приказал он себе, — «в конце концов, он искренне старается меня завести. И нормально вроде целует, нет, точно нормально». Эдгар тем временем расстёгивал узкие джинсы. Не справившись с пуговицей, он резко рванул её вниз. Металлическая пуговица зазвенела и покатилась по полу, чуть покружилась и затихла. Чёрт, этот военный — или кто он там — просто герой женского романа. Была бы на Алане рубашка, давно пошёл бы пуговичный дождь. Любовник, наконец, справился с джинсами. Теперь Алан стоял перед ним обнажённый, не считая не до конца стянутых носков — Эдгар буквально выдрал его ноги из кед. Сам же Эдгар лишь приспустил штаны, подхватывая Алана подмышки, а затем грубо хватая за бёдра. Алану понравилось. Эдгар, неизвестно когда натянувший презерватив на свой достаточно большой член, начал насаживать Алана на торчащую красную головку. Почувствовав, как раздвигаются мышцы, Алан всхлипнул, прося о большем. В заднице аж свербило, так хотелось член внутрь, и пожёстче, пожёстче. О боже, неужели его сейчас хорошо, неужели его правильно трахнут? Неужели это тот? Он просил вслух: — Ещё, пожалуйста, ещё, ещё, ещё… И Эдгар дал ещё, резко отпустив его бёдра так, что Алан на секунду потерял равновесие, падая на член. Без смазки было больно, но Алану не привыкать. И вот Эдгар начал двигаться, снова подхватив его за бёдра. Это было не волшебно, но хорошо. Эдгар особо не старался доставить Алану удовольствие, но тому и без того нравилось. По крайней мере, острота зрения уменьшилась, хотелось закрыть глаза и отдаться на волю сильных рук. В соседнюю кабинку кто-то зашёл. Эдгар вдруг вздрогнул, ускорился, глядя сумасшедшими глазами куда-то в стену за спиной Алана. Он всё насаживал его и насаживал, не замечая то и дело проскальзывающих нот недовольства в голосе Алана. Этот мудила никак не мог попасть в простату, да и не хотел. Зато явно хотел Алана порвать. В той кабинке смывали воду, когда Эдгар прикрыл глаза, приблизился к лицу Алана и шумно выдохнул, долбя ещё сильнее. Он приподнял его выше, с трудом удерживая вспотевшими ладонями, но не прекращая фрикций. Стараясь переставить руки, чтобы было удобнее, он потянул его на себя, и тут Алан соскользнул. Звук захлопывающейся пластиковой двери соседа совпал с криком. Алану показалось, что его череп затрещал от удара о покрытую кафелем стену. Голова сразу закружилась, он потерял ориентацию в пространстве, но уже через полсекунды заорал: — Блять, ты охренел?! Ну как можно уронить-то?! Он оттолкнул руки, всё-таки подхватившие его в самый последний момент, опёрся одной ногой об пол, в то время как Эдгар вышел из него. Анус жгло, чувство, что его рвут на части, не прошло, а только усилилось. — Блин, прости, пожалуйста, я случайно, правда, — сбивчиво заговорил Эдгар, придерживая Алана за плечи. — Ты как, а? Зрение снова почти отказало, чёрные пятнышки летали перед глазами, а в голове, казалось, засела семья тяжёлых стальных ёжиков, которые намеренно тыкали сразу всеми иголками в череп изнутри. Алан зажмурился от боли, умоляя всех богов — если они существуют — помочь не грохнуться в обморок. Идиот. Может, он и сильный, но вот мозгов ему явно не хватает — если руки мокрые, нехер тут манёвры из Камасутры вытворять. Уж удержал бы как-нибудь. — Да я замечательно. Замечательно, блять, охуенно вообще! — процедил он, с трудом нагибаясь, чтобы подобрать одежду. Мудила всё ещё стоял, растерянно на него глядя. — Вали. — Ну извини, я правда случайно, и вообще… — Вали, — тихий голос, но тон был такой, что стало ясно: возражений Алан не потерпит. Взгляд брошенной собачки и тихо-тихо прикрытая дверка. Ну хоть спасибо, что не хлопнул. Музыка из зала вдруг стала ещё сильнее давить на мозги, глаза будто сдавили тисками. Боль переползла с затылка на виски. Одевшись, Алан привычно пошлёпал по карманам, но знакомого прямоугольника не обнаружил. Также не было ключей, денег и даже жвачки. Вот же люди пошли — ни трахнуть, не уронив, не могут, ни в подворотне прижать и ограбить нормально, с изнасилованием и всем таким в комплекте. Нет же, всё втихушку, обчищая джинсы, стащенные из соседней кабинки. Алан мысленно пожелал много нехорошего ворюге, чертыхнулся, потёр ноющий затылок и пошёл искать Джека. По закону жанра, он его не нашёл — скорее всего, тот свалил ещё полчаса назад. Зато всем мужикам внезапно приспичило познакомиться с Аланом, народу стало ещё больше, а музыка — отвратительнее. Сучо, блять, пего. Нахамив кому-то одному по пути и толкнув далеко не одного, он всё-таки прорвался к выходу и буквально выбросил своё ставшее непослушным тело на улицу. Ночной воздух немного освежил. Клеить кого-нибудь, чтобы довёз до дома, Алану не очень хотелось, потому что высока вероятность, что за бесплатный проезд этот «кто-нибудь» потребует весьма специфическую благодарность, а если что, могут и силой взять. Но, похоже, «благодарить» — уф, как пошло звучит, — всё же придётся. Алан как-то с опозданием понял, что стоит на обочине у загородного гей-клуба, недотраханный, растрёпанный, уже продрогший на ночном воздухе и без гроша в кармане. Такси здесь ездили редко, а значит, выход — ловить попутку. Алан вздохнул и поднял руку. Останавливались три очень красивых машины, но разговор начинался со слов «сколько?», на что Алан презрительно кривил припухшие от жевания Эдгара губы. Надежда ведь умирает последней? Чёрный Порше был четвёртым. Хотелось попросить у владельца порулить такой красотищей, но в такой ситуации это было бы маленько неуместно. До дома бы хоть довёз. Тонированное стекло опустилось, но из-за него показалось не разжиревшая богатенькая морда, как ожидалось, а вполне себе красивое мужское лицо. Аккуратное, загорелое, молодое, но с ранними морщинками-улыбалками в углах глаз, которые, впрочем, совсем не портили, а только добавляли шарма. Карие глаза смотрели прямо и спокойно. Водитель молчал. — Не подкинете до Квадрата? — у Алана получился какой-то мальчишеский, высокий тон, от которого звенело в черепной коробке. — Только подвезти? — низкий бархатный голос, полные губы винного цвета. — Ну, можете ещё на машине покататься дать. Водитель бесстыдно оглядел его с головы до ног, словно оценивая. —Окей, дам. Садись. Только не приставать, я уставший и вряд ли у меня хватит денег на зарплату такому красивому тебе, — всё так же спокойно, как будто и не комплимент, а деловой разговор. А вот теперь смешок всё-таки вырвался. — Да я не работаю, у меня деньги стырили. Уроды, — закончил он, уже садясь на переднее сиденье. — Да я вижу, что действительно попутку ловишь. Но на вид — голодный больно, — без смущения заявил владелец авто, выруливая на полупустой, весь в оранжевых фонарях хайвей. Алан вдруг подумал, что либо этот парень вконец обнаглел, либо у него самого даже после удара головой жажду секса можно по глазам прочитать. — Хронический недотрах, — в конце концов признался он. — Сейчас вот один мудила у стены прижал, а потом уронил. — Он провёл рукой по затылку. Шишка наметилась большая. Водитель вдруг протянул левую руку, глянул на своего странного ночного пассажира краем глаза и аккуратно погладил его по голове. Алана, который так и не кончил, пробрало за миг. Он по-кошачьи подался назад, к тёплой ладони. Она сделала ещё одно движение, и Алан чуть не мурлыкнул. И в заднице уже не так саднит, можно и ещё раз… Хозяин авто сделал вид, что не заметил. — Мудила, — согласился он, оценив шишку. Он включил музыку, что была на паузе, и положил руку обратно на руль. — Невозможный мудила, — подтвердил Алан. Из динамиков раздалось что-то мелодичное, мягкое и гипнотизирующее. А если закрыть глаза, то можно было увидеть, как чьи-то умелые пальцы перебирают струны, создавая божественные переливы. Алан и закрыл, почти проваливаясь в темноту. Тягучий голос выводил что-то о солнце. — Обалденно. Это что? — Битлз, — усмехнулся собеседник. — Божественно, — Алан опёрся головой о валик на верху сиденья. Путешествие в машине по Лондону он уже не запомнил. Хайвей сменил город, не спящий даже сейчас. Фонари иногда слепили, многие окна светились жёлтым, вывески мигали, безуспешно пытаясь заманить в маленькие душные логова ночных ларьков и пабов, в котором, казалось, ещё меньше пространства, чем в этой самой машине. Но был в этой яркости один плюс: полосы света то и дело скользили по заснувшему Алану, позволяя разглядеть хоть частично — вот полоска кожи между задравшейся футболкой и джинсами; вот почему-то напряжённый просвечивающий сосок; вот длинные ноги; вот аккуратное ушко, а по кругу точёной раковины — еле заметный белёсый пух. Тонкие покрасневшие губы Алана чуть улыбались, веки подрагивали, а ладонь пыталась поцарапать обивку кресла. Эротические сны, не иначе. Доехав до квадратного микрорайона, он разбудил Алана целомудренным поглаживанием по голове. Тот раскрыл глазищи, посмотрел на него пожирающим взглядом, сглотнул. — Двадцать пятый дом, — подсказал хриплым со сна голосом. Они зарулили в неприметный дворик с все как один серыми домами. Согревал этот панельный ужас только слабенький фонарь и свет от фар. — Даже кофе не угостишь? — Дашь машину поводить — угощу, — пообещал с хитрой лыбой, выбираясь из тачки. Ему совсем не хотелось этого делать. Хотелось опять откинуться и почувствовать мягкие прикосновения, а можно снова музыку включить. Но они уже стояли у его подъезда. — Как-нибудь поводишь, попозже, — улыбнулся в ответ. — Ловлю на слове. Ну тогда... пока … — замялся, поняв, что даже имя не спросил, да и вообще неудобно как-то получилось. На это водитель достал откуда-то из бардачка визитку и протянул в окно. Белый картон, чёрные буквы — только имя и телефон. — А меня Алан зовут. — Чудно. До встречи. Пустынный двор спального района огласился шуршащим звуком трения шин по асфальту. Добрый, богатый и красивый Ричард Нильсон попрощался и укатил, оставив Алана стоять у железной двери, сжимая в руке маленький прямоугольный кусочек переработанной древесины. Разбудив соседку, симпатичную молодую девчонку, чтобы она открыла ему дверь домофона и дала запасной ключ, Алан всё-таки попал в квартиру. Там он наглотался обезболивающих и снотворного, но всё равно долго валялся на кровати, думая попеременно то об очередном клубном придурке Эдгаре, то о том, с кем же сейчас веселится Джек, то о божественной музыке, то о симпатичном автомобилисте. О последнем было больше всего мыслей. *** Утро, как всегда, началось со стояка, подбора порнухи с кем посимпатичнее, последующей дрочки и чашечки кофе с бутербродом. Нормальный такой утренний ритуал. Отмазавшись от своей воскресной смены, он честно пошёл в больницу. — Да ничего у вас, голубчик, страшного. Небольшое сотрясение, болеутоляющее попьёте, и всё пройдёт, — пообещал доктор после рентгена. — Меня гораздо больше волнует другое. У вас небольшая одышка, расширенные зрачки, тремор. Вообще, вы не обижайтесь, но выглядите подозрительно. Синдром отмены? Алкоголь, кокаин? «Доктор, скажите, существует синдром завышенных требований к мужику-топу? А синдром кролика в брачный период?» — Нет, что вы. Просто пух летит, у меня часто на него такая необычная реакция. А тремор — нервное. —Вот вам направление к аллергологу. Можете ещё к психотерапевту сходить, — он протянул ему две желтоватые бумажки. Первую, к аллергологу, Алан выкинул, едва выйдя из здания, а вот вторую, подумав, убрал в карман. В кармане рука нащупала ни капли не помявшийся кусок качественного картона. «Ричард Нильсон» Перед глазами, как страницы книги, раскрылись вчерашние воспоминания. Спокойный тон, наглые, но честные заявления, плавные уверенные движения рук. Аккуратное вождение и абсолютно не похотливые короткие взгляды, просто для проформы — надо же поддерживать какое-то подобие визуального контакта во время езды. В той темноте сначала у клуба, потом в машине и у дома Алан так и не разглядел его глаза как следует. Он вообще его не очень хорошо рассмотрел, словно побывал вчера в театре теней. Интересно, какое у него тело… судя по рукам, очень даже. Светило позднемайское солнце, и Алан решился. Кажется, Ричард вчера сказал ему, что он красивый? — Привет. Подкинешь до Квадрата? — Уже на «ты»? — О. Простите, мой Лорд. Я был бы вам безмерно благодарен, уже в который раз, если бы вы подвезли меня… — прошептал в трубку так страстно и громко, как мог, и даже почувствовал возбуждение — если можно было чувствовать ещё большее возбуждение, чем обычно. И сопроводил резким выдохом. Бабушка, проходившая мимо, воззрилась через плечо с непередаваемым презрением. Мамаша на остановке прикрыла ушки малолетнему дитю. — Так-то лучше, раб, — томно подыграл Ричард и добавил уже обычным тоном: — Я к 15-ой больнице подъезжаю. Ты где? — Э… у главного входа 15-ой. — Ох и фартит мне сегодня. Алан положил трубку, увидел своё отражение в витрине и подумал, что да, очень фартит. Через пять минут подкатил Порше. Мамаша с явным неодобрением смотрела, как один парень с улыбкой во всё смазливое личико забирается в машину к другому парню. — Мы заедем сначала ко мне на работу, а потом в Квадрат, окей? — Прям сразу в Квадрат? Может, покажешь, где работаешь? Уверен, у тебя большой светлый кабинет, широкое кожаное кресло, а ещё крепкий, очень крепкий стол, — сложно было не заметить в этих словах подтекст. Алан не привык долго находиться в обществе мужчины, не трахаясь при этом, и сейчас уже действительно подрагивали руки от желания расстегнуть ширинку Ричарда. Собственный член наполовину встал. — Не положено. Начальник должен быть примером для подчинённых. — Нача-а-альник. Большой, сильный, серьёзный человек, — Алан откровенно нарывался. Честно говоря, ему было уже похуй, с кем и где. А Ричард оказался ничего. Выправленная спина, классные бицепсы, непонятная татушка-завитушка под ухом и очень красивые глаза. Алану понравилось. Новый знакомый был внешне спокойный, но характер всё равно проскальзывал в фразах, в по-королевски размеренных движениях. Никакой суеты, словно он держал весь этот бренный мир в ладони и мог управлять им, подстраивая под комфортный для себя ритм. О да, пусть он держит такой же неторопливый ритм, пусть трахает спокойно и со знанием дела, пусть чувствует себя начальником. Алан бы торопился, подавался назад, но он бы его удерживал, заставляя прочувствовать, просмаковать каждую секунду неспешного скольжения члена внутри. Голова закружилась уже не от боли. — Слишком много разговариваешь. Я отвлекаюсь. — Собери своё самообладание. Я хочу отвлечь тебя ещё сильнее. Разговаривать не буду, обещаю, — Алан недвусмысленно облизал губы. Боже, он ведёт себя ужасно распущенно. Надо сходить к врачу. — Я вожу всего второй год. Не смей, — холодно заявил водитель. Это выглядело так, как будто он считал, что Алан уже целиком и полностью его, а его желание отсосать прямо здесь и прямо сейчас — что-то само собой разумеющееся. И плевать, что так оно и было — Алану вдруг захотелось, чтобы эта глыба льда потеряла хоть часть своего пофигизма. Он быстрым движением наклонился, просунув голову под одну из рук Ричарда, державших руль, и расстегнул ширинку, не давая опомниться. По тому, как натянулась тёмная ткань белья, было ясно, что Ричард очень даже не против отвлечься на более интересное занятие, чем вождение. Ну хоть какой-то проблеск интереса к скромной нимфоманской персоне Алана. — Как же ты, блять, терпишь ещё? — спросил Алан, дрожащими пальцами оттягивая резинку. Ричард выдохнул и чуть двинул бёдрами. И вдруг снова заявил своим начальничьим тоном: — Ты обещал не разговаривать. Начал — продолжай. — Будет исполнено, мой Лорд, — ответил Алан, целуя крупную головку. То, что надо. — Бля-я-ть, — простонал Ричард, вцепившись в руль, когда на особо крутом повороте чуть не врезался в голубой Матиз. Ему никогда ещё не делали минет во время вождения. А такой крутой минет — вообще никогда. Алан работал языком и губами, и эти невесомые, дразнящие поцелуи возбуждали даже больше, чем сильное засасывание. Он брал неглубоко, но с похвальным усердием, и ни разу не коснулся члена зубами. Аккуратные, даже нежные прикосновения, словно перед ним был не член, а что-то божественное, что-то, о чём он мечтал всю жизнь. Перед его членом преклонялись, любили, самоотверженно и преданно. Время от времени Алан поднимал лицо, показывая себя. Стоя на полу почти на коленях, с членом во рту и взглядом снизу, из-под чёлки, парень казался уязвимым, даже маленьким, но одновременно сексуальным и развратным. Он запечатлевал на головке поцелуи, лез узким языком в дырочку уретры, предлагая Ричарду посмотреть. Тот просто плавился от этого, опирался спиной на сиденье и приподнимал бёдра, сам вводя головку в раскрытый рот. Водить в такой ситуации было совершенно невозможно. Каким-то чудом он вписался во все повороты, никого не сбил и ни разу не перепутал педали, но пара человек всё равно ему посигналили, а один присвистнул, увидев в раскрытом окне узкую склонённую спину. Окно надо бы закрыть, но обоим было не до того. Алан чувствовал, что ещё немного — и кончит без прикосновений. Невозможно, нельзя так возбуждаться от минета, особенно если его делаешь ты сам. Никогда раньше с ним такого не было. Ричард дышал часто, двигал бёдрами, но не говорил ни слова. Ни «сильнее», ни «ещё», ни даже «а-а-а». Просто шумно вдыхал и шумно выдыхал, словно сдерживающийся вулкан. Должно быть, ощущение всё приближающегося извержения, напряжение физическое и психологическое, повисшее в воздухе, и возбуждали Алана так неожиданно сильно. Алан не выдержал и почти на подъезде к конторе Ричарда ненадолго отвлёкся и запустил руку в свои штаны. Пара движений — и он с приглушённым стоном выплеснул на трусы перламутровую жидкость. Ричард надавил на педаль тормоза, движение машины начало постепенно сходить на нет. В низу живота всё тряслось и горело. Когда оборотная сторона педали коснулась пола, он закусил губу, зажмурился и кончил, задержав дыхание, чтобы не вскрикнуть. Алан разогнулся, слизал с губ капли спермы и после долгого молчания выдал: — Я понял. Ты — железный человек. Ну или Тор. Ричард, как-то потрясённо смотревший до этого момента в точку прямо перед собой, перевёл на него удивлённый взгляд. — В смысле? — Нормальные люди стонут, кричат, ругаются на то, что на дорогу смотреть не могут, в конце концов. А ты вот точно супергерой. — А, это… — он погладил, будто неосознанно, ладонью своё тату. — Привычка у меня такая. — Ух ты! Что ещё интересного я о тебе сегодня узнаю? — спросил Алан, думая о продолжении банкета. Всё-таки минет полноценным сексом не назовёшь. Впервые за полгода ему действительно кто-то понравился, и он не собирался отступать только потому, что этот кто-то — молчун. Это-то уж он исправит если не минетом, то чем-нибудь ещё. — Хочешь узнать обо мне больше? Пойдём, покажу кабинет, — подмигнул Ричард. На лице появилась блаженная послеоргазменная улыбка, морщинки у глаз проявились чётче. *** Кабинет походил на самого Ричарда: большой, аккуратный, красивый. Основательное кожаное кресло и большой крепкий стол в наличии. Хотя на крепость его ещё предстоит проверить… — Красивый, да? — спросил Ричард, аккуратно перегибая Алана спиной через стол, словно в завершающем па какого-нибудь зажигательного танца или французском поцелуе. — Красивый… — Алан исследовал руками твёрдую грудь под футболкой, проводил по бокам уверенными ладонями. Ричард не хотел довольствоваться прикосновениями под футболкой, поэтому стянул её с себя, а потом раздел по пояс и Алана. Когда тот послушно вытянул красивые руки, помогая снять мешающую тряпку, Ричарду захотелось схватить его за запястья, прижать эти руки к столу и наслаждаться потом его беспомощным, почти подчинённым положением, попытками вырваться или дотянуться до члена. Но он не стал этого делать, запечатлел лишь поцелуй на одной из ладоней и спустился ниже, к поясу брюк. Умелый, глубокий минет быстро возбудил Алана снова. Он стонал громко и выразительно, лепеча что-то пошлое, словно стараясь показать, как надо реагировать на минет. Удивительно, как может завести простой отсос, если рот обхватывает член вот именно так, как надо, именно так двигается язык… Всё было правильно, и Алан уже кончил несколько раз где-то в глубине разума только от осознания того, что ему наконец-то нравится. — Две минуты не прошло, а ты уже готов. Как так? — хрипло спросил Ричард, нависая сверху. Хотелось лечь на Алана, прижать к столешнице грудью и присосаться к шее, вон там, над ключицей. Тот, наверное, закричал бы что-то про то, что ему тяжело и, может, больно, но Ричард бы не обратил внимания, только наслаждаясь переливами его звонкого голоса. Вместо этого он стал осыпать короткими сухими прикосновениями губ линию от ямки между ключицами до покрытого короткими светлыми волосками лобка. Алан всхлипывал, звуки отражались от стен и наполняли просторный кабинет громким эхом, словно боттом стонал за двоих. — Давай, пожалуйста, я хочу. Можешь даже не растягивать, — протараторил еле слышно после очередного громкого звука. — А я ещё не наслушался. Давай, продолжай концерт, — ухмыльнулся Ричард, специально игнорируя член и касаясь губами только бёдер с внутренней и с внешней стороны, придерживая их руками. Алан вдруг почувствовал себя игрушкой. Только что купленной игрушкой, которую ребёнок-аккуратист оглядывал со всех сторон, гладил, трепал этикетку, знакомил с другими игрушками, подбирал место, где она будет лежать, но никак не начинал играть по-настоящему, видимо, наслаждаясь видом свежей бирки, которую даже было жалко отдирать. А Алан хотел, чтобы Ричард уже отодрал эту этикетку, а потом и его самого. Он издал особенно глубокий и долгий стон, когда тот задрал его ноги вверх и поочерёдно поцеловал нежные чувствительные местечки под коленками. Никто из его любовников ещё не додумался приласкать кожу там, а зря — было очень приятно. И вот Ричард закончил оглаживать и целовать ноги и снова вернулся к туловищу, невыносимо медленно, сладко-сладко. Алан никогда не подозревал о том, что низ живота, плечи и мягкая кожа у подмышек — его эрогенные зоны. Впрочем, он скоро превратился в сплошную эрогенную зону. Кожа, казалось, горела везде. Хотелось только, чтобы Ричард вошёл уже и начал двигаться, а не этого медленного убийства. Если так будет продолжаться дальше, то Алан точно умрёт от перевозбуждения. — Не надо меня так пытать… — Разве это пытка? — он оторвался на секунду. — Я думал, тебе приятно, — обвёл указательным и средним пальцами места за ушами, погладил по голове, как вчера. — Очень приятно, но блять!.. — Не торопись. — Я больше не могу! — взмолился Алан, притягивая его голову к себе для поцелуя. — Не могу, понимаешь? Давай уже, сделай это, — шептал, касаясь его мягких губ своими, говоря ему прямо в рот. От Ричарда еле заметно пахло чем-то древесным, свежим и зелёным. — А ты моги, — каким-то не своим голосом возразил Ричард, отходя, чтобы достать из ящика стола смазку. Вот вам и «пример для подчинённых». Да небось весь офис уже не раз обсуждал очередного мальчишку, которого трахал их босс вчера. И если бы сегодня не был выходной, обсуждал бы и завтра. — Я же повёрнутый на сексе, а ты… ты мне очень нравишься, и я… — Алан не смог закончить. Беспомощно распластавшись на столе, как на дыбе, он и чувствовал себя на дыбе. И это, чёрт возьми, было возбуждающе. А когда член касается влажной головкой кожи живота, формулировать мысли очень тяжело. — Блять, ну давай, короче! — Ты очень много ругаешься, — заявил Ричард, легко касаясь входа влажным пальцем. — Не надо, я же сказал, давай так, — двинул бёдрами Алан. — И вообще, я не ругаюсь, я так разговариваю. Мистеру Молчуну не нравятся разговоры? — А вот теперь вообще споришь и обзываешь. Прямо-таки нарываешься, — сказал Ричард, вводя палец и оглаживая подушечкой гладкие стенки, ища простату. — Все спорят, когда ебаться хотя-а-а… — и опять не смог закончить. Ричард обхватил его член двумя пальцами свободной руки и начал водить колечком вверх-вниз. Потом вывел из и без того растянутой попки палец, а затем ввёл сразу три. — Не все. Все на этой стадии обычно готовы умолять и в ногах ползать, а ты даже спорить умудряешься. Интересный ты. — Спасибо, блин, за комплимент, — Алан еле собрал мозги в кучку. Он лежал с широко разведёнными коленями, оставлял ладонями жирные следы на полированной поверхности стола и просто кайфовал. —Да всегда пожалуйста, — какое-то особенно удачное движение пальцами, и Алан кончил. Это было долго, не менее тридцати секунд. Уши заложило звуками внутренних фейерверков, поэтому Алан не слышал своих вскриков, резко прерывающихся с каждым сокращением мышц, отчего создавалось ощущение, что он рыдает. На глазах и правда выступили слёзы. Наконец-то удавшийся протяжный стон возвестил Ричарда об окончании извержения. — Ты что наделал, а? — с несоответствующей словам улыбкой возмутился Алан, едва придя в себя. Жар спал, стало прохладнее, и он с удивлением понял, что ужасно вспотел. — Всего лишь растянул, — ответил Ричард и наконец-то вошёл в расслабленную дырочку. А Алан был и не прочь второго раунда. Физическое возбуждение спало, но психологически он был готов трахаться ещё сутки-двое, лишь бы это оставалось таким же охуенным, как сейчас. Всё было так, как он себе напредставлял: Ричард двигался медленно, будто не сексом с едва знакомым парнем в рабочем кабинете занимался, а крупу перебирал или Ницше в библиотеке почитывал, обдумывая каждую строчку. Он смотрел на Алана внимательно, настороженно и неотрывно, будто он и был той самой написанной рукой философа строкой, как следователь на допросе, как учёный рядом с адронным коллайдером, как турист-одиночка у костра посреди глухого ельника. И Алан даже не просил быстрее — знал, что не получится. Поэтому он легко подстраивался под ритм, будто даже не растущий, а снижающийся, плавный, как та песня Битлз вчера. Красивое лицо с застывшим на нём серьёзным выражением расплывалось перед глазами. Алану даже показалось, что он сам неподвижен, основателен, а что взгляд ловит перемещения потолка и люстры — так это землетрясение или типа того. На него это землетрясение не действовало — он в открытом космосе, в невесомости, и воздуха нет, земли нет, есть только еле заметное трение, мягкое скольжение, лёгкое возбуждение, сосредоточившееся там, где Ричард двигал бёдрами. Минут двадцать продолжалась эта нирвана, это тягучее, как рассвет, удовольствие. Но за рассветом неизбежно наступает жаркий день. Когда член Алана снова встал, Ричард посчитал, что с разогревом покончено. — Ну что, погнали? — Что? — он словно проснулся, взгляд стал осознанным. Ричард толкнулся под немного другим углом, и парень под ним выгнул спину. — О, неужели ты и так умеешь? — шепнул он, заводясь с пол-оборота. — Так это только начало, — усмехнулся Ричард в ответ. А продолжение было круче. Алан вернулся на Землю и оказался в центре землетрясения, нет, пожара, цунами, обвала, лавины. Периодически стихия на долю секунды исчезала, позволяя вдохнуть — это Ричард отдалялся настолько, чтобы внутри оставалась только головка. Но потом стихия нападала снова, жёсткая и непреклонная. Что было потом, Алан помнил смутно. Фейерверк — темнота ночи, лавина — тишина гор, цунами — отлив; агрессивный толчок, удар в простату и второй, более глубокий толчок, вторая волна — плавный выход и пристальный взгляд на не закрывающийся до конца задний проход. И так до крика, до бесконечности, до перевёрнутых восьмёрок перед глазами, до сладкого онемения всего внутри. Ричард сидел в кресле, Алан вытянулся на столе, закинув руки за голову. — Же-е-есть, — нарушил тишину Алан. — Переборщил? Слишком сильно? Больно? — с незнакомо-виноватым выражением спросил топ. — Ну тебе же не нравится, когда я матерюсь. Так что это не охуе-е-енно, а просто же-е-есть. В хорошем смысле. — Я не сказал, что мне не нравится. Ты охуе-е-енно материшься, — улыбнулся любовник. — Ну тогда ты охуе-е-енно ебёшь, — честно заявил Алан. — У меня никогда такого не было. У Ричарда тоже никогда такого не было. Никогда не было настолько отзывчивого, наглого, развратного, красивого и так стонущего. И ещё посмевшего вот так беспардонно развалиться на столе, скинув стоявшую на краю карандашницу. Алану ответа явно не требовалось, да и ответить было нечего. Посторгазменная истома пошла на спад. — Поехали, отвезу тебя в Квадрат. Мне ещё на переговоры сегодня. — Чур, я поведу! И на кофе останешься. *** На следующий день. Понедельник, унылые проекты, скучные звонки, кажущийся пустым и жутко тихим кабинет. — Мне нужен Нильсон! Срочно! — Сэр, к нему нельзя, он занят, у него переговоры, — тщетно пыталась остановить Алана бегущая за ним маленькая секретарша в очёчках. Она обогнала его и напустила на смешное полудетское личико тень агрессии. — Мне срочно, — отрезал взмыленный Алан, оттесняя её от двери. — Но мистер Нильсон… Алан хлопнул дверью. — Меня тут к тебе не пускают, прикинь! — Алина, я же просил никого… — Ричард поднял голову, оторвался от бумаг и замолк на полуслове. — А, это ты… — Мистер Нильсон, я ничего не смогла сделать, простите, пожалуйста, я сейчас провожу… — затараторила секретарша. Нильсон поднял ладонь вверх, прося остановиться. — А, хорошо, понятно… — и она оставила их вдвоём, тихо-тихо юркнув за дверь. Алан будто и не заметил. — Ничего не умеют! — Ну это ты зря, — в своей неторопливой манере начал Ричард, откладывая свои бумажки в сторону. Ему было сложно читать вблизи, и поэтому сейчас он был в очках. Алан впервые отметил, какую мудрость, ощущение тайного знания дают какие-то стекляшки в оправе. Новая покалывающая волна возбуждения прокатилась от солнечного сплетения до кончиков пальцев. Ричард казался таким… умным, великим, правильным. — Алина очень хороший работник, хоть и стаж небольшой, но работает она прекрасно. — Да я не об этом! — он спихнул со стола какой-то недоделанный отчёт и уселся прямо перед Ричардом, почти как вчера.— Они ничего не умеют! Не умеют ни задать ритм, ни держать его, с темпом не в ладах, диаметр не тот, длина не та, голос не тот, поза не та… — он почти стучал кулаками по столу и выглядел обиженным, будто конфетку отобрали. Вот только совсем недетский стояк, заметный даже через джинсы, портил весь образ. — И? — ухмыльнулся начальник. — И давай. Надо сделать всё правильно. *** Этот стол действительно перевидал многое. На нём в спешке подписывали милионные контракты, на нём читали отчёты, его полировали пахнущей сладко и не очень полиролью, его пачкали кругами кофе, апельсинового сока и липкого спрайта, но чаще всего его пачкали спермой — вязкой, жидкой, перламутрово-белой, полупрозрачной, в разном объёме и с разной частотой. Но этот месяц превзошёл все предыдущие. Его прогибали, на него садились, ложились, опирались о него; его толкали двумя совокупляющимися телами — то быстро, то медленно, то с усилием, то еле заметно; если на него ложились грудью, маленький островок на полированной столешнице запотевал из-за жарких выдохов; на нём кричал, извивался, хватался за края Алан; над ним тяжело дышал Ричард. Они лишь пару раз меняли кабинет на квартиру, эта комната, этот стол стали их фетишем. Алан приезжал почти каждый день, заставляя прервать все дела, забыть обо всем мире на час или даже два, погрузиться в чистое наслаждение. А потом они чаёвничали, разбирались с этой чертовой бухгалтерией, обсуждали, куда направить финансы, где открыть новый филиал и что закупить. Образование экономиста впервые в жизни пригодилось Алану. *** — Алин, а почему ваш начальник такой… ну молчаливый, как будто скрытный? — к Ричарду пришёл чувак из другой фирмы для заключения договора, и потому Алан сидел в приёмной, пускал самолётики, крутился на стуле и доставал Алину вопросами. Та спокойно отвечала, не отрываясь от «Косынки». — Да нормальный он вроде. И разговаривает, и смеётся, и на двух ногах ходит. — Он типа всегда такой сдержанный, спокойный. Железный человек прям, нет? — самолётик помялся и всё никак не разглаживался. — Характер такой. Он, наверное, как я, копит, а потом выплёскивает, — Алина улыбнулась сложившемуся пасьянсу. — Я так и знал! — самолётик разгладился, но теперь плохо летел. Алан со вздохом поднялся со стула, прошёл два шага, поднял дурацкий недолетательный аппарат и снова плюхнулся на стул. — А как выплёскивает-то? — Ну это тебе лучше знать, ты ж его стол доламываешь. Ваши охи и ахи даже айтишники на третьем этаже слышат, — ухмыльнулась секретарша. — Мои, наверное. Потому что он обычно молчит. Вообще, как партизан. Целует — молчит, трахает — молчит, кончает — молчит, — Алан наконец заставил самолётик лететь, но особой радости от этого не испытал. Алине оставалось только подивиться полному отсутствию чувства стыда у этого парня. И ещё молчаливости босса, конечно. — А во время… ну… непосредственно сессии? — робко спросила она, заподозрив что-то неладное. — Какой сессии? Я универ два года как закончил и… что? — он вопросительно уставился на вытянувшееся лицо Алины. Она даже убрала правую руку с мышки, что было для неё ну совсем необычно. — Обалдеть. Ванильный, и не в курсе даже. — Не в курсе чего? — Ну, как бы тебе объяснить… Открылась дверь, и через приёмную прошествовал Ричард со своим гостем. Похоже, сделка состоялась, потому что Нильсон сверкал, как стёкла небоскрёба на солнце. Он пожал ему руку и с улыбкой попрощался. Через пару секунд улыбка Ричарда опала, и он вмиг стал хмурым и уставшим. — Блин, Алан, ну чего ты бумагу переводишь?! — возмутился он, кивнув на кучу самолётиков на столе. — Хочу и перевожу, — буркнул Алан, тоже вдруг расстроившийся. — Тебе же всё можно, а мне? — Это что вообще было сейчас? Я тебя в чём-то ущемляю? — вспыхнул Ричард. Алина меланхолично взглянула сначала на одного, потом на другого, щёлкнула мышкой. — Ребя-я-ят, мешаете. — Ещё, блин, одна, — сказал Ричард, затаскивая Алана обратно в просторный пустой кабинет и прижимая спиной к двери. — Давай, выкладывай свои претензии, не копи. Алан секунду смотрел на него странным взглядом, удивительно серьёзным и внимательным. — Что такое «ванильный»? — чётко и внятно спросил он, глядя в глаза. — Только честно. Последовала долгая пауза. Ричард отпустил его, подошёл к окну и долго смотрел куда-то вдаль. Алан послушно ждал, хотя ему казалось, что внутри всё высыхает, оставляя после себя холодный твёрдый бетон. — Нам надо расстаться, — отозвалось эхом. — Давно пора было тебе рассказать, а то я скоро сорвусь. — Хер тебе, а не «расстаться». Рассказывай, что к чему, и не надо столько драматизма, — приказал Алан, усаживаясь на специально для него поставленный стул. Его напрягала вся эта обстановка, и хотелось чего-то свободного. Он закинул ноги на стол. — Ну давай, говори. — Про БДСМ слышал? — спросил Ричард, садясь рядом, в своё кресло. — Вот я законченный доминантный садист, — сказал спокойно. — Я вот уже месяц мечтаю поставить тебя на колени, например, и отыметь как можно жёстче. И именно поэтому тебе лучше бежать от меня подальше, пока я не превратился в варвара, чудовище и тому подобное. Доволен? Было видно, что признание далось ему нелегко. Он, сам не замечая, вцепился ногтями в кожаную обивку и сжал губы в тонкую розовую полосу. Только сейчас Алан понял, что татуировка на шее Ричарда — это не просто кружочек с орнаментом, а вполне себе трискель. — Доволен. А ванильный — это типа нормальный? — Да. Ты у меня — первый ванильный в жизни. Но это не отменяет того, что я псих. — А с чего ты взял, что я не псих? — в Алане вдруг загорелась искра интереса. — Он перелез к Ричарду на подлокотник кресла. — Как там у вас: добровольность, разумность?.. — Безопасность ещё, — подсказал Ричард, глядя куда-то в сторону. — И если её я смогу обеспечить, то тебе добровольно соглашаться на такое — неразумно. Ты ведь боишься боли. С тобой чем нежнее — тем тебя больше прёт. А я нежно уже не могу, мне, блять, ремень взять хочется. — И ты из-за этого хотел, чтоб мы расстались? — вдруг рассмеялся Алан. — А ты знаешь, почему ты мне сразу понравился? — Ну? — От тебя за полкилометра какой-то скрытой силой несёт. Не могу объяснить это чувство, но по тебе сразу видно, что ты — хищник. — Я даже слишком хищник, настолько, что мне хочется сделать кому-то плохо и больно. Мне надо общаться с такими же, как я, а нормальных людей не трогать. — Не надо так утрировать, — сказал Алан, соскальзывая к нему на колени и поворачиваясь к нему лицом. — Попробовать-то можно. Ты всё равно всегда меня мучаешь. — Интересно, как это? Я стараюсь как можно аккуратнее и спокойнее. — У тебя всё равно получается такая сладкая пытка, тишиной, нежностью. Ты меня просто на грани держишь. Давай попробуем пытку поинтереснее, а там посмотрим. Предвидя твой вопрос — нет, это не самопожертвование. Я всегда хотел попробовать, а если уж пробовать — то с надёжным человеком. — Вот же упёртый! — возмутился Ричард, откидывая голову на спинку кресла и игнорируя факт того, что такой сексуальный Алан сейчас ёрзает задницей по его коленям. — Ага, упёртый. А ещё настойчивый, — Алан нагнулся к самому лицу любовника, облизал ушную раковину по бархатистому краю и продолжил говорить уже шёпотом: — вредный, наглый и совершенно неподобающим образом растрачивающий бумажные запасы предприятия. Давай, меня надо наказать. Вот прям сейчас. — Нет, нельзя вот так, сходу, — Ричард всё ещё делал последние попытки его вразумить. — Окей, давай придумаем останавливающее слово и ты будешь особенно внимателен. — Стоп-слово оно называется, — сказал Ричард, положив руки на талию Алана и посмотрев в его глаза. Эти глаза смотрели прямо, трезво и уверенно, и Ричард сдался. — Надо что-то совсем несексуальное. — Тогда пусть это будет «шкаф Эдгар», — хохотнул Алан, прижимаясь к его груди и утыкаясь носом в шею, чуть пониже трискелиона. Ричард переместил руки ниже. — Что за шкаф? — Я не хочу рассказывать. — Упёртый, вредный, растрачивает запасы предприятия, а ещё скрытный, — констатировал, через джинсы разводя его ягодицы в стороны. — Ужас, словом. — Да, ужасно плохой мальчик. — Просто катастрофа. Ричард прикрыл глаза на секунду, собираясь с мыслями, и решился. — Раздевайся, — сказал уже совершенно другим тоном. Алан странно вздрогнул, слез с его колен, обошёл стол, встал напротив, улыбнулся уголком рта и принялся медленно стягивать футболку, смотря в глаза. Сначала оголился подтянутый живот со светлым пушком от пояса брюк до пупка, похожего на полосочку, затем грудь, ярко-розовые соски, выдающиеся ключицы и бледные покатые плечи, скрытые до того под высоким воротом футболки. Когда Алан начал стягивать джинсы, Ричард его остановил: — Оставь так и ложись животом на стол. Алан с хитрой улыбкой повиновался, положив голову на скрещенные руки. Поза была не совсем покорная, и смотрел он с вызовом, с провокацией. Ричард встал, обошёл стол, чуть погладив Алана по напряжённой спине, и вдруг резко дернул его руки назад так, что они вытянулись вдоль туловища, заломил за спину и сковал наручниками — те уже давно ждали своего часа в столе. Алан нервно выдохнул. — Спокойно, я даже ещё не начал. Алан весь напрягся, услышав тихий, но чёткий голос, показавшийся вдруг незнакомым. Было не страшно, но очень волнительно лежать вот так, с приспущенными штанами, округлой попкой на обозрение и скованными руками. Ей-богу, как нашкодивший мальчишка. Уж лучше бы совсем голышом. Его волнение не укрылось от Ричарда. Алан почти не касался стола щекой — настолько были напряжены мышцы шеи; ладони сжались в кулаки, бицепсы затвердели; спина выгнулась так, что позвоночник словно вдавился внутрь, образовав глубокую ложбинку, плавно переходящую в ложбинку между ягодицами. Как бы красиво это ни выглядело и как бы сильно ни возбуждало, его надо было расслабить хоть чуточку. И Ричард водил мягкими ладонями по спине, массировал основание шеи, гладил по голове, пока саб не отпустил себя и не прикрыл в блаженстве глаза. — Я думал, ты меня бить будешь, — хрипло предположил Алан. — А надо? — на ягодицу тут же лёг первый шлепок. — Надо, — Алан подался назад. — Дисциплина ведь превыше всего. — Рад, что ты хоть это понимаешь, — ответил Ричард, прекращая массаж и шлёпая Алана уже обеими руками. Тот чуть вздрагивал и ежесекундно прислушивался к ощущениям. — Нравится мне, когда ты послушный. — Я стараюсь. Лёгкие, но болезненные удары сыпались один за другим, и с каждым разом было всё больнее. Ягодицы покалывало, тепло растекалось по телу, а щёки залила краска стыда. Было немного обидно, жарко и очень приятно. Когда Алан начал судорожно вдыхать и резко выдыхать, Ричард отстранился. Ягодицы были равномерно окрашены нежно-розовым. Алан был расслаблен, но возбуждён. Между нешироко раздвинутых, стянутых брюками ног были видны налившиеся яички в кожаном мешочке. Ричард наконец-то почувствовал себя в своей тарелке, настоящим хозяином положения, верховодящим, доминантным. Чудовище внутри было довольно, но хотелось большего. Ричард любовался на порозовевшие плоды своего труда, а его член требовал внимания. Он почти неосознанно расстегнул ремень, молнию и погладил себя через трусы. Это принесло небольшое облегчение и одновременно заставило хотеть большего. Ричард не сдержал стона на долгом выдохе. Пряжка сложенного вдвое ремня приятно холодила ладонь. Алан вскрикнул во время первого удара, руки вздёрнулись вверх, ладони снова сложились в кулаки. Это было гораздо больнее, прочерченную на ягодицах бордовую полосу сильно жгло. Но Ричард, уже войдя во вкус, не собирался его жалеть. Несмотря на стоны и слабые метания, он продолжал наносить удары. Возбуждало всё — движения бёдер из стороны в сторону, всхлипы и вскрики, нагревающийся металл в руке, тактильные ощущения от лёгкой отдачи в ладонь. Никто из них не мог сказать, сколько это продолжалось. Ричард растворялся в наслаждении, упиваясь таким знакомым и таким новым чувством власти; Алан познавал новое ощущение из смеси абсолютной покорности, беспомощности, сладкой жгучей боли и стонов Ричарда позади. Очень красивых, откровенных стонов. Наконец порка была закончена. Это было необычно, непонятно, странно, но сквозь утихающую боль пробивалось возбуждение, неправильное и еле уловимое, но Алан понимал, что если он его поймает, то подсядет на такой секс плотно и надолго. И Ричард поможет ему подсесть. Он не стал церемониться: быстро стянул джинсы до конца, отбросил куда-то ремень и плавно вошёл, поглаживая горящую исполосованную кожу. Возбуждение ударило по нервам, отозвалось в растревоженной простате, в растянутом анусе, растеклось по длине члена. Оно было огромным, всепоглощающим, вселенским. Ричард не нежничал, жёстко трахая, вставляя до яиц, резко вытаскивая, проходясь по простате, крепко держа одной рукой за бедро, второй — за сведённые вместе ноющие запястья. Он не стал даже проверять, возбуждён ли Алан, потому что его стоны и чуть заметная дрожь говорили за себя. Ричард и сам стонал, почти рычал, сам того не замечая. Когда Ричард переместил одну руку на член Алана, а второй вцепился в копну светлых волос, Алан почти кричал. Кончили они одновременно: Алан — сжав руки в кулаки, Ричард — сильнее потянув за пропущенные между пальцев пряди. Потом Ричард навалился сверху, и оба долго приходили в себя, ощущая, как пульс становится реже и реже, пока дыхание не восстановилось и не появились силы хотя бы говорить. — Купи Алине ещё бумаги. Буду чаще самолётики делать, — с блаженной улыбкой шепнул Алан.