И ты отправишься в Миконос

Чёртов Вегас покинули молча, а мимо – рыжие скалы каньона. Ранним утром здесь свежо и летают кондоры. Присмотреться – увидишь гнёзда. Тони гнал, и делал это красиво. Пальцы рождены для руля этой машины, между ними – вечно тлеющая сигарета, в волосах, по лицу, раздувая рубашку – ветер. Ветер в голове и ушах. Посмотри, посмотри налево – великое чудо, этот каньон, безводное море, лысые горы. Тони слышал гитарные струны, а это, кажется, сокол. Всё, что создал человек, давно создала природа. Вот это правда. Тони подпевал. And a sun to maybe dissipate Shadows of the mess you made Дорога должна быть не существительным, а религией. Какой бы она не была – кривой или ровной, с кочками, гладкая, как девичье лицо, или вся седовласая по опушке, в морщинах – дорога должна быть религией. Ох, Тони бы верил в такого Бога! Посмотри, посмотри смело – она впереди. То, что вырвалось из-под колёс и осталось – уже неправда. Всё нужное идёт вместе с тобой. You go Wherever you go today You go today А ты идёшь вместе с ним. Солнце поднимается из-за скалы, освещает, слепит. Тони не щурится, а надевает очки лёгким красивым движением. Как полагается. И продолжает путь, подпевая. Пейзаж не сменяется, только виляет асфальт, и это лучшее, что можно придумать. Пахнет солью, сухими травами, жаждущими песками. Миконос – это где-то в Греции, где молодо-зелено. А у Тони дорожка длинной до Нью-Йорка, последняя линяя жизни. Он бы доехал, если бы сам не устал, как этот каньон. Вселенная бесконечна (как религия Тони) и имеет конец. Дороги всегда кончаются. Но по ним так любится попетлять хорошенько, посдавать задним ходом, вернуться, притормозить, намотать больше положенного – километров, бензина, лет. Но лучше всего ехать так – не оглядываясь. Глубоко-глубоко вздохни. Нам не нырять, Тони. Нам умирать. - Как это? - Это чуть-чуть подольше. Brother you don't need to turn me away I was waiting down at the ancient gate… Если жжёт пальцы окурок, то не выбрасывай – наслаждайся. Тони пытается затянуться в последний раз, и ещё раз в последний, и ещё. Если задуматься, то все разы в этой жизни последние – и навсегда. Это понимаешь, когда жизни до Нью-Йорка, а ты не сворачиваешь и несёшься навстречу. Тони-Тони, прислушайся – ты иссох изнутри. The door slammed loud and rose up a cloud of dust on us Как бы тебе рассказать о начале конца, когда ты головой машешь в такт, но не мне. Эта песня эхом выносится из глубины каньона и разбивается. В небо! Кто-то кидает в пол кубки – на счастье, так полагается, а кто-то подкидывает вверх слова, много слов, молитвы. Если бы жизнь мерилась сказанным, если бы! Все бы умерли, Тони. А ты бы всё также ехал в Нью-Йорк. Молчание продлевает жизнь. - Я не знал. Запревшие, задохнувшиеся – в этом каньоне. Солнце всё выше, освещаются сизые гнёзда. Тони на них и не смотрит, зато дотлевает окурок, а очки запорошены пылью. Как странно. Звонят, а он не наговорится – и не говорит. Даже не отвечает. Если начнёт, то выбьет из груди воздух и нырнёт уже трупом. Главные слова главным людям растрачены. Остальных, неглавных с неглавными – в этот каньон на самую глубину. And you will go to Mykonos With a vision of a gentle coast А давай рванём всё-таки? В Миконос по пути, если сейчас завернуть. Пускай между каньоном и сити ляжет Энгейское море. Тони-Тони, что улыбаешься? Дороги же бесконечны, если проверить. Ты отправишься Куда бы то ни было сегодня, Ты отправишься сегодня. Но не назад. - Пилигримы, Тони. - Если в море, то хоть святой. Ветер зашёлся свистом в моей голове. Голове у Тони. Когда поедешь, не забывай – Не часто обретаешь друга В самом себе.