Hey, you with the pretty face, Welcome to the human race! © ELO, «Mr. Blue Sky»
***
Что случается, когда небо выворачивается наизнанку? Она могла пересчитать по пальцам те бесхитростные удовольствия, которыми до недавнего времени потчевала её скаредная вселенная: пройтись по сигналящей и гудящей Оксфорд Стрит, поглощая сушёный виноград, и заглядывать в витрины многочисленных универмагов; послойно выливать в прозрачный бокал на тонкой ножке то гранатовый сок, то дорогущий (стащенный с «Питовского алкогольного иконостаса») коньяк дождливыми вечерами, когда в соседних окнах гасят свет и ставят старую запыленную пластинку; зашнуровывать до неприличия красные кеды (по памяти или уже, скорее, по привычке) и на чистом адреналине впрыскивать в торчвудских олухов истории о межпространственных путешествиях (в то время как все взгляды обращены только на говорящего). Ей хотелось большего, но вселенная зажималась, как Голлум, пряча бесценные сокровища в липких дрожащих ладонях. «Большего» значило любви: первобытной ли, иррациональной, Остиновски романтичной – всё одно. Она давно уже вышла из возраста плюшевых медведей и сомнительных попутчиков, незаметно для себя превратившись в женщину из терры и пламени, и ребра. Синяя будка исчезла, словно в насмешку инъецировав остатки цвета в приталенный твидовый пиджак, позже успешно забытый среди многочисленных бирок и этикеток в тесном гардеробе. Новый Доктор менялся вместе с перенаселённым городом: не брился неделями, склеивая каштановые бачки с ощетинившейся бородкой; носил непривычные джинсы вместо (так красящих его) костюмов; ругался с молочниками по утрам и вкладывал слишком много самого себя в её маленькую полупустую квартирку, перекраивая комнаты под пенсовую барахолку. Согласившись жить с ним под одной крышей, Роза никак не могла предположить, что слова, застрявшие в горле у первого и вырвавшиеся пламенным шёпотом из второго, так и останутся вскользь брошенной репликой, заставляя обоих сожителей вести уклад донельзя братский: пресекая любые попытки девушки к сближению с новоявленным принцем, заливая лицо краской стыда от одной мысли о случайном поцелуе, трансформируя дальнейшее (гипотетическое) развитие событий в банальный инцест. Несмотря на всю нарочито созданную им суету вокруг немыслимых приборчиков, устройств и механизмов, ей нравилось наблюдать Доктора за работой: когда глаза пришельца горели азартом, и рот обнажал белоснежный ряд зубов, кривя задорную ухмылку. Иногда приходилось «выводить» ситуацию из-под обыденного контроля, строя из себя не изнывающую по нежности, граничащей с грубостью, героиню нашумевшего сериала, а обычную девятнадцатилетнюю девчушку, которую когда-то угораздило встретиться с сумасшедшим галлифрейцем. Взвизгивая и прячась за диванными подушками, кричать «пчела!», пока озабоченный (и такой доверчивый) соседушка будет топтаться на подоконнике, распахивая форточки и обнажая узкую полоску кожи, пестреющую смуглым островом между пурпурной футболкой и выцветшими ливайсами. В такие моменты пульс зашкаливал, и вывести блондинку из гипнотического транса мог разве что неуместный телефонный звонок матери или ещё более неловкий вопрос приросшего к окну мужчины: «Но ведь пчёлы этого мира так и не вернулись с Мелисса Маджории… Роза, ты уверена?..» Да, чёрт подери, она была уверена в том, что хочет вопить от ярости, громко топать ногами и разрушить как минимум одну галактику ради представленной ей в мыслях картины безоблачного счастья: неужели так трудно подойти, сжать в ладонях её заострённое лицо и в жадном поцелуе искусать, искромсать губы, уже и забывшие, что значит – чужое-родное дыхание? Моменты с недопорнографией сменялись фазами откровенной издёвки, когда Доктор с остервенением вычищал дно очередной банки с повидлом (предпочитая клубничное или банановое всем остальным) или выходил, распаренный, из ванной, подпоясавшись полотенцем на манер древнегреческих божеств. Тут у Розы подчистую сносило крышу, и она с головой уходила в отчёты, деланно громко тарабаня изжёванной ручкой по девственным листам, пока мужчина шмыгал туда-сюда перед носом, хлюпая босыми пятками и спрашивая, куда запропастился фен (который он давно уже успел пустить на запчасти).***
Она знала, что долго в таком состоянии ей не протянуть, однако всячески стремилась отложить эру их взаимного отчуждения на потом. «Потом» пришло тремя месяцами позже – с появлением в Торчвуде новичка, некоего бесфамильного Дэйва, единственного курильщика среди их помешанного на здоровом образе жизни коллектива (в одночасье сменившего постный статус секретной службы на «банду придурковатых»: Дэйв не скупился на комплименты), сорвиголовы и образцового фаната «Металлики» и «ЭйСиДиСи». Дэйв залихватски щёлкал пальцами, призывая сослуживцев обоего пола падать ниц и выполнять всякое требование, взбрендившее в голову, в общем-то, низшему по рангу агенту. «Далеко пойдёт», – вещали барышни-канцелярские крысы и единодушно вздыхали, когда объект их общего обожания пинал дымящийся бычок носком кожаного гриндерса. Роза до последнего отпугивала чары взбалмошного сотрудника суровым видом и строгими юбками-миди, пока однажды, в одну из пятниц, ему не приспичило разоткровенничаться насчёт своего раздробленного и так не зарубцевавшегося сердца. – Понимаешь, Тайлер, – доверительно вещал пострадавший, – такие люди, мать их через палас, меняют тебя, вырывая с корнем предысторию, словно кариозный зуб, переписывая твою ДНК. Они никогда, Элтон их дери, не будут забыты, но ведь всё зависит от старания… – Понимаю, – отвечала Роза, и ведь действительно понимала, вспоминая все эти бесконечные «аллонзи» и «гравитация-шмавитация», и бог знает какие ещё въевшиеся в подкорку фразочки; хотя дежурное наречие Дэйва могло изрядно и подвинуть их куда-нибудь к порогу королевского английского. Ближе к осени она уже реже ночевала дома, ссылаясь на нескончаемую занятость, и почему-то сменила все свои пуританские чадры на нечто, нашедшее нишу между шипастыми косухами и кружевным нижним бельём. Больше, казалось, её ничто не могло ни испугать, ни раздосадовать: в её одиночество дерзко вклинился мужланистый игрек, заполняя окружающее пространство движением, смехом и, что важнее, действием. Тогда как события постепенно принимали революционный оборот, превращая Доктора в заправского молчаливого ревнивца, история увильнула от своих прямых обязательств, дав главному герою шанс избежать международного скандала: он просто ещё глубже зарылся в научные изыскания, на время приостановив свои странные инопланетные заигрывания. Безуспешные попытки Розы выяснить, не она ли послужила причиной такой резкой перемены, вылились в одно тихое «у меня там течь» и незамедлительное собирание чемоданов. – Течь у тебя в мозгу, – грубо прокомментировала Роза, когда дверь за мужчиной захлопнулась, бряцающим звуком подводя итог их длительной ходьбе вокруг да около. – Скатертью дорога, – ненужные слёзы запарывали всю роль; впрочем, с уходом галлифрейца места в квартире прибавилось, а значит, можно было уже без зазрения совести совершать еженощные набеги на холодильник и водить к себе подозрительного вида субъектов. – Могу я у тебя тут где-нибудь посирано-де-бержеракить? – возникший на пороге гость (в тот же вечер точно нарочно кем-то вызванный из преисподней) хотя и мог позволить девушке пуститься во все тяжкие, отмёл скоропалительное решение отчаявшейся мисс Тайлер выкинуть что-нибудь эдакое неприятным алкогольным душком и зависшей в дюйме от её тылов лапищей. – Ты недавно переехала? – Угу, года три назад. В отрезке существования Солнечной системы – срок предельно ничтожный… Уборная налево, – тогда визитёр, свалившийся как снег на голову, на такой же предельной скорости упал в её ничего не подозревающие объятия и забылся мертвецки крепким сном. И это был первый и последний раз, когда в её доме (их доме) ночевал посторонний: всё-таки Джеки умудрилась вырастить весьма благовоспитанную дочь. «Пресвятая Матерь, – думала Роза, слушая неутихающую вакханалию храпа в гостиной, – какая я всё-таки дура».***
Все последующие недели девушка только и делала, что изводила себя несанкционированными полевыми вылазками, с беспокойной душой ожидая либо космического знака, либо опасного задания – тогда можно было бы наконец пасть смертью отважной воительницы и слушать из загробного царства, как над её бездыханным телом рыдает сбежавший с места преступления ментальный убийца, будто назло взявший себе неоплачиваемый отпуск. Однако из всех бедствий её ждала только удвоившаяся бумажная канитель. Стрелки часов неумолимо двигались к Рождеству, а Роза до сих пор оставалась жива и даже слегка поправилась на набивших оскомину пончиках из Старбакса и приторном пенистом кофе: казалось, в отсутствие суматошного галлифрейца мир напрочь запамятовал, что есть аномалия, и погрузился в глубокий стазис. – Я думала, будет больно. Но вышло очень даже терпимо, – уверяла блондинка старшую Тайлер, поглощая добавку за очередным воскресным обедом. – Конечно терпимо, когда у тебя появились такие замечательные друзья, как картошка и шоколад! – соглашалась мать, стараясь как можно мягче (вцепившись обеими руками в тарелку) и незаметней оттащить половину сливочного торта на другой конец стола. – Между прочим, он, – произносилось местоимение тоном особо заговорщицким, – прислал нам недавно фотографию откуда-то из Кении. Стоит совершенно лысый в окружении полуголых масаи. На-ка вот, взгляни, – и непрошеная карточка (явно заранее приготовленная к показу, ибо выуживалась из межгрудья Джеки) с театральным апломбом незамедлительно водружалась на стол, словно священная семейная реликвия. – Мне это абсолютно неинтересно, – вяло отнекивалась дочь, подспудно выискивая обходные пути к так некстати отодвинутому угощению. – Я жду знака.***
Что случается, когда небо выворачивается наизнанку? Она могла чем угодно аргументировать последовательность происходящих с ней в праздники злоключений – от кармы до Марса в третьем доме, – но неизменно застревала на одном и том же имени: «Доктор». Ей чудилось, что так долго ожидаемому событию дали ход именно первые шаги объявившегося пришельца: как только его нога ступила на земли Туманного Альбиона, вселенная будто сорвалась с катушек. В канун Рождества Тайлер, конечно же, об этом и знать не знала, но натренированное чутьё подсказывало ей, что возникшие в центре Лондона существа о шести крыльях были явно не к добру, а к приходу бури. Более того – к приходу мета-бури, норовящей обернуться закручивающимся циклоном из ощипанных перьев гуманоидов. Торчвуд гнал заезжих гастролёров, исторгающих пламя, несколько суток подальше к Ла-Маншу. Что примечательно, данные о чужаках в базе отсутствовали; и если бы не наводка главного эксперта по экстратерриториальным угрозам, непрозрачно намекнувшего «утопить всех к чёртовой бабушке», первостепенная роль была бы отведена жутко утомительным (и целесообразным, по мнению Розы) протокольным переговорам. Впрочем, на этот раз советчик дёргал не за материальные рычаги, а за ниточки куда более опасные: играл на струнах национального самосознания парламентской верхушки. Этот малый, начав с далеков, пока ещё так и не обнаружил в своей системе педали тормоза. Что ж, здешняя Харриет Джонс могла не бояться свержения «золотого режима» магическими шестью словами… Он стоял у самой кромки берега, лениво облокотившись спиной о дверь до боли знакомой полицейской будки. С трудом дышавшая Роза, размазывая сажу по вспотевшему лицу, тотчас проглотила всю ярость за (вполне справедливую) казнь пришлых супостатов (а вдруг они нечаянно?), готовую вырваться в визгливую супружескую брань, когда заметила привычный четырёхугольный силуэт. – Ты отрастила щёки, – начал Доктор без обиняков, щурясь на девушку так, точно стараясь рассмотреть её нутро. – Мне нравится! Выглядишь, как в первый день нашего знакомства! – продолжил он, расплываясь в широкой улыбке. – А ты вырастил ТАРДИС, – в той же манере ответила она, ухмыляясь про себя его стариковской падкости до округлых форм. – Выглядит, как во второй день нашего знакомства… – Роза запнулась, предоставляя собеседнику право на следующий ход – лишь бы не пустить колкость по поводу его бритой макушки. Доктор колебался долго. Потратил целую безумную минуту, сверля пальцами оттопыренные карманы, прежде чем коснуться её лица и аккуратно подтереть полоску гари – непроизвольный спецназовский камуфляж. – Мой бравый солдат Джейн… – Мой грозный безволосый воин, – Роза прыснула, и так тщательно продуманная шпилька обернулась не более чем нежным эхом, теряясь где-то в плече обнявшего девушку друга. – О! Осторожно, эта роза колет шипами! – едва заметный поцелуй в висок вернул Тайлер с небес на землю; она коротко кивнула, отстранившись от галлифрейского рыцаря. – Это подло, – она закусила губу и, не дав мужчине опомниться, продолжила: «У меня, знаешь ли, на нервной почве может развиться боязнь воды. Постоянно в моих кошмарах: море, ТАРДИС и ты – как нерушимая константа. И здесь я чувствую себя лишней. Ненужной, понимаешь?!» – О, Роза Тайлер… – Доктор сжал переносицу большим и указательным пальцами – в такие моменты для пущей убедительности ему разве что не хватало очков. – Так всё дело в нём?.. Девушка устало вздохнула: только не сейчас. Они обсуждали этот вопрос сотню раз: негласно, безмолвно, доверительными взглядами – не было никакого «прошлого», «настоящего» Доктора. Всегда существовал лишь один, разделивший себя пополам и отдавший часть себя (человеческую часть – следовательно, лучшую!) ей. И решение то было бесповоротным, окончательным, выверенным. Неужели его до сих пор гложет вина или, что хуже, ощущение собственной неполноценности? Поэтому Доктор был так скуп на проявление превосходной степени симпатии – считал, что Роза спит и видит себя стареющей в дрейфующем корабле рядом с вечно молодым спутником?! – Так значит, твой выбор пал на рокера с кирпичной физиономией? – продолжение реплики весьма её озадачило. – Мы тут с Джеки вели сугубо деловую переписку. Ну… ранее я не особо жаловал эпистолярный жанр, однако рассказы о ваших легендарных похождениях более чем разбавляли сухой тон твоей матушки, детально описывающей, сколько фунтов рыбы и чипсов уходило на то, чтобы прокормить оголодавшего домашнего волка. – Что?! – возмущению Розы не было предела: во-первых, они с Доктором условились держать в секрете её тайное звериное прозвище; а во-вторых… неужели он настолько сблизился с Джеки, что та позволила себе отпускать шуточки насчёт позорного любовного опыта дочери за её спиной? Тем не менее, девушка с облегчением выдохнула, осознавая, как одно неверное слово в это самое мгновение могло качнуть чашу весов в ту сторону, где складировались все нелепости, ошибки и разбитые судьбы несостоявшихся любовников. Доктор, определённо, не собирался затрагивать «запретной темы номер один». – Вообще-то, я говорила о вашем катастрофическом неумении флиртовать с противоположным полом, сэр. – О! То есть вы хотите сказать, что держащиеся только на честном слове банные полотенца совсем не сексуальны? – Доктор слегка усмехнулся. – Дама Роза, вы заставляете меня переступать через любые допустимые нормы приличия, предлагая вам путешествие сквозь всё пространство и время наедине с имеющим… на вас виды мужчиной! – он склонился перед ней, придворным жестом приглашая собеседницу проследовать внутрь. – И да, – шепнул он спутнице уже на самом пороге, мимоходом проводя ладонью по её пояснице. – Не могу гарантировать, что здесь ты в полной безопасности, но секс будет потрясающим.***
Дверь машины затворилась с лёгким скрипом, хитровато оставляя небольшую щель, сквозь которую её сообщник, ветер, успел разнести по всей округе короткий игривый диалог, прерываемый затяжными чмокающими звуками. – И когда же теперь ждать возвращения твоих волос? Я скучаю по той шикарной шевелюре, – вступил женский голос; и отвлёкшаяся на него чайка, мгновенно потеряв ориентацию, сиганула в волны пролива. – Допустим, волосы растут со скоростью полтора сантиметра в месяц, учтём также, что в среднем у человека ежедневно выпадает около ста волосков, и не забудем взять во внимание, что я не совсем человек… – после непродолжительной паузы (во время которой, видимо, женщина исследовала предмет обсуждения) ответствовал обладатель приятнейшего из баритонов. Мокрая птица вынырнула и нервно покосилась на неблагонадёжного вида синюю коробку. – Заткнись, – последовал ответ, и кто-то вновь стал раздражать воздух дисгармонирующим чавканьем, а после – и вовсе неприятными отрывочными сигналами. Чайка выбралась на берег, отряхнулась и едва-едва успела заметить в растворяющемся проёме шевелящееся нечто – бледно-розовое, двухголовое и четырёхрукое. Сообразив, чему стала случайной свидетельницей, она мысленно покраснела. «Скудоумные приматы, – подумало бедное пернатое создание, – морская соль приводит только к временной метаморфозе». Выдохнув облако пара, существо оповестило своим кличем опустевший пляж: «За мной, братья и сёстры! Это планета обезьян, мы ошиблись поворотом». Новообразованная стая всполошилась и поднялась над недавним укрытием, проклиная судьбу и навигаторы за неверно предоставленные сведения. Дикий чаячий гогот пронёсся над заскучавшим было Ла-Маншем и растаял в атмосфере так же, как и чудной космический корабль, уносящий своих пассажиров туда, где берут начало все известные легенды о трёх бессмертных спутниках...