Упасть с матраца

Я по-прежнему люблю проводить время у себя в комнате. До меня здесь жил больной безумный человек. Я черпаю вдохновение в этом факте. Декорации моего жилища поразительно честны, и да: - Они успокаивают меня. Это правда. Хотя тот факт, что я выхожу из комнаты все реже и реже, начинает беспокоить даже меня. С другой стороны, сойти с ума в больном безумном мире значит обрести путь к психическому здоровью, разве нет? Приведу простой пример из своей жизни: не так давно не быть без ума от Трента Лейна казалось мне безумием, и вот оно закончилось. Утром того дня, который следовал за днем, когда я разлюбила Трента, я вышла на улицу с ощущением, что излечилась от тяжелой продолжительной болезни. Мысль о том, что, взяв телефонную трубку, я могу услышать голос Трента, больше не мешала мне думать по вечерам. И тогда я перестала подходить к телефону вообще. Очевидная вещь, которая была от меня сокрыта, пока я любила Трента: мне никто не звонит. Я могу не отвлекаться, чтобы отвечать на телефонные звонки, которые раздаются в моем доме. - Зайдем ко мне после школы? - А Трент дома? Не помню, чтобы задавала этот вопрос раньше. Кажется, мне было не по себе даже произносить вслух его имя. - Он в полицейском участке, - Джейн пожимает плечами. – Он уснул на ходу, и они решили, он принимает наркотики или типа того. - Есть закон, запрещающий спать на ходу? - По идее должен быть, - она опять пожимает плечами. – Ты подвергаешь риску свою жизнь и жизнь окружающих. Но он отделается штрафом. Хуже то, что ему наверняка назначат обследование. Ну, что он не наркоман. - Или типа того. Вечером я сделала в блокноте запись: «Трент – не наркоман. Он наркотик», и густо закалякала ее ручкой, потому что это было пафосно, сопливо и вообще отвратительно. Когда я испытывала к Тренту чувства, я была больше похожа на себя, чем теперь. Перед сном я думала, что мне следует его навестить, ему ведь предстояло сидеть в тюрьме три дня. Тюрьма – это ад. Я вспомнила все фильмы про тюрьму, которые видела. Заключенных навещают только их матери и подружки. В моей комнате нет зеркала, но я знаю, что похожа скорее на мать Трента, чем на его подружку, особенно если надеть на меня брюки. Все посетительницы рыдают и рвут на себе волосы. В тюрьме и так плохо, а потом приходит она, и вываливает на него все дерьмо, которое накопилось у нее за то время, что он сидит. Это так похоже на Квин. Думаю, во время посещений тюрьмы надо, наоборот, излучать радость и оптимизм, но это тоже похоже на Квин. Наверно, мне лучше там не появляться. С другой стороны, я могу рассказать ему, как прошел мой день в школе, и надеяться, что после моего рассказа ему не захочется возвращаться из тюрьмы в больной безумный мир. Я могу ему написать, но он выйдет на свободу раньше, чем до него дойдет мое письмо. Засыпая, я испытывала мрачное удовлетворение. В самый последний момент, перед тем, как отрубиться окончательно, я вдруг подумала, что это, может быть, только начало, и Трент закончит свои дни за решеткой. Одно я знаю точно. Трент умрет счастливым. Это случится во сне.