Я свободна

Я хочу умереть. Не доказывая ничего, не играясь, как в детстве. Тихо, быстро… Умереть… Уже чуть более тысячи томов я написала о тебе. Я не устану влюбляться, и каждый раз все сильнее. Кажется, что причин любить тебя бесконечно много, но на самом деле их нет. Их и не было никогда. Кажется, что я рождена для того, чтобы нести в себе эту боль. Днями напролет, нудными тысячелетиями. Даже когда тебя не станет. Строчки не умрут. Они навечно впаяны в мой мозг. Они исписаны вдоль моего тела и постепенно доводят меня до агонии. Я готова. А ты можешь даже не знать об этом. Живи, как и прежде. Ты просто стала частью меня. Ты мое маленькое сумасшествие. Невероятно красивое сумасшествие. *** -Слушай, помнишь, ты просила понять тебя? Мы тогда еще лежали вдвоем на кушетке в медпункте, и прерванный поцелуй означал, что мне снова нужно успокоить бушующее внутри возбуждение. - Я поняла. - Поняла? - Ну… Я привыкла. - Понять и привыкнуть, разные вещи, когда поймешь меня, скажешь. Прошло немало времени. И вот я, кажется, попала в твой мир. Такой пустой. Я стою одна в кромешной темноте и понимаю, что один невольный шаг в сторону причинит мне невероятную боль. А если пойду в другую, будет не лучше. Вот так стоишь, и думаешь, что из этих двух путей оставит меньше кровавых отметин на твоем и так, истерзанном теле. И решаешь так и стоять на месте, так безопаснее. А темнота все больше поглощает тебя, но ты вроде еще жив, правда не ты, а то, что от тебя осталось, после этих мучений. А ругают, и правда, как в детстве. Только вот не до этого. И не понятно, дело в упертости, или в том, что став частью твоего мира я не хочу из него уходить. Когда-то я обещала себе, что не брошу тебя, что бы не произошло. И вот, даже следы от слез на подушке в психбольнице не переубедят меня. Я всегда тверда в своих словах. Когда я говорила, что отдаю тебе свое сердце, я правда отдала его тебе. А уж что ты с ним делать будешь, мне неинтересно. Главное что оно у тебя. Теперь я отчетливо могу ощутить это одиночество. Я даже могу дотронуться до него пальцами. Медленно водить ладонью вдоль и поперек. Забавно. Теперь каждое прикосновение к моему телу заставляет меня невольно дернуться: « Не трогайте меня! Уберите свои руки!». Я не пущу никого в свое одиночество, я не расскажу никому о нем. Я только тебе буду докладывать, что со мной происходит. Пройдет пару лет, а я буду шататься по темным улицам города, напевая очередную заевшую в голове мелодию и пуская еле заметный дым между губами. Холодно. А ты одна знаешь как я ненавижу холод. Через пару лет я сведу все свои эмоции на нет и научусь наслаждаться тем самым одиночеством. Изредка звонить тебе буду. Интересоваться, жива ли. Ведь пока живешь ты, и моя жизнь медленно тянется, все больше увязая в пустоте… Знаешь, о чем я думаю? Я думаю, что это очередное твое переменчивое настроение, что пройдет пару дней, и ты скажешь что соскучилась. Я снова прибегу к тебе. Будем вызывать лифт по три раза. А на последнем ты затащишь меня к себе и, назвав стервой, будешь срывать с меня одежду… Но если же этого не произойдет, я вечно буду приходить к твоей лестничной клетке и выжигать новые раны на руке, проверяя, чувствую ли я еще что-то… После того, как ты сказала, что я не нужна тебе больше, моя жизнь стала сплошными воспоминаниями. Ведь и правда, лучше жить там, где тебе хорошо. По тысяче раз прогонять лучшие моменты. Улыбаться тому, что тебя когда-то радовало. А потом, не справившись с эмоциями, корить себя за то, что, наверное, не так ты тогда что-то сделала, раз сейчас тебе так плохо. Пройдет очень много времени, прежде чем темноволосая пианистка, идеалистка во всем, начнет сокрушаться. Целуя меня, то в лоб, то в губы, выжимая из меня хоть каплю нежности. А позже, утомившись от моих бесконечных рассказов о таинственной принцессе, убившей принца во мне, будет нервно курить сигарету за сигаретой, поддавшись бушующей в ней истерике. - Знаешь, дорогая, взаимной любви не существует. Вся любовь – союз актера и влюбленного идиота. Один любит, второй позволяет себя любить. Довелось мне раз побыть в роли идиота, да так, что все бабочки в животе сгнили. А их холодные тела навсегда оставили следы в моем желудке. А может и чуть ниже. Ты ведь знаешь, дорогая, о каких мы бабочках говорим… Ледяная вода стекает вниз, оставляя капли по всему телу. Руки бесполезно болтаются. Очередное утро не начавшегося для меня воскресенья. Становиться сильной только потому, что удалось открыть глаза. Заставлять себя встать, наливать себе теплого чая, но только чая тебе совсем не хочется. И по-прежнему не верить, что тебя выкинули. Вот только ветер воет совсем не радостно. Каждый день напоминает о том, как тебе было когда-то хорошо. - Дорогая, ты слышишь этот звук? Это звук зависимости. Зависимость появляется между чувством свободы и безмолвной истерикой, что тебе чего-то не хватает… Я проявила слабость, впустив тебя в свое одиночество. Чувство невыносимой боли начало охватывать меня с ног до головы, и я невольно искала черты той самой девушки, что намертво впилась в мое сердце. Я искала их везде, все больше разочаровываясь. Я понимала, что попала в ловушку. В ту самую секунду в моей жизни появилась ты. Такая разбитая. Неготовая любить, пока в твоем сердце живет та женщина, научившая тебя жизни. А мы, мы никогда не будем любить друг друга, мы просто нужны. Мы просто отчаянно карабкаемся наверх, к счастью не в прошлом или будущем, а к счастью сейчас, в эту секунду. Нас связывают слишком откровенные разговоры по ночам и страстный секс, что так похоже на меня. Ничего больше. Да ничего и не нужно. Давай попробуем выжить. Давай встречать друг друга с утра наигранными улыбками и получать ласку когда это нужно. Я все таки стану журналистом, но слишком пессимистичные истории будут отпугивать читателей, так и затеряюсь в унылой газетенке. А ты, так и не найдя своего призвания, будешь фотографировать мои ночные приступы бессонницы. А в перерывах, нагревать свои пальцы об холодные клавиши рояля… Вы задумывались когда-нибудь о смысле жизни? Я, да. Правда жизнь моя оборвалась еще в 16 лет, на той самой площадке возле школы, когда я заметила ее. Теперь смысл моей «жизни» в том, чтобы знать, что она все еще есть. - Дорогая, давай устроим это мнимое счастье. Не знаю зачем, но в книгах пишут что так правильно. Но не пугайся, когда я буду пропадать ночами, медленной походкой продвигаясь к своей старой школе а потом, чуть правее, к ее дому и, небрежно затушив бычок своим ботинком войду в подъезд. Поеду на тот самый, до боли знакомый двенадцатый этаж. Приехав, постою пару минут, вспоминая, сколько нежности хранит это место. И так и не решусь позвонить. Я не знаю, живешь ли ты еще там. Я не знаю. Я знаю, что ты не будешь рада меня видеть, вот и жгу очередное пятно на руке. Странно, но мне совсем не больно. Значит пора. Вздохи и выдохи заполняют лестничную клетку. А слез совсем не осталось. Чуть ниже. Окно. Треск осколков. Шаг вниз. Я свободна… Я наконец-то свободна…