Мертвый самайн

«Вампиры, оборотни, зомби и демоны всех мастей. Широкие площади современного Лондона кишат всякой нечистью, призванной поддержать старые традиции Хэллоуина. Сейчас ещё только вечер, а улицы уже заполнены разряженными людьми. Одни хвастают костюмами, другие просто общаются, пугают друг друга странными розыгрышами. Но всех объединил этот чарующий праздник. Именно в эту ночь мы смеемся над смертью и страхами», - звонкий женский голос вещал о последних новостях, врезаясь в уши сквозь провод наушников тонкой нитью звуков, пойманной на определенной частоте радиосигналов. Он шёл не спеша, лавируя средь десятков нарядных жителей модного города. Перед его лицом мелькали яркие краски праздничной атрибутики. У тротуаров вдоль дороги светились тыквенные фонари, заливая своим тёплым, но оттого не менее устрашающим светом вечерний Лондон. Всё вокруг него так и говорило о приближении Хэллоуина, что не могло радовать лишь его одного. Чон Дэ Хён, нацепив на лицо маску вселенской печали, медленно брел по одной из самых оживленных в такие времена улиц. Засунув руки в карманы тёмной кожаной куртки, он глубоко вдыхал осенний воздух, который в совсем скором времени уже не будет так легко насыщать его тело кислородом. Он смотрел по сторонам, разглядывая лица прохожих. Они светились улыбками и предвкушением веселья ночных маскарадов, которые алчные клубовладельцы устроят в своих шумных подвалах. С каждым годом Дэ Хён всё ненавистнее встречал этот день. Уже при пробуждении утром тридцать первого октября ему хотелось молиться лишь о том, чтобы этот день кончился, подарив ему успокоение, о котором он мечтал вот уже десять лет. Но он уже давно перестал молиться. Ведь о чём бы он ни просил Бога, его собственный кошмар не опаздывал ни на минуту. Он приходил ровно в полночь. Ни минутой позже, ни минутой раньше. Дэ Хён даже пробовал считать секунды. И каждый год он приходил ровно в полночь. Когда на его электронных наручных часах стрелки отмеряли четыре нуля, всё вокруг превращалось в один непрекращающийся кошмар. Порой Чону казалось, что гореть в аду было бы куда легче. Вытащив руку из кармана куртки, Дэ Хён взглянул на часы. Двадцать три пятьдесят девять. В его запасе всего минута на наслаждение праздником. И ровно одна минута на самый глубокий вдох. Подняв голову и посмотрев на ночное небо, парень вздохнул. Пряди его тёмных волос разметались на ветру, открывая белоснежный лоб и узкие, но такие же тёмные, как это небо, глаза. Он и не заметил, как прогулял по улицам два часа. Уже ночь. И скоро для этих людей всё закончится. Дети, наряженные в самодельные и покупные костюмы, унесут в свои дома тяжелые сумки с конфетами и шоколадками. Во всех домах погаснет свет, давая понять все ещё не спящей молодежи, что детское время давно кончилось. Лишь в клубах ещё будут раздаваться басы современной музыки, а на улицах будут до самого рассвета гореть тыквенные фонари. Но Дэ Хен уже не увидит лондонского рассвета и не услышит звучания этой музыки. Для него всё закончится ровно через одну минуту. И покатится по наклонной, умирая с каждым новым днем ноября. Дэ Хен уже и не помнил, как он провел последние десять лет своей жизни. Но он прекрасно помнил, как всё это началось. Повторяясь из года в год, его персональный кошмар убивал в нем всё живое, утаскивая в свой замкнутый круг. Его личный кошмар, имя которому — Ю Ён Джэ. Молодая женщина мягко и по-матерински нежно улыбалась, поправляя воротничок на сшитом ею собственноручно костюме. Мальчик лет десяти завороженно наблюдал за манипуляциями тонких длинных пальцев его матери, что так любовно выглаживали несуществующие складочки. В его внешнем виде было всё идеально. Чёрный костюм, облегающий детское хрупкое тело, выдавал всю миниатюрность ребенка. К рукам и спине были пришиты такие же чёрные крылышки, совсем как у летучих мышей, что одним своим видом внушали страх в детские сердца. На голове красовалась маленькая шапочка, которую женщина в который раз подправила, крепче завязав на подбородке узел маленьким бантиком. На макушке топорщились смешные ушки на манер кошачьих. То ли от незнания, то ли в угоду странным традициям разыгрывать друг друга они выглядели отнюдь не по-мышиному, но Дэ Хён все равно тянулся руками к ушкам, дергая их за кончики и весело смеясь. Женщина заботливо отдернула его пальчики, вновь поправляя шапочку и смахивая с нее невидимую пыль. Она впервые отпускала своего сына одного на тёмные улицы праздничного Лондона. С условием не ходить далеко она сейчас провожала маленького Дэ Хёна до резной калитки, вручив напоследок небольшой тряпочный мешок для конфет и смотря ему вслед. Волнение никогда её не покидало. Но сегодня отчего-то на её душе было как никогда тревожно. Дэ Хён одиноко плелся по улице, украшенной яркими фонарями из всевозможного размера тыкв. Он не был особо общительным, да и другие дети не знакомились с ним первыми. Они с семьей переехали в хмурый Лондон совсем недавно. Но ему всё равно здесь нравилось. Заметив вдалеке детей, снующих маленькой кучкой от двора к двору, Дэ Хён заприметил небольшой домик, в который не заходила ребятня. С минуту мальчик разглядывал строение, остановившись на дороге и не решаясь отворить калитку и войти во двор. Отчего-то дом внушал страх. Обветшалый и хрупкий на вид... в нём даже не горел свет. Весь двор был усыпан старой опавшей с деревьев листвой, а аллея, выложенная из камня от калитки до крыльца, выглядела ещё старее самого дома. Складывалось ощущение, что здесь уже много лет никто не жил. Но отчего-то этот дом притягивал его, заставляя коснуться рукой калитки. Она жалобно скрипнула, противной трелью отдаваясь в ушах. Дэ Хён шагнул на каменную тропинку, с каждым осторожным шагом продвигаясь всё дальше вглубь двора. Уже на подходе к крыльцу до его ушей донеслись тихие звуки, похожие на пение его матери. Она пела ему перед сном колыбельную, заботливо поглаживая мягкие волосы рукой, пока мальчик засыпал, окруженный её любовью и теплом. Наступив на первую ступеньку, мальчик испуганно замер. В глаза ударил яркий свет, вынуждая его вскинуть руку и прикрыть ладонью лицо. Свет заливал всю его хрупкую фигуру, не давая разглядеть его источник. Немного привыкнув к свету, Дэ Хён убрал руку, прищурившись и разглядывая маленькую тень в дверном проеме. На пороге дома, раскрыв настежь дверь, стоял маленький мальчик лет двенадцати, одетый в чёрные штанишки и такую же чёрную странного кроя рубашку. Чон никогда не видел такой одежды. Она была похожа на ту, что ему показывал отец на старых чёрно-белых фотографиях. Глянув в лицо ребенку, Дэ Хён приоткрыл рот в удивлении. Мальчик был необычайно красив. Как одна из детских кукол его матери. Она никогда не разрешала ему брать их в руки, позволяя только смотреть со стороны. Они были белоснежными и фарфоровыми, отчего мама берегла их еще больше. Лицо этого мальчика было таким же белоснежным, а волосы — как смоль чёрными. Он широко улыбался, смотря прямо ему в глаза. — Конфеты или жизнь? — тихо произнес Дэ Хён, найдя в себе силы оторваться от этого зрелища. — Жизнь, — улыбаясь, ответил мальчик, протягивая Дэ Хёну горстку конфет из своих рук. Чон, не обратив внимания на ответ, послушно раскрыл мешочек, принимая сладости. Мальчик разжал пальцы, выпуская конфеты из рук и продолжая широко улыбаться. В его карих глазах отражался тёплый свет ламп, даря ему невообразимую таинственность. — Я Ю Ён Джэ, — протянув руку к Чону, вдруг проговорил кукольный мальчик. Дэ Хён растерянно покосился на его ладошку, несмело протягивая свою и сжимая на чужой фарфоровой коже пальчики в некрепкой хватке. Горячая. — Чон Дэ Хён, — кивнул ребёнок, поднимая голову и снова смотря в эти медовые глаза. Ён Джэ сильнее сжал маленькую ладошку, смотря в чёрные глаза нового друга и улыбаясь уже так широко, как только мог. Несколько долгих минут в немом молчании они смотрели друг другу в глаза, стоя на том же месте и не разжимая ладоней. Дэ Хён несколько раз быстро моргнул, смахивая с глаз мутную пелену. Перед его взором всё вокруг неожиданно быстро потускнело, изменяя тёплый свет, льющийся из дома, на ярко-алый. Лицо улыбающегося мальчишки посерело, покрываясь выгоревшими бурыми пятнами, которые смешивались в одно большое пятно. Позади его хрупкой фигуры замелькали чёрные тени, затмевая последние сгустки тёплого света. Словно горит старая фотография. Сгорает дотла. Вместе с ним. — Лети, мышка, — прошептал мальчик с фотографии, всего через секунду оказываясь позади него. Дэ Хён почувствовал кожей его жаркий выдох, тут же слыша, как позади хлопнула парадная дверь. Домой он в этот вечер так и не вернулся. Отсчитывая секунды, Дэ Хён смаковал на кончике языка это имя. Ю Ён Джэ. Ён Джэ... Попавшись однажды, он уже не смог выпутаться, попадая в одну и ту же ловушку из года в год. Выпадая из жизни в день мёртвых, Чон вовсе не молился. Со временем он уже понял, что Бог ему здесь не поможет. Он смирился, умирая в полночь на Хэллоуин и возвращаясь ровно через месяц. Он существовал, чтобы снова умереть, в который раз выбирая жизнь вместо чертовых конфет. Дэ Хён пересёк главную улицу, вливаясь в толпу веселящихся горожан. Люди радостно щебетали между собой, корча лица в гримасах и натягивая маски оборотней и демонов. Праздник вовсю кипел, разгораясь тыквенными светильниками и огнями уличных фонарей. Чон без особого интереса скользил взглядом по окружающим людям, с каждой секундой всё больше теряясь в пространстве. Мир вокруг него замедлял свой ход, с громадной долей отстранения дразня его своей ускользающей реальностью. Он сделал глубокий вдох, будто погружаясь под воду. Звуки стихали, огни угасали. Перед его глазами всё переворачивалось, рисуя уже совсем иную картинку. Как в замедленной съемке отовсюду, словно из воздуха, появлялись люди, облаченные в тёмные одежды. Длинные платья, затянутые корсетами на талии. Просторные рубахи и брюки старого покроя. Шляпки и пышные прически. Счастливые улыбки на лицах. Мужчины, женщины, подростки прыгали через разожженные на площади костры. Кто-то тянул за собой испуганных животных, водя их в опасной близости от огня. Ни высоток, ни лондонских узких улочек да асфальтированных проспектов. Дэ Хён, остановившись посреди улицы, замер, озираясь по сторонам. Всё та же площадь старого Дублина. Как и год назад. И каждый год до него. Он всегда оказывался в одном и том же месте, своей белой тенью вливаясь в жизни этих людей. Людей, которые его не увидят, не запомнят и не поймут. Из располагавшихся на площади пабов доносилась народная музыка, были слышны визги женщин и громкий смех мужчин, звон бокалов, испуганные крики животных. Все радовались, провожая урожайное лето и встречая зиму. Все радовались, принося фальшивые жертвы своим богам в мнимом протесте христианской церкви. И только один человек не вписывался в эту картину. Ю Ён Джэ. Мрачной тенью он стоял напротив Дэ Хёна на противоположном конце улицы. Каких-то сто метров отделяли Чона от кошмара, который преследовал его с десяти лет. Его любимый персональный кошмар. — Конфеты или жизнь, Чон Дэ Хён? — прошелестел у самого уха мягкий голос. Ему не требовалось времени, чтобы пересечь эти сто метров. В мгновение ока, щёлкнув пальцами, он оказался вплотную к нему, прижимая Дэ Хена к себе настолько крепко, что не выбраться. Не вздохнуть. И он задыхался, втягивая ртом затхлый воздух, пахнущий гарью и кровью. Мясом. Дэ Хён поднял голову, вглядываясь в темноту улицы. Фонари не помогали, внушая своим блеклым светом ещё больше страха. Дёрнувшись от упавшей на его талию руки, Чон перевел взгляд под ноги, невольно подпрыгивая на месте. Вся земля была усыпана десятками, сотнями, тысячами мелких белых червей, кишащих огромными кучами под его ногами. Он дернул носком ботинка, смахивая с них насекомых. Мерзко, противно. А воздуха не хватало. Всё вокруг будто гнило на глазах, впираясь в нос тяжёлым омерзительным ароматом. Дэ Хён не мог дышать. С каждым вдохом в горле вставал противный ком, вызывая своим дискомфортом чувство тошноты. Он схватился за горло, сдавливая его ладонью и вырывая болезненный хрип. Рука на талии сжала ещё крепче, а ухо опалило горячее дыхание. — Жизнь так коротка, Дэ Хён, — прошептал Ён Джэ, задевая губами мочку его уха. Самодовольно усмехнулся. Высунув язык, обвел им контур ушной раковины Чона и засосал чувствительную кожу губами. По телу Дэ Хёна пробежали мурашки, заставляя поёжиться от липкого ощущения в животе. Мерзопакостного и отвратительного. Ещё немного — и его вывернет наизнанку. А вокруг с каждой минутой темнело всё сильнее. Прикрыв глаза, Дэ Хён начал отсчет. Здесь время всегда плыло против течения. Одна минута — как один час. Отчего у него снова появлялось желание молиться. — Пятьдесят четыре. Пятьдесят три. Пятьдесят два, — шептал он, зажмурившись и ожидая начала своего ада на ближайший месяц. — Пятьдесят один. — Бесполезно считать, мой мальчик. Тебе не сбежать, — снова шёпот на ухо и горячее дыхание, опаляющее шею. Дэ Хён наклонил голову вбок, повинуясь чужой ласке. Поцелуй. Горячий и влажный, как разодранное нутро принесённого в жертву быка. Скользкий и тошнотный. Хотелось бороться, но не было сил. Сейчас он мог только сдаться. Смириться и поддаться чужой игре. — Это мы ещё посмотрим, Ён Джэ, — ответил твёрдым голосом Дэ Хён, тут же раскрывая глаза и рефлекторно расширяя их в ужасе от увиденного. Его ад. То, чего он боялся, внутренне ожидая. Всё вокруг него — впереди, за спиной, по бокам — напоминало сцену из фильма ужасов. Кровавая земля, залитая алыми реками из невинных жертв. Десятки пар глаз, смотрящие на него свысока и с презрением, обвиняя и нападая. Он стоял посреди широкой площади, ощущая кожей влажное и горячее дыхание, чувствуя ребрами скользящие по его одежде тонкие пальцы. И это кукольное лицо, что скрывалось за его спиной, одаривая поцелуями. И хорошо, что он его сейчас не видит. Страшно красивая кукла с фарфоровой кожей, пухлыми бледными губами и жестокими мыслями на задворках нечеловеческого сознания. Посмотрев в его глаза, невозможно оторваться. Ён Джэ нахально опустил руку на его бедро, сжав пальцы и заставив Чона стиснуть зубы. Растянул губы в плотоядной улыбке, уткнувшись подбородком в его плечо. — Смотри, — произнес Ён Джэ, привлекая к себе внимание Дэ Хёна. Тот уставился прямо перед собой, виляя взглядом между окровавленными фигурами горожан. — Это твоя вина, глупый мальчишка. Их кровь на твоих руках. — Нет, — на выдохе проговорил Чон. Это всё обман. — Да. Я убил их ради тебя, — сказал Ю, неожиданно выпуская Дэ Хёна из объятий. Он отшатнулся, разворачиваясь лицом к своему мучителю. То же фарфоровое лицо с медово-карими глазами, в которых лучился весь свет разожженных на площади костров. Тёмная одежда, ничуть не отличающаяся от той, что носили все вокруг: широкая хлопковая рубаха, заправленная в брюки, зачесанные назад чёрные волосы, высокие сапоги, обтягивающие икры. Его кукольное лицо исказилось гримасой самодовольства, а рука вытянулась навстречу Дэ Хёну. — Ты веришь мне, Дэ Хён? — прошептал Ён Джэ, смотря Чонe прямо в глаза. Дэ Хён опустил взгляд на протянутую ладонь, рассматривая каждый палец его руки. Тонкие и длинные. Красивые. Как испорченный до мозга костей демон может быть таким притягательным? Словно заворожённый его красотой, Дэ Хён протянул свою руку, вкладывая ладонь в чужую и несмело сжимая пальцы. Уже через мгновение почувствовав сильную хватку, Дэ Хён охнул, оказываясь прижатым к мокрой и склизкой от крови земле. От неё исходил скверный запах трупной гнили, забивая своими молекулами каждый сантиметр его дыхательных путей. Обессиленно опустив голову на землю, Дэ Хён хрипло прокашлялся, тут же снова заходясь истошным хрипом. Ён Джэ прижимал его локтем к влажной поверхности, удерживая за шею. Вторая рука демона мягко скользнула по его одежде, чуть надавливая по бокам на выступающие кости. Пройдясь ладонью от бедер до груди, он обвел пальцами контур каждого ребра, забравшись рукой под одежду. Дэ Хёна охватила дрожь, заставляя его вздрогнуть и собираясь внутри в один большой комок внизу живота. Сердце бешено ухало где-то в кончиках пальцев, отдаваясь болезненным покалыванием. Он никогда, наверное, не привыкнет к его прикосновениям. Никогда не привыкнет к этому горячему дыханию на своих губах, что пробирает не хуже пистолета у виска. Мягкие и тёплые губы, скользящие по его подбородку и губам, влажный, чуть шероховатый язык, нагло забирающийся в его рот. Он всё ещё помнит вкус этих поцелуев и аромат его дыхания. Он стоит крепкой стеной в его памяти, сметая своей величественностью любые радостные воспоминания о ласках, что когда-либо ему дарили его избранники. Всё это было незначительной мелочью по сравнению с тем, что он ощущал от ласк Ён Джэ. И только закрывая глаза, он всё ещё мог наслаждаться теплом его поцелуев. Только не видя кукольного фарфорового лица и медово-карих глаз. Не чувствуя запаха смерти и собственного ничтожества. Ён Джэ отстранился от губ Дэ Хёна, полной грудью вдыхая аромат его тела. Божественный и сладкий, как конфеты на Хэллоуин. От него пахло страхом и неподчинением. Этот малый никогда не сдастся. Будет убегать от него из года в год, пытаясь вырваться. Но Самайн на то и Самайн. Начало тёмного времени, разбавляемого наивностью религиозных людишек. Теперь это его царство. И Дэ Хен в его власти. Быстро поднявшись с парня, Ён Джэ выпрямился, окинув распростертое по мокрой земле тело. Так не хотелось его отпускать, но упускать такой шанс поиграть он хотел меньше всего. — Лети, мышка, — прошептал он в пустоту ночи, смакуя на кончике языка предвкушение занятного времяпрепровождения. И Дэ Хён побежал. Резво поднялся с земли, унося ноги так быстро, насколько хватало сил. Шаркая подошвой о грязь, сжавшись и закусив губу, Дэ Хён лавировал между оскверненными невинными жертвами своего кошмара, стараясь не задеть никого из них. В нос по-прежнему вбивался тяжёлый аромат гнилого мяса и затхлой сырости багровых улиц. Но он бежал, смотря только вперед, в темноту, ожидая найти свой свет в конце туннеля. — Конфеты или жизнь, Чон Дэ Хён? — донесся до него громкий голос откуда-то позади. Голос его персонального кошмара. Его Ю Ён Джэ. — Жизнь, — задыхаясь, прохрипел Дэ Хён, унося ноги вдаль. — Только жизнь, Ён Джэ. Только жизнь.