У каждого Темного Лорда...

Ну ладно, я дома. Хорошо. Допустим. Хотя надо еще выяснить, считается ли это здание моим домом, а если нет, то чье оно нынче. Дальше-то что? Дальше, услужливо подсказывает мне следующий пункт плана, мне надо освобождать Рона и Гермиону и еще кучу народа из Армии Дамблдора, не говоря уже о Джинни. Но чтобы кого-то от чего-то освобождать, надо знать хотя бы, где их держат и в каких условиях. Теоретически, после моего побега охрану у них могут усилить, поэтому действовать надо быстро, пока никто не очухался. Думай, Гарри. Где могли посадить Рона? В Норе? Быть того не может. Там столько народу, что еще и охрана бы точно не влезла, ха-ха. У Билла и Флёр? Уже теплее, хотя тоже сомнительно. Вообще, идея сажать под так называемый домашний арест — глупость несусветная, по крайней мере, в случае с Роном. Дом вечно полон родни, и все туда-сюда шастают, не усторожишь. С Гермионой проще: она почти наверняка у себя дома. У нее-то больше никого нет, в Австралию за родителями она съездить так и не успела... но тут есть другая проблема. Даже если Гермиона у себя дома, адреса-то я не знаю. До сих пор как-то хватало сказать Хедвиг "доставь письмо Гермионе". Нет, о Хедвиг я думать тоже не буду. Буду думать об адресе, которого нет. А чтобы его добыть, мне нужен либо кто-то из Хогвартса, либо кто-то из министерства... Кстати, про министерство. А хорошая, между прочим, мысль. Про Рона можно узнать там же, если сильно постараться. Уж наверняка хоть кто-нибудь из министерских работников знает, где его закрыли. И к кому же мне идти с таким занятным вопросом? К Ранкорну? Хм. Нет, к нему я попозже схожу. Со своей палочкой и списком претензий. И если Джинни кто-нибудь хоть пальцем тронет, ему же хуже. Артур? Пожалуй, тоже нет. Не в обиду Артуру, обычно он как-то слегка не при делах, к сожалению. А вот Перси... Перси — это хорошая мысль. Во-первых, он вечно чей-то секретарь. Во-вторых, до упора, в смысле, до битвы исправно служил в министерстве. И на битве хоть и засветился, но ничего особенного не натворил. Судя по содержанию газет, судить его не судили... есть шанс, что он удержался на своей должности. Значит, мне нужен Перси. Вопрос в том, нужен ли ему я? Во время битвы у меня, да и не только у меня сложилось впечатление, что он таки поумнел, а следовательно, есть шанс, что он станет мне помогать, хоть это наверняка противоречит десятку правил. Но что если его внезапное прозрение распространялось только на волдемортовых прихвостней, а нынче он снова верен министру, что бы тот министр ни творил? Ну, вот и проверим. Выбор у меня все равно невелик: сидеть и гадать или заняться делом. Жалко только, что ни одного флакончика веритасерума у меня нет. Ну, так, для поддержания нужного градуса теплой дружеской беседы. Эх, профессор Снейп, где же вы с Вашими знаниями и умениями, когда вы так нужны?! Хотя могу представить, сколько обвинений повесили бы на Снейпа, будь он жив. Нет, профессор, оставайтесь где есть. Я уж как-нибудь без Вас обойдусь. Вопрос следующий: как добраться до Перси? Желательно сделать это в ближайшие часы, пока охрану не усилили. Может, конечно, я зря боюсь, и никто нас особенно тщательно охранять не собирается, но лучше все-таки пере-, чем недо. Я снова начинаю думать. В последние пару дней как-то я злоупотребляю этим навыком. Надеюсь, это не вредно. Так вот, чем больше я думаю, тем отчетливее понимаю, что единственный мой шанс сделать все быстро отдает то ли идиотизмом, то ли склонностью к суициду... но при этом, если задуматься, почти беспроигрышен. И я поплотнее закутываюсь в мантию, выхожу на крыльцо и аппарирую. К Норе. У входа в Нору скучают двое молодых авроров, и я радуюсь, во-первых, тому, что мантия-невидимка на мне, а во-вторых, тому, что я не аппарировал прямо на крыльцо. Ребята и так на звук встрепенулись, а уж если бы я совсем рядом оказался... но мне нынче продолжает везти. И я тихо, не спеша иду за дом. Насколько я помню, кухонные окна выходят именно туда, и их-то мне и надо. Я залезаю на приступку, будто специально сооруженную, чтобы подглядывать в окно, и вижу миссис Уизли. И зверею еще больше, чем вчера с утра по прочтении газет, если такое вообще возможно. Как бы вам объяснить? Понимаете, Молли Уизли не должна выглядеть вот так. Даже в спокойном состоянии она практически сила природы, ураган в миниатюре, безудержный, энергичный и... короче, эта женщина, которая сидит, уставившись в одну точку, позабыв про овощи, которые она, кажется, пыталась нарезать, в то время как у нее из кастрюли вот-вот что-то убежит, — это не Молли Уизли. И никто, уж поверьте мне, не имеет права доводить эту чудесную женщину до такого состояния. Молли Уизли может злиться, впадать в отчаяние и ярость, рвать и метать, ругаться и плакать, но она не может вот так вот сидеть, как будто жизнь уже закончилась. Такой она не была даже после смерти Фреда, а в тот момент, можете мне поверить, на нее смотреть было больно. Так вот, сегодня на своей кухне она выглядит куда хуже. Ничего, сейчас мы быстренько соорудим ей цель и повод оживиться. — Миссис Уизли, — шепчу я, удостоверившись, что на кухне точно больше никого нет. С первого раза она меня просто не слышит, но я повторяю, и она начинает испуганно оглядываться по сторонам. — Я здесь, — чуть громче говорю я и откидываю капюшон. Отдаю должное ее выдержке. Я вижу, как ей хочется ахнуть довольно громко, всплеснуть руками и задать сто двадцать вопросов, но она только тихо говорит: — Залезай скорее внутрь, дорогой. Будешь рагу? — и кидается к своей позабытой было кастрюле. Вы не представляете, как меня это радует. — Спасибо, миссис Уизли, — говорю я, — я бы с удовольствием, но совсем недавно завтракал. Так что в другой раз. А сейчас я к вам по делу. Она убавляет огонь под кастрюлей, взглядом указывает мне на стул, сама садится напротив и наконец-то задает первый из своей сотни вопросов: — Ты ведь должен быть под арестом, не так ли? От ее фирменного взгляда «что ты еще такое натворил» мне хочется немедленно сознаться ей во всех своих планах и заодно раскаяться на всякий случай, но время поджимает, поэтому я просто говорю: — Да, должен. Но мне там не понравилось. А еще мне очень не понравилось то, что я вчера прочитал про Джинни. На лице миссис Уизли отражается такая мешанина эмоций, что проанализировать ее я бы затруднился. Но мне сейчас и не до того. — Скажите, — спрашиваю я, — как дела у Перси? Он все еще работает в министерстве? Вы поддерживаете с ним отношения? — Да, — осторожно говорит она и смотрит на меня как-то очень пристально, будто в первый раз видит. — Да, мы поддерживаем отношения, и да, он все еще работает в министерстве, ответственным секретарем при исполняющем обязанности министра. — А как вы думаете, в состоянии ли он будет... скажем так, помочь информацией тем, кто не поддерживает его нынешнего начальника? — А пусть только попробует не помочь, — грозно хмурится она. — Замечательно, — улыбаюсь я. — Тогда у меня самый последний вопрос, миссис Уизли... — Молли, дорогой. — Хорошо, Молли. Не будет ли подозрительно или необычно, если вы свяжетесь с вашим сыном Перси через камин и ненадолго зайдете к нему или вызовете его сюда? — Вообще-то, я обычно не захожу к нему на работу, — задумчиво говорит Молли. — А вот связаться через камин — это сколько угодно. Может быть, этого будет достаточно? — Действительно, может быть, — соглашаюсь я. — Тогда пойдемте к камину. Кстати, еще один вопрос. Вы не знаете, где держат Рона? — Не знаю, — разводит руками Молли. — Я хотела было спросить Перси, у него наверняка есть возможность узнать, но потом решила не расстраиваться зря. Все равно нам даже увидеться не дадут. Молли берет с полки банку с дымолетным порошком и бросает щепотку в камин: — Министерство, кабинет Персиваля Уизли. Я как раз успеваю на всякий случай закутаться в мантию, когда в камине появляется голова Перси. — Доброе утро, мам. Что-то случилось? — Можно сказать, что случилось, дорогой. Скажи, ты сейчас один в кабинете? Нам бы посекретничать немножко. — Извините, я вызову вас чуть позже, — говорит кому-то Перси и снова поворачивается к нам, — Да, теперь я один. Дверь закрыта, заклинание от подслушки стоит. Я правильно тебя понял? — Да, дорогой, совершенно правильно. У меня тут неожиданный гость, — улыбается Молли, и я откидываю капюшон мантии. — Привет, Перси, — говорю я, и Перси расплывается в совершенно нехарактерной для него улыбке: — Ну наконец-то стало понятно, чего ради я ежедневно сижу в этом дурдоме!