Улыбайся, слушай... Соглашайся?

"Улыбайся, слушай, соглашайся", — Джейсон с улыбкой кивнул полисмену в старой поношенной форме. Седые волосы почти не скрывали лысину — ничего более уродливого он еще не видел. Сразу же в голову пришла мысль, что как только появится хоть один седой волосок на его голове – он сразу же себя пристрелит. Полисмен выдавил дежурную улыбку в ответ и отошел от машины, кивнув своему напарнику, что поленился отвлечься от просмотра низкопробного журнала и проверить авто, чему Джейсон был впервые за долгое время рад. Отъезжая от очередного поста полиции, дежурившей в этом штате слишком уж усердно (пусть даже не все эту усердность поддерживали) он слышал размеренный рев двигателя, шум проезжавших мимо машин и глухой стук в багажнике. Кажется, его очередная девушка на одну ночь уже проснулась. Высокая, пышногрудая брюнетка с фиалковыми глазами, что, казалось, заглядывали тебе в самую душу. Какое счастье, что ни совести, ни, тем более, души, у него не было, и он предусмотрительно вколол ей большую дозу морфия. Он любил женщин по-своему. Любил владеть ими, любил, когда они стонали от боли, когда едва не теряли сознание от многочисленных ударов, когда в изнеможении оседали на холодный пол дешевого мотеля, моля о пощаде. И он всегда получал то, что хотел. Джейсон включил на полную громкость AC/DC. Старые колонки бьюика роадмастера кряхтят, как старуха в свою последнюю ночь, что еще больше начало бесить мужчину. Он ударил кулаком по старенькой магнитоле, уже выцветшего темно-красного цвета. «Цвета запекшейся крови», как когда-то пришло ему на ум. Музыка умолкла, оставив его почти в полной тишине, нарушаемой лишь спокойным ревом мотора и громким стуком собственного сердца, эхом отдававшимся в ушах. Еще один громкий стук вывел его из себя. Да как она вообще смеет, грязная потаскуха, портить ему вечер?! Припарковавшись у обочины, он вышел из машины, предварительно взяв с собой нож. Кухонный нож, которым хорошие хозяюшки разделывают мертвые тушки кроликов или другого зверья. Его дичь была покрупнее. Она встретила его немым укором в глазах. Не билась в истерике, как прежде, лишь тихо постанывала от боли, что пронзала ее тело каждый раз, когда она пыталась сделать вдох. Джейсон усмехнулся и притянул девушку за спутанные темно-каштановые волосы к себе. Ее зрачки расширились в ужасе. Он снова ухмыльнулся, разглядывая раны на шее, из которых уже перестала сочиться кровь и теперь засохла темными подтеками и тонкими ручейками на бледной, словно фарфоровой, коже. — Улыбайся, слушай, но никогда не соглашайся, — прошептал он, вспарывая ей горло.