Третий ключ к тайне бессмертия

Что может изменить природу человека?

      Стоило Безымянному войти в склеп, который он так долго искал по всему Мавзолею, как синяя вспышка сверкнула прямо перед глазами, и он еще успел заметить высокую фигуру с посохом, прежде чем его в очередной раз поглотила безымянная – как и он сам – тьма его ненастоящей смерти.       Он очнулся на каменном алтаре, намертво прикованный к нему за руки, за ноги, поперек туловища и шеи. На него со спокойным любопытством смотрел человек средних лет, не очень-то похожий на типичного жителя Улья. Он явно следил за внешностью, от природы, впрочем, довольно заурядной, и располагал для этого средствами, щеголял аккуратной бородкой и красиво уложенными темными волосами, был одет в дорогую мантию и, судя по хорошей коже, не страдал ни одной из кожных болезней, столь распространенных в этой части Сигила.       – Так ты и в самом деле бессмертный, – сказал человек задумчиво.       – Угу, – Безымянный напряг мускулы, но оковы его были крепки. – Чего тебе надо?       – Сначала мне была нужна всего лишь капля твоей крови, – словоохотливо отозвался тот.       – Мог бы просто попросить, – сказал Безымянный.       – Ха, ну конечно, не держи меня за дурака. К тому же, как оказалось, твоей крови мне совершенно недостаточно.       – Айе, мужик, не далее как вчера я позволил какому-то психу откусить у себя кусок руки, чтобы он это сожрал… так что я тебя уверяю, я с удовольствием дал бы тебе своей крови.       Взгляд пленившего его человека вдруг стал каким-то странным – словно он услышал что-то крайне важное, но совершенно неожиданное.       – Послушай-ка, – Безымянный увидел его интерес, – э, тебя как зовут?       – Стрейхан. Стрейхан Рунная Тень, – не без гордости сказал он.       – Слушай, Стрейхан, я тебе с удовольствием помогу, только освободи меня. Чего ты хочешь?       – Я хочу узнать секрет бессмертия.       – Стать бессмертным? Плохая идея, мужик. Мне совсем не сахарно, уверяю.       – Между «узнать секрет бессмертия» и «стать бессмертным» я вижу фундаментальную разницу, – надменно отозвался Стрейхан.       – М-м… то есть ты типа не для себя?       Тот улыбнулся.       – Для себя, конечно. Но не в том прямолинейном смысле, о котором подумал ты.       – Хм-м, – сказал Безымянный, стараясь одновременно осмотреть место, куда он так глупо попал. Из его положения он ничего важного, даже двери, разглядеть не сумел. Интересно, где Мортэ? Жив ли он? – Ты удивишься, но у меня очень близкий к твоему интерес. Только я хочу узнать секрет именно моего бессмертия. И кое-какие шаги на этом пути я уже сделал.       – И какие же?       – Я расскажу тебе свою историю, если ты меня хотя бы раскуешь.       – Кажется, я уже просил тебя не держать меня за идиота.       – Брось, Стрейхан. Мне чертовски неудобно так лежать. Я не прошу меня прямо отпустить, но придумай что-нибудь получше.       – Знаешь ли… как тебя зовут, кстати?       – Ну, предположим, Адан, – выдал Безымянный свой недавно выдуманный псевдоним, которым уже пару раз воспользовался.       – Адан. Так вот, Адан, у меня есть цель, и я ради нее сделал слишком многое, чтобы рисковать ею ради твоего удобства. Так что, с твоего позволения, я продолжу изыскания, – с этими словами он достал узкий кинжал и без промедления вонзил его Безымянному в сердце.       Когда жизнь вернулась к нему, Безымянный крепко выругался. Попал он, судя по всему, очень серьезно.       – Пссст, шеф! – окликнул его знакомый голос.       – Мортэ?       В поле зрения Безымянного вплыл его мимир.       – Плохо дело, шеф, – не без сочувствия сказал Мортэ.       – Ты не мог бы найти ключ от этих оков?       – Да нет у них ключа, босс, они магические.       – Проклятье! Тебя он тоже сцапал?       – Хех, неа. Я сделал вид, что я просто череп. Тут полно черепов, это, как-никак, Мавзолей.       – Где он?       – Некромант-то? Спит.       – Ну и чего ты орешь? Разбудишь.       – Да он в отрубе, насосался какого-то пойла. Можно песни петь, не проснется.       – Ты тоже не можешь отсюда выбраться?       – Могу, вообще-то. Но я подумал, что мне нужно будет до этого переговорить с тобой, босс.       Безымянный закрыл глаза.       – Спасибо.       – Да чего там, – но мимир явно был смущен.       – Если бы ты остался тут ненадолго… проследил бы за этим гадом, пока я мертв… что он делает, все такое, быть может, увидел бы что-то важное.       – Лады, не вопрос. Я, конечно, мог бы слетать за помощью, но кому ты там нужен, в Сигиле?       – Думаю, никому, – произнес Безымянный, стараясь не выдать того, что это хоть как-то его задевает.       – Ага, – радостно сказал Мортэ, – вот и я так подумал. Кстати, когда ты был мертв в первый раз, он что-то мутил с твоей кровью во всяких баночках и скляночках. А сейчас, во второй раз, он читал над тобой какие-то заклинания. Судя по тому, как он ругался, а потом назюзюкался, у него ничего не вышло.       – Учту, – Безымянный снова закрыл глаза.       – Не раскисай, шеф, – и Мортэ куда-то делся из его поля зрения.       – Ничего у тебя не получится без моей помощи, – сказал Безымянный, когда несколько помятый, явно мучающийся похмельем, Стрейхан вновь подошел к нему.       – Заткнись, – страдающим тоном проговорил некромант.       – Не заткнусь. У меня в этом деле свой интерес, а ты будешь еще год копаться, и все равно ничего не выйдет.       – Заткнись, у меня болит голова.       – Не надо было нажираться.       – Ты откуда знаешь? – насторожился тот.       – Раскуешь меня, скажу.       – Ищи дурака…       – Ну слушай, Стрейхан, я дело предлагаю. Ты же маг, наверняка у тебя есть способы держать меня под контролем и без этих растреклятых кандалов.       – Или ты заткнешься, или я отрежу тебе язык.       – Как скажешь, – и Безымянный закрыл глаза.       Прошло несколько дней. За это время Стрейхан сделал уйму экспериментов, но это ни на шаг не приблизило его к секрету бессмертия. Он исследовал волосы, кожу Безымянного, еще раз тщательнейше проверил его кровь. Он убивал его удавкой, разными заклинаниями, отрезал палец на ноге, чтобы исследовать плоть и кости, но тщетно. Он поил и, хоть и скудно, кормил своего пленника. Его зомби периодически подкладывали судно и выполняли прочие гигиенические процедуры, при которых Стрейхан деликатно не мозолил пленнику глаза, и хотя это все было довольно унизительно, но все лучше, чем ничего. Сам некромант был большую часть времени мрачен и не поддерживал беседы, хотя впрочем, язык отрезать больше не угрожал. Более того, ему, кажется, было неловко за ту свою похмельную грубость, и в тех редких случаях, когда он обращался к Безымянному, он был с ним неизменно вежлив, хотя и холоден.       – Дело не в моем теле, – как мог убедительно сказал Безымянный, когда Стрейхан в очередной раз подошел к нему. Некромант выглядел так, словно уже был готов согласиться на какие-то условия, так что Безымянный тут же взял быка за рога.       – А в чем? – мрачно спросил тот.       – Пожалуйста, сними кандалы. У меня все затекло, скоро пролежни появятся, мышцы атрофируются…       – А мне какое до этого дело? – спросил некромант, но Безымянный почуял, что тому неприятно об этом слышать.       – Такое дело, что я скоро с этого свихнусь, и уж точно ничем не смогу тебе помочь.       – Да ты и так не сможешь.       – Ты так уверен?       – Я разберусь сам, – но уверенности в голосе не было.       – Ты прекрасно знаешь, что сам не разберешься. Айе, мужик, давай уже добром решим вопрос, а то я начну по-плохому.       – «По-плохому»? И как это ты сможешь сделать?       – Я начну молиться Госпоже Боли, – раздельно произнес Безымянный. Он придумал это после последней смерти, и идея привела его в восторг. Если горожане не лгут, то за любым, кто осмелится поклоняться Госпоже как богине, приходит она сама и забирает дерзкого в свой ужасный Лабиринт.       Было видно, что угроза произвела на некроманта впечатление.       – Ты не посмеешь, – сказал он.       – Посмею еще как. Даже если ты отрежешь мне язык, я буду молиться ей внутренне. И она придет за мной. И тогда ты уж точно никакого секрета бессмертия не обнаружишь.       – Ты попадешь в ее Лабиринт, где будешь страдать вечно, – попытался запугать его тот.       – Все лучше, чем валяться тут. Я уверен, по сравнению с тобой она просто само милосердие.       – Не думаю, – сказал Стрейхан.       – Ты сам меня к этому вынуждаешь.       – Ты блефуешь, – вдруг приободрился некромант.       – О великая Госпожа Боли! – в ответ завопил Безымянный, стараясь не рассмеяться, – о Владычица Сигила, услышь мою молитву, искренне верящего в тебя, богиня!..       – Придурок! – некромант попытался зажать ему рот, но Безымянный щелкнул зубами, и тот отдернул руку.       – Затыкай мне рот сколько хочешь, я все равно буду молиться про себя. Что, съел?       – Я… тогда я усыплю тебя и буду держать в беспамятстве, – нашелся Стрейхан.       – Гхм… ну давай, – Безымянный принял вызов, – рискни.       – Ага!       – Не «агакай»! Я тебе клянусь, пень, как только я приду в себя, после смерти ли, после заклинания ли, я не подам и вида, что очнулся, но буду про себя молиться ей… и жди гостью, труполюб.       Стрейхан дернулся.       – Хватит! – рявкнул он.       – О Госпожа Боли! Верую в тебя всей душой! – вновь заблажил Безымянный.       – Заткнись!       – Снизойди ко мне, богиня моя, Владычица Сигила! Услышь меня!..       – Ладно! – Стрейхан вновь, уже удачнее, зажал пленнику рот. – Давай так. Если ты действительно знаешь что-то для меня полезное, докажи это. Расскажи мне свою историю, и если она меня заинтересует, я подумаю, как облегчить твое положение.       Безымянный промычал что-то, Стрейхан отнял руку.       – Ты меня за идиота тоже не держи, пень, – сказал Безымянный. – Дай мне встать и размяться, тогда я тебе все расскажу.       – Угу, конечно, после того, как убьешь меня, – сказал Стрейхан. – И не клянись, что не станешь пытаться, все равно не поверю.       – Придумай, как себя обезопасить. Но учти, что я уже на грани. Мне очень плохо, и я действительно готов уже на все, чтобы слезть с этого клятого алтаря. Даже на объятия Госпожи Боли.       – Ну, насчет нее ты, положим, все-таки врешь… но, если подумать, твое физическое и душевное здоровье и впрямь может ухудшиться от полной неподвижности, а последствий этого для моих опытов я не могу предсказать. Ладно, мне нужно время.       – Сколько?       – Сутки.       – Для чего?       – Я изготовлю Ошейник Послушания. В нем ты сможешь тут ходить, но не сможешь ни напасть на меня, ни выйти за пределы склепа.       – Ошейник? Я тебе что, собака или раб?       – Раз ты такой трепетный, то продолжай лежать так.       – О Госпожа Боли!..       Выругавшись, некромант снова достал кинжал и вогнал его пленнику в грудь.       – Пссст, шеф!       – Он что, опять нажрался? – шепотом спросил Безымянный.       – Нет, долго делал этот самый Ошейник и уснул прямо над столом. Так что говори тихо.       – Ты что-то еще узнал?       – Он какой-то странный.       – Что?       – Когда он тебя в этот раз завалил, он долго тебя рассматривал, потом вздохнул, потом прошептал: «как же жаль», а потом погладил тебя по голове! Я чуть не сдох во второй раз!       – И что?       – По-твоему, это нормально, гладить тебя по голове?!       – Слушай, Мортэ, мне сейчас уже на все плевать, я хочу встать с этого проклятого алтаря и пошевелиться! – шепотом воскликнул Безымянный.       – Тебе не кажется, что когда тебя… мертвого… гладит по голове… другой мужик… это как-то немного странно?!       Безымянный против воли задумался.       – Вообще-то да, странно. Так ты намекаешь, что он… э-э…       – А ты думаешь, это можно объяснить как-то еще? Он извращенец! Фу! Блэ-э! Мерзость!       – Не ори! Кто бы говорил про мерзость. Ты сам подкатывал к каждой встреченной трупачке! Облизывался на ее гнилые прелести, да еще и меня пытался уговорить!       – Ты вообще сравнил! Они женщины! Мы мужики! Это – нормально!       – Ох, ради всего…       – А, проклятье! Кажется, он просыпается. Короче, я тебя предупредил, – прошипел Мортэ и сгинул в неизвестном направлении.       – Ты с кем там говорил? – спросил откуда-то Стрейхан сонным голосом.       – Госпоже Боли молился, – ядовито сказал Безымянный.       – Адан, ну я же делаю тебе Ошейник! Не надо ей молиться.       – Я не собираюсь ходить в ошейнике.       – Но ведь это же такие чары, как еще-то? Они так создаются, иначе не получается. Не глупи. Я без всякого намерения тебя унизить или что-то в этом роде.       – Как же, как же.       – Я тебе клянусь, – очень серьезно сказал некромант. В свете рассказа Мортэ Безымянному это показалось сказанным с особым чувством. Неужели правда?       – Сделай его, не знаю, как пояс или как браслет.       – Изменять чары наобум? Может вообще не получиться. Ну Адан, право слово… к тому же это займет куда больше времени. Тебе же плохо!       В свете рассказа Мортэ такая заботливость показалась особенно подозрительной.       – А то тебе есть дело.       – Мне есть дело до тайны бессмертия. Ради нее, как ты мне убедительно доказал, мне следует заботиться о тебе. Еще пара часов, и ты сможешь встать и пройтись.       Это было настолько заманчиво, что Безымянный не смог заставить себя снова начать возносить молитвы Госпоже.       Он промолчал, а вскоре, измученный ожиданием, задремал.       – Адан, проснись.       Он открыл глаза. На него смотрел Стрейхан, показывая ему черный ошейник из кожи с серебряной застежкой.       – Я тебе – это, ты мне – свою историю.       – Ладно, сказал же.       – И только под моим наблюдением. Когда я буду спать, снова будешь ложиться на алтарь.       – Иди знаешь куда!       – Адан.       – Твою мать, хорошо! Хорошо! Дай встать уже!       Некромант осторожно разомкнул оковы на шее пленника. Тот приподнял голову, желая размяться, и с криком боли уронил ее снова.       – Погоди, не шевелись пока.       Стрейхан бережно приподнял голову Безымянного, чтобы надеть на него ошейник. Застегнул.       – Не давит? – спросил.       Безымянный прошипел несколько ругательств.       Стрейхан разомкнул все остальные оковы.       – Готово.       Со стоном Безымянный попытался встать, но чуть не потерял сознание – затекшие мышцы отозвались адской болью.       – Погоди-ка, – некромант куда-то отошел, – есть у меня одно зелье…       У Безымянного мелькнула мысль, что ему бы не помешал массаж, но проклятый Мортэ со своим рассказом отбил у него всякое желание просить что-то подобное у некроманта. Поэтому он, выпив обезболивающего зелья, принялся растирать и разминать свои мышцы сам, хотя руки слушались тоже очень слабо. Через пару часов, охая, ругаясь и хромая на обе ноги, Безымянный сделал несколько шагов по склепу. Увидел он и Мортэ, валяющегося, как обычная кость, в груде останков в углу.       Стрейхан терпеливо ждал, читая какой-то внушительный гримуар.       – Ох, – Безымянный потянулся, спина захрустела.       – Ну так я жду, – сказал некромант, откладывая чтение.       – Погоди… дай попить, что ли.       – Возьми там, – он показал на ряд бутылок на самодельной полке.       Безымянный дохромал дотуда, взял бутылку… и понял, что скорее выронит ее, чем откроет.       – Открой мне, – попросил он, стискивая челюсти. – У меня пальцы плохо слушаются.       Стрейхан подчеркнуто закатил глаза, но протянул руку в его сторону:       – Давай сюда.       Спустя еще какое-то время, напившись, Безымянный кое-как улегся на полу на живот, давая отдых спине, на которой все-таки образовались уже пролежни. Утешало только то, что на нем все заживает невозможно быстро.       – Для начала, меня зовут не Адан, – сказал он.       – А как?       – Я не знаю. Моя история началась с того, что я очнулся на плите для покойников в Мортуарии…       – Негусто, – сказал Стрейхан, когда Безымянный закончил.       В своей истории тот намеренно пропустил Мортэ, а так рассказал правду.       – Разве ничто не натолкнуло тебя на интересные мысли?       – Похоже, иногда, умирая, ты теряешь память, а иногда – нет.       – Ну вот.       – У меня ты ее ни разу не терял.       – Не терял.       – Опять же, в тех жизнях, что ты не помнишь, ты, судя по паре историй, был не шибко приятным парнем.       – Мой дневник наверняка многое бы мне раскрыл.       – Но ты его не нашел.       – Нет.       – Негусто, – повторил некромант.       – Ты просто не умеешь делать выводы.       – А ты умеешь? – насмешливо спросил Стрейхан.       – Во-первых, секрет моего бессмертия не в моем теле, а в моей сущности. В моей душе.       – Спорно.       – Будь он в моем теле, ты бы хоть что-то и нашел. Опять же, очень вероятно, что он связан с моей памятью. Я ведь иногда вспоминаю что-то из жизней до потери памяти. Это… по ощущениям… очень важно.       – Так, – тут, некромант, наконец, заинтересовался, – и что именно помогает тебе вспоминать?       – Разное… например, один раз я вырвал себе глаз и вставил вместо него… тоже мой глаз, но того меня, который был до потери памяти. И кое-что вспомнил.       – Ты вырвал себе глаз?       – Ну да.       – Погоди-ка… а еще ты свернул себе шею собственными руками, чтобы доказать какому-то Пыльному, что жизнь не такая уж плохая штука?       Безымянный кивнул.       – И давал кому-то откусить от тебя кусок, так? Я не ошибаюсь?       – Ты к чему ведешь?       – Было еще что-то подобное?       – В смысле, подобное?       – Чтобы ты себя калечил?       – М-м… ну, я делал татуировку у Фелла…       – При чем тут татуировка?! Не уходи в сторону, Адан… или как тебя там.       – Зови Безымянным. В смысле, в сторону? Это довольно больно, если ты не знал, делать татуировку.       – Татуировки много кто делает. А вот глаза себе нормальные люди не выдирают. Ладно, я спрошу прямо. Тебе нравится боль?       – В каком смысле? – спросил Безымянный.       – В таком смысле, боль. Нравится ли тебе ее испытывать?       – Ну конечно, нет! Я что, псих, по-твоему?       Но он помимо воли задумался об этом. Нет, ему не нравилась боль. В бою, когда он получал раны, это ему не нравилось. Сейчас, когда он заставлял онемевшее тело двигаться, никакого удовольствия от боли он не получал. Но все-таки… нет, когда он выдирал глаз, ничего такого не было, и когда сворачивал шею, тоже, но вот когда он давал безумцу-сборщику отгрызать у себя куски плоти… он помнил, как его тогда охватило какое-то странное томление, а потом, ночью, вернее, в период темноты, устраиваясь в ночлежке, он вспомнил об этом с удивившим его тогда… ох ты, да неужели. С удовольствием. Ладно, перед собой-то что скрывать, с возбуждением. Правда, в его мечтах перед сном куски от него отгрызал не жалкий сумасшедший трупоед, а кто-то поинтереснее. Женщина? Возможно… или он сам? Он сам, только другой он сам… или все-таки женщина, прекрасная и могущественная, с острыми зубами?       Стрейхан внимательно следил за его лицом.       – Что-то такое есть, да? – глуховатым голосом спросил некромант.       – Н-нет, – сказал Безымянный, качая головой.       И вспомнил, как зашивала его слепая Ай-Вин, и как это тоже принесло и воспоминания, и легкое томление плоти… что он списал тогда на… что он попытался тогда просто выкинуть из головы. Неужели это правда? Ему нравится боль?       – Боль, – произнес некромант все с той же хрипотцой, – страдание… Похоже, в этом ключ… или один из ключей. Память и боль. Согласно правилу троек, должно быть что-то еще. Да, ты прав, твой рассказ был мне полезен.       – Ты что, собрался меня пытать? – ощетинился Безымянный. – Так вот, я с удовольствием продолжу возносить молитвы Госпоже…       – Да хватит мне уже этим угрожать. Я пытаюсь найти решение, и ты сам говорил, что оно и в твоих интересах. Подумай, в каком случае ты испытываешь удовольствие от боли?       – Да с чего ты… – он покосился на груду костей, в которой лежал и явно все слушал Мортэ. Как неловко, однако.       – Адан. В твоих интересах не затягивать решение проблемы.       – Когда… хм… когда позволяю добровольно причинять мне ее. Но не когда причиняю ее сам себе… и не когда ее причиняют мне против воли. В бою или вот когда ты мне палец отрезал, мне совершенно не нравилось.       – Хм-м, – некромант задумчиво откинулся на спинку стула. – Ладно. Походи пока, разомнись. Мне нужно посмотреть в книгах…       – Шеф, ну ты даешь!       Безымянный все же дал себя приковать на ночь на ненавистный алтарь, правда, следуя его просьбе, Стрейхан приковал его иначе, чтобы он лежал на животе, и обещал расковать сразу же при пробуждении.       – Тебе реально нравится боль? Ты тоже извращенец! – продолжал Мортэ возмущенным шепотом.       – Слушай, мне нужно было чем-то его заинтересовать, – проговорил Безымянный. Интересно, поведется ли хитрый мимир на его ложь?       – А! Фух, а я уже напугался! Но вообще ты молодец, босс. Этот пень таки позволил тебе прогуляться. А ошейник – это тебе не оковы. Наверняка ты найдешь способ его снять.       – Мортэ, у меня к тебе просьба.       – Чего, шеф?       – Не рискуй быть раскрытым только чтобы сообщить мне, что я извращенец, ладно? Он ведь сейчас не пьян и не вымотан, просто спит.       – Айе, шеф, я просто… просто… извини, босс. Сваливаю.       – Так, Адан… Безымянный…       – Да зови как хочешь.       – Я думаю, надо понять, как именно возвращается к тебе память. До этого я убивал тебя… быстро.       – Так, без пыток, я же сказал.       – Не отказывайся сразу. Ты не успевал всецело осознать, что умираешь.       – Я прекрасно осознавал, что умру, сворачивая себе шею. Ни к каким воспоминаниям это не привело. А вот однажды мне зашивали раны, и я вспомнил кое-что… не умирая вообще. Тут нет прямой связи.       – Давай попробуем один раз.       – На себе попробуй один раз, твою мать! Ты маньяк!       – Я бы попробовал, если это могло бы принести пользу. Но я не бессмертный, не терял память и не получаю от боли удовольствие. Адан, пожалуйста, послушай… подумай, что бы тебе понравилось? Я мог бы вскрыть тебе вены, чтобы ты истек кровью…       Безымянный зарычал.       – Слушай сюда, пень, для тупых – если ты посмеешь пытать меня, я тут же начинаю молиться Госпоже Боли.       – Какой же ты упертый! – воскликнул Стрейхан. – Хорошо, ладно. Давай продолжим бессмысленные изыскания. У тебя, я понимаю, времени много, вечность впереди.       – Ты лучше проследил бы, как я воскресаю.       – Я следил. Это неуловимо. Пока ты мертв, твои раны ненормально быстро зарастают. Потом ты начинаешь в какой-то момент дышать и открываешь глаза. И воскресаешь ты каждый раз через разное время. Хотя и никогда не быстрее, чем через восемь часов.       – Странно, когда я сам себя убивал, то вставал практически сразу.       – Хм... не думаю, что это нам чем-то поможет. Но спасибо, что сказал.       – Не за что. В целом, как ты говоришь, негусто.       – Негусто, да. Но Адан, прошу тебя. Мы ведь уже нащупали путь. Память и страдания как-то связаны, пусть и не прямолинейно.       – Ну я подумаю, – сдал позиции Безымянный. – Но не прямо сейчас.       Будучи не прикованным к алтарю в периоды бодрствования – тут не было понятно, связан ли режим дня некроманта с суточным циклом Сигила – Безымянный уже успел попробовать втихаря попытаться снять ошейник, открыть дверь или поднять руку на Стрейхана. Увы, ничто из этого не получалось вообще, тело просто отказывалось повиноваться таким командам разума. Просто прикоснуться к ошейнику – легко. С намерением снять – рука не поднималась. Просто подойти к двери – можно, попытаться открыть – нельзя. Попытки от самого себя замаскировать свои намерения тоже терпели крах.       Ночью, когда Стрейхан вновь приковал его к алтарю, Безымянный начал размышлять, какие способы медленной смерти могли бы ему… ну да, понравиться. Вспороть живот? Бр-р. Истечь кровью? Как-то по-девчачьи, хотя он понятия не имел, откуда у него эта ассоциация. И вдруг, на грани сна, ему привиделось, как кто-то вырывает у него сердце, поднимает его, показывая умирающему – еще бьющееся, и капли горячей крови падают на забившееся в агонии, но еще живое тело. Он почувствовал прилив крови к паху. Ох, прав Мортэ, он извращенец.       – Стрейхан! – позвал он громко.       – М-м, что? – сонно спросил некромант. – Ты чего?       – Я придумал тебе способ.       – Ох, ну ты вовремя… давай завтра уже, а, я сплю!       Безымянный стиснул зубы, чтобы не попросить Стрейхана расковать ему руки. Ну и позор будет! Даже если тот не догадается сразу же, зачем ему это, то утром, освобождая его, уж всяко заметит. Он закусил губу. Ну что такое!       – Стрейхан, эй, смотри, передумаю!       Очередная смерть избавит его от этой проблемы. Радикально, но эффективно.       Некромант, недовольно закряхтев, поднялся с кровати и зажег свечу.       – Ты специально, да? – спросил он, подходя. – Чтобы меня позлить?       – Нет, – честно ответил Безымянный. – Но потом я правда могу передумать.       – Ох, ну излагай.       – Ты можешь вырвать мне живому сердце? Чтобы потом показать его мне? И чтобы кровь из него на меня текла?       – М-м, – Стрейхан поднял брови, – кучеряво. Тебя это правда, э, гхм, вдохновляет?       Безымянный прекрасно услышал за этим словом подразумевающееся на ту же букву. И его это разозлило. Какое его дело? Сам-то разве не извращенец? Конечно, если Мортэ не ошибся и не солгал.       – Будешь докапываться, передумаю.       – Да-да, и начнешь молиться Госпоже, – утомленно сказал Стрейхан.       – Так можешь?       – Прямо-таки вырвать – нет, я тебе что, изверг? Абишай? А вот вырезать – смогу. Устроит?       – Да, – процедил Безымянный.       – И тебе точно срочно? Не потерпишь до утра?       – Слушай, ты, или ты затыкаешься и делаешь, или мы ничего не делаем вообще.       – Да-да-да, понял я, понял.       Некромант пошел зажигать все свечи и искать нужные инструменты для вскрытия.       – Попытайся хорошенько запомнить, что ты будешь чувствовать. Не возвращается ли память… ну и все такое. А сердце, кстати, потом обратно вшивать или?..       – А попробуй не вшивать. Вдруг не оживу?       – Не думаю, на самом деле, что все так просто… но попробуем. Ну, ты готов?       Безымянный опять стиснул зубы, чтобы не сказать что-нибудь вроде: «А нельзя ли менее деловым тоном, настрой портишь». Еще не хватало, чтобы Стрейхан принял это за готовность… разрешение… нет уж.       – Готов, только заткнись.       Некромант кратко вздохнул, готовясь. А потом взял нож с коротким и прямым лезвием, и, поставив его над примерно вторым ребром параллельно поверхности грудной клетки Безымянного, одним движением провел его по небольшой дуге, взрезая все реберные хрящи. Безымянный вскрикнул от боли.       Стрейхан, захватив грудину пальцами левой руки снизу, приподнял ее и отсек от нее плоть – мышцы живота и груди. Сложным движением рассек и оба хряща самых верхних ребер и рванул грудину в сторону, открывая грудную клетку, заставив Безымянного еще раз закричать. И взялся рукой за сердце, сжал.       Безымянный открыл глаза. Взгляды его и его убийцы встретились. Зрачки некроманта были расширены, свет свечей бился в них. Еще одна резкая боль, когда нож перерезал сосуды, и вот некромант поднял еще сокращающееся сердце, другой рукой возвращая на место грудину и ребра.       Безымянный раскрыл губы, и, поняв его желание каким-то ненормальным прозрением, Стрейхан вытянул руку чуть дальше, позволяя крови пролиться в рот пленника. Агония выгнула Безымянного, смешанная со сладостью агония, и он едва ощутил, как Стрейхан наклоняется к нему и целует в губы, жадно слизывая его кровь, забирая его последнее дыхание…       – Шеф! Шеф!       – Без комментариев, – проговорил он пересохшими губами. Воспоминания о последней смерти так и роились в голове. Стрейхан целовал его? И он был в тот момент не против? Извращенное наслаждение от собственной боли заставило его приветствовать и еще большее безумие. А если бы тот…       – Шеф, этот псих тебя целовал! Ты слышишь?! Он совсем больной!       – Я помню, – пробормотал Безымянный. – Заткнись, Мортэ.       – Ничего ты не помнишь! Ты был уже дохлый! Он целовал тебя уже потом! Он тебя гладил… блэ-э, мне говорить-то об этом противно!       – Хоть не поимел? – устало осведомился Безымянный.       – Вот только что не поимел, – Мортэ очень убедительно для черепа изобразил тошноту еще раз. – Грязный маньяк. Он тебя лапал! Даже, я извиняюсь, за яйца хватал! Фу!       – Чего ты орешь?!       – Да он опять наклюкался, свинья! Такой весь: «О нет, я не могу…» – и за бутылку. Чуть не плакал, гад. А когда тебя лапал, шептал что-то, я не расслышал. Весь трясся.       – Вот и отвернулся бы и не смотрел! – не выдержал Безымянный.       – Что? Что? Ты что? Только не говори, что ты… что тебе… тьфу ты, шеф, ты же не можешь… только не говори, что тебе это нравилось!       – Остынь, башка, я мертвый был! Что мне могло нравиться?!       – Шеф, надо чего-то делать. Еще пару раз тебя убьет и точно трахнет! Надо бежать отсюда…       – Как?       – Ну я не знаю…       – И я не знаю! Какого изверга ты мне про все это рассказал вообще?! Я ничего не могу сделать, этот ошейник не снять… как я ему помешаю, а? Так бы я хоть не знал! – в этот миг Безымянный сам верил в свою оскорбленную невинность.       – Ох, шеф… все это очень плохо. Ты, конечно, не ангел, но такого ты точно не заслуживаешь…       – И?       – Ну надо что-то делать!       – Твою мать, ну сделай! Что я-то могу сделать? Я прикован, если ты не заметил.       Тут Мортэ замолк.       – Ты же ему сам предложил, – вдруг сказал он напряженным, но ровным тоном. – Так убить тебя.       Безымянный промолчал.       – Босс. Скажи мне честно. Ты…       – Я! – рявкнул Безымянный. – Что ты хочешь услышать?! Что я извращенец? Отлично, я – извращенец! Мне это нравилось. И боль люблю. И… вот и отвали, вообще проваливай, если тебя не устраивает, что я такой.       – Ты зря это, шеф…       – Я тебе что, чем-то обязан сильно? Ты мне кто, родная мать? Чего ты вообще ко мне привязался?! – Безымянный услышал в своем тоне истерические нотки, но его уже несло.       – Вообще-то, кое-чем обязан, – буркнул Мортэ. – Из Мортуария я тебя вывел… в драках помогал. Советы давал…       – А-а, ну конечно! Как я мог не оценить! Спасибо тебе, Мортэ! Как я без тебя вообще выжил бы.       – Ты меня огорчаешь, босс, такими словами.       – Проваливай! Оставь меня уже…       – И уйду! Пусть он тебя хоть живого, хоть мертвого во все места имеет! Чего мне-то? Я не нанимался на всю эту гадость любоваться! Раз тебе нравится, то вперед! Совет да любовь!       – Мортэ… пожалуйста…       – Я, шеф, правда чего-то, может, не понимаю, – сбавил тон и мимир. – Но это все до добра не доведет. А ты вроде нормальный сейчас… в смысле… неплохой мужик. Не такой… ну неважно.       – Погоди-ка… что значит «сейчас нормальный»?       Мортэ предпочел сделать вид, что не расслышал, и продолжил увещевания:       – Я тебе не враг, шеф, ты же знаешь. Ты точно хочешь, чтобы я ушел?       – Ну… мне, во всяком случае, неловко, когда ты видишь… все это.       – Я и не такое видел, – с усталой тоской сказал мимир. – Поверь, и не такое. Лучше уж вас, извращенцев, созерцать, чем то, что я видел раньше. Тут вы как-то хотя бы… типа добровольно.       – Не очень-то добровольно.       – Ага, конечно. То-то ты его торопил тебе сердце вырезать, да побыстрее, да таким тоном, будто заведен до предела…       – Больная у тебя фантазия.       – Не в ней дело. Но добровольно или нет, все это плохо кончится, я чую прямо. Ладно, если что, я в Мортуарии буду. А если за месяц ты там не появишься, попытаюсь сюда пробраться снова, ну, может, придумаю что. Устраивает тебя?       – Спасибо, Мортэ.       – Бывай, шеф. Не увлекайся особо, а то свихнешься на этой почве… а когда ты едешь головой, то… а, ладно.       – Откуда ты знаешь, что бывает, когда я еду головой?       Но Мортэ уже удалился.       Похмельный Стрейхан был явно подавлен. Он молча расковал Безымянного, предложил ему еду и воду жестом, и отошел к столу, где и сделал вид, что углубился в чтение.       – Доброе утро, если утро, – сказал Безымянный.       – Адан… то есть… ты, э, ну, запомнил ощущения? – скрыть смущение Стрейхану не удавалось.       – Угу, – проговорил Безымянный.       – Память не вернулась?       – Нет. Видимо, раньше такого со мной не было.       – Гхм, – некромант аж подавился. – Ну, возможно.       – Я про поцелуи с мужиками.       Какое-то время некромант молчал.       – Проклятье, – наконец, проговорил он. – Послушай, Адан, я…       – Надеялся, что я был к тому моменту уже мертв?       Стрейхан тяжело вздохнул.       – Извини меня, если можешь, – сказал он, наконец.       – Так значит, меня возбуждает боль, а тебя – мертвые мужчины? – спросил Безымянный.       – Мертвые. Это ключевое, – признался некромант.       – Понятно.       Опять воцарилось напряженное молчание.       – Я… ничего не могу сделать с собой. Я пытался… со шлюхами… с обычными женщинами. С мужчиной даже однажды, от отчаяния – у меня ничего не выходит!       – Избавь меня.       – Нет, дай я закончу. С живыми – не выходит. А с мертвыми… они же – мертвые. Они ничего не чувствуют, их нельзя… с ними нельзя… можно только трахать. Как вещь. А им все равно.       – А ты бы хотел, чтобы им было не все равно?       – Да. Понимаешь, даже зомби. Они двигаются, можно сделать так, чтобы казалось, будто им нравится. Но это все неправда. Я хотел бы… это, конечно, смешно, но я хотел бы хоть раз в жизни… чтобы как у людей. Взаимно.       – Действительно, смешно.       – У нас ничего не выйдет, верно? Ты не заинтересован.       Безымянный промолчал. Он не хотел подавать излишних надежд, да, он чувствовал болезненную похоть тогда, но не к нему лично, не к Стрейхану, а из-за всей ситуации.       – Да, ясно. Я не знаю, что с твоим секретом бессмертия делать. Не знаю, что еще придумать. Я… думаю не о том. Отвлекаюсь. Мне уже почти наплевать на эту тайну. Я… влюбился.       – Тогда отпусти меня, – предложил Безымянный.       – Ты убьешь меня? – спокойно спросил Стрейхан. – Если отпущу?       – Нет, – сказал Безымянный честно.       – А я думаю, что убьешь. Ну, то есть, попытаешься.       – Знаешь… а вот мне еще не наплевать на эту тайну. И я считаю, ты способен если не раскрыть ее, то как-то помочь мне в этом. Отпусти меня, я уйду, ты придешь в норму… продолжишь изыскания… может, что-то узнаешь.       – Я тебе противен?       – Нет, но ты же мне не веришь.       – Не верю.       – Доказать? – спросил вдруг Безымянный, сам от себя не ожидав. Поднял голову. Некромант, замерев, смотрел на него.       – Не надо, пожалуйста, – наконец, попросил он. – Я… мечтал о тебе все последние дни, едва сдерживался, когда ты лежал тут, мертвый и в моей полной власти. Не надо меня дразнить.       – А почему сдерживался?       Скулы Стрейхана отвердели. Он гордо поднял голову.       – Это было бы насилием. Против твоей воли. Я не хотел оскорбить тебя… унизить. Я не хочу тебе зла, Безымянный.       – Но держишь в плену, в оковах и в ошейнике. Как-то не сочетается.       – Это потому, что я боюсь за свою жизнь. Может, конечно, и не стоит за такую жизнь бояться, добра я точно никому еще не принес и вряд ли принесу. Но я не хочу умирать. Особенно сейчас, когда встретил тебя. Это как… как озарение. Я словно поднялся из ада в верхние Планы.       Безымянный поднялся. Подошел к некроманту.       Тот ждал, замерев, как жертва перед убийцей, хотя все было наоборот.       – Встань, Стрейхан.       – Не надо, – он отшатнулся. – Я… не притворяйся, хорошо? Я… освобожу тебя и так. Позже. Мне просто нужно собрать вещи, кое-что подготовить, я убью тебя, освобожу и уйду, пока ты лежишь мертвый. Пара дней…       – Встань, – прошептал Безымянный.       – Да не надо, говорю же! Я клянусь, я освобожу тебя! Я…       Безымянный взял его за плечи и поднял сам. Ошейник Послушания не помешал ему.       – Замолчи, – прошептал он, и наклонился к губам Стрейхана. Поцеловал, вспоминая тот, первый поцелуй, полный боли, со вкусом крови, на грани смерти – совершенно безумный, дьявольски прекрасный.       Некромант задрожал в его руках, едва отвечая на поцелуй, Безымянный прижал его к себе теснее, мимоходом подумав, какой же Стрейхан хрупкий по сравнению с ним. Хорошо, что он спровадил Мортэ. Не перед кем стесняться и притворяться.       – Сейчас ты возьмешь нож, – прошептал Безымянный в ухо некроманту, чувствуя, что от своих слов сам начинает возбуждаться, – прикуешь меня к алтарю только за руки, и перережешь мне горло, лаская меня. А потом возьмешь меня, мертвого. Как тебе такое?       – О… – Стрейхан растерял все слова, Безымянный почувствовал, что тот моментально возбудился. – Я… Да, хочу. Хочу тебя.       Безымянный отступил к алтарю, на ходу стягивая с себя свою повязку с перевязями. Стрейхан, совершенно потерянный, не глядя, взял какой-то из своих ножей и пошел за ним. Его глаза были прикованы к поднявшемуся естеству его пленника.       Безымянный сам лег на алтарь. Поднял руки. О, да. Эта добровольная беспомощность. Эта добровольная боль. Похоть захлестывала его, словно море, топила, не давая перевести дыхание. Жаль, что он быстро умрет, с перерезанным-то горлом. Впрочем…       Стрейхан защелкнул оковы на его руках. Стал торопливо раздеваться сам.       – Сначала немного порежь… не убивая… – прошептал Безымянный.       – Хорошо. Да.       Некромант обхватил его член левой рукой. А правой провел глубокую царапину по бедру пленника.       – Так?       Безымянный облизнул губы.       – Да. Режь… и двигай рукой. Ох, да…       Стрейхан делал, как он говорил. Безымянный вскрикивал от боли и удовольствия, выгибался, подаваясь бедрами к ласкающей руке. Он был уже на грани экстаза, когда Стрейхан с длинным вздохом отнял руку, разомкнул оковы, стащил Безымянного за ноги к краю алтаря, развел ему бедра, становясь между ними и прижимаясь пахом к его промежности…       – Еще… Двигай рукой, прошу тебя…       Стрейхан внял просьбе, и, когда увидел, как изливается семя его любовника, тут же потянулся и взрезал ножом его открытое горло, сразу под ошейником. Смочил в брызнувшей крови левую руку, чтобы хоть чем-то заменить смазку – оторваться сейчас, чтобы искать подходящую мазь, было немыслимо. После чего, выронив нож и кое-как смазав себя кровью, вошел в агонизирующее тело, закрыв глаза, близкий к безумию от исполнения неисполнимой мечты. Предсмертные судороги Безымянного были словно оргазм, впрочем, не едино ли это было в их случае? Стрейхан кончил очень быстро, его трясло, сердце билось в ушах. Отодвинувшись, он всхлипнул от избытка чувств, и приник к безжизненному телу снова, лаская его, уже не сдерживаясь, целуя мертвую плоть, шепча нежные слова. Если бы он знал, как это может быть прекрасно… Все его предыдущие попытки достичь удовлетворения с мертвыми казались ему сейчас пресными, жалкими, ненужными. Зачем он вообще и пытался? Он всегда чувствовал себя каким-то несчастным, словно обманутым, после соития с трупом. Мертвое тело – восхитительное, желанное в своем отсутствии жизни, дыхания, биения сердца – все же оставалось бесчувственной вещью, и он не мог отрешиться от этого факта. Но считал, что иначе и быть не может, проклинал свою извращенную природу, накачивался спиртным, чтобы забыться…       – Если бы я знал, – шептал некромант, покрывая поцелуями неподвижное тело Безымянного: грудь, живот, пах, бедра, – я бы дождался тебя… любимый, любимый мой…       Безымянный, очнувшись, понял, что он не прикован, и вообще лежит на мягком. Он поднял руку к горлу… и не нащупал ошейника. Открыв глаза, он увидел, что лежит не на алтаре, а на походной кровати некроманта. Чистый, с аккуратно зашитыми ранами. Стрейхан же сидел за столом и что-то увлеченно мастерил.       – Очнулся? – спросил он Безымянного, почуяв его пробуждение. Его голос был каким-то странно легким, почти веселым.       – Это что еще за знак доверия? – прохрипел Безымянный даже недовольно. Пусть ему и на руку, но такой сопливой слабости, такой сентиментальщины он в своем любовнике-тюремщике не хотел видеть.       – Я решил рискнуть, – тем же тоном произнес тот.       – Ну и дурак.       – Погоди немного… я тут, пока ты был мертв… во всяком случае, третий ключ я нашел. И сейчас делаю тебе подарок. Так что, если все же хочешь попытаться меня убить, подожди.       – Что с тобой случилось?       Некромант терпеливо вздохнул.       – Положим, я кое-что переосмыслил в своей жизни.       Под шутливым тоном Безымянный почувствовал что-то… ужасное.       – Стрейхан!       – Погоди немного, я же сказал. Не отвлекай.       – Ты уложил всех зомби… – пробормотал Безымянный.       – Полчаса, а? Помолчи полчаса, потом поговорим обо всем.       В полчаса он не уложился, но через три четверти часа поднялся из-за стола. Спрятал за спиной то, что мастерил.       – Безымянный…       Тот поднялся с кровати некроманта, отложив гримуар, который безуспешно пытался читать, чтобы убить время.       – Третий ключ, как ни банально, это любовь, – сказал Стрейхан, и добавил с глубокой печалью: – Но не моя.       – А чья? – спросил Безымянный.       Не слушая, тот продолжал:       – Память, боль, любовь. И все эти три ключа – неправильные ответы на главный вопрос. Если ты поверишь им, ты свернешь с дороги и никогда не вернешься на нее. У тебя много путей, но все они – суть два. Идти дальше или остановиться навеки.       – Ты решил податься в пророки? Говори яснее. Что еще за главный вопрос?       – Я не знаю. Его задаст тебе женщина, которая и есть причина твоего бессмертия.       – Откуда ты это все узнал?       – Это неважно.       – Ты что-то сделал с собой…       И по глазам Стрейхана понял, что это – правда.       – Зачем?.. – проговорил Безымянный, почувствовав, как сжимается сердце, его новое сердце, заменившее вырезанное в ту ночь.       – Я хотел узнать тайну бессмертия, ты же помнишь, – улыбнулся Стрейхан, и улыбка вышла какой-то ослепительно-жуткой.       – Наколдуй что-нибудь, – попросил Безымянный, глядя прямо в глаза некроманту.       – Зачем? Я не вижу нужды в этом сейчас.       – Не пытайся обмануть меня. Ошейник, оковы, уложенные зомби… ты лишился своей магии, ведь так? Стрейхан, я не… не хотел, чтобы из-за меня…       – Я ее не лишился. Я ее обменял. На знания. На тайну. А тебе пора привыкать.       – К чему?.. – прошептал Безымянный.       – К тому, что именно ты был, есть и будешь причиной множества поломанных судеб. Я в этом оказался совершенно не оригинален. Меня утешает то, что моя жертва оказалась хотя бы не бессмысленной. В отличие от многих других.       – Нет! Я никому не желаю зла!       – Сейчас – возможно. Но это неважно. Что ты хочешь или не хочешь, значения не имеет.       – Зачем ты мне это говоришь…       – Чтобы ты прошел путь не вслепую. Любовь, боль и память будут предлагать тебе свернуть. Молчаливая мертвая любовь, могущественная и непознанная боль, неприветливая память, владеющая сотнями голов. Это путь неизменности, но, свернув на него, ты ничего не узнаешь. Просто остановишься навечно.       – Это слишком туманно. Я ничего не понимаю.       – Насчет памяти и любви я и сам не понял, а вот боль… думаю, под этим знаком скрывается Госпожа Боли. Она может избавить тебя от бессмертия, но не будет тебе ничего объяснять. Если же ты не свернешь… то, пройдя через любовь, боль и память, ты попадешь в заточение, которое есть возможность свободы.       – Как-то очень безрадостно.       – Да. Увы, дальнейшее не открылось мне.       – Стоит ли вообще хоть куда-то идти? – Безымянный, ощутив вдруг крайнюю усталость, сел на пол.       – Возьми, – и бывший некромант протянул ему серебряный браслет с грубо вделанным черным камнем. – Это то, что осталось от моей магии.       – Лишить тебя последнего?       – Да. И более того, я хочу, чтобы ты лишил меня всего.       Безымянный снова ощутил глухую боль под сердцем. Стиснул зубы.       – Ты хочешь умереть? – спросил как мог ровно.       – Я не вижу дальнейшего смысла в моей жизни. Без тебя. Без магии. Без цели.       – Ты ведь так и не открыл секрет бессмертия…       – Я открыл главное – этот секрет бесполезен. Более того, он пагубен. Он опасен для самой ткани мира, для самой сущности Планов. Быть бессмертным – значит калечить саму реальность.       – То есть, я – чудовище, опасное для всего мироздания?       – Да.       – Я правда никому не желаю зла, – проговорил Безымянный, глядя остановившимся взглядом на черный камень в браслете.       – Я знаю.       – Я должен как-то исправить… что-то сделать.       – Ты можешь попытаться.       – Не оставляй меня, Стрейхан, – вырвалось у Безымянного. Он вдруг почувствовал себя невероятно одиноким.       Некромант бледно улыбнулся.       – Ты не будешь один. Тебя ждут те, кто пойдет с тобой. Они – суть те же любовь, боль и память. Непорочная дева из ада, гордый раб и болтливый мертвец. Дерзкая тень, безумный огонь и разумный металл. Мимо седьмого пройдешь, не заметив. Ты увяжешь все нити в одно и найдешь ответ на главный вопрос. А меня просто не будет.       – Пожалуйста, не проси убивать тебя…       – Тогда скажи, зачем мне жить.       – Я могу остаться с тобой, – проговорил Безымянный.       И со стыдом понял, что Стрейхан видит насквозь, почему он это сказал.       – Нет. Не можешь. И не останешься.       – Но…       – Если я пойду с тобой, сам Сигил вывернется у меня из-под ног, раскрыв нам разные двери. Если ты останешься со мной, твое предназначение само явится и утащит тебя прочь. Я видел это.       И тут Безымянный озлился – сам на себя, за трусость, за слюнтяйство.       – В бездну пророчества! Плевал я на этот фатализм! Я сам делаю выбор!       – Если ты делаешь выбор сам, почему же ты отказываешь в нем мне?       – Стрейхан!       – Это приятно – умирать на грани экстаза?       – Но Стрейхан…       – Сделай это для меня, любовь моя.       – Не говори этих слов! – Безымянный вдруг схватился за голову. Воспоминания впились в его мозг: прекрасная женщина в бирюзовом платье, Дейонарра, ее слова: «любовь моя»… и в смерти оставшаяся верна ему, верна сквозь время, поверх всех Планов, верна и не нужна, не нужна – он никогда не любил ее…       Стрейхан стоял и смотрел на него.       – Я не люблю тебя… – прошептал Безымянный, не зная, кому это говорит: Дейонарре, или Стрейхану, или целой веренице тех, кто безответно любил его за все забытые сейчас годы. Он не видел их лиц, лишь смутные тени, но знал, что их много, слишком много…       – Я знаю, – сказал Стрейхан.       – Я не любил… никого. Во всяком случае, с тех пор, как стал бессмертным, – проговорил он.       – Чтобы испытывать любовь, тебе не хватает того, чего ты лишился ради бессмертия. Но ты найдешь это, если не свернешь с пути. И тогда станешь собой.       – Тогда подожди, пока я найду это! – Безымянный схватился за руку бывшего некроманта, словно утопающий. – Тогда я вернусь к тебе, и к ней, и ко всем…. быть может, я хоть что-то исправлю из того, что сделал.       – Мне бы очень этого хотелось, но… я думаю, не стоит надеяться, что ты сможешь исправить прошлое. Разорванное не сшить без рубцов. Не нужно пытаться полюбить в ответ. Это не будет правильно и никому не принесет счастья.       Безымянный замер. В этот миг ему хотелось умереть – и неважно, сойдет ли он этим с какого-то пути, которого он не желал и не просил. Умереть – и избавиться от ответственности и вины.       Стрейхан обнял его, прижался губами к виску, пересеченному старым шрамом.       – Мертвые несвободны, – проговорил Безымянный, обнимая его в ответ. – Ты можешь умереть, но ты не обретешь покоя. Я вспомнил сейчас… одна женщина, Дейонарра, любила меня. Сейчас она призрак, не способный уйти, ее не оставила любовь ко мне даже за гранью, и она очень несчастна. Навечно несчастна. Смерть – не выход, Стрейхан.       Тот вздрогнул.       – Это правда?       – Да.       – Я бы не хотел… так.       – Почему это вообще происходит? Почему меня, не способного ответить на любовь, так легко полюбить? Почему ты полюбил меня? Ведь прошло всего несколько дней…       – Я сам очень хотел бы это выяснить, – вдруг в голосе Стрейхана прозвучал гнев, впервые что-то живое в его неестественном спокойствии. Прозвучал и затих. – Почему так вообще вышло, почему так быстро и… так сильно. Но мне больше нечем платить за знания.       – Не убивай себя, пожалуйста, – попросил Безымянный. И проклял себя за то, что не смог хотя бы промолчать.       Стрейхан поцеловал его еще раз, в щеку. Обвил руками как мог тесно, почти по-женски приникая всем телом, прижимаясь… отстранился. Поднял голову, глядя прямо в глаза своему бывшему пленнику.       – Думаю, мы больше не увидимся, Безымянный.       – Мортэ?       – Йу-ху, шеф! Ты выбрался! – череп от восторга перекувырнулся в воздухе, подбросив и поймав свою челюсть. – Ну ты крут, мужик! Как? Ты убил этого психа?       – Нет. И он не более псих, чем я.       – Оу, оу, ничего не говори, не хочу слышать про твои извращения.       – Даже не собирался.       – То есть чего, было, да?       – Ты же не хочешь знать.       – Айе, шеф, я помру во второй раз от любопытства, если не скажешь, и от отвращения, если скажешь.       Безымянный оглядел знакомую камеру Мортуария. Что-то он чувствовал здесь, что-то особое.       – Эй, босс, я гляжу, у тебя новая цацка. У него спер? – отвлек его Мортэ.       – Подарок.       – Тьфу ты! Хорошо, не колечко!       – Заткнись, Мортэ.       – Шеф, тебе нужна баба! С грудью, вся такая… баба! Ну ты понимаешь, баба.       – На самом деле, мне нужно кое-что другое.       – Например?       – Например, найти Фарода и мой дневник.       – Ну как вариант! Уже лучше! Хоть делом займешься.       – Слушай… Мортэ… ты ведь знал меня раньше, так?       – Чего, босс?       – Не увиливай. Ты знал меня до того, как я потерял память?       – Да как бы, шеф…       – Тебе я тоже жизнь поломал?       Мортэ промолчал.       – Ну не то, чтобы поломал… и не то, чтобы жизнь… знаешь, шеф, давай потом, а? Сейчас это правда будет не ко времени.       – Значит, правда, – прошептал Безымянный, тяжело облокотившись на плиту. – А сколько еще?..       – Ты не это… не думай сейчас об этом, босс. У нас есть дело, типа.       – Да. Пойдем.       Безымянный бережно, почти ласково коснулся черного камня на своем браслете. Он поклялся себе, что исправит хоть что-то. А для этого… надо были идти вперед. Не сворачивая.