Змей-искуситель

10:20; комната Сакуры Солнечные лучи проникают в комнату, повествуя ее обитателей о наступлении нового дня. Прохладный ветерок из открытого с ночи окна, дарит приятную свежесть, забирая с собою перегар. Двое молодых людей все еще находятся во власти Морфея, отказываясь просыпаться и встречать новый день. Его крепкие руки обнимают хрупкое девичье тело, прижимая к себе. Его нос зарыт в нежных и шелковых розовых волосах, которые источают сладкий аромат духов, который они еще в себе сохранили. Девушка спит спокойно, словно ее прошлое наконец-то освободило от себя, словно решило больше не мучить ее израненную и истерзанную на мелкие кусочки душу. Ее дыхание ровное и спокойное, размеренно поднимающее грудную клетку, руки подложены под голову, а лицо выражает лишь умиротворение и полный покой. Она уже очень давно не спала так сладко, уже очень давно не стремилась покинуть царство, созданное хранителем снов. Брюнет медленно открывает глаза, первым покинув мир иллюзий, теперь вдыхает, помимо аромата сладких духов, ее собственный запах. Запах дикой вишни. Немного отстранившись, Саске смотрит на спящую в его объятиях девушку. Аккуратно дотронувшись до ее плеча, он заставляет розоволосую перевернуться на спину и позволить ему как можно детальней изучить черты ее красивого лица. Он смотрит на нее с некой теплотой, которую скрывает в своей душе за маской холодности. От такого пристального и изучающего взгляда девушка просыпается, и, медленно открыв глаза, она встречается взглядом с черными глазами, в которых уже нет той теплоты, лишь привычный холод. Она смотрит в них, пытаясь понять: реальность это или же продолжение сна. - Утро, – мужской баритон пронзил царствующую в комнате тишину, сбрасывая остатки сна с розоволосой. - Т-ты, – глаза Сакуры расширились от ужаса и шока, она ожидала увидеть этим утром кого угодно, желательно Саёри, но никак не его. - Я, – усмехнулся, левая рука брюнета обнимала девушку, а правая покоилась рядом с ее головой. - Отвали от меня! – прокричала и, упёршись руками в мужскую грудь, начала отталкивать от себя бывшего любовника. Саске не стал противиться ее действиям и, отстранившись назад, освободил из своего плена девушку, которая тут же переместилась к краю кровати и, сев, вжалась в угол между прикроватной тумбой и спинкой кровати, потянув за собою практически все одеяло, закрываясь им, что шитом. Выдохнув, парень сел в кровати, лицом к розоволосой, так и не сводя с нее своего пристального и внимательного взгляда. Сейчас они больше похожи на зверей. Саске, что дикий хищник, действующий аккуратно, обдумывая каждое свое движение, просчитывая каждый свой дальнейший ход и слово, дабы не спугнуть жертву. А Сакура, что мышка, смотрящая на него перепуганным взглядом больших зеленных глаз, имеющая единственное желание - убежать и больше никогда не встречать его. Саске спокойно ждет того, когда девушка сделает ход, и тогда он уже не позволит ей уйти, оставляя его без ответов на вопросы, которые появились за минувшую ночь. Он сам не понимает, что же держит его сейчас рядом с ней, что не позволяет ему спокойно встать и уйти, не задавая вопросов, ведь он до сих пор не знает, нужны ему эти ответы или нет. Но. Факт остается фактом. Саске что-то тянет к этой таинственной розоволосой нимфе, и он готов был бы поклясться, что это простое физическое желание, если бы что-то так неприятно не кололо в груди, когда он смотрит в эти напуганные зеленные глаза. Они оба хранят молчание, не решаясь заговорить первыми, тишина давит на их сознание, грозясь вызвать у одной истерику, а у второго гнев. Они смотрят, не отрываясь друг другу в глаза, словно играют в игру “гляделки”, где отвести взгляд - проигрыш. - Сакура, – все же первым нарушил тишину парень, уже не выдерживая ее давления. – У меня есть к тебе вопросы, и я не уйду, пока ты не ответишь на них. - Я не обязана отвечать, – произнесла твердым и немного стальным голосом, страх ушел из ее глаз, и теперь они смотрят на брюнета с некой решимостью. – Ты получил то, что хотел. Будь добр, оставь меня в покое. - Нет, – еле уловимое движение, и он подсел поближе к девушке, ведь с такого расстояния ему не составит труда остановить ее, если нимфа попробует сбежать. - Уйди, или я начну кричать, – заметив его движение, Сакура еще сильнее вжалась в угол, но голос все так же тверд. - Кричи, – усмехнулся, не отрывая своего взгляда от зеленных глаз. – Все равно никто не придет, потому что я запер дверь, это раз, – поднял вверх палец. – И еще с ночи я попросил дать нам поговорить, это два, – к пальцу присоединился второй. – Правда, Саёри не хотела сперва соглашаться, но и ее мне удалось уговорить. - Что тебе от меня нужно? – четко проговорила, внимательно следя за каждым движением брюнета; в комнате начинает сгущаться напряженность. - Все очень просто, – лишь пожал плечами и слегка наклонил голову набок. – Ты меня заинтересовала, и поэтому я не хочу так быстро с тобою прощаться, и я хочу получить ответы на свои вопросы. - Заинтересовала? – в голосе послышались нотки сарказма. – Не хочешь быстро прощаться со мною? – голос слегка дрожит от подступающей истерики, розоволосая нимфа медленно и с некой настороженностью садится на кровать, бросив мимолетный взгляд на дверь в ванную. – Может, наконец-то спросишь, чего я хочу? - Зачем? – усмехнулся, следя за каждым движением девушки, они оба все больше похожи на диких зверей во время охоты, но тут уже добычей является не плоть и мясо, а душа. – Я и так знаю, что ты хочешь больше никогда не пересекаться со мною. - Так побудь добрым волшебником и исполни мое желание, – резко развернувшись, Сакура попыталась сбежать с кровати, чтобы скрыться от этого хищника в ванной, но его крепкие руки, которые вовремя поймали неудавшуюся беглянку, цепко прижали к мужской груди, не давая вырваться. – Отпусти! – она забилась в его руках, что пойманная птичка, крича и требуя свободы. - Нет! – рыкнул, еще крепче прижав ее к себе. – Пока ты мне не ответишь, кто такой Гаара и что тебя связывало с ним? – от этого вопроса зеленоглазая резко затихла в мужских руках, она никак не ожидала услащать это имя из его уст. - Откуда, – выдохнула и, опустив голову, тихо прошептала, – ты знаешь? - Вчера услышал, когда нашел тебя в сквере, в полуобморочном состоянии, – этот ответ шокировал Сакуру не меньше, чем ранее заданный вопрос, ведь она не думала, что Саске пойдет ее искать, но теперь это объясняет его нахождение в ее комнате. - Тебя это не касается, – резонно подметила, если учитывать то, что кроме прошлой ночи этих двух людей ничего и не связывает. – Я не собираюсь отвечать на этот вопрос. - Сакура, – выдохнул, зарывшись носом в розовые волосы, вдыхая их аромат. – Я не отстану просто так, ты уже должна была это понять. - Боже! – отчаянно простонала. – Зачем тебе это? – хрупкое тело начало трястись в крепких объятиях, истерика готова снова захватить разум зеленоглазой. – Почему ты не хочешь от меня отстать? – всхлипнула, по щекам потекли слезы. – Почему ты мучаешь меня? - Если бы я только знал ответы на эти вопросы, – тихо проговорил в шелковые волосы, касаясь их губами. – Я хочу кое в чем разобраться, но для этого мне нужен твой ответ. Тишина вновь захватила комнату, окутывая собою двух молодых людей. Капельки слез, которые скатываются по щекам девушки в беззвучном плаче, падают на одеяло, но истерика так не может подобраться к разуму розоволосой нимфы. Сакура уверяет себя, что это все благодаря ее собственным силам, ее воли, но никак не из-за появившегося чувства некой защищенности, исходящей от этого хищника. Его руки все еще обнимают ее, закрыв глаза и вдыхая аромат сладких духов, Саске ждет ответа, даже не думая ее торопить. Он ждет, пока она соберется с силами, пока наберется смелости и откроется ему. - Хорошо, – глубокий выдох, и нежный девичий голос нарушил тишину, выводя из раздумий брюнета. – Но для того, чтобы ответить на твой вопрос, мне придется рассказать о своем прошлом. - Слушаю, – легкий кивок головы, означающий, что собеседник готов к ее исповеди, а для Сакуры это самая настоящая исповедь, ведь кроме Саёри о ее прошлом никто не знает, девушка перечеркнула его, разорвав все связи с людьми из него, когда начала новую жизнь. - Я родилась в простой семье, – закрыв глаза, розоволосая начала свой печальный рассказ. – Мои родители не были не бедными, не богатыми, но мы были очень счастливы. Мой отец работал, не жалея себя, чтобы обеспечить мне и маме достойную жизнь. Я помню, каким уставшим и замученным он возвращался домой с работы, но он всегда находил в себе силы, чтобы поиграть со мною или же помочь маме. Он никогда не жаловался на жизнь, даже когда причитала мама, отец всегда говорил, что скоро все изменится, что он даст нам все, что мы заслуживаем, и его слова всегда дарили нам веру, – минутное молчание, чтобы перевести дыхание и проглотить подкативший ком боли к горлу. – Но когда мне было одиннадцать лет, все изменилось. Отец умер от рака легких, и моя мама, не выдержав этого, начала заливать свое горе алкоголем, а для меня наступил самый настоящий ад, – глубокий выдох, она чувствует, как мышцы на руках брюнета напрягаются, как он крепче прижимает ее к себе. – Мама ушла в самый настоящий загул, а я была предоставлена сама себе, но самое ужасное для меня случилось через год: мама привела в дом мужчину, такого же алкоголика, каким стала она. - Только не говори, что он… - запнулся на полуслове, предсказав возможное развитие событий; шокированный взгляд черных глаз сверлил затылок розоволосой, его дыхание на мгновение затаилось в ожидании ее ответа. - Да, – кивнула головой. – Через полгода он изнасиловал меня, – тихо прошептала, опустив голову. – Тогда во мне словно что-то сломалось, и я стала живой куклой, которая не чувствует, не живет, лишь существует и не более, меня перестала интересовать жизнь, меня не волновало то, что он делал со мною, единственное, чего я хотела, это то, чтобы все как можно быстрее закончилось. Он насиловал меня на протяжении двух с половиной лет. Он это даже делал, когда мама была дома, а ей было плевать, она находилась в вечном алкогольном опьянении, – грустная усмешка тронула девичье губы. – Мама напивалась до такой степени, что не слышала криков дочери, которую насиловал ее же любовник, – глубокий выдох, чтобы сдержать подступившие к глазам слезы. – Последней для меня каплей стало то, что он захотел нестандартного секса, тогда во мне на пару минут появилось желание бороться с ним, я ударила его по голове тяжелой вазой, когда он зашел в мою комнату. От удара он отрубился, а я сбежала из дома. Еле слышный скрип зубов, вызванный пониманием того, что он стал для нее таким же, таким же, как ее отчим, который ради удовлетворения собственных потребностей не слышал ее просьб остановиться. Сердце брюнета до боли и неприятно сжалось, он впервые в жизни почувствовал столь сильное отвращение к собственной персоне. Теперь он понял все. Ее страх, попытки держаться как можно дальше от него, ее желание бежать от него, даже это глупое соглашение на спор с выяснением ориентации. Он понял их причины. И эта причина – желание защитить и так разорванную душу, защитить себя от новой боли, которую брюнет, хоть и неосознанно, ей причинил. Дикое желание исправить это, пронзило, казалось, ледяное сердце. Это желание просто требует от Саске действий, попыток, да хоть чего-нибудь! Но. Он не знает, как это исправить. - Я не помню, как оказалась на пирсе, – тихий девичий голос вывел брюнета из раздумий, заставляя вернуться в реальность. – Я очнулась, когда меня окликнули, точнее, не так – выдохнула, собираясь с мыслями, чтобы воспроизвести отрывки в памяти их встречи. – Когда он обнимал меня, крепко прижимая и спокойно терпя мои попытки вырваться из его рук, – немного повернув голову, Сакура посмотрела на парня краем глаза. – Гаара не дал мне свести счеты с жизнью, остановив в последний момент, – грустная улыбка, вызванная воспоминаниями о потерянной любви. – Он забрал меня к себе, мы прожили вместе два года, за которые он снова пробудил во мне желание жить и показал, что такое любовь, – опустив взгляд, розоволосая смотрит на свои руки, которые нервно теребят пододеяльник. – Правда, Гаара ни разу ко мне не притронулся, мы даже ни разу не целовались, но я точно знаю, что он любил меня так же сильно, как и я его. Но потом его забрали у меня, – тихий всхлип, и столь долгое время сдерживаемые горькие слезы полились по нежным щекам, оставляя красный след. – Его убили, – опустив голову, скрыла свое лицо за прядями розовых волос. Мерзкие когти совести скребли душу брюнета. Его маска холодности, высокомерия, самолюбия напыщенного нарцисса трещала по швам с каждым сказанным словом розоволосой нимфы, которая сейчас казалась ему самой маленькой, хрупкой до такой степени, что от одного прикосновения к ней она разобьется вдребезги, что хрустальная ваза.И самым беззащитным существом на этой планете, над которым судьба отыгралась просто за все поколение вперед. Саске смотрит на нее глазами, зрачки которых расширены от охвативших его чувств. Чувств, которые он уже не может скрывать, ведь маска сломана, она рассыпалась невидимыми осколками с его лица. Отвращение к самому себе, злость на самого себя, шок, сочувствие к этой лесной нимфе, уважение к ней и полное охуевание от того, как она вообще смогла все это пережить, как она вообще еще не свихнулась окончательно от стольких потерь и такого издевательства над нею жизнью. - У меня осталось от него только одна вещь, – переведя дух, Сакура опять нарушила тишину, пронзая своим сдавленным голосом барабанные перепонки брюнета. – Записка, которую принес друг Гаары, когда пришел сообщить о его гибели, – выдохнув, закусила нижнюю губу, тихо шмыгнув носом, уже еле сдерживаемое желание рыдать, истерить в голос, просто разрывало грудную клетку. Но. Сакура не хочет сорваться, опять позволив своей фобии взять над ней вверх, не хочет, чтобы ОН видел это. - Можно узнать, – немного хриплый мужской голос, заставил вздрогнуть розоволосую, ведь она услышала в нем нотки злобы, но вот она не знает, что брюнет злиться на себя, как никогда в жизни не злился, – что было написано в записке? - Живи, – закрыв глаза, Сакура произнесла слово, которое Гаара неоднократно повторял ей за те два года. Которое отображает в себе всю его любовь к ней. Которое стало ее смыслом, его последним желанием, и она никогда не посмеет нарушить. Мужские руки крепче прижали к себе дрожащую девушку, одной рукой он поглаживает ее по спине, а второй по волосам. Его губы коснулись розовой макушки. Она сидит в его руках, даже не предпринимая попыток вырваться и, словно перестав дышать, позволяя себя успокаивать, позволяя шептать слова, смысл которых она не понимает или же отказывается понимать. Сакура просто хочет покоя секундного, минутного, но покоя, который она получает сейчас, находясь в его объятиях. Он заставил ее оголить перед ним душу, вывернуть ее изнутри и представить на показ, и их прошедшая ночь не была столь откровенна, как это. - Я ответила на твои вопросы? – немного отстранившись, заглянула в его черные глаза, которые сейчас отображают всю бурю чувств, царствующую в душе брюнета. Кивок головы послужил ей ответом. – Тогда твоя очередь выполнить мое желание. - Не могу, – отрицательно покачал головой, крепче прижав к себе розоволосую, хотя куда уже крепче, Саске и так кажется, что, если он еще хотя бы немного сильнее сожмет ее в объятиях, то она точно сломается, разобьется. – Потому что я всегда буду рядом, – вырвавшееся под влиянием охвативших брюнета чувств, повергло в шок обоих. Саске сам сначала не понял смысл слов, которых сказал, как и причину, которую поймет, правда, позже, да, не сегодня и не в ближайшее время, но поймет. Маленькая девичья ладошка уперлась в мужскую грудь, отталкивая от себя Учиху, когда девушка отошла от шокового состояния. - Мне этого не надо, – прошипела, сощурив глаза, с которых перестали течь слезы. – Мне не нужно твое сочувствие, твое сожаление! Твое присутствие в моей жизни! – голос сорвался на крик, а глаза загорелись неизвестным до этого момента брюнету огнем гнева. Сакура уверена, что в нем просто сыграла совесть, которую он в любой момент может засунуть куда подальше и оставить ее с очередной раной на сердце, и эту рану уже нельзя будет залечить. - Прости, но я человек слова, – Саске не отпускает ее, продолжая сжимать в объятиях. – Раз сказал, что буду рядом, значит - буду, – усмешка, скрывающая в себе “легкое” охренивание от самого себя, но отступать уже некуда. Чертова Учиховская натура вкупе с проснувшейся от многолетней спячки совестью бьет по вискам, требуя не отступать. Их отстаивающие свое решение крики еще долго были слышны в коридоре дома Удзумаки - в ком-то они порождали дикое желание ворваться в комнату и вытащить за шкварник Учиху, спасая от него подругу, а в ком-то усмешку и понимание того, что история отношений этих двоих только начинается. Одна ночь изменила двух людей. Одно откровение даровало душевный покой одной, а второму оживило черствое и ледяное сердце. 13:20; комната Саёри - Все, я больше не могу, – рыкнув, Саёри со всей силы ударила расческой по столику, за которым наводила утреней марафет, сверля взглядом зеркало, но этот взгляд предназначается одному брюнету, крики которого на пару с криками лучшей подруги, рыжеволосой были хорошо слышны в своей комнате. – Я сейчас выкину его из комнаты Сакуры, – резко поднявшись, девушка только собралась исполнять свою угрозу, как мужская рука ее остановила, схватив за руку. - Саёри, не лезь, – подняв голову, посмотрел на нее. – Они взрослые люди, сами разберутся, – Какаши прекрасно понимает, что это касается только Сакуры и Саске, поэтому он не позволит своей бестии им мешать. Слегка потянув на себя девушку, усадил ее на колени, сам же мужчина сидит в кресле недалеко от туалетного столика. - Какаши, отпусти, – уперлась свободной рукой в его грудь, вторую руку мужчина так и не отпускает. - Терпеть не могу, когда ты так меня хватаешь, – сильнее надавив на его грудь рукой, попыталась встать, но он не позволяет, его руки крепко обнимают ее за талию, прижимая к себе. - Не хочу, – усмехнувшись, провел по рыжим волосам рукой. – Да и ночью, кое-кто сам ко мне прижался, чтобы я обнял, – прошептал, зарывшись рукой в мягких волосах девушки. – Не знаешь, кто это был? - Я спала уже, поэтому ничего не знаю, – вздернув носик, попыталась скрыть свое смущение от пронзительного взгляда карих глаз. – И я сказала: отпусти, – сильнее надавила рукой на мужскую грудь, попытавшись оттолкнуть от себя Змея. - Может, хватит? – игривые огоньки в его глазах резко сменились раздраженностью и некой усталостью, а в голосе прозвучала сталь, и это моментально заставило затихнуть рыжеволосую в руках мужчины. - Что? Что хватит? – сглотнув подступивший ком к горлу, вызванный взглядом карих глаз Какаши, тихо переспросила, и девичье сердце на мгновение ухнуло к пяткам от такой резкой смены его настроения. - Вести себя так, – выдохнув, убрал руки с ее талии, позволив подняться с колен. – Ты то отталкиваешь меня, то разрешаешь быть рядом. - А чего ты хочешь от меня? – отойдя от своего Змея, повернулась к нему спиной, руками обхватила свои плечи. Девичье сердце сжимается от этих смещенных чувств к нему, которые просто сводят ее сума, заставляя себя вести так неопределенно, так двояко. Саёри понимает, что причиняет Какаши боль своим поведением, своею некой и неосознанной игрой с ним, но ничего не может поделать с этим или же не хочет. - Я хочу, чтобы ты определилась, – поднявшись, мужчина смотрит на ее затылок, чуть ли не просверливая в нем дыры от еле сдерживаемой злобы, только вот на кого он злится, Какаши сам не знает. – Я хочу, чтобы ты перестала видеть во мне опекуна, коим я для тебя уже очень давно не являюсь, – мужские руки сжались в кулаки, а голос так и норовит сорваться на крик, чтобы достучаться до этой рыжеволосой бестии. – Я хочу, чтобы ты видела во мне только мужчину, который любит тебя. - Какаши, – выдохнув его имя с неким отчаянием, резко повернулась к нему лицом, но стоило ей только посмотреть в его глаза, как все слова, мысли тут же исчезли из головы: столько злости и боли она никогда не видела в них. - Что, Какаши? – подойдя к ней практически вплотную, он смотрит на свою любимую сверху вниз, ожидая ответа, но девушка начала отступать, опасливо смотря на него. – Хватит убегать! – его голос все же сорвался на крик, а рука больно сжало девичье запястье. - Больно, – пискнув, попыталась вырвать свою руку из мертвой хватки мужчины. Девичье сердце забилось, что пойманная птичка в клетке от страха, взгляд темно-зеленных глаз устремлен в пол, она боится посмотреть ему в глаза, она не хочет видеть злости, которая отражается там и которую она сейчас ощущает всеми фибрами своей души. - Больно?! – усмехнувшись, дернул ее на себя, вторая рука сжала хрупкое плечо настолько сильно, что девушке показалось, что он хочет сломать его. – А мне не больно, по-твоему?! Посмотри на меня! – от его злого и стального голоса девичье сердце неприятно сжалось, но его приказ, а это прозвучало именно приказом, она выполнила. Их взгляды встретились, в глазах мужчины горит злость, раздраженность, усталость, боль, а в глазах девушки страх, смятение и боль. Но. Ее боль физическая, которую он сейчас ей причиняет, а не душевная, как у него. - Какаши, хва... - проговорила перепуганным голосом, но он оборвал ее бесцеремонно, так, словно она не его любимая, а дворовая девчонка, с которой он может делать все, что ему захочется. - Заткнись! – прорычав, не давая ей договорить, резко впился в ее губы грубым и жадным поцелуем, от чего из девичьей груди вырвался тихий вскрик, его руки усилили свою хватку, а она задрожала всем телом, что испуганный котенок, который попал на улицу на растерзание дворовым псам. Его руки переместились на талию, крепко прижимая к себе дрожащую девушку, которая сейчас была больше похожа на куклу, ведь Саёри замерла, боясь пошевелиться, боясь лишним жестом спровоцировать его на большее. К вкусу ее губ добавился вкус соли, и это подействовало на мужчину отрезвляюще, немного отстранившись, Какаши посмотрел на девушку, с глаз которой текут слезы. Он довел ее до слез своею несдержанностью, своим позволением выйти внутреннему демону наружу, он нарушил уже в который раз собственное обещание. Мужские руки соскользнули с тонкой талии, отойдя от нее, провел рукой по волосам. - Прости, – выдохнул, смотря на рыжеволосую, которую сейчас бьет дрожь и которая навряд ли слышит его слов, сквозь жуткий гул в ушах она просто смотрит на него невидящим взглядом расширенных темно-зеленных глаз. – Саёри, прости, – его руки потянулись к ней, но бестия сделала шаг назад. - Не трогай меня, – проговорила дрожащим голосом и, не сводя с него взгляда, сделала еще пару шагов назад. - Не смей больше трогать меня! – руками сжала ворот халата, словно закрываясь от него, по ее нежным щекам текут слезы, которые хуже яда для него, которые оставляют кровавые следы на мужском сердце. Ведь нет ничего ужасней, чем слезы любимой, а самое ужасное, когда их причиной стал тот, кто клянется в этой любви. - Хорошо, – кивок головы, а голос опять другой, в нем больше нет стали и злости, сейчас в нем слышно сожаление. – Я не трону тебя, я не поцелую тебя, я не приду в твою комнату до того момента, пока ты не решишь, кто я для тебя, – развернувшись, Какаши быстрым шагом покинул комнату девушки, оставив ее одну. Подойдя к кровати, Саёри медленно опустилась на нее, руками закрыв лицо, дала волю своим слезам, которые полились по ее щекам с новой силой. Он испугал ее до дрожи в коленях, он оставил ее захлебываться собственными чувствами, он ранил ее сердце своими словами, своими действиями по отношению к ней. Но. Кто в этом виноват, девушка прекрасно понимает. Она сама довела его до такого состояния, она сама ранила его сильнее, чем он ее, она сама спровоцировала его принять такое решение. Его слова звучали, что прощание, точнее, они могут стать прощальными, ведь все сейчас зависит от нее, от ее решения, выбора, который он дал ей принять. Но. Не как трус, который сдался и решил все бросить, прекратив бороться за свою любовь. А как мужчина, который любит до потери рассудка, который понимает, что своею любовью причиняет ей боль, мучает ее и себя. Ведь его любовь требует свободы, признания, заставляя его срываться, действовать необдуманно, пытаться достучаться до нее, каждый раз взламывать барьеры, выстраиваемые ею, каждый раз ломать ее. Ломать ее принципы, которые им обоим не нужны! Если бы она придерживалась их, если бы она не испытывала к нему чувства, как к мужчине, а не опекуну, то давно бы оборвала их связь. И он бы отпустил, потому что хочет для нее только счастья, даже, если она найдет его с другим, даже, если он сам проживет остаток жизни в одиночестве, ведь кроме этой рыжеволосой бестии ему никто не нужен. А он пытался. Пытался заглушить свою любовь к ней в отношениях с другими, до той роковой для них ночи. Ночи перед ее отъездом в Америку. Но ничего не получилось. Саёри стала для Какаши наваждением, сводящим сума, личным Раем и Адом в одном лице. А кто он для нее? Опекун, единственный мужчина во всех смыслах этого слова? Нет! Он тот, кто всегда был рядом, тот, кто поддерживал ее и в горести, и в радости, тот, кто приезжал к ней чуть ли не каждый месяц в Америку после той жуткой аварии на день, два, неделю. Тот, кто помогал ей, тот, кто знает о ней абсолютно все, тот, к которому она всегда бежала за советом или же поделиться своими мыслями, взглядами. Тот, с кем она могла часами говорить обо всем важном, неважном, разном. Даже Наруто столько не знает о сестре, как Какаши знает о Саёри. И этого мужчину она отталкивает? Отталкивает из-за непонятного и беспричинного страха. Только страха чего? У нее нет родителей, которые могут осудить или же быть против, хотя они бы не были против, даже наоборот, рады были бы такому выбору дочери. Страху осуждения брата, тети, друзей? Но они знают и знают все уже очень давно, и также никогда не посмеют их осудить, ведь они видят ту искренность, ту любовь Какаши, которую просто нельзя осуждать. Страх признаться себе? Да. Это тот страх, который держит ее своими мерзкими когтями, не отпуская, доводя ее до безумия, заставляя строить все новые и новые барьеры перед ним. Заставляя мучиться от чувств к нему, не позволяя дать им волю. Этот страх губителен. Губителен для них двоих. Этот страх способен уничтожить все чувства к нему, которые зародились в ней. Точнее, чувство. Любовь. Любовь, что только пробившийся росток цветка в земле, зародилась в ней. Но. Понять этого она не может. Не может из-за страха, который намного больше и кажется таким сильным, что он способен уничтожить этот росток. Если. Если она позволит. Позволит своему страху взять над ней верх. Не решится сделать шаг к нему навстречу, а потом еще один и еще один, и так пока не освободится, пока не освободит свои чувства от мерзких лап. Но. На это нужно время. А его как раз не осталось. Какаши не железный, он слишком долго ждал, слишком многое прошел, чтобы быть с ней, и Саёри это понимает. Как и понимает то, что, если не решится, то потеряет его навсегда... 15:20; кабинет Какаши Войдя в кабинет, Какаши прижался спиной к закрытой двери, глубокий и шумный выдох вместо сдерживаемого воя раненного зверя пронзил тишину помещения, удар кулаков об ни в чем не повинную дверь, от еле сдерживаемой ярости на самого себя, сопроводил этот выдох. Он не сдержался, сорвался и опять довел Саёри до слез. До слез, которых он мечтал, надеялся, больше никогда не увидеть в своей жизни. Он ненавидит себя за это. Ненавидит себя за то, что больше не может, не хочет, устал ждать. Ждать, пока она примет его, решиться быть с ним. Но. Кроме, как ждать, ему ничего не остается. И это, черт возьми, сложнее всего. Мучительно. Мучительно не иметь шанса, права прикоснуться к ней, поцеловать ее, обнять, прижать, быть рядом. Мучительно сдерживать свои чувства, а ему хочется кричать о них, чтобы она услышала его, чтобы наконец-то поняла их. Он не просит Саёри принять их, лишь понять, дать шанс быть с ней. Быть с ней, пока он ей нужен. А он нужен ей! И Какаши это чувствует. Как и чувствует ее страх, который мешает, который отражается на них обоих, сводя сума, доводя до ручки, заставляя чуть ли не громить собственный кабинет. Кожаное кресло поприветствовало пол, когда Какаши опрокинул его рукой, выплескивая свой гнев. Но этого недостаточно! Черт возьми, недостаточно! Ведь она - самое желанное, самое необходимое, самое бесценное для него. Он готов отдать за нее все, кроме жизни. И не потому, что он трус, а потому, что знает, его бестия этого не выдержит. Слишком много боли, потери она уже перенесла, а он не хочет стать причиной ее новых страданий. Хотя он уже заставляет ее страдать, мучиться своею любовью, несдержанностью. Как же ему сейчас необходим его гребанный самоконтроль, который явно решил с ним попрощаться, помахав напоследок белым флагом, отдавая его во власти чувств. Чувств, которые разрывают его изнутри, требуя свободы. И он дает им свободы, по-своему, по-мужски, выплескивая их в дверь книжного стеллажа, яростными ударами кулака. Облокотившись спиной о книжный стеллаж, Какаши осел на пол, зарывшись руками в волосы, просверливая взглядом пол, скрип зубов и тяжелое дыхание единственное, что осталось от гнева, который отказывается сходить на нет. Да и как он может пройти? Ведь перед глазами стоит образ плачущей любимой. И самое отвратительное, мерзкое, вызывающее отвращение к самому себе, это понимание того, что он причина. Причина ее слез. Черт возьми, как же ему хочется пойти к ней, обнять, прижать к себе, успокоить, утешить, поклясться, что больше никогда не заставит ее плакать. Но. Он дал обещание, которое не имеет права нарушить и которое, что крест, сейчас висит над ним, не позволяя сорваться и бежать к ней, осуществить свое желание. Желание быть с нею. А ему, кроме этого, больше в жизни ничего не нужно. Жизнь без Саёри потеряет смысл, краски, звуки, вкус, запахи. Для Какаши это хуже Ада. Да, так было не всегда. Не всегда он жил лишь только ею. Но после их первой встречи в нем что-то зародилось, лишь стоило ему посмотреть в ее темно-зеленные глаза, которые тогда были полны жизни. Он не сразу понял, что влюбился в маленькую четырнадцатилетнюю девочку-сорванца. Да на это ему потребовалось добрых три года, но когда он понял это, то решил всегда быть с нею и обязательно добиться ее, влюбить ее в себя. Какаши часто вспоминает первую встречу с Саёри, и эти воспоминания вызывают на его лице улыбку, а сердце заставляют биться чаше. Вот и сейчас, чтобы успокоиться, чтобы вернуть себе контроль над чувствами, он мысленно уносится в тот день. День, когда он встретил рыжую бестию. - Ну, вот, Какаши, с сегодняшнего дня ты будешь жить здесь, – усмехнувшись, похлопал по плечу нового сожителя Минато, стоя в холле огромного родового дома семьи Удзумаки. – Комнату для тебя уже приготовили, можешь располагаться. - Вот это хоромы, – присвистнув, молодой человек осматривал холл дома, в котором теперь будет жить. – Минато, ты уверен, что твоя семья не будет против того, что я буду жить здесь? – перевел взгляд на друга-шефа. – Насколько я знаю, ты не предупреждал их об этом. - Ну, Кушина покричит немного, да и успокоится, – почесав затылок, мысленно уже приставил степень и размах негодования супруги. – Но против никто точно не будет, не переживай, – улыбнувшись своею лучезарной и такой подбадривающей улыбкой, Минато как всегда находился в любимом состоянии легкой беспечности. - Хорошо, – усмехнувшись, Какаши поднял с пола свои скромные пожитки. – И где моя комната, позволь узнать? - Идем, я покажу, – развернувшись, Минато бодрым шагом пошел к лестнице, но только он хотел подняться на первую ступень, как на него, чуть не сбив с ног, налетел парнишка, который был очень похож на главу семейства. – Наруто? - Папа! Спасай! – крикнув, тут же спрятался за его спину, а до ушей мужчин донеслись детские и явно девичьи недовольные крики. - Наруто! – по лестнице на всех парах неслась рыжеволосая девчонка лет четырнадцати, громко топая босыми ногами и даже не заботясь о том, чтобы немного приподнять подол легкого летнего сарафанчика, за что и поплатилась бы полетом кубарем по лестнице, если бы ее вовремя не поймали чьи-то руки. - Поймал, – незнакомый голос раздался над ее ухом, и, открыв один глаз, девчонка посмотрела на своего спасителя, который держит ее на руках, что маленькую принцессу. - Привет, – улыбнулась такой же лучезарной улыбкой, что и у отца, смотря в глаза молодого человека своими большими темно-зеленными. - Какаши, познакомься, это мои дети, – подойдя ближе к Хатаке и дочурке, которую все так и держит молодой человек на руках, представил ребятишек. – Наруто, – показал на мальца, у которого только голова с довольной улыбкой выглядывает из-за спины отца. – И Саёри. Улыбаясь, Какаши провел рукой по волосам. Эти воспоминания согрели его душу и подействовали, что успокоительное, подарив покой и вернув сбежавший самоконтроль, который ему, ой, как пригодиться, учитывая, кому он отдал свое сердце. Он прекрасно понимает, что с Саёри не может быть легко, не может быть, как со всеми: обычно, быстро, доступно. Он помнит все ее шалости, все ее озорство, ее любопытство и любимое занятие залезть туда, куда не надо. И каждый раз он был тем, кто ее вытаскивал, спасал, отчитывал, ругал и прикрывал перед родителями. Он помнит все ее ссадины, ушибы, раны, порезы, синяки, шрамы. Он помнит все. Поэтому с нею априори не может быть просто. А ему остается только запастись терпения, которого уже не хватает и... ждать... 17:20; холл Спускаясь по лестнице на первый этаж, Саске довольно ухмылялся, ведь он уверен, что Харуно сдалась, что его мышке ничего не осталось, как смириться с прихотью мартовского кота. А для него это стало прихотью, нет, не чем-то важным, особенным, а именно прихотью, от которой он не собирается отказываться, как и от своих слов, смысл, которых он сам еще до конца не понимает. Ведь фраза "Я всегда буду рядом" для него лишь минутная слабость, крик проснувшейся совести, которую Учиха запихал обратно в самый дальний уголок своей души, накачав отборным снотворным, состоящим из его собственного эго. И он даже не представляет, что эта фраза значит для Сакуры, для той, которая всю жизнь живет в собственноручно созданной клетке, а эта фраза умудрилась приоткрыть немного эту клетку, впустив в печальный и мрачный мир девушки долю надежды. Его слова звучали так искренне, так настойчиво, его глаза горели решимостью, его руки так крепко обнимали вырывающуюся девушку, которая стремилась отстраниться, сбежать, закрыться от него за семью замками, и это заставило ее невольно поверить его словам. В их искренность. Дать шанс. Но. Стоило только Саске выйти из комнаты розоволосой нимфы, как до него дошло понимание того, что он сделал, того, что он сказал, того, над чем так упорно настаивал. Он подписал себя на то, от чего бежал, открещивался, высмеивал, боялся и пытался избежать всеми известными и неизвестными человечеству способами. Отношения. Привязанность. Нечто большее, чем просто флирт, чем просто секс на одну ночь. И у Саске есть сейчас только два пути. Либо сбежать, как последний трус, скрыться, исчезнуть, противореча собственным словам. Либо рискнуть и сдержать обещанное, быть с той, которая ворвалась в его жизнь, что тайфун, перевернув ее с ног на голову за одни лишь сутки. Но. И он перевернул привычный мир Сакуры. За один вечер. За одну ночь. За одно утро. - Саске, – голос друга вывел из раздумий брюнета, раздавшись за его спиной, заставив Учиху повернуть к Наруто голову. - Чего тебе? – черные глаза смотрят так высокомерно с присущей им холодностью, но Удзумаки даже не догадывается, что на самом деле скрыто в этом взгляде. Какая буря эмоций сейчас бушует в этом внешне кажущимся спокойном, холодном парне. Наруто даже не догадывается, что сейчас на краю сознания брюнета скребется, что маленький щенок, который борется за свою жизнь, проснувшаяся от многолетнего сна совесть и чувство вины, борясь с учиховским эго, требуя право на свое существование, требуя признания своей ошибки. - Да так, хочу узнать, что дальше собираешься делать, – пожав плечами, блондин слегка наклонил голову на правый бок, выжидающе смотря на друга, руки запущены в карманы штанов. - Тебе какая разница, а? – усмехнувшись, Саске полностью повернулся к нему, в его взгляде промелькнул вызов, брюнет сам не понимает, почему он так смотрит на друга детства, но его чертовски напрягает забота, которую проявляет Наруто к его розоволосой нимфе. - Саске, я уже тебе говорил, что Сакура подруга Саёри, и она стала для нас членом семьи, а ты знаешь, что я не прощаю тех, кто обижает мою семью, даже, если это лучший друг, – в голубых глазах отображается злость на друга, которая может выплеснуться наружу либо ссорой, либо нравоучениями, либо, того хуже, мордобоем. - Наруто, – подойдя к блондину, Учиха положил руку на его левое плечо. – Я уже ее обидел и вляпался по самое не хочу, - усмехнувшись, посмотрел на Удзумаки. – Поэтому твои угрозы меня не пугают, и лучше не лезь, сам разберусь, – отойдя, повернулся к нему спиной, собравшись уйти. - Теме, – рыкнув, Наруто только собрался остановить брюнета, как у него завибрировал телефон. – Да, – ответил, даже не посмотрев, кто звонит. - Наруто-кун, – тихий всхлип любимого голоса раздался в динамике, заставив неприятно сжаться сердце парня. - Хината, что случилось? Почему ты плачешь? – в голосе блондина звучит волнение и страх за любимую, голубые глаза встретились со взглядом черных глаз друга, в которых застал немой вопрос: что случилось? - Наруто-кун, приезжай быстрее, папа он... - еще один всхлип, и в динамике раздалось рыдание, которое Хината пыталась сдержать. - Хинта, я сейчас же приеду, – отключив звонок, Удзумаки быстрым шагом пошел к выходу из дома, предчувствие чего-то очень плохого моментально появилось в его сердце. - Что с Хинатой? - последовав за другом, Саске смотрел на его затылок, все же Хьюга его подруга, и он, как и друг, волнуется за нее, хоть и никогда не покажет этого, даже задавая этот вопрос, голос Учихи оставался холодным и спокойным. - Не знаю, что-то с ее отцом случилось, - выйдя из дома, блондин быстро спускался по лестнице к машине. – Ладно, потом поговорим, мне ехать нужно, – подойдя к машине, открыл дверь. - Хорошо, – кивнув головой, Саске остановился около друга. – Нужна будет помощь, звони, – кивнув головой, Наруто быстро сел в машину и, заведя ее, выехал с территории семьи Удзумаки на дорогу, чтобы как можно быстрее доехать до Хинаты, ведь стоило ему только услышать ее дрожащий, наполненный рыданием, голос, как все остальное резко отошло на второй план. 21:20; особняк семьи Хьюга Остановив машину у ворот старинного особняка, который выполнен в лучших японских традициях, Наруто быстро вышел из машины, чтобы помочь Хинате выбраться из нее. Девушку до сих пор трясло мелкой дрожью от наконец-то отступившей истерики, которую Удзумаки пытался успокоить битые полчаса, стоя в прихожей ее квартиры, крепко обнимая любимую, гладя ее по волосам, спине. И тихо шепча: “Успокойся, я рядом”. А она лишь надрывно всхлипывала, вжимаясь в него, не имея возможности произнести хоть что-нибудь, чтобы стало подсказкой для парня о причине ее слез. Ее руки сжимали дрожащими пальцами ткань кофты любимого, которая насквозь промокла от ее слез. Но. Наруто плевать на это. Плевать. Он может думать только об одном, как бы успокоить ее, как бы сделать так, чтобы эти ненавистные для него слезы перестали течь из ее глаз. Ее всхлипы резали барабанные перепонки парня, отдаваясь тупой болью в сердце. И это, черт возьми, не ВЫНОСИМО. Видеть, как она страдает, как ей больно... И понимать. Понимать, что ты ни хрена не понимаешь. Не знаешь гребанной причины! Причины этих чертовых слез. Она кажется ему такой хрупкой, такой маленькой, словно от одного его прикосновения она сломается, распадется на части. А он все равно гладит ее, успокаивая, по спине, волосам, тихо шепчет слова утешения, что мантру, пытаясь до нее достучаться, сквозь шум, гудящий в ее ушах. А она не слышит, сильнее сжимает ткань его кофты, рыдая на взрыв. И он чувствует, как сжимается от боли ее сердце, которое воет, что раненный и измученный зверь, заставляя все неприятно сжиматься внутри парня, от этого... Гортанного. Отчаянного. Болезненного. Воя. Он чувствует, как брюнетка делает глубокий вдох, сильнее вжимаясь в него и на выдохе произносит… “Папа, дом”. Вот она подсказка, вот куда она сейчас просит ее отвезти. А Наруто в этом не сомневается. Не сомневается, что она именно просит отвезти ее в отчий дом. Лишь кивнув головой, он повел ее к выходу из квартиры, попутно взяв ключи от нее. По дороге брюнетка все же смогла толком объяснить, что же случилось, хоть и говорила она сквозь продолжающееся рыдание, но, слава Богу, уже не такое сильное, какое было в квартире, когда Наруто только приехал к ней. Как оказалось, днем Хинате позвонила мама и сообщила, что ее отец сильно болен, а, по словам врачей, ему осталось не долго. Мама слезно просила дочь приехать и проведать отца, в чем старшая из сестер Хьюга не могла отказать, и не только из-за просьб матери, но и потому, что она все равно любит отца, каким бы он ни был. Но. Что-то во всем этом Наруто казалось странным, а что, он никак не мог объяснить самому себе, как и не мог объяснить держащее его сердце в ледяной тюрьме плохое предчувствие, которое до сих пор не хочет его отпускать. Он убеждает себя, что это правда. Ведь почему это не может быть правдой? Он убеждает себя, что это все из-за его волнения за любимую. Из-за его волнения, страха, переживания. Которые всю дорогу до дома девушки держали его в напряжении, заставляли гнать на полном ходу, нарушая все правила дорожного движения, пару раз проехать на красный свет светофора. Да это все из-за них. Из-за этих чувств. Его сердце сошло сума, поддаваясь беспричинной панике. Тогда почему он так настороженно смотрит на невообразимо большое количество охраны, которое они увидели, стоило им только войти на территорию особняка? Люди в черных костюмах были на каждом углу. И это лишь сильнее заставило его напрячься. Заставило прислушаться к его предчувствию, чего-то, пиздец как, плохого. - Что-то тут не так, – тихо прошептал на ушко брюнетки, приобняв ее за плечи, и, прижимая к себе, голубые глаза парня смотрят на охрану, а в уме он уже подсчитывает их количество. 15 человек, и это только во дворе. А сколько их еще может быть в доме? По всей территории поместья? В мозг парня ударяются вопросы: зачем? Для чего? Кого они охраняют? И, самый главный... От кого? - Мне это тоже не нравится, – тихо проговорила, стараясь не крутить головою по сторонам. Охрана в их доме, в принципе, привычное дело, ведь их семья очень известная и есть много людей, которые бы хотели заполучить их чайные дома, но все же не в таких количествах. Да и не было случаев, чтобы на их семью нападали. По крайне мере, когда Хината жила с родителями. А, если… недоформулированная мысль заставила девушку остановиться, а в глазах моментально появился страх. “Нет, – встряхнула головой, словно вытряхивая из нее эти мысли. – Они бы сообщили, обязаны были бы сообщить”. Повернув голову к блондину, она наткнулась глазами на его вопросительный взгляд, но только девушка открыла рот, чтобы объяснить свою заминку, как ее окликнули. - Хината! – на встречу к молодым людям вышла госпожа Хьюга, но, увидев, что дочь идет в сопровождении Удзумаки, женщина тут же остановилась, а ее руки нервно сжали ткань платья. – Здравствуй, Наруто, – улыбнувшись, Ханаби попыталась скрыть свой невроз. - Здравствуйте, – взгляд голубых глаз привлек жест женщины, который ему не понравился, но блондин сослал это на переживания за супруга, хоть и предчувствие плохого напомнило о себе сильнее прежнего, заставив его сердце замереть, неприятно сжавшись. - Мама, что с отцом? – подойдя к женщине, Хината смотрела на нее заплаканными серыми глазами, в которых отражалось все ее волнение, страх, самая настоящая боль, ведь она не хочет его терять, потому что любит, просто не может не любить. – И почему в доме столько охраны? – все же решила обвести двор взглядом, немного задерживая его на каждом видном черном костюме, а потом возвращая к матери. - Идем, дорогая, отец ждет тебя, – взяв дочь за руку, Ханаби повела ее в дом. – А ты, Наруто, жди здесь, – бросила перед тем, как скрыться с Хинатой в доме. Тон. Тон голоса, с которым к нему обратилась госпожа Хьюга, заставил сильнее напрячься Наруто. Холодный. Приказной. Совсем несвойственный для этой нежной, заботливой и мягкой женщины. Но. Также в нем присутствовало что-то еще… Сожаление? Да Удзумаки готов поклясться, что расслышал в ее голосе сожаление. Но чему ей сожалеть? Она же не виновата в болезни мужа. Стоп. А причем тут он? Ведь это сожаление было явно адресовано ему... Наруто. Удзумаки так и остался стоять у входа в дом, напряженный до предела. А его мозг с каждой секундой рождает все новые и новые вопросы, и это вымораживает. Ведь ответов на них нет. Он лихорадочно пытается понять, о чем может сожалеть госпожа Хьюга по отношению к нему. Поэтому он не сразу заметил краем глаза приближающуюся к нему охрану, которой дали четкое указание выставить вон Удзумаки, если тот придет вместе с Хинатой. - Что это все, блять, значит? – тихо рыкнув, блондин, недолго думая, рванул в дом, он уже четко понимает, что здесь определенно что-то не так и что Хиаши навряд ли болен, точнее, он понимает, что это ловушка для Хинаты, с помощью которой девушку хотели заманить домой. Для чего? В этом весь вопрос, и этот вопрос сейчас лихорадочно ищет ответа в разуме парня, который бежит, расталкивая охрану в комнату, в которую увела Ханаби дочь, ведь ему удалось это заметить. И даже эти охранники, которые, словно появляются из ларца один за другим, хватая озверевшего Удзумаки, перекрывая путь, набрасываясь на него, ему не помеха, ведь блондин прет, что таран к своей цели, вырываясь, разбрасывая мужчин в разные стороны, еще сильнее распыляясь. Его голубые глаза полыхают яростью, которая моментально вспыхнула в нем, словно бензин, в который бросили спичку. Разгораясь сильнее с каждым препятствием на его пути. С каждым ударом кулака по мордам этих идиотов-охранников. Они не понимают. НЕ ПОНИМАЮТ. Что для него добраться до Хинаты, защитить ее, забрать из этого проклятого им дома, вопрос жизни и смерти. Да и не нужно им этого понимать, они лишь бездумно выполняют свою работу. Дан приказ. Они должны выполнить. А насколько это правильно, их не должно волновать. По его виску и из разбитой нижней губы стекает кровь, но это лишь сильнее распаляет, превращая Наруто в дикого зверя, у которого отняли душу, и он готов за это убить, порвать любого. В кровь парня вдарил адреналин и, перемешавшись с его внутренней яростью, дурманит разум, позволяя инстинктам взять вверх. Его кулаки наносят удары по лицам, прессу тех, кто встает у него на пути, по костяшкам парня стекает кровь его противников. А он отчаянно рычит, смотрит на них взглядом полыхающих праведным гневом голубых глаз. Он слышит крики. ЕЕ крики. И эти крики придают ему сил бороться дальше, не сдаваться, стремиться к ней, чтобы обнять, чтобы защитить от всех, кто хочет причинить ей вред и боль. И эти крики ломают все цепи, которые сдерживают внутреннего демона, заставляют его подниматься, бежать, снося все на своем пути. Вырываться из захватов, чуть ли не выкручивая самому себе руки. Утробно рычать. Скалиться безумно. Эти куклы в черных костюмах для него никто. НИКТО. Они лишь преграда, силуэты, которые стоят у него на пути. И он пройдет их. Всех их. Чтобы добраться до НЕЕ. - ХИНАТА! – громкий рык вырывается из груди Наруто, когда он врывается в комнату и видит, как его любимую, столь дорогую, столь родную и необходимую держат двое охранников, пытаясь увести ее, спрятать от него, а она кричит, вырывается, по ее нежным щекам текут слезы. - Наруто! – вырвав руку из цепких рук мужчины в черном костюме, Хината протягивает ее к любимому, столь дорогому, столь родному и необходимому, пытаясь дотянуться до него, пытаясь вырваться, чтобы оказаться рядом с ним, прижаться к его груди и забыть об этом кошмаре, а он рвется к ней, но его также схватили охранники, заламывая руки, выворачивая их чуть ли не до хруста костей. А за всем этим спокойно наблюдает Хиаши, который сидит на татами. Он принял решение. Он выдаст дочь за другого. За того, кто сможет вернуть его семье благополучие, сохранить их чайные дома, которые сейчас находятся на гране разорения. Контракт. Брак по расчету. И плевать, что таким решением он уничтожит жизнь дочери, превратит ее в вечный Ад. И плевать, что он уничтожит жизнь того, кто всегда был готов помочь им, до потери рассудка любит и оберегает его дочь. Он принял решение. И никто не вправе ему перечить, мешать. Хиаши уверен, когда-нибудь Хината скажет ему за это спасибо, когда-нибудь она поймет отца. Наивный родитель. Дети многое прощают, понимают. Но. Они никогда не простят того, что с ними обращаются, что с тавром, вещью. Распоряжаются их жизнью, не спрашивая их мнения, их желания. Они никогда не простят того, что их жизни ломаются упрямыми родителями, которые уверены, что лучше знают, что нужно их чадам. Они никогда не простят того, что навязывают, заставляют переступить через себя, проглатывая эту несправедливость, отказываться от всего, что им дорого, важно, желанно, дабы удовлетворить прихоти родителей. Этого. Дети. Никогда. Не. Простят. - Хиаши, – полыхающий яростью взгляд голубых глаз устремлен на главу клана Хьюга. – Что это все значит? – Наруто не оставляет попыток вырваться из рук охранников, хоть уже не однократно получил по лицу, по которому стекает кровь, но ему плевать. Плевать потому, что его любимую увели, спрятали от него, посадили под замок. - Ты никогда не будешь с Хинатой, - спокойный голос мужчины резанул по барабанным перепонкам блондина. – Забудь о ней, – поднявшись с татами, Хьюга пошел к противоположному выходу из комнаты. – Выставите его вон, - отдав приказ, в котором отчётливо было слышно все пренебрежение к Удзумаки, Хиаши скрылся в коридоре. - НЕТ! ХИНАТА! – громкий крик Наруто был слышен во всем поместье, а вырывающегося парня поволокли к выходу с территории семьи Хьюга. 23:20; где-то на дорогах Токио. Руки до хруста и побеления костяшек, по которым стекает кровь, сжимают руль. Напряжение. Напряжение сковывает все его тело, заставляя вытягиваться, что по струнке, держать спину ровно так, как он никогда не держал. Потемневшие голубого цвета глаза смотрят на дорогу, которая проносится под колесами его машины. По виску, скуле стекает кровь, падает, маленькими капельками на его одежду. Но он не чувствует физической боли. Он чувствует только душевную, сердечную боль. Вопящую, сжирающую, пронзающую, душащую, разрывающую. Боль. Которая воет, орет от бессилия в раскалённом мозгу Наруто, требуя свободы, чтобы весь мир, блять, узнал, как сейчас ему херово. Но она находит выход лишь в тихом рыке. Шумном дыхании. Скрипе зубов. Напряженном взгляде. Сжимающихся рук. Наруто пытается сконцентрироваться на дороге. Видеть ее. А не лицо с заплаканными глазами. Слышать тишину салона автомобиля. Свое глубокое дыхание. А не ее крики, врезавшиеся в его сознание. Ощущать тепло от печки. А не ее страх, отчаяние, которое, он мог поклясться, чувствует всеми фибрами своей души тогда в проклятом доме и сейчас в машине. Чтобы хоть немного, блять, успокоиться. Чтобы не сорваться, не поступить бездумно, не отдаться чувствам, не развернуть машину и погнать на максимальной скорости обратно к поместью. Не долбиться в закрытые ворота. Надрывая до срывания голосовых связок, кричать ее имя. Хината. Его маленькая девочка, в очередной раз предана ублюдком-отцом. Господи, как Наруто его ненавидит. Ненавидит уже давно. Еще с того случая три года назад. Когда он выставил свою собственную дочь вон из дома, запретив появляться у него на глазах лишь потому, что Хината не хотела становиться его наследницей. Лишь потому, что она перечила ему. Лишь потому, что не хотела подчиняться. Быть куклой в его руках, которой он бы управлял так, как бы ему заблагорассудилось. Хотела сама решать, выбирать, ошибаться, пробовать, познавать, рисковать. Жить. Наруто возненавидел тогда Хиаши. Он слишком хорошо помнит, как отец вышвыривал дочь, что жалкую шавку, бросал ей в след такие слова, которые в жизни Удзумаки никогда не скажет своему ребенку. Которые ранят сильнее, которые приносят боль сильнее, чем удар по лицу, оставляющий след на нежной щеке. Он помнит, как долго сходил синяк с ее красивого лица. Он помнит сколько сил ему тогда понадобилось, чтобы не ворваться в поместье и не отхерачить этого ублюдка к чертям собачьим. С того дня Хината ни разу не появлялась в поместье Хьюга. На следующий день Наруто приехал забрать вещи, которые так любезно собрала ее мать, незаметно для мужа вложив в одну из сумок ключи от квартиры и небольшое письмо для дочери. Что было написано в этом письме, Удзумаки до сих пор не знает, да и он не спрашивал. Не решился. Потому что после его прочтения Хината плакала добрые полтора часа. Он решил забрать ее. Вновь нацепить ошейник и сказать "к ноге". Словно говоря: я дал тебе время пожить так, как ты хотела, пришла пора вернуть долг. А Наруто не сомневается, что Хиаши считает это долгом. Ведь все должны великому Хьюга Хиаши. Даже Удзумаки. Хотя, не так. В особенности Наруто. Ведь он посмел запудрить мозги его дочери. Из-за него она осмелилась перечить отцу. Из-за него вышла из-под контроля. Из-за него заявила право на собственное мнение, желание, мысли, мечты. Из-за него проявила характер. Из-за него поставила свои интересы превыше отцовских. Из-за него ушла из дома. Из-за него. Но Наруто плевать на это. Плевать было бы, если Хиаши захотел отомстить ему за это. Лишь бы он не трогал Хинату. А он тронул. Опять посадил ее под замок. Находясь в полной уверенности, что имеет право решать за нее. Заставлять поступать ее так, как это выгодно ему. А Хьюга-старший по-другому и не делает, все только ради выгоды для себя. Хоть он себя и уверяет, что это для семьи. Но вот никогда не спрашивает, а надо ли это вообще его семье? Его жене? Его дочкам? Зачем, он сам знает, что лучше, а что - нет. Для него существует только его мнение, и оно единственно верное. И этого Наруто ему НИКОГДА не простит. Черта с два он все оставит так. Черта с два он сдастся. Черта с два не будет пытаться ее вернуть. Черта с два будет играть по правилам какого-то старого хера. Черта с два. - Я верну ее, – прорычал, сильнее сжимая руль, хотя куда уж сильнее, пальцы уже онемели настолько сильно, что разжать их будет проблематично. – Я верну ее. Слышишь? Хиаши? – перед его глазами стоит спокойное, доводящее до сумасшествия блондина, лицо Хьюга-старшего. – А тебя уничтожу. Наруто больше ни пред чем не остановится. Он вернет Хинату. Сделает все, чтобы Хиаши больше не имел власти, права на дочь. Он защитит ее от отца. Защитит ее от всего мира. Который словно восстал против них. Каждый раз проверяя на прочность их любовь. Каждый гребанный раз, стоит им только снова быть вместе. Но. В этот раз все по-другому. Это будет последним для них препятствием. Больше никто и никогда не сможет их разлучить. Встать между ними. Никто и никогда. В голове Удзумаки зреет план. Безумный, опасный, но кажущийся единственным выходом. Он понимает, что для его осуществления ему нужна помощь. Что один он не справится. Ему нужен Какаши и еще двое. Поэтому, когда Наруто припарковал свой автомобиль напротив дома, и одному Богу только известно, как он добрался до него целым, достал сотовый телефон. Непослушными и отходящими от онемения пальцами набирает текст сообщения. “У меня проблемы. Нужна помощь”. И отправляет его сразу же двум адресатам. Саске. Неджи. Глубокий выдох, и он откидывается на сидение, не торопясь выходить из машины. Ему нужно хоть немного успокоиться. Чтобы не сорваться от простого вопроса. Что случилось? А его обязательно зададут, стоит только Наруто войти в дом, наткнуться на взволнованный и испуганный взгляд сестры, спокойный и в тоже время напряженный взгляд Какаши. Когда они увидят, в каком он состоянии, когда они увидят кровь, стекающую по его лицу, рукам. И тогда он сорвется, начнет громить, крушить все вокруг себя. Выплескивая свою ярость, бессилие, отчаяние, боль, ненависть. А этого ему сейчас нужно меньше всего. Ему нужен холодный, рассудительный разум. Чертов рассудительный разум, чтобы обдумывать шаги, шаги по возвращению ЕЕ.