Проклятый бессмертием

Небо. Он еще помнил, чем пахнет небо. Бездонное, беспредельное, неизмеримо прекрасное. Оно пахнет призрачным светом луны и поднимающимся над теплой землей туманом, оно источает аромат свежего утра, ему придают изысканную пикантность собирающиеся грозовые облака, и хотя смертным не дано понять, чем пахнут звезды, только что сбрызнутые первым весенним дождем – он помнил, помнил этот запах!.. Но в этом месте ты никогда не почувствуешь, чем пахнет небо. В этом месте… …над головой – клокочущая бездна, безумное варево взбесившихся облаков, то и дело пронзаемое молниями – но если смертную душу такое зрелище могло напугать до полусмерти (боги, какая ирония…), молодой дова, полосующий крыльями воздух, только морщился, продолжая раз за разом совершать еще один натужный рывок вверх. Как они посмели? Его сознание кипело, и эта ярость согревала его до кончиков когтей – здесь, на вершине Сил Голварукт, Каирна Душ, проклятой обители порабощенных смертных, где царящий невозможный холод был способен в мгновение ока превратить горячую кровь в лед. Эта ярость давала ему силы на каждый новый взмах, пусть даже воспаленному разуму уже казалось, что к каждому когтю привязан огромный камень, а еще половина Вуса покоится на спине – он не собирался сдаваться! Как они посмели?! Сиплое рычание, больше похожее на предсмертный хрип, вырвалось из пересохшей глотки, едва не обратившись кашлем, но могучие легкие сдержали позорный звук, не позволив телу и на миг позабыть о поставленной перед ним задаче: вверх! Пока еще не отказали крылья, пока трещат, но не ломаются кости, а отчаянное сердце не вырвалось за пределы грудной клетки – вверх, вверх, как можно выше! Должна же эта гроза хоть где-нибудь кончаться! Должен же здесь быть выход! И он найдет его, во имя неба и огня, он отыщет дорогу на Тазокан! Сил Голварукт был создан тюрьмой для слабых йорре, для тех несчастных смертных, что угодили в ловушку камня души и обрекли себя на вечное страдание – но это не место для дова, полного сил и жизни бессмертного, что без сожалений потратит вечность, но рано или поздно он вырвется на волю! Он вырвется – и отомстит! Поэтому – взмах! Еще раз! Еще раз!.. КАК ОНИ ПОСМЕЛИ?! Высокомерные, да как они осмелились обмануть его? Его, Дюрневира, повелителя мертвых, одного из самых могущественных дов за всю историю их крылатого рода? Как им хватило дерзости заключить с ним этот двуличный договор, обведя его вокруг пальца?! Опьяненный открывшимися после прохода в Каирн Душ возможностями, молодой дова просто не счел важным поинтересоваться, кто же такая эта Валерика, и в счастливом неведении провел несколько… чего – дней? Может, недель? Лет? Веков?! – прежде чем первоначальный экстаз схлынул, и, желая размять крылья, Дюрневир отправился к крепости на холме, дабы узреть ту, что отмеряла срок его пребывания здесь. Помнится, мысли его были легки и свободны, точно у ребенка, возвращающегося домой с подаренным накануне игрушечным мечом, а в мечтах ему уже виделись склоненные головы сородичей – тех, что презирали его за слабость, тех, кого он теперь сумел бы покорить своей силой! – и божественное тепло разливалось по его холодному телу, заставляя чувствовать себя богом… нет, даже выше богов! Бесчисленные мертвецы, спящие в землях Тамриэля, были готовы услышать его зов, напитаться его силой, стать его верными слугами, его безропотными рабами – и он, Дюрневир, не мог дождаться, когда вновь окажется на том древнем кладбище, одном из множества полей сражений, где однажды сошлись две армии смертных, где до сих пор клубилась эта злобная энергия, этот запах давно прошедшей битвы, способный любого некроманта довести до экстаза! Пожалуй, он даже раскопает несколько курганов, чтобы своими глазами увидеть, как его мощь будет вливаться в эти давным-давно переставшие дышать трупы, как они встанут, один за другим… их бесчисленные ряды закроют землю до самого горизонта, их послушные трупы отправятся на битву против сильнейших дов – вооруженные копьями и луками, любого глупца, решившего атаковать их, они встретят тучей стрел, изрешетят крылья до костей, сорвут кожу и раздерут плоть, после чего от некогда славного Крылатого останется лишь смрадная куча гниющих останков! Один за другим, величайший за еще более великим, эти высокомерные владыки Слов падут пред ним, лишь на закате своих бессмертных жизней осознав, что бесславный конец им принес скромный «ученый», «любитель трупов», «пожиратель падали» - о, он еще посмеется над изгнавшими его сородичами, вспоминая эти прозвища, и трижды прав окажется старый дурак Партурнакс, советовавший прочим дов не недооценивать молодого некроманта! Он будет вспоминать их насмешки, когда бесчисленные орды его мертвых воинов будут шагать по опустевшим охотничьим территориям, приумножаясь и пополняясь с каждым пройденным кладбищем, с каждым прошедшим днем, вознося беззвучную славу своему хозяину! И самый могущественный из всех дов, покоривший смерть Дюрневир будет величаво парить над своей армией, великолепный, устрашающий, непобедимый!.. …пока не рухнет с небес, огромными когтями уцепившись за край каменной стены – не верю, не верю! – и в абсолютном оцепенении уставившись на бледную, как смерть, йор… нет, не йор – соснак, кровопийцу, проклятое дитя Сумерек! Словно почувствовав преисполненный бешенства взгляд, она подняла голову, и эти глаза, эти две горящие янтарные свечи подтвердили то, о чем некроманту уже сообщило отточенное за годы практики чутье. Он никогда не дождется смерти Валерики. Ибо она уже мертва. Кажется, он тогда закричал…. Заревел в полный голос, подняв крылья и позволив Ту'уму – потоку ледяного пламени – вырваться из его глотки, устремившись к бесчувственным облакам. Обманут, проведен, унижен, пойман в ловушку и заперт, словно дикий зверь – но, видит Акатош, он не собирался покоряться судьбе! В его сердце поднялся гнев, подобного которому он не испытывал за все прошедшие века жизни, и первым делом его злоба едва не обрушилась на беспомощную соснак… он бы разодрал ее в клочья, превратил в тысячу невесомых осколков, разметал бы ее прах по ветру! – но, к счастью для этой Валерики, Дюрневир прекрасно понимал, что это убийство уже ничего не изменит. Хитрые Повелители, да проклянут их боги, взяли с него клятву охранять Валерику до самой смерти, так что, убив ее, он лишь закрепит уже заключенную сделку… поэтому нечего тратить на нее время – вверх, вверх, как можно быстрее! Точно спущенная стрела, он вонзился в бездушное небо, похожее на распятого на цепях мертвеца, из чьей развороченной груди стекали ядовито-лиловые разряды молний, и летел, летел… летел… …пока и без того скудный свет не померк у него перед глазами, и он не почувствовал… что падает… что несется вниз… быстрее, быстрее… И, словно в насмешку над всеми его утраченными мечтами, закручиваясь вокруг рогов, залихватски свистел этот мертвый воздух, эта жалкая пародия на… Ветер. Он еще помнил, как звучит ветер. Непокорный, неодолимый, неизмеримо прекрасный. Как он пронзительно вопит, зацепляясь за каменные отроги скал, как сдержанно смеется, путаясь в зеленой листве, как ласково шепчет, скатываясь по усыпанному первым снегом горному склону, и хотя смертным не дано услышать, как поют заоблачные потоки воздуха, потираясь серебристыми боками о пронзительную синеву небосклона – он помнил, помнил этот звук!.. Но в этом месте ты никогда не услышишь, как звучит ветер. В этом месте… – …даже простой горноцвет не растет – горноцвет! Которого в Скайриме не найдешь разве что под водой! – голос у Валерики оказался грубоватым, но, если сравнивать с мертвыми нордами, она визжала раненым саблезубом, – Признаться, когда я оставляла портал в замок открытым, то рассчитывала, что время от времени смогу появляться в своей лаборатории и пополнять запасы, но, - еще один странный жест – интересно, чем они еще могут занять свои руки, раз уж боги обделили их крыльями?.. – как видишь, из-за игр Повелителей у меня не такой возможности. Так ты поможешь мне, дракон? – Разумеется, – кажется, ему удалось сдержать рвущееся наружу удивление, замаскировав его под личиной сарказма, – Если только ты объяснишь, зачем мне тебе помогать. Да уж, за все время его пребывания здесь… Нет, не сказать, чтобы их отношения с Валерикой были такими уж плохими – просто они оба принадлежали к той особенной породе бессмертных, что не видят смысла в пустых разговорах, и до сегодняшнего дня пленница и ее тюремщик предпочитали вообще друг друга не замечать. Он просто занимался своими исследованиями в области некромантии, заодно изучая неизведанные области Каирна Душ, она что-то толкла в своих ступках, изредка прерываясь для чтения книги или, еще лучше, для бессмысленного сидения на месте, когда лишь слабо подсвечивающийся огонек ауры сообщал наблюдавшему за ней дова, что оставленная под его присмотром соснак не решила наконец-то встретиться с Молагом Балом. Не то, чтобы он был против – в конце концов, пересечь барьер вокруг Могильника он не мог, так что не имел бы и малейшего шанса помешать ее самоубийству, а значит, и нарушить договор – однако зачастую его глодало смутное сомнение, что Совершенные Повелители не отпустят его на свободу, даже если душа Валерики и угодит в их когтистые лапы. Остаться в этом мрачном месте в абсолютном одиночестве, окруженным лишь стонущими душами и безмолвными Хранителями?.. Как ни странно, такая мысль не приносила ему удовольствия – возможно, он даже проявил присущую смертным слабость, в каком-то смысле привязавшись к своей… положим, соседке, так что, когда, в очередной раз облетая Могильник, дова увидел внизу машущую ему рукой узницу, в его душе шевельнулось что-то вроде… любопытства, заставившее его, помедлив, все же приземлиться на осыпающуюся каменную стену. Сделал он это, впрочем, без особой охоты. В конце концов, он ничем не обязан этой кровопийце, более того – ей следовало бы обходить его по широкой дуге уже потому, что ее смерть и его освобождение – потенциально взаимосвязанные события… однако на этот раз ей повезло, и изнывающий от скуки охранник решил позабавиться и выслушать, что же она могла ему предложить! Вот только, как оказалось, даже его извращенной фантазии не хватило на то, чтобы вообразить себе соснак, просящую его принести ей ингредиенты для нового зелья… – Охотно, – если она его и боялась, то внешне это никак не проявилось, – Я же не слепая. Видела уж, как ты небо покорить пытаешься… Напрасный труд, я тебе скажу, но, кто знает, может, и получится что. Все же я ни разу не слышала о драконе, которого навечно заперли бы в Обливионе – быть может, это значит, что в конце концов он вернулся в Мундус? – Либо погиб, пытаясь это сделать, – суховато ответил Дюрневир – осведомленность смертной… пусть даже нестареющей смертной о его попытках неприятно уязвила гордого дова, – Или ты нашла способ мне помочь? – Возможно, – уклончиво ответила Валерика, – Но для этого мне нужны… вот такие растения, – тут она продемонстрировала ему… ну, эту гадость, которой кое-как, но поросли равнины Каирна. Больше всего эти странные штуки напоминали те грибы, которые Дюрневир видел в горах на востоке Кеизаля – во всяком случае, они были такие же бледные и неприятные на вид, – Я называю их оболочками души – знаю, звучит мерзко – и выяснила, что эти скромные уродцы, на самом деле, обладают крайне полезным свойством замедлять поглощение души магией Каирна. К тому же… – Мне это не пригодится, – фыркнул дова, в очередной раз убеждаясь, что он напрасно тратит время, – Мою душу не поглотит ни Каирн, ни какой-нибудь из его жадных камней. Лишь немногие во всем Мундусе способны удержать в себе сущность дова, не позволив ей возродиться вновь… – Ты можешь выслушать меня до конца? – раздраженно перебила его соснак, заставив изумленно подавиться словами – какая дерзость! – Может быть, твоя сверхмогущественная драконья душа и не осознает, что она оказалась на задворках Обливиона, однако про тело этого не скажешь. За то время, что ты пробыл здесь, оно… мягко говоря, изрядно обветшало. – Здесь это не имеет значения, – хотя ему и очень хотелось улететь, бросив эту нахалку с ее проблемами, пока что Дюрневир был еще не настолько зол – все-таки другие дов в свое время и не так его оскорбляли, – Тело – всего лишь сосуд. Пока моя душа при мне, это тело будет жить. – Но силы его будут таять с каждым днем. Разве ты, некромант, не знаешь, что чем сильнее изувечен труп, тем меньше времени он сможет тебе прослужить? Твоя сила просто вытечет из него, как из трещины в кувшине, и очень скоро ты вновь получишь лишь груду холодной зловонной плоти. – Мне это… известно. – В таком случае дай мне закончить, хорошо? Эти оболочки душ, которые я исследовала, способны, в какой-то мере, замедлить процесс гниения и восстановить силы, что были утрачены. Это, разумеется, не лекарство, скорее, отсрочка перед неизбежным, но она позволит тебе сохранить силы для еще одной попытки. Я не обещаю, что она будет удачной. – Я и сам в этом начал сомневаться, – пробормотал Дюрневир, скорее для самого себя, чем отвечая ей, – Мое тело находится здесь, а не в Мундусе, значит, после моей смерти, если я и сумею возродиться, то лишь здесь, в Каирне Душ, на радость Совершенным Повелителям. Они знали, как заключать этот договор… – Но это еще не повод впадать в депрессию, – голос соснак чуть смягчился, – Знаешь, дракон, почему я оказалась здесь? – Ты искала могущества? – Нет. Я искала убежища. От своего мужа. Его звали… зовут лорд Харкон. – Харкон Волкихар? Тот самый? – Именно. Глава самого древнего вампирского клана в Скайриме. Тот самый, что пожертвовал тысячу невинных душ Принцу Молагу Балу взамен на вечную жизнь для себя и всех родных. После этого мы и стали вампирской знатью. – Я слышал про него, – осторожно заметил Дюрневир, – Он жесток, но не вполне безумен. По крайней мере, не настолько, чтобы открыто выступать против живых. – Да, пожалуй, это единственная искра разума, которую он не отринул в погоне за властью, – фыркнула Валерика, презрительно, словно кошка, – После того, как это древнее пророчество ударило ему в голову, от него трудно ждать разумных поступков – на что может быть способен мужчина, согласившийся принести в жертву свою единственную дочь! К тому же, пусть он и без конца трепался о «тирании Солнца», я-то понимала, что, если клан Волкихар осмелится затмить светило всего Нирна, смертные просто не смогут оставить это без внимания, и тогда они не пожалеют всех своих армий, лишь бы уничтожить наш род до последнего вампира. – Ты не могла этого допустить. – Да, верно. Как только я поняла, куда он ведет наш клан, то поклялась его остановить. – Учитывая, кто твой муж… – Звучит почти безумно, верно? Но это оказалось вовсе не так сложно. Для исполнения пророчества моему мужу требовались две вещи – Лук Ауриэля, древний эльфийский артефакт, и кровь «Дочери Хладной Гавани», чистокровного вампира, получившей свою силу непосредственно от Молага Бала. Во всем клане лишь две женщины подходили для подобного ритуала: я и моя дочь. Серана. Я знала, что Харкон не остановится ни перед чем, только бы «избавить наш род от тирании Солнца», поэтому вынуждена была забрать два имеющихся у нас Древних Свитка и бежать из замка, в ночи, как вор, спасая наши с Сераной жизни, – ее глаза слегка потускнели – видимо, слишком тяжки были воспоминания, – Хотя уже тогда было ясно, что простое бегство нас не спасет. – И тогда ты решила искать путь в Каирн Душ? – Нет, к тому времени я уже знала, что отправлюсь туда одна, – Валерика покачала головой, – Две бессмертные души и два Древних Свитка – слишком большой соблазн для Совершенных Повелителей, так что я решила спрятать Серану и один из Свитков там, где Харкон ни за что не смог бы почуять ее присутствие. Я собственными руками погрузила ее в глубокий сон, больше похожий на смерть, после чего замуровала в той разрушенной крипте… я даже не знаю, выбралась ли она оттуда, или же до сих пор скрывается во тьме от собственного отца, готового превратить ее в жертвенную овцу. Да и едва ли… без подзарядки портал в моей лаборатории уже наверняка закрылся, а разгадать его тайну сможет лишь Серана, так что… пожалуй, если я и узнаю о судьбе дочери, то лишь из ее собственных уст. – Звучит не слишком обнадеживающе. Трудно вообразить, до чего нужно довести йор… соснак, чтобы она искала убежище в этом проклятом месте. – Лучше тебе не знать, дракон. Поверь, лучше тебе не знать, – она глубоко вздохнула, полуприкрыв глаза, а когда открыла, то ее взгляд вновь пылал сдержанной решимостью, – Но, как видишь, пока что я еще не отчаялась. Харкон, конечно, силен, и едва ли найдется герой, что отважится сразиться с подобным вампиром на равных, но, если я окончательно потеряю надежду, проще уж будет собственными руками придушить себя на глазах у Хранителей, лишь бы мое тело не досталось волкихарским вампирам. В таком случае ты, естественно, обретешь свободу… по крайней мере, условия сделки будут выполнены, так что не стоит опускать ру… крылья прежде времени. Кстати, как там тебя зовут? Дор? Дер? – Дюрневир, – наверное, еще пару часов назад столь непочтительное обращение его бы разозлило. Сейчас он скорее… смеялся? – На моем языке это значит «Проклятый Бессмертный». – Проклятый бессмертием, – кивнула она, – Да, это верно… В этом мы с тобой похожи, дракон. Два бессмертных идиота, оказавшихся в ловушке по собственному желанию и теперь ломающих голову над тем, как бы из нее выбраться. Печальное зрелище, не так ли?.. Но довольно об этом. Ты мне поможешь, Дюрневир? – Кхм, – воздух, вырвавшийся из узких ноздрей, заставил круживших поблизости мух – или, если быть точнее, просто комочки темной энергии, подобные той, что оставались после исконных обитателей Каирна – разлететься в разные стороны, после чего, присев на задних лапах, дова тяжело бросился в небо. Он летел неспешно, всем своим видом демонстрируя абсолютное равнодушие к окружающему миру… но, когда внизу мелькнула знакомая белесая «трубочка», торчащая в щели между камней – как она ее назвала, оболочка души? – он, покружив поодаль, все же со вздохом пошел на посадку. Быть может, Валерика и обманула его. Быть может, эти странные растения не стоят и единственной сброшенной чешуйки. Быть может, его тело, уже практически утратившее связь с миром живых, просто не воспримет ее зелье, и она от души посмеется над ним, валяющимся в грязи и задыхающимся от рвоты… но, по крайней мере, это будет любопытное зрелище. Не самая плохая альтернатива исследованиям костяных воинов – дошло до того, что он начал сравнивать эффективность вызова через (не)определенные промежутки времени, будто забыв, что в Каирне оно не имеет никакого значения! – а уж если это пойло и впрямь сумеет задержать неумолимый распад его тела, все больше начинающего походить на плохо замороженного драугра… Что ж, ради этого можно уделить некоторую долю внимания сбору алхимических ингредиентов. То есть стоянию на склоне холма, левая лапа на полкорпуса выше правой, хвост гордо задран (в противном случае обязательно придется из него колючки выдирать), морда уткнулась в землю – ибо коготь крыла первую же «оболочку» превратил в бесполезную кашицу, так что пришлось осторожно, будто работая с чрезвычайно ценным древним манускриптом, замораживать ледяным дыханием хрупкое растение, а затем столь же деликатно сбивать его на сорванную с ближайших руин тряпку. После чего, собрав пахнущую древней пылью ткань кульком и держа в пасти, точно невесть какую драгоценность, широкими шагами двигаться к следующему кустику, чувствуя себя при этом… ну вот, правильно. Идиотом. Бессмертным идиотом… И сдавленный звук, вырвавшийся из его глотки, заставил мертвый воздух Каирна игривым ветерком сбить залежавшийся на плоском камне пепел, а тепло, зародившееся в недрах гниющего тела, жаркой волной хлынуло по давным-давно омертвевшим венам, по костистому гребню и рваной перепонке – словно, пробившись сквозь плотный заслон Обливиона, на одинокого дова щедрой горстью вылило свой благодатный свет… Солнце. Он еще помнил, как выглядит солнце. Ослепительное, непостижимое, неизмеримо прекрасное. Это око Магнуса, дарующее миру смертных благодатный свет Этериуса, это шар расплавленного золота, величаво плывущий в бездонной синеве небес, это нежное и прозрачное сияние раннего утра, это царственное великолепие заката, и хотя смертным не дано понять, как выглядит солнце над вечной дымкой облаков, как неизменно оно превращает холодную полуночную синеву в ласковое голубое небо – он помнил, помнил это зрелище!.. Но в этом месте ты никогда не увидишь, как выглядит солнце. В этом месте… …тьма царит беспрерывно, всевластно – она втянула его в себя, как голодная рыба, отправив вниз по извилистому пищеводу, пока впереди вновь не разверзнулся знакомый вид – пропитанная грозами безжизненная пустыня – и гордый дова не оказался брезгливо выброшен над самым Могильником, только-только хватило бы времени, чтобы расправить крылья… но он не стал этого делать. Он врезался в землю, точно падающая звезда, пропахал в ней солидную борозду, кажется, сломав несколько этих странных каменных штырей вперемешку с костями… ну и пусть. Сейчас он готов был повторить это падение еще раз, приземлиться хоть на одну из крепостей Хранителей (те уже наверняка успели восстановить свои физические оболочки после разгрома, учиненного Довакином), собственным телом снести какую-нибудь арку, или разрушенную башню, или даже сравнять с землей половину Каирна – пусть, пусть!.. Только дайте полежать… еще немного. И старый дова с совершенно неприличным выражением прикрыл глаза. Солнце. Он помнил солнце. Его яростные лучи, ничуть не потеплевшие за прошедшие века, жгли его мертвую плоть, точно раскаленные уголья, но он был рад этой боли – ничуть не меньшей, чем когда он осознал, что может больше никогда не увидеть светило мира смертных – и, едва сообщив Драконорожденному первое из обещанных Слов Силы, Дюрневир тут же расправил крылья, бросаясь в небо… о, как тяжело дался ему этот первый полет, первый настоящий полет за долгие века рабства! Тело, привыкшее к реальности Каирна, где даже наполовину сгнившие мышцы и изорванная перепонка вполне могут удержать тебя в воздухе, до сих пор жаловалось после этого испытания, так что, скорее всего, в ближайшее время ему придется передвигаться исключительно на четвереньках… однако тогда, пользуясь каждым мгновением своей призрачной свободы, он об этом даже не думал. Он летел. Боги, он летел. И холодный ветер, похожий на тысячу ледяных копий, недовольно свистел в дырявых крыльях, срывая клочья отстающей кожи и замораживая зеленоватую пену, выступившую на губах – но дова вновь увидел заснеженную землю, и покрытые лесом горные склоны, и каменные стены форта – это, что ли, твои враги, Довакин? И ты вызвал меня ради такой мелочи?.. Тогда он засмеялся. Его сдавленный рев, ничуть не лучше, чем у кое-как поднятого зомби, был способен кого угодно вогнать в нервную оторопь, однако дова смеялся. Каждой частичкой своего огромного тела, каждым фибром своей бессмертной души – он смеялся в полный голос, счастливый, как никогда прежде, и даже когда он применил Ту'ум, разорвавший душу какого-то смертного в клочья и превративший его тело в послушного раба – дова продолжал смеяться. Ибо он чувствовал их страх и ненависть, он видел капли крови на вывороченных из земли камнях, он ощущал запах битвы – и радовался ей, как ребенок, увидевший лежащий на окнах первый снег. Когда шальная стрела, выпущенная из вражеского лука, скользнула по его оголенным ребрам, он ощутил боль, но даже это не стерло его широкую ухмылку, особенно когда призванный из Каирна костяной воин, выглядевший черной кляксой на фоне залитого солнечным сиянием мира, угостил наглеца его же лекарством, навылет пробив одну не слишком умную голову. Нападать на дова?! За прошедшие века смертные, судя по всему, совсем отбились от рук, и он готов был преподать им наглядный урок! – так что, сложив крылья, Дюрневир камнем помчался к земле, ликующе хватая пастью бьющий навстречу холодный ветер. Сразу три стрелы взлетели ему навстречу, но что такое эти жалкие палочки против него, рожденного небом?.. Что такое эти жалкие смертные, с их хрупкими и недолговечными телами, что лишь беспомощно хрустнули, когда крылатая смерть настигла их на вершине стены, отправив вниз головой на землю? Что такое весь этот мир – этот огромный, бездонный мир! – если он, Дюрневир, снова вышел на охоту?! Кто сможет остановить его? Что сможет его остановить? Ты, ты? Может быть, ты? Ваши мертвые товарищи уже поднялись в бой, размахивая собственными мечами, а вы еще даже не поняли, что отныне они служат другому господину? Глупцы! И, приподняв расправленные крылья, он испустил рев – громогласный, свирепый, всемогущий – голос надвигающейся грозы, зарождающейся бури, разразившегося урагана! Он был готов принять любой вызов – неважно, чей, неважно, когда! Он, Дюрневир, вернулся в этот мир, и его ничто, ничто не остановит!.. Ну, может быть, за исключением тяжеленной булавы, едва не перебившей ему шею. Живого дракона этот удар, пожалуй, на всю жизнь оставил бы калекой. А он сам… Кхм-м-м. – Кросис, Куанарин, – вполне искренне сказал он, чувствуя, как его мертвое тело рассыпается в прах, который вот-вот должна была поглотить черная воронка межпространственного коридора. Совершенные Повелители наверняка были в ярости, упустив лакомую добычу даже на несколько часов, так что, можно не сомневаться, в ближайшее время ему от внезапно вылезающих из-под земли призраков никуда не деться. Но сейчас… Сейчас… – Что ж… судя по твоей идиотской морде, мне не стоит и надеяться, что ты объяснишь причину, по которой моя оранжерея превратилась в руины? – Помолчи, Валерика, – меньше всего ему сейчас хотелось с кем-либо говорить… пусть и с единственным другом, которого он обрел за все тысячелетия плена, – Я перекопаю тебе весь твой огород, и лично доставлю хоть тысячу оболочек душ, но сейчас!.. – Хм, – судя по этому звуку, соснак удивленно поджала губы, сраженная его покладистостью, – Это, конечно, очень мило с твоей стороны, но вообще-то я планировала оставить этот… как ты его назвал, огород? – тебе. Кто знает, может, через пару веков решишь заняться алхимией? – Что? – он удивленно приоткрыл глаза, – Ты… Но как? – Видимо, мы оба недооценили этого юношу, – сдержанно улыбнулась соснак, поправляя висящий за спиной тощий вещевой мешок – наверняка забрала лишь несколько книг да самые ценные из своих зелий, – В результате ты оказался у него в услужении, а я… что ж, я получила возможность вернуться в свою лабораторию и продолжить исследования в более… располагающей обстановке. Харкон наконец-то получил по заслугам, так что мне незачем оставаться здесь – по-моему, я и так злоупотребила гостеприимством Совершенных Повелителей. – Сомневаюсь, что им вообще знакомо такое слово, – сухо ответил Дюрневир, стараясь скрыть за этим досаду, – Значит, ты возвращаешься домой. – Да, – кивнула она, – Прости, что не изображаю вселенскую скорбь, но что-то мне помирать расхотелось. Там, наверху, меня ждет целый замок, усилиями муженька превращенный в развалины, а ты… ну, насколько я поняла, ты тоже нашел способ утереть нос нашим радушным хозяевам? – В некотором роде, – воспоминание об «утирании» невольно заставило Дюрневира усмехнуться, показав сточенные зубы, – И, пожалуй, это лучшее, на что я могу рассчитывать в своем изуродованном теле… по крайней мере, до следующего перерождения, – после чего, тяжело вздохнув, он все же поднялся, стряхивая с себя пыль и обломки камней, – Забирайся на меня, Валерика. – Решил проводить до портала? – кажется, уже второй раз за день ему удалось ее удивить… кто бы мог подумать, – Дюрневир, я никогда прежде не замечала за тобой рыцарских наклонностей. – Это не рыцарство, – дова вздернул губу, – Это практичный эгоизм. Еще один способ, как ты изящно выразилась, утереть Повелителям нос. А заодно проследить, чтобы у Хранителей все-таки не вышло заполучить твою душу. – Сомневаешься в моих силах? – соснак притворно нахмурилась, хотя уже тогда было ясно, что она не станет возражать, – Надеюсь, ты не забыл, что я не обычная смертная? – Которую Хранители вполне успешно удерживали в клетке почти… сколько тысячелетий прошло с тех, как ты здесь? – В тот раз им удалось меня поймать, – ее тон продолжал оставаться шутливым, но в глазах вспыхнули опасные огоньки, – Теперь не удастся. – Думаешь, за все это время они не сумели придумать пару других трюков? – Думаю, что ты все равно не уступишь, так что проще согласиться, – она усмехнулась, скидывая мешок с плеча и набрасывая его на столь удобно торчащий перед лицом шип, после чего осторожно вскарабкалась на более-менее удобную для сидения ложбинку у самой головы дова, – Только вот… а если твой хозяин позовет тебя, когда я буду сидеть на тебе верхом? Как-то не хотелось бы сразу по возвращении в Тамриэль отправляться на битву с кучкой бандитов… – Он не позовет, – пожалуй, сегодня Дюрневир был просто невозможно терпелив, и его голос прозвучал даже слегка снисходительно, – Этот Крик отбирает у него немало сил, а любым смертным, даже Драконорожденным, время от времени необходим отдых. К тому же, он не мой хозяин. – Вот как? – Да, – он постарался не заметить насмешки в ее словах, – Я назвал его Куанарин, и ты наверняка услышала, что это значит. «Победитель». Не «господин». Будь он моим владыкой, я бы называл его «дрог» или даже «тури»… но я еще не совсем выжил из ума, чтобы оказаться в полном подчинении у смертного! Пусть даже и такой выдающейся личности, как этот Довакин, – последнюю фразу он произнес почти примирительным тоном. – Выходит, ты ему не подчиняешься? Ты просто… прилетаешь на зов, откуда бы он тебя ни позвал, и… – Я помогаю ему в битве, – чужое любопытство все-таки начало слегка раздражать, но он постарался быть еще терпеливее – в том числе и потому, что ему предстояло выбраться из тесных врат Могильника, дабы не рисковать врезаться в ближайшую стену при взлете, – Не таскаю ему палочку, не сплю у ног и даже не ношу его на спине, как одну на редкость въедливую кровоедку. Ничего из того, что ты себе навоображала, Валерика. – А если однажды тебе захочется перегрызть ему глотку? – В таком случае я пойму, что мой зи… мой дух больше не способен мириться с ролью побежденного, и для меня настало время вновь оспорить звание сильнейшего, – совершенно спокойно ответил старый некромант, после чего, не дожидаясь очередного вопроса, оттолкнулся лапами от земли и начал рывками набирать высоту. После испытания, устроенного ему по возвращении в небеса Кеизаля, этот полет показался до неприличия простым – он мог даже не прилагать особых усилий… боги, он мог ВООБЩЕ не шевелить крыльями – но, видимо, какая-то его часть еще цеплялась за веру в то, что окружающий его мир все-таки реален… к тому же, так лететь было попросту привычнее. А привычкой в Каирне Душ определялось многое – попавшие сюда смертные, даже смирившиеся с тем, что они уже мертвы, довольно долго не могли свыкнуться со способностью проходить сквозь стены или летать не хуже любого дова… да что тут говорить, если сам Дюрневир, после стольких веков практики, все еще не мог избавиться от смутного желания найти безопасный насест и немного поспать, а при посадке всегда искал чистое, свободное место, как будто эти черные колючки или торчащие из земли кристаллы могли серьезно повредить ему – ему, полумертвому некроманту, застрявшему где-то между жизнью и смертью, неспособному ни отправиться в Этериус на вечный покой, ни переродиться в Мундусе! Вот и на этот раз, вместо того, чтобы просто шлепнуться у входа в сияющую бездну портала, он приземлился аккуратно, будто на расчищенный королевский двор, после чего молча наблюдал, как Валерика стаскивает с него свою поклажу и обращает бледное лицо к уходящим в небеса ступеням. Они еще какое-то время стояли там – двое бессмертных, одного из которых уже ждала долгожданная свобода, а перед вторым осклабились в злорадной ухмылке ожидающие его века плена. Они мало что говорили. Те, кто наблюдал за сменой тысячелетий, редко бывают говорливы, когда дело доходит до прощания, так что Валерика не обещала заходить в гости, ибо знала, что не сдержит слова, а Дюрневир не спешил клясться ее не забывать – потому что в Каирне Душ любые светлые воспоминания рано или поздно, точно каменными жерновами, перетираются чередой пустых, безрадостных дней. Так что они просто смотрели друг на друга, точно пытаясь как можно четче запечатлеть этот миг – а потом, еле заметно кивнув, Валерика повернулась и твердым шагом направилась вверх по лестнице, навстречу реальному миру. Она не оглядывалась. Незачем было ей оглядываться – этот этап ее существования подошел к концу, и пришло время начинать новую главу, так что, едва хрупкая фигурка растаяла в сияющих потоках магической энергии, смотревший ей вслед Дюрневир тут же повернулся и, уже безо всякого изящества поднявшись в воздух, неторопливо полетел обратно, к Могильнику. Возможно, ему следовало бы поискать другое место для «гнезда», оставив крепость посреди Каирна во власти воспоминаний, однако он подумает об этом позже. Несколько позже. После того, как окончательно восстановит свое мертвое тело. После того, как загладит тревожащие душу мысли… быть может, следует вернуться к неоконченным исследованиям и, воспользовавшись прощальным подарком Валерики, попытаться скомбинировать эффекты оболочек душ и вызова костяного воина? Вдруг удастся хоть ненамного продлить время пребывания нежити в мире смертных? Если верить прошедшей битве, противники у Довакина, конечно, не чета разъяренному дова, готовому разорвать тебя единственным Криком, но все же во время первой же схватки Дюрневир был развоплощен… «убит», если можно так выразиться – а ведь это были далеко не самые грозные враги! Что же будет, если в следующий раз Драконорожденному понадобится помощь в борьбе с некромантом? С вампирским кланом? С армией даэдра?.. Следует поработать. Быть может, ему уже никогда не стать свободным по-настоящему, однако – кто знает? Еще столетие назад он и мечтать не мог, что снова вдохнет холодный, живой воздух Кеизаля – но вот, однако же. Кто скажет, что случится еще через век? Через два? Через тысячелетие?.. Дова улыбнулся. Не тем бессильным или насмешливым оскалом, что обычно кривил его морду – по-настоящему улыбнулся, будто вновь ощутив на себе прикосновение теплых солнечных лучей, после чего по пологой дуге начал спускаться к ожидающему его Могильнику. Ему о многом предстоит поразмыслить. В конце концов, он обрел связь с настоящим миром, а значит, рано или поздно придумает, как расширить этот проход в достаточной мере, чтобы сбежать из опостылевшей тюрьмы и вновь ощутить на языке сладостный вкус свободы. Он отыщет способ. Так или иначе. Рано или поздно. Он бессмертен, а потому – терпелив. Ему некуда торопиться. Поэтому сейчас, едва опустившись на перепаханную землю, он может позволить себе просто лечь, распластав крылья. Вдохнуть запах земли, еще хранящей аромат подтаявшего снега. Закрыть глаза… Время в Каирне Душ застыло на месте, неизменное, постоянное, неумолимое. Здесь нет причин бояться смерти – здесь никто по-настоящему не умирает. Здесь нет нужды отдыхать – твое висящее в ворохе остановившихся песчинок тело столь же подвержено слабостям живых, как каменная статуя. Здесь нет повода забываться сном – твои несбывшиеся кошмары уже ждут тебя возле дороги, скрытые под пологом сумерек. Здесь никто не живет и никто не улыбается. Это место бесконечной скорби, несмолкаемого плача, непрекращающихся страданий. Но если бы в тот миг кто-то осмелился бы заглянуть за разрушенные стены Могильника и приглядеться к застывшей посреди него бесформенной груде гниющего мяса, то с изумлением обнаружил бы спящего дова, беззаботно свернувшегося клубком над пустыми могилами, у подножия безымянных надгробных плит. Дюрневир спал. Спал, как младенец, накрывшись крылом – и улыбался. Ему снова снилось…

Конец.

____________________ Соснак - драконье название вампиров, в буквальном переводе - «кровоед». Сил Голварукт - Каирн Душ. Вус - драконье название Нирна; Кеизаль - их же прозвище для Скайрима. Мундус - измерение смертных, «реальный мир», в отличие от Обливиона - измерения даэдра, где обитают все шестнадцать принцев разом, и Этериуса - божественного измерения, обители Девяти.